Поэзия
Тихо откроется дверь. Наконец-то я дома!
Где б ни была, возвращенье домой – благодать.
Здесь я себя не делю даже с тем незнакомым
странным прохожим, кого не положено знать.
Снова едины душа и уставшее тело.
Ноги свободны, по комнатам вольно кружат.
Скоро находится нужное милое дело.
Столик рабочий – о нём стосковалась душа.
Хмурою зимней порой целый день освещает
лампа мой стол, как горбатый с фонариком гном.
Дарит он добрый уют вместе с теми вещами,
(нужными мне!), для которых столешница – дом.
Я примостилась, пишу, словно в коконе света
в комнате тёмной. Проклюнулись строчки стиха.
Мучают, грезятся. Робко зову – нет ответа.
Ладно, прощу, ведь у слов золотых нет греха.
Вы оставайтесь подольше заветным пределом,
дом мой, и стол, да и гном с его праведным делом.
Иду тропинкой за ветром в осень,
в холодный день.
Ему поминки по лету вовсе
справлять не лень.
К щеке, к ладоням сухие листья
прильнут на миг –
и вновь погоня: их ветер быстрый
сорвал, настиг.
Стихи – в полёте: затронут сердце,
пропал и след.
Их не зовёте – тихонько меркнут,
ни строчки нет.
Пройду по тропке, смету не листья –
стихи свои.
Бумаге робко доверю мысли,
любви круги.
Вручить решаюсь надеждой зыбкой
любимый труд.
Порой внимаю, с пустой улыбкой,
молчанья суд.
И всё же счастье: теснятся в книжке
ряды стихов.
Я жду участья, чуть-чуть, не слишком.
Негромких слов.
Мысли, чувства, как в тумане ёжик,
ищут что-то, смотрят в небеса.
Словом стать – нет ничего дороже,
обрести и плоть, и голоса.
Славная игра! Так поначалу.
Снежный ком стихов растёт, блестит.
Братья по перу к тебе причалят.
Хор друзей негромко гомонит.
Всплески ожидаемых созвучий
в чьем-то сердце, следом и в глазах.
Заприметим и смешок летучий,
тяжела молчанья полоса.
Больше радости иль тихой боли?
Почему сжимается душа,
если робко посыпают солью,
строй словесный, что-то вороша.
Не игра то, вовсе не забава.
Звон печальный раненых сердец.
Всё – на суд людской (всегда ли правый?),
сердце собственное, наконец.
Может, молча в сторону уйти,
с красным словом коль не по пути.
Но опять, как краткий летний дождь,
слов поток. Пролейся, потревожь!
Поэтическая жилка –
вредный червячок.
Не гляди, что мал, в нём сила,
так-то припечёт!
Обозначит среди прочих:
– Глянь, ещё такой,
громкий, чуть смешной, короче,
странный, не простой.
Их друг к другу явно тянет
робкая мечта
красоту создать. Обманет?
Красота не та?
– А по-моему, неплохо,
правда?
– Хорошо!
И посыпался горохом
добрых слов мешок.
*
Слово русского поэта
для него кураж.
Сердце, строчкою задето,
светится. Шабаш
всем делам и всем печалям,
лишь стихи летят.
Он читает. Зазвучали.
Златозвонный ряд!
*
Дел житейских больно много.
Но бывает грех:
стих, хоть малый, по дороге
сочинит для всех.
С пылу, с жару получайте
чудо-пирожки.
Вкусно, правда? Не ругайте,
лучше – не с руки…
*
В сердце птицею запела
к людям доброта.
Слово – это лишь полдела.
Всё же неспроста
оно рвётся мир поправить,
ласкою залить.
А погибших жить заставит
в огненной пыли.
*
Посмотри на Николая:
шустрый, как волчок.
Ненавидит – то до края,
Любит – горячо.
Весь вулкан страстей он вложит
в длинные стихи.
Распечатает, размножит –
вовсе не плохи.
Разрешат прочесть – прочтёт.
Знает их наперечёт.
Наш народец очень славный.
Хлебом не корми,
лишь позволь стишок забавный
крикнуть, не томи,
бурным чувствам дай прорваться.
Кой о ком сказала… вкратце.
Твёрдый, строгий переплёт
цвета школьной формы.
Обносился, наотлёт
корешок узорный.
Клеила – опять отстал.
Не стоит на месте
мой СЛОВАРЬ, хотя не мал
его вес (вы взвесьте!)
Возраст – пять десятков лет,
как седой профессор.
Очень знающий субъект,
с ним общаюсь тесно.
Друг мой, Ожегов-словарь,
страж российской речи,
ты как драгоценный ларь
с нашим златом.
Вечным!
«Так исповедь льётся немая,
Беседы блаженнейший зной»
/Анна Ахматова/
Лист белой бумаги, смотри, оживает,
вот буквы пошли. Кто со мной говорит?
Он, друг мой. И комната кажется раем,
и время вдвоём незаметно летит.
Вздохнув, принимает мои откровенья.
А брызнули чувства – подставит ладонь.
Готова и виза для всякого мненья –
лети, как летит необузданный конь.
И кто, кроме друга, увидит ошибку,
споткнувшись на общей усталой тропе?
Нескладное слово – кривится улыбка,
и это противно ему и тебе.
Над белым листом, как ветла над водой,
склонясь, разговор веду молча с собой.
Ко Дню поэзии
Звёзд бессчётно в небе зимнем.
Приглядись:
не покажется ли дивным
эта высь
поселеньем. Кто давненько
на Земле
провожал последний день свой
на заре,
а теперь глядит безмолвно
издали,
огоньком мигает, словно
говорит.
Серебрится пояс Млечный,
век такой
поспешил к нему на встречу,
на покой –
век серебряных поэтов,
чьих имён
двадцать первый мощным светом
ослеплен.
В тесном дружеском круженье
сотни звёзд,
в поэтическом боренье
всяк не прост.
Знаем, смолоду сходились
не без ссор.
Башня в Питере ломилась
с неких пор.
Блок читал в ней «Незнакомку»
в поздний час.
Ему хором, ему громко:
– Ещё раз!
Спор в салоне Мережковских.
Под Москвой
в тёплых залах поляковских
в стужу, в зной.
Там поэзии, искусства
горний край,
музыка живого чувства –
в ней сгорай!
* * *
В небе столько одиноких
огоньков,
затерялись в тьме глубокой,
в сне веков.
Стихи-эхо.
Гриб-боровик.
С незнакомого дерева листья
Облепили шляпку.
/Хокку Басё/
Заманила утром ранним
ельника полоска.
Тонут в солнечном тумане
ёлки и берёзки.
Схоронились где-то рядом
тайники грибные.
Хорошо, когда парадом
высыпят иные.
Пробралась сквозь ворох тесный
веточек колючих.
Предо мною (Царь небесный!)
боровик. Из лучших!
Шляпка что пирог румяный
с капелькой-росинкой.
Ножка – столб, он без изъяна.
Где моя корзинка?
Тут по сердцу полоснуло:
ты в чужом угодье!
Ветки полог свой сомкнули –
это крыша вроде.
Трав душистые извивы
гриб тот пеленали.
Золотые рыбки ивы,
по краям пристали.
Натрусили ели хвою –
мягкий трон высокий.
Не порушу, не раскрою
даже ненароком.
Светлый день. Но вдруг –
Маленькая тучка, и
Дождь заморосил.
/Хокку Басё/
Что за день затеялся с утра!
Тайный озорник вдруг объявился?
Я зашёл в сарай свой по дрова,
два полена на полу – свалился.
Шёл, смеясь, мотая головой –
ветка шапку с головы стянула,
покачала ею надо мной.
Доставать не стал, побрёл понуро.
Приоделся, ждал соседку я,
распахнул торжественно калитку.
Ма-а-аленькая тучка лишь меня
окатила дождичком. До нитки!
Стучит и стучит
У домика лесного
Дятел-трудяга.
/Хокку Басё/
Перед домом липа – великан.
В пышной кроне стук всё лето слышу.
На стволе прореха, как карман.
Дятел выдолбил для толстых шишек?
Елей рядом нет, за огород
надо полететь, там ёлки-колки.
Неужели в клюве приволок?
Вставит шишку, треплет не без толку.
По весне мы видим: потрошил
шишки стылые. Под липою их столько!
Издали нёс, не жалея сил,
пировал до хмурой зимней зорьки.
Колокол смолк вдалеке,
Но ароматом вечерних цветов
Отзвук его плывёт.
/Хокку Басё/
Разгулялось озеро широко.
Там вдали, на бережку, белый храм.
Поднимает высоко острый кров
колокольня, звон летит по лугам.
Вечереет. Звук притих и умолк.
Мне же чудится, чуть слышно поёт:
аромат цветов и трав пряный шёлк
звона смолкшего доносит полёт.
* * *
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
/Хокку Басё/
Мокрые ступеньки. Тишь и темнота.
Перед сном дорожки потопчу.
Затаилась рядом яблонь нагота.
Подниму фонарика свечу.
Что-то там чернеет на суку сосны.
Свет зажму ладонью поскорей.
Ворон, дремлет ворон средь кромешной тьмы,
всё приемля в участи своей.
* * *
Как нежны молодые листья.
Даже здесь, на сорной траве
У забытого дома.
/Хокку Басё/
Деревенька наша – шесть домов.
А когда-то… Бродим не спеша
нижней улицей. Наш путь не нов
по весне – уж больно хороша!
Ветер нам черёмухи привет
вдруг принёс. Да где же, где она?
Куча кирпича – от дома след,
сорный сад вокруг как память сна.
Кто-то бережно сажал сирень,
чтоб смотрела в окна майским днём.
Под листвою кружевная тень.
Голоса звучали здесь. В былом.
Протянул ирис
Листья к брату своему.
Зеркало реки.
/Хокку Басё/
Утро. Наливается небо тихим светом.
В золотистых росах травы у пруда
тянутся, склоняясь с ласковым приветом,
к братьям своим сонным, что хранит вода.
Капли росяные
замутили гладь.
Скрылись водяные
братья. Не видать.
* * *
Ветер со склонов
Фудзи в город забрать бы,
Как бесценный дар.
/Хокку Басё/
Дом наш деревенский спрятался средь яблонь,
в плен попал берёзок и душистых трав.
Утром ветер майский к нам сюда заглянет
запахи распутать – нет иных забав.
Выйду и застыну, опьянённый ветром.
Ишь, качает дерзкий вербную лозу.
– Лезь в котомку, завтра я тебя с рассветом
в город как подарок щедрый отвезу.
* * *
Над вишней в цвету
Спряталась за облака
Скромница луна.
/Хокку Басё/
Показался на небе
серп луны.
Как подросток-девица,
хороша.
Скоро полнолуние,
ей даны
все права блистать в ту ночь –
ждёт душа!
Час заветный наступил.
Лунный шар
весь в фате серебряной
проплывал.
Что за чудо: по земле
бел-пожар
тихим пламенем идёт.
Праздник? Бал?
Вишня, вишня зацвела
по садам,
в кружеве серебряном
белый свет.
– Не до неба – на земле
красота.
Тучка рядом, а меня
уже нет.