Николай Петрович Сироткин
Последняя афёра
– Он живет в Берлине?
– Да, в старой части города, возле церкви Святого Николая (2). Сразу хочу предупредить, господин Штейнберг, если картины у него, то ваши дела плохи. Доказать свое право в данном случае довольно сложно.
– Тогда зачем вы мне все это рассказали?
– Дитрих фон Альбрехт неудачно упал с лошади во время охоты и прогнозы врачей не слишком оптимистичны. В понедельник, 15 октября в Кенигсберг приезжал Адольф фон Нолькен, мой хороший знакомый. По его словам, Дитрих пришел в сознание, у него появился аппетит, он узнает окружающих и может жестами отвечать: «да» или «нет», но ходить он никогда уже не сможет. Во всяком случае, так утверждают врачи.
– Когда произошла эта трагедия?
– Вы быстро соображаете, господин Штейнберг, неудивительно, что дослужились до полковника. – Улыбнулся барон. – Это случилось в воскресенье, 23 сентября.
Ящики в Любеке были получены 22 сентября и в лучшем случае в Берлин они попали только во вторник 25 сентября. Трагедия уже произошла и Дитрих фон Альбрехт, находившийся в это время без сознания, никак не мог купить картины. Эта задержка серьезно нарушила планы мошенников, которым необходимо было избавиться от коллекции, как можно быстрее. Все ясно и понятно, если тайным покупателем картин является именно Дитрих фон Альбрехт, а на этот счет у Генриха были свои сомнения.
– Вы сказали, что тетя Дитриха умерла весной, и у него было достаточно времени, чтобы купить эту коллекцию. Почему все растянулось по полгода?
– Оформление наследства довольно сложный и длительный процесс. Я сам прошел через все это и могу лично засвидетельствовать. Дитрих официально вступил в права наследства буквально за неделю до трагедии. Все это вам лучше объяснит их семейный адвокат Флориан Мюллер, он сейчас ведет все дела Дитриха. Я дам рекомендательное письмо в Карлу фон Трескову, он устроит вам встречу с адвокатом, вот там вы и получите ответы на все свои вопросы.
– Почему вы решили мне помочь, господин Кнабенау, ведь в случае выздоровления ваш друг уже не сможет купить эту коллекцию?
– Дитриху это не поможет. Я сказал, что служил в российской армии, это не совсем так. Я был офицером Гатчинских войск (3) Великого Князя Павла Петровича, командовал ротой в батальоне полковника Аракчеева. У меня остались самые теплые воспоминания от общения с вашим нынешним императором, так что моя помощь, это скорее акт благодарности.
От барона Штейнберг вышел совсем в другом настроении. Появился шанс не только вернуть картины, но и схватить мошенников. Драма на охоте перечеркнула их хитро разработанный план: быстро продать картины не получилось и что теперь делать не совсем понятно. Выздоровление Дитриха фон Альбрехта может растянуться на годы, а времени у них нет, им нужно, как можно быстрее избавиться от картин и исчезнуть. Они прекрасно понимают, что Павел I не смириться с потерей и будет искать пропавшие картины. Самое страшное, что дело здесь не в деньгах, а в принципе – никто не имеет права обманывать хозяина самой большой страны в мире. Исчезнуть не проблема, но с картинами это сделать гораздо сложнее.
По внешнему виду друга Соколов сразу догадался, что визит к барону изменил ситуацию в лучшую сторону.
– Давай, Генрих, рассказывай, а то я сгораю от нетерпения.
– Барон назвал имя предполагаемого покупателя картин – Дитрих фон Альбрехт. Сделка должна была состояться в конце сентября. Картины со склада братья забрали 22 сентября, а в Берлин они прибыли 25 или 26 сентября.
– Черт, это же месяц назад!
– Но, 23 сентября во время охоты Дитрих неудачно упал с лошади и получил серьезную травму. Сделка не могла состояться и есть шанс, что, несмотря на некоторые улучшения в состоянии его здоровья, она до сих пор не заключена. Барон дал рекомендательное письмо к Карлу фон Трескову – его имя есть в нашем списке – он должен помочь нам разобраться в ситуации прямо на месте.
– Ты уверен, что они еще в Берлине?
– Откуда мне знать? Поставь себя на их место. Есть три варианта: первый – ждать, когда состояние здоровья Дитриха фон Альбрехта улучшиться, второй – искать нового покупателя, резко снизив цену и третий – исчезнуть из Берлина вместе с картинами. Первые два требуют времени, а третий неудобен – придется таскать за собой пятнадцать пудов груза. К тому же им некуда возвращаться, ведь усадьбу они продали, а купить новую не на что, все деньги от первой продажи картин они вложили в товар, рассчитывая на вторую сделку. Братья уверены, что хорошо запутали следы, и считают, что опасаться им нечего. Они будут ждать, либо искать нового покупателя, но останутся в Берлине, пока не подвернется подходящий вариант. Если выехать завтра, то в Берлине мы будем 26 – 27 октября, фактически через месяц после планируемой сделки. Шанс, что братья и картины еще в Берлине остается.
– Тогда, каков твой план? – Поинтересовался Виктор.
– Начнем с визита к Карлу фон Трескову. Судя по тому, что сказал о нем барон Людвиг фон Кнабенау, граф очень влиятельный человек, и если заручиться его поддержкой, можно надеяться на успех нашей миссии. Если они еще в Берлине, необходимо выяснить, где именно они остановились. Возможно, что придется обращаться за помощью к берлинской полиции, на этот случай пригодиться бумага за подписью бургомистра Кенигсберга.
– Еще и денег пообещаем, Федор советовал не жадничать. Если своих не хватит, обратимся за помощью к послу. Правда, в Берлине послом сейчас этот самоуверенный козел Никита Панин (4), который, как и его «дружок» Платон Зубов, людей в упор не видит, но у нас есть «Особые полномочия», так что выступать он не будет.
На следующий день друзья уже были на пути в Берлин, только на этот раз, наученные горьким опытом, они наняли закрытую карету.
Примечания:
1. Мариямполе – город в пятидесяти километрах от Ковно (Каунаса).
2. Церковь Святого Николая – самая древняя церковь в Берлине.
3. Гатчинские войска – так назывался отряд войск (всего 2 500 человек), расположенный в Гатчине и Павловске и состоявший в непосредственном распоряжении Цесаревича, великого князя Павла Петровича.
4. Панин Никита Петрович (1770 – 1837) – русский дипломат, сын Петра Ивановича Панина. Посол России в Берлине (с 1797 года). Один из руководителей заговора против Павла I.
Глава 28. Берлин, 26 – 27 октября 1798 года (пятница, суббота).
В Берлин прибыли около десяти часов утра. Предъявив документы, заплатив пошлину и ответив на вопросы сержанта, друзья миновали таможенный пост и въехали в город. Помня о том, что Дитрих фон Альбрехт проживал в старом городе, Генрих решил остановиться где-нибудь поблизости, и они нашли приличный трактир недалеко от церкви Святого Николая. После обеда Генрих отправился с визитом к графу Карлу фон Трескову.
Вопреки его опасениям, граф сразу принял Штейнберга и в ходе, продолжавшейся около часа беседы, ответил на все его вопросы. Дитрих фон Альбрехт действительно собирался купить коллекцию Брандерхорста, однако трагическая случайность на охоте отодвинула эту сделку на неопределенное время. Сейчас его состояние улучшилось, но он по-прежнему недееспособен и прогнозы не слишком утешительные. Все его финансовые дела ведет адвокат Флориан Мюллер, и встретиться с ним будет несложно, тем более по такому животрепещущему вопросу, как покупка коллекции. Дело в том, что адвокат изначально был против этой сделки и даже обращался за поддержкой к графу, правда, без особого успеха. Карл фон Тресков объяснил, что ему нельзя вмешиваться по этическим причинам: во-первых, картины подлинные и в этом нет никаких сомнений, и, во-вторых, один коллекционер не имеет права навязывать свое мнение другому – вкусы у всех разные. Сейчас, после того, что рассказал Штейнберг, ситуация изменилась. Если раньше были только сомнения в криминальном происхождении коллекции, то теперь появились конкретные факты. Что касается продавца картин, то граф сам видел, как тот позавчера заходил в контору адвоката и вообще, он справляется о здоровье Дитриха, минимум два раза в неделю. Карл фон Тресков не только дал Генриху рекомендательное письмо, но и предоставил свою карету, которая довезла его прямо до конторы адвоката, сэкономив массу времени.
– Добрый день, господин Штейнберг. – Адвокат, Флориан Мюллер, гладко выбритый, подвижный толстячок, приветствовал Генриха на пороге своего кабинета. – Граф пишет, что у вас есть новости по поводу коллекции картин, которую мечтает приобрести мой клиент Дитрих фон Альбрехт?
– Смотря, что считать новостью, господин Мюллер. – Ответил Генрих, пожимая руку адвокату. – Коллекция краденая, а продавцы – воры.
Мюллер усадил гостя в кресло, а сам остался стоять рядом.
– Я давно подозревал, что с этими картинами не все гладко, но мои попытки убедить Дитриха отказаться от покупки не имели успеха. У вас есть доказательства того, что вы сказали?
– Конечно, в противном случае я не был бы столь категоричен. – Штейнберг выложил на стол копию договора купли-продажи и оригинал каталога коллекции. – В июле эти картины купил император России Павел I, заплатив тридцать тысяч золотых дукатов. Мошенники похитили их на пути из Амстердама в Петербург и предложили Дитриху фон Альбрехту.
– Я верю вам, господин Штейнберг, более того, я на вашей стороне. – Видя недоверчивый взгляд собеседника, поспешил успокоить Генриха адвокат. – Вам уже известно, кто это сделал?
– Два брата Адамских – Войцех и Анджей.
– Вы уверены, что мошенников двое? Я имел дело только с одним из них, он представился как Хельмут Кросс.
– Вы лично встречались с продавцом?
– Он навещал меня, справлялся о состоянии здоровья моего клиента, но последний раз я видел его две недели назад. Не исключаю, что он, или они, если их действительно двое, давно уже покинули Берлин. Насколько мне известно, они пытались продать коллекцию, снизив цену до двадцати тысяч золотых дукатов, но без особого успеха. Ваша визитка написана по-русски, а поскольку я им не владею, то естественно ничего не понял. Кто вы, господин Штейнберг?
– Полковник «Тайной полиции» Российской империи.
– Вы ведете это дело?
– Да, император поручил мне разобраться с пропажей картин.
Разговор прервал резкий звон висевшего над дверью колокольчика.
– Извините, пришел клиент. Вы немного поскучайте, а я пока отлучусь в приемную, выясню, в чем дело, и тут же вернусь.
Мюллер вернулся минут через пятнадцать.
– Извините, господин Штейнберг, продолжим нашу беседу. Что вы собираетесь предпринять?
– У меня есть документ за подписью бургомистра Кенигсберга об оказании мне на местах посильной помощи, так что могу обратиться к берлинской полиции с просьбой найти и задержать мошенников.
– Не хочу вас расстраивать, господин Штейнберг, но берлинская полиция и пальцем не пошевелит ради того, чтобы помочь вам, а бумага за подписью бургомистра Кенигсберга для них вообще ничего не значит. Скажу больше. Если вы обратитесь к местным властям, то будете выдворены из страны, поскольку не имеете права проводить расследование на территории Пруссии. У городских ворот вы обязаны были назвать цель вашего приезда в Берлин. Что вы сказали?
– Представился путешественником.
– Вот! Вы обманом въехали в город, потому, что понимали – назови истинную цель вашего приезда, вас никто сюда не пустит. Поймите простую вещь, здесь Пруссия, а не Россия, здесь все делается по закону. Вот вы собрали доказательства виновности братьев Адамских и на основании этих фактов объявляете их преступниками.
– Но вы сами сказали, что верите мне?
– И могу еще раз повторить, только наше с вами мнение никого не интересует. Виновность братьев Адамских может установить только суд! Все ваши так называемые «доказательства» это всего лишь рабочие материалы для суда, опираясь на которые и будет вынесено решение. Вот, если суд сочтет вину братьев доказанной, и вынесет соответствующее решение, только тогда их можно назвать преступниками. Надеюсь, я ясно обрисовал ситуацию?
– И что мне делать?
– Этого я не знаю. Зато знаю, чего вам точно не стоит делать – обращаться к местным властям, приставать с расспросами к жителям на улице и вообще каким-либо образом афишировать вашу деятельность.
– Получается, что мы ничего не можем сделать в Берлине? – Сокрушенно качая головой, произнес Штейнберг. – Впрочем, если они уже покинули берлин, то мне здесь тоже делать нечего. Придется возвращаться в Петербург.
– Думаю, это самый разумный выход, господин Штейнберг. Вы ведь уже фактически раскрыли дело: вам известно не только где, когда и как именно совершено преступление, но и настоящие имена мошенников, наверняка с подробным описанием их внешности. Как следователь вы уже выполнили свою работу. После того, как ваш суд вынесет решение о виновности братьев Адамских, к их поискам подключится коллегия Иностранных дел – разошлет соответствующие документы по всем странам Европы. Так что можете со спокойной совестью возвращаться в Петербург. Вы уже где-то остановились в Берлине?
– Нет, я только сегодня приехал.
– Через два дома вверх по улице есть неплохой трактир «Золотой кабан» с приличной кухней и чистыми номерами.
– Спасибо за совет, господин Мюллер. Я им непременно воспользуюсь, надо же мне где-то жить пару дней. Завтра навещу российского посланника, отмечусь и можно собираться в обратный путь.
Выйдя из конторы, Генрих повернул направо, в сторону трактира «Золотой кабан», как советовал Мюллер. Краем глаза он увидел, как стоявший на другой стороне улицы скромно одетый мужчина, бросил разглядывать афиши на тумбе и направился вслед за ним. Окна кабинета выходили на улицу, и адвокат наверняка сейчас с высоты второго этажа наблюдал за действиями Штейнберга, поэтому не стоило его разочаровывать. Подозрения у Генриха появились практически сразу после начала разговора. Заявление адвоката о попытке братьев продать коллекцию по сильно заниженной цене – двадцать тысяч золотых дукатов явно не соответствовало действительности, поскольку ни барон, ни граф об этом важном факте не упоминали. Утверждение Мюллера о том, что он не видел продавца уже две недели, расходилось с показаниями Карла фон Трескова, который столкнулся с ним не далее, как два дня назад возле конторы адвоката. Настораживала также и настойчивая попытка Мюллера выдворить Штейнберга назад в Петербург. По этой причине Генрих скрыл присутствие в Берлине своего напарника – Виктора Соколова и не сказал, что имеет на руках портреты мошенников.
Зайдя в трактир, Генрих снял номер с видом на улицу, поднялся на второй этаж и, войдя в комнату, стал из-за шторы разглядывать улицу. Следивший за ним мужчина, немного потоптавшись напротив, тоже зашел в трактир.
«Теперь он будет сидеть внизу, пить пиво и «пасти» его – Штейнберга». – Подумал Генрих, а ему нужно было срочно и главное незаметно исчезнуть.
Он вышел в коридор, закрыл дверь и направился в дальний конец, где располагалась вторая лестница. Как он и предполагал, она вывела его во двор. Немного поплутав по задворкам, Генрих вскоре выбрался на параллельную улицу и, наняв экипаж уже через пятнадцать минут был возле церкви Святого Николая.
– Я ничего не понимаю! – Взорвался Виктор, когда Генрих поведал ему о своих приключениях. – Какую игру затеял этот адвокат?
– Сложно сказать. Граф утверждает, что Мюллер якобы пытался отговорить Дитриха от покупки этой коллекции, и он действительно обрадовался, когда узнал, что она краденная – я сам это видел. Тогда не понятно, зачем ему водить нас за нос и заявлять, что мошенники уже давно покинули Берлин? Зачем устанавливать за мной слежку?
– Если он действительно против этой сделки, то мы ему никак не мешаем, скорее, наоборот. Любой на его месте немедленно свел бы тебя с этим Дитрихом, и закрыл вопрос.
– Он закрыл вопрос, только другим способом. Заявил, что сделка не состоялась и мошенники, потеряв интерес к его клиенту, исчезли в неизвестном направлении.
– Просто соврал! Зачем? Создается впечатление, что Мюллер, несмотря на все его заверения, заинтересован в покупке этой коллекции. Другого объяснения у меня нет.
– Такой вариант возможен. Сейчас он распоряжается всеми деньгами Дитриха фон Альбрехта и может в любой момент провести эту сделку. Допустим, что мошенники предложили ему за эту услугу приличную сумму.
– Собственно говоря, ему и делать-то ничего не нужно, поскольку клиент сам желает приобрести эту коллекцию.
– Как раз это и настораживает. Суди сам, Виктор – он мог провернуть эту сделку за прошедший месяц не один раз, но не сделал этого!
– А ты уверен, что сделка не состоялась? Может, картины уже давно проданы, а приход продавца два дня назад, о котором говорил граф, лишь последний акт этой пьесы – взаимный расчет между подельниками.
Генрих невольно улыбнулся. Виктор уже начинал рассуждать как прирожденный следователь, хотя изначально в это трудно было поверить.
– Такой вариант возможен, но, тогда картины должны быть у Дитриха.
– Правильно, это объясняет, почему Мюллер водит нас за нос и пытается, как можно быстрее вытолкать из Берлина. Что нам делать?
– Ты с завтрашнего дня начнешь следить за конторой Мюллера. Там, напротив, есть небольшое кафе, где можно обосноваться, а твоего словарного запаса хватит, чтобы заказать пару чашек кофе или шоколада. Со мной еще проще. Завтра я покину Берлин и двинусь на восток.
– Ты что оставляешь меня здесь одного?
– Нет, отъеду верст десять для виду и вернусь в город с северо-западной стороны, хочу проверить таможенный пост со стороны Любека. На всех постах проверяют крупный груз и записывают данные в журнал. Примерная дата, когда братья прибыли из Любека в Берлин нам известна, нужно лишь проверить записи в журналах. Сложность в том, что они могли проехать через три разных поста, но это уже мелочи.
– А ты уверен, что им разрешат ввезти шедевры в Берлин?
– Виктор, ты явно делаешь успехи! Непременно отмечу это в рапорте на имя Ростопчина. – Очередной раз улыбнувшись, пошутил Генрих. – С картинами действительно не все так просто. Эту идею, сам того не понимая, подсказал мне адвокат Мюллер. Не знаю как в реальности, но проблемы с ввозом картин в город действительно могли возникнуть. Поэтому не исключаю, что, во избежание неприятностей, братья могли остановиться где-нибудь за городом.
– Но в этом случае и сделка будет проходить за чертой города.
– Верно! И в этом вся сложность. Картины должен принимать Дитрих, а он не может даже встать с постели, не то, что ехать куда-то за город. Конечно, не исключаю того, что картины примет Мюллер, хотя риск довольно велик, ведь он не специалист в этих вопросах. Как видишь, проблем у них хватает, а ведь еще есть такой фактор, как доверие. Поскольку коллекция краденная, вся схема строится на доверии, а как можно доверять человеку, которого ты видел всего пару раз?
– Хорошо, Генрих, но что я должен буду высматривать у этой конторы?
– Не что, а кого. Если сделка еще не состоялась, не исключено, что один из братьев, скорее всего старший – Войцех, навестит адвоката, чтобы в очередной раз справиться о здоровье Дитриха. По словам Карла фон Трескова, он это делает регулярно, два раза в неделю.
Друзья расстались, когда уже начало темнеть. Генрих тем же путем вернулся в трактир «Золотой кабан» и спустился к ужину. Его соглядатай сидел за столиком рядом с лестницей и допивал энную по счету кружку пива, уставившись осоловелыми глазами на сидевшую за соседним столиком дородную бюргершу. На появление Своего «клиента» он поначалу даже не отреагировал, и только, когда Генрих, заказав ужин, специально занял столик напротив, обратил на него внимание. Сытно покушав, Генрих, заказал чай с булочками и поднялся к себе в номер.
Рано утром, когда Штейнберг спустился вниз, на месте вчерашнего филера сидел другой человек. Отметив этот факт, Генрих позавтракал, расплатился по счету и, наняв экипаж, отправился на почтовую станцию. Уже через час он трясся в прусской почтовой коляске, которая больше походила на длинную фуру с двумя деревянными лавками, направляясь в Варшаву. При отсутствии рессор фуру так сильно подбрасывало на каждом ухабе, что через два часа такой езды у Генриха болело все: голова, которой он несколько раз ударился о верхнюю перекладину, спина и ребра, не говоря уже о ягодицах. Ругая на все лады «родную» прусскую почтовую службу, он сошел на одной из станций, будучи не в состоянии далее терпеть эти адские мучения и почитав, что отъехал уже достаточно далеко от Берлина.
Немного отдохнув, дальше он решил ехать на экстренной почте. Наняв почтальона, он объяснил ему задачу, пообещал еще доплатить за скорость и комфорт и уже в два часа пополудни был на первом таможенном посту. Переговоры с сержантом заняли не более десяти минут и, заплатив два талера, Генрих получил возможность ознакомиться со списком въехавших в город людей с 25 по 27 сентября. Знакомых фамилий он не нашел, как и двух больших ящиков с картинами. Сделав кое-какие выписки, Штейнберг отправился ко второму таможенному посту. Прямой дороги не было, пришлось делать большой крюк, и на место прибыли к пяти часам вечера. На этот раз сержант оказался менее сговорчивым и обошелся Генриху уже в четыре талера, но затраты быстро окупились – в журнале за 26 сентября было записано, что в город налегке вошел Хельмут Кросс. Ближайший трактир находился недалеко от таможенного поста, куда Штейнберг и направился. Перед трактиром с романтичным названием «Лесной кабачок» он расплатился с почтальоном и отпустил его. Сняв номер и поужинав, Генрих, уставший и совершенно разбитый, едва доплелся до кровати и мгновенно уснул, как только его голова коснулась подушки.
У Соколова день прошел менее плодотворно. С утра он нанял извозчика и показал ему листок с написанным на нем адресом. Прибыв на место, он по-военному быстро сориентировался и занял наблюдательный пункт в кафе, выбрав столик около окна. Через каждый час он регулярно выходил – проветрится и размять ноги, а возвратившись на место, заказывал очередную чашку кофе. В течение дня к конторе подъезжало с десяток дорогих экипажей, но никого, похожего на братьев Адамских он не видел и день прошел впустую, если не считать того факта, что он научился растягивать чашечку кофе на целый час. В семь часов вечера, когда Мюллер покинул контору, Виктор, с чувством выполненного долга, оставил свой пост и отправился спать.
Глава 29. Берлин, 28 октября 1798 года (воскресенье).
На следующий день было воскресенье, и маловероятно, что в выходной день Мюллер будет сидеть в своей конторе, однако Соколов все же решил продолжить наблюдение. Во-первых, Генрих так и не появился, а во-вторых, заняться ему все равно было нечем. За ночь погода испортилась: похолодало, и пошел мелкий осенний дождь. Завтракать в трактире он не стал, решив сделать это в кафе, только поменял платье, чтобы не примелькаться и надел утепленный плащ.
Сидя на своем месте в кафе, Соколов уже заканчивал завтракать, когда у конторы адвоката остановился простой наемный экипаж. Из него вышел одетый по-дорожному мужчина, в котором Виктор не сразу узнал Мюллера и, открыв входную дверь, вошел внутрь. Судя по тому, что экипаж продолжал стоять, Виктор понял – долго задерживаться в конторе адвокат не намерен. Быстро допив кофе, он бросил на стол серебряный талер и, не дожидаясь сдачи, вышел на улицу. Как назло на улице не было ни одного извозчика, а Мюллер уже вышел из конторы и экипаж тронулся. Единственное, что смог сделать Виктор, это запомнить номер извозчика 2-054. Делать было нечего, Мюллера он упустил, поэтому, вернувшись в кафе, Виктор занял свое, ставшее уже привычным место, и продолжил наблюдение. Ровно в полдень в кафе вошел Штейнберг. Увидев Соколова, он сел за его столик и заказал кофе.
– Ты неважно выглядишь. – Заметил обрадованный появлением друга Виктор. – Такое ощущение, что на тебе пахали.
– Посмотрел бы я на тебя, после двухчасовой тряске в прусской почтовой фуре. Я думал, что хуже российских телег и дорог ничего нет, но теперь понял, что ошибался. То еще удовольствие, хотя страдал я не без пользы для дела.
Генрих выпил свой кофе и начал рассказывать.
– Мой соглядатай проводил меня только до почтовой станции и, убедившись, что я покинул Берлин, отстал. В прусской фуре я выдержал только два часа, потом сошел на одной из станций и нанял экстренную почту. В журнале, на втором по счету таможенном посту, я нашел запись, что в 26 сентября в город вошел некий Хельмут Кросс.
– Без ящиков?
– Да. Один и налегке. Я проверил записи за прошедший месяц и обнаружил, что Кросс регулярно наведывался в город. Последний его заход датирован 24 октября.
– Именно в этот день его видел граф возле конторы Мюллера!
– Верно. Наше предположение, что братья не будут въезжать в город и остановятся где-нибудь поблизости, оказалось правильным. Я поселился в ближайшем к таможенному посту трактире «Лесной кабачок» и утром узнал, что Хельмут Кросс остановился именно здесь. Одновременно с ним был записан еще и некий Рихард Заммель – вероятно его младший брат Анджей.
– Тогда и ящики должны быть в этом трактире!
– Точно! Лежат на складе.
– И что будем делать?
– Пока не знаю. Если братья до сих пор не уехали, значит, уверены, что сделка состоится. Общаться они могли только с Мюллером, выходит, что именно он их обнадежил, хотя официально заявляет прямо противоположное.
– Мюллер прекрасно понимает, что сделка незаконна, поэтому проведет ее тайно, где-нибудь за городом и все будет шито-крыто, а для вида он всячески открещивается от этой покупки, причем так натурально, что даже хорошо знающие его люди искренне верят его словам. Кстати, сегодня адвокат зачем-то приезжал в свою контору, причем не в своей карете, как обычно, а на извозчике. Я хотел проследить за ним, но карета движется гораздо быстрее, чем я бегаю. Однако номер извозчика я запомнил.
Виктор достал из кармана листок бумаги и протянул его Генриху.
– Первая цифра означает район города, а вторая личный номер. – Пояснил Генрих. – Ты пока продолжай наблюдение, а я попробую отыскать извозчика.
Штейнберг быстро выяснил, что номер два это район Доротеенштадт в центре Берлина, а так же узнал адрес, по которому располагалась их главная контора. Через час, истратив на поиски четыре талера, Генрих держал в руках схему, на которой крестиком был отмечен некий загородный дом, расположенный недалеко от дороги на Бернау. По показаниям извозчика, его пассажир приезжал проверить свою загородную усадьбу, во всяком случае, именно так он сам сказал. Ждать адвоката пришлось недолго – примерно с полчаса, после чего они вернулся в Берлин. Заодно Генрих записал и городской адрес, который назвал Мюллер.
Предложение повторить утренний маршрут за двойную плату не встретило со стороны извозчика никаких возражений. Забрав из кафе Соколова, они выехали за пределы города и направились на север, в сторону Бернау.
– Генрих, чем тебя заинтересовала эта поездка?
– Несколько странно, что адвокат решил воспользоваться услугами наемного экипажа, чтобы проверить свою собственную усадьбу.
– В чем странность?
– Создается впечатление, что он хотел скрыть от семьи или от жены эту поездку, поэтому и не стал брать собственную карету.
– Думаешь, здесь замешана женщина?
– Это первое, о чем я подумал, однако время – всего двадцать минут, явно опровергает эту версию. Похоже, что адюльтер здесь не причем.
– Некоторым и двадцати минут хватит.
– Только в том случае, если речь идет об обычном удовлетворении плоти, а для этого не нужно тащиться за тридевять земель. Осмотр усадьбы за двадцать минут, тоже слишком сомнительная версия, чтобы в нее поверить.
Примерно на половине пути сразу за почтовой станцией свернули направо и, проехав еще с версту, остановились у ржавых чугунных ворот, за которыми, среди голых ветвей деревьев был виден облупившийся фасад дома. По первому впечатлению усадьба выглядела заброшенной и необитаемой. Чем мог здесь заниматься преуспевающий адвокат?
– Не слишком романтичное место для тайного свидания. – Сказал Виктор, осматривая окрестности. – Да и проверять здесь тоже нечего. Генрих, скажи кучеру, пусть проедет вперед, нечего торчать на виду.
– Думаешь, там кто-то есть?
– Но ведь зачем-то он сюда приезжал? Сделаем так: отпустим экипаж, и все здесь внимательно осмотрим. До почтовой станции недалеко, так что, как-нибудь доберемся до города.
Расплатившись с извозчиком, друзья пошли вдоль ограды. Старинный дом, построенный, как минимум, лет сто назад протянулся вдоль дороги с запада на восток, фасадом был обращен на юг. Для начала решено было обойти усадьбу кругом и осмотреться. Стояла поздняя осень, листья почти все облетели, и местность за ржавой оградой просматривалась хорошо. Внезапно, за крутым поворотом, ограда закончилась, и далее пошел смешанный лес – березы с елками, а едва различимая в пожухлой траве колея вела куда-то дальше вдоль опушки.
– Давай не будем обходить весь дом, а пойдем напрямую к торцевой стене. – Предложил Виктор. – Близко подходить не стоит, спрячемся за ближайшими деревьями и минут десять понаблюдаем.
Дождь прекратился еще два часа назад, но воздух был буквально пропитан влагой и как только друзья свернули в кусты, их накрыл водопад из холодных капель, часть из которых попала за шиворот, а сапоги от мокрой травы моментально покрылись влагой, окутывая ноги холодом. Сразу стало зябко и сыро. Стараясь не оставлять видимых следов, они передвигался по заросшим травой участкам и, оказавшись на расстоянии десяти саженей от дома, спрятались за разлапистой елью. Осмотревшись в течение нескольких минут, они не обнаружил никаких следов пребывания человека: территория усадьбы явно не обрабатывалась уже несколько лет, и больше напоминала неухоженный дикий луг.
Виктор уже хотел выйти из своего укрытия, когда послышался скрип открывающейся двери. Задняя дверь, ведущая в сад, приоткрылась, и на развалившееся каменное крыльцо вышел какой-то мужчина. Быстро спустившись вниз, он подошел к ближайшим кустам, справил малую нужду и зябко поеживаясь, вернулся в дом. Дверь со скрипом закрылась.
– Что будем делать? – Шепотом спросил Генрих.
– Рамы на окнах одинарные, стекла в трещинах, а кое-где вообще отсутствуют отдельные куски . Внимательно осматривая дом комментировал Виктор. – Забраться внутрь через окно не составит особого труда, но сначала нужно уточнить, сколько человек в доме и что они там делают. Судя по всему, парадный вход закрыт и обитатели пользуются выходом в сад. Жди меня здесь и смотри за этой дверью.
Виктор быстро перебежал к дому и заглянул в ближайшее окно. Через грязное стекло с водяными разводами практически ничего не было видно, но снизу отсутствовал большой треугольный кусок стекла и через эту дыру Виктор смог рассмотреть пустую маленькую комнатку, при этом он явно почувствовал стойкий запах сырости, плесени и гнили. Вторая комната в этом крыле отличалась от первой лишь размерами – она была в несколько раз больше, а так, все то же самое: пустота, тишина и неприятный запах старых брошенных домов.
