Николай Петрович Сироткин
Последняя афёра
Глава 1. Петербург, 16 августа 1798 года (четверг).
Ростопчин стоял возле окна своего нового кабинета и смотрел, как по стеклу стекают струйки дождя. Прошла уже неделя, как он вернулся в столицу, получил звание генерал-лейтенанта и приступил к работе в военном департаменте. Кто хлопотал о его возвращении ко двору, Федора Васильевича не интересовало, поскольку он понимал, что сделано это было не по велению сердца, а за приличную мзду. Взяточников и казнокрадов он ненавидел, а лицемеров презирал. Он хорошо помнил, как при живой еще императрице, лежавшей в соседней комнате на смертном одре, пресмыкались и лебезили перед будущим императором те, кто еще недавно откровенно третировал его. От этих невеселых мыслей Ростопчина отвлек осторожный стук в дверь.
– Ваше превосходительство, к вам помощник смотрителя Эрмитажа (1), господин Зарубин. – Доложил, стоявший в дверях по стойке смирно адъютант.
– Пусть войдет. – Ростопчин развернулся и направился навстречу гостю.
Николай Павлович Зарубин был его старым приятелем, еще по службе в Преображенском полку. В войне со Швецией он был ранен в ногу и после излечения его перевели на службу в Кригс-комиссариат (2). После смерти императрицы Зарубин попал под сокращение, а деваться ему было некуда. Родители давно умерли, а имение (старый полуразвалившийся дом с небольшим участком земли) продали за долги. Только связи Ростопчина позволили ему остаться в Петербурге в должности одного из помощников смотрителя Эрмитажа, а если точнее, то просто кладовщика.
– Здравствуй Николай! – Ростопчин крепко пожал протянутую другом руку. – Проходи, садись. Чай или кофе?
– Нет, Федор, ничего не хочу. – Зарубин прихрамывая, подошел к креслу и тяжело вздыхая, уселся. – Тут такие дела, что не только аппетит потеряешь, но и голову.
– Ты меня пугаешь, Николай! – Ростопчин вернулся на свое место. – Украли картины?
– Можно сказать и так. Ты в курсе, что император купил в Амстердаме коллекцию картин для строящегося Михайловского замка?
– Что-то слышал, но особо не вникал, поскольку меня это не касается.
– В июне посланник Колычёв (3) сообщил, что на продажу выставлена коллекция из восьмидесяти картин «малых голландцев»(4). Стоимость коллекции тридцать тысяч золотых дукатов (5).
– Какие-то астрономические суммы?
– А что ты хотел? Этим картинам сто пятьдесят лет, а то и больше. Если покупать в розницу, то обойдется еще дороже. Император решил приобрести коллекцию и отправил в Амстердам знатока живописи Корсакова. Тот осмотрел коллекцию и дал заключение, что картины подлинные. Их оплатили и доставили в Петербург.
– Ну, слава богу, я уж подумал, что опять затонули, как предыдущая коллекция Екатерины.
В 1771 году возле берегов Финляндии в шторм затонула двухмачтовая шхуна «Фрау Мария», перевозившая закупленные императрицей картины голландских художников XVII века. Тогда на дно Финского залива ушли около тридцати бесценных полотен Хендрика ван Балена (6), Яна ван Гойена (7), Адриана ван де Велде (8), и Герарда Доу (9).
– Погоди радоваться. Картины маленького формата, написаны на дубовых досках, поэтому все разместилось в двух больших деревянных ящиках. Сразу после разгрузки ящики доставили к нам в Эрмитаж. Корсаков мельком заглянул ко мне, распорядился заняться измерениями картин для изготовления рам и уехал. Вот я сегодня с утра пораньше открыл ящики, а там оказалось совсем не то, что покупали!
– Опять «мазня», вроде той, что Екатерине прислали из Италии?
В 1779 году один из итальянских корреспондентов Екатерины II сообщил ей, что имеется прекрасная возможность приобрести по сходной цене превосходные картины Рафаэля (10), Леонардо да Винчи (11), Корреджо (12) и других великих мастеров. Не проверив информацию, императрица приказала купить картины и привести их в Петербург. Такая доверчивость дорого обошлась российскому бюджету, поскольку вместо картин прислали даже не искусные подделки, а откровенную мазню.
– Нет, на этот раз, на мой взгляд, картины приличные, но это не наш заказ.
– Нам прислали не наш заказ?
– Нам прислали подделки!
– Извини, Николай, но ты не специалист, чтобы решать такие вопросы.
– Ты прав, Федор. – Согласился Зарубин. – В живописи я ничего не понимаю, но за два прошедших года я кое-что все-таки узнал. Картины «малых голландцев», а их у нас в Эрмитаже достаточно, выглядят несколько иначе. Каждая картина индивидуальна, это видно даже не специалисту. Те картины, что нам прислали, внешне смотрятся довольно прилично, вот только доски, на которых они написаны, похожи как близнецы. Сюжеты разные, размеры разные, но обратная сторона у всех картин одинаковая. Такого не должно быть, это продукт массового производства.
– То, что в Европе за гроши можно купить копии известных картин это не секрет, наверняка там все поставлено на поток.
– И что с того? Думаешь, мне от этого легче? Представь, что будет, когда узнает император!
– Кому еще, кроме тебя известно о подделках?
– Пока никому, я тебе первому рассказал.
– Корсаков уже видел, что он привез?
– Корсаков – птица вольная, он на службе не состоит. Когда захочет, тогда и приедет, а отвечать и выкручиваться, придется мне. Ты прекрасно знаешь, что такое, попасть императору под горячую руку.
– Кто сейчас руководит Эрмитажем?
– В том то и дело, что никто! С тех пор, как два года назад уволили итальянца Мартинелли (13), никого не назначили. Там сейчас только обслуживающий персонал.
– Хорошо. Я постараюсь найти Корсакова, переговорю с ним и сразу к тебе в Эрмитаж. Никуда не уходи, жди меня.
– Спасибо Федор, я буду ждать.
Ростопчин приказал подать экипаж и отправился на квартиру к Михаилу Николаевичу Корсакову – младшему сыну известного промышленника, который проживал в собственном доме на Невском проспекте. Будучи состоятельным человеком, Корсаков, мог позволить себе не служить и все свое свободное время посвящать любимому делу – живописи. В молодости он брал уроки рисования, но особыми талантами отмечен не был и художником не стал. Эта неудача не сильно расстроила его, страсть к картинам даже возросла, а увлечение стало смыслом жизни. Его коллекция картин была одной из лучших в России.
Недобрые предчувствия зашевелились в душе Ростопчина, когда он увидел с десяток экипажей стоявших возле дома Корсакова. Ростопчин вышел из кареты и обратился к проходившему мимо слуге:
– Что здесь произошло?
– Хозяина убили вчера вечером, Михаила Николаевича Корсакова.
Ростопчин понял, что в подобной ситуации его визит будет не совсем уместным и, забравшись обратно в карету, приказал кучеру ехать в резиденцию обер-полицмейстера. Самого Лисаневича (14) на месте не оказалось, зато в коридоре Ростопчин столкнулся с приставом по уголовным делам Кондратьевым.
– Корсаков Михаил Николаевич был убит вчера вечером возле своего дома. – Четко по-военному доложил пристав. – Поздно вечером он подъехал к дому на извозчике, расплатился и как только вошел в калитку получил удар ножом в спину. По заключению врача, осматривавшего труп, смерть наступила мгновенно. Орудие убийства, судя по входному отверстию нож с узким лезвием, скорее всего стилет. Удар нанесен профессионально, убитый даже не успел крикнуть. Там к дому от проезжей части идет липовая аллея, вот за одним из деревьев его и поджидали.
Поблагодарив пристава, Ростопчин вышел на улицу. Решив не светиться и не привлекать внимания к своей персоне, он отпустил карету, нанял извозчика и поехал к директору Императорской Академии художеств Ивану Акимовичу Акимову (15).
Акимов не отличался каким-то высоким художественным дарованием, его картины, по мнению многих, были скучны, а краски тусклы, зато он был талантливым преподавателем, большим любителем живописи и самое главное, хорошо в ней разбирался. Ростопчину повезло застать Акимова на рабочем месте.
– Федор Васильевич, какими судьбами? – Встретивший Ростопчина директор Академии художеств пожал протянутую гостем руку и проводил гостя к полыхающему камину. – Что предпочитаете: водка, коньяк, виски?
– Коньяк, если вас не затруднит, Иван Акимович. – Ростопчин устроился в кресле, протягивая руки к огню. – Сегодня ужасно холодно и сыро.
Акимов принес бутылку два бокала и тарелку с нарезанными дольками лимона. Разлив коньяк он сел в соседнее кресло. Минут пять они, молча, наслаждались ароматным напитком, думая каждый о своем. Наконец, Ростопчин, поняв, что пауза слишком затянулась, отставив бокал в сторону, спросил:
– Иван Акимович, вы знали, что император покупал коллекцию картин в Амстердаме?
– Да, Федор Васильевич, я знал об этом. Именно я рекомендовал ему Корсакова, как ведущего специалиста по «малым голландцам». Вчера, сразу после разгрузки коллекции Михаил Николаевич навестил меня и был в восторге от покупки. По его словам, там собраны шедевры малоизвестных мастеров XVII века. Лично на меня эти картины не производят впечатления. На мой взгляд, примитивные жанровые сценки из жизни простых людей достойны украшать, лишь жилища бюргеров или купцов, но никак не людей высшего света.
Последние слова директора Академии оставили неприятный осадок на душе у Ростопчина, поскольку сам Акимов был сыном наборщика Сенатской типографии. «Быстро же ты забыл свои корни» – едко заметил про себя Федор Васильевич. Внешне, однако, он оставался абсолютно невозмутимым, поскольку за долгое время пребывания при дворе, особенно во времена предыдущего царствования, научился держать себя в руках.
– Я не знаток живописи, Иван Акимович. – Произнес он спокойным голосом. – Поэтому не могу судить о таких вещах.
– Тогда почему вас заинтересовали эти картины, Федор Васильевич? Вам нужно к Корсакову, а не ко мне, вот он ответит на все ваши вопросы.
– Извините, что принес вам скорбную весть, Иван Акимович, но Корсаков был убит вчера вечером.
– Бог мой! – Акимов в ужасе поднес руку к лицу. – Такой прекрасный человек, тихий спокойный, никогда голоса не повысит. Ограбление?
– Пока непонятно, следствие только началось.
– Но у Михаила Николаевича не было, да и не могло быть врагов, он очень доброжелательный человек, как принято говорить, даже мухи не обидит.
– Не исключаю того, что здесь замешаны эти картины.
– Но ведь картины доставили в Эрмитаж, Корсаков сам мне это сказал.
– Должен вас еще раз огорчить, дорогой Иван Акимович, картины действительно доставили в Эрмитаж, но в ящиках оказалось совсем не то, что покупали. Во всяком случае, мне доложили именно так. Я не специалист, поэтому приехал за вами. Нужно хотя бы в общих чертах понять, что нам всучили на этот раз.
– Конечно, конечно, дорогой Федор Васильевич, я сейчас быстро оденусь. Сам только что вернулся с фабрики, так что карета к нашим услугам, доберемся быстро.
Иван Акимович Акимов, кроме того, что возглавлял Академию художеств, был еще и директором Императорской Шпалерной мануфактуры, что доставляло ему в последнее время немало хлопот в связи со строительством Михайловского замка.
Дорога заняла не более пятнадцати минут и карета под равномерный перестук колес и цоканье копыт остановилась возле здания Эрмитажа. Зарубин поджидал Ростопчина, нервно расхаживая туда-сюда.
– Наконец-то, Федор, я уже не знал, что и думать. – Зарубин, слегка хромая подошел к карете и тут увидел вылезающего вслед за Ростопчиным Акимова. – А где Корсаков?
– Дело осложняется, Николай. Корсакова убили вчера вечером, поэтому я и задержался. Вместо него картины любезно согласился осмотреть Иван Акимович.
Зарубин поздоровался с Акимовым и, поднявшись по ступенькам, они прошли в здание дворца.
– Картины в комнате на втором этаже, там сухо и достаточно светло. Я открыл только один ящик , и достал всего с десяток картин. – Объяснял Зарубин, пока они понимались. – На мой взгляд, это явные подделки.
Больше двух часов Акимов осматривал картины, что-то тихонько бормоча себе под нос и сокрушенно качая головой. По его указанию Зарубин открыл и второй ящик. Количество картин совпало, а вот с размерами и названиями предстояло еще разбираться.
– Вы хотите слышать мое мнение, Федор Васильевич?
– Именно за этим я вас сюда и привез, Иван Акимович.
– Николай Павлович прав, это подделки. Картины написаны недавно, но искусственно состарены. Обратите внимание на покрывающую картины «паутинку». Кракелюры – сеть мелких трещинок лакокрасочного слоя.
– Это свойственно всем старым картинам. – Возразил Ростопчин.
–Верное замечание, Федор Васильевич! – Поддержал его Акимов. – Однако лак на этих картинах свежий и цвета красок сочные.
– Могли удалить старый лак и заново покрыть картины.
– Такое возможно, но не в нашем случае. – Акимов взял ближайшую картину и подал Ростопчину. – Тогда мы имели бы гладкое покрытие, а у нас трещины красочного и лакового слоя совпадают. Кроме того, при написании картин использованы современные красители – берлинская лазурь и цинковые белила, которых в XVII веке не было. Конечно, вы можете собрать консилиум экспертов, но, на мой взгляд, в этом нет необходимости. Это подделки, уважаемый Федор Васильевич. Добротные, но подделки, которым цена – «за пучок пятачок в базарный день». Вы будете сверять картины со списком?
– А зачем? – Возразил Ростопчин, – После вашего заключения эта работа вообще не имеет смысла. Корсаков мог ошибиться и принять эти картины за оригиналы?
– Нет, Федор Васильевич, это исключено. Типичная работа, рассчитанная на непритязательных путешественников, правда, довольно высокого качества. Картины даже специально состарили, однако, это всего лишь жалкие копии.
– Вы исключаете, что эти картины были специально написаны для того, чтобы ввести нас в заблуждение?
– Абсолютно, художник даже не пытался подделывать технику каждого мастера, да и типовые доски говорят об этом же. Эта коллекция может обмануть лишь дилетанта. Мое мнение, что эти картины написаны в одной мастерской именно для продажи, как сувениры.
– Значит, ошибку вы исключаете?
– Такой специалист как Корсаков не мог совершить подобную ошибку.
– А если это не ошибка?
– Этот вариант я даже не рассматривал. – Акимов на некоторое время задумался. – Чужая душа потемки, поэтому не опровергать, не подтверждать эту версию не берусь. Ведь откуда-то взялись эти подделки?
– И именно Корсаков привез их в Петербург. – Добавил Ростопчин. – Он вчера рассказывал вам, как проходила передача картин?
– Только в общих чертах. По его словам, все происходило в российском посольстве в присутствии посланника Колычёва и его секретаря.
– Оплата производилась после осмотра?
– Этот вопрос мы не обсуждали, поэтому ничего не могу сказать.
– Иван Акимович, вы когда-нибудь видели коллекцию картин Корсакова?
– Конечно, и даже не один раз.
– Он сбирал картины «малых голландцев»?
– Естественно. В его собрании произведения не слишком известных художников XVII века, таких как Корнелиус Дейстер (16), Паулюс Бор (17), Якоб Дук (18), правда, нужно сразу оговориться – их авторство ничем и никем не подтверждено и у многих знатоков вызывает сомнения. Картин более маститых художников в его коллекции нет.
– А коллекция, купленная императором?
– Судя по именам художников в списке, это также работы не слишком известных представителей «малых голландцев». Понимаете, в чем дело, уважаемый Федор Васильевич, известность штука капризная. Например, самым высокооплачиваемым среди итальянских художников второй половины XVII века был любимец римских пап, а затем и Людовика XIV Карло Маратта (19). Знаете такого? Нет? Не расстраивайтесь, даже специалисты не все знают о его существовании. Картины многих голландских художников, так называемого «второго эшелона» по качеству исполнения не уступают признанным шедеврам. Возьмите присланные нам подделки – выполнены на довольно приличном уровне, но сразу понятно, что это копии.
– Зачем нам прислали копии? – Ростопчин был явно сбит с толку. – Как это объяснить?
– Никак Федор Васильевич! Я всего лишь художник, а не ясновидящий. Вы пригласили меня как эксперта, свое мнение я высказал, а выводы и предположения делать вам.
– Спасибо, Иван Акимович, не смею вас больше задерживать. Император может потребовать официальное заключение.
– Если понадобится, я напишу.
Домой Ростопчин возвращался в скверном расположении духа. Ущерб конечно невелик, в предыдущие правления дарились и расхищались куда более значительные суммы, дело не в этом. Обманули не частное лицо, а императора России – это удар по престижу страны. Такое уже было в 1779 году, когда бывшей императрице под видом картин известных итальянских мастеров эпохи Возрождения продали откровенную дилетантскую мазню. Екатерина знала, кто провернул эту аферу, но никаких мер не приняла, даже деньги не вернула, а вот этого допускать никак нельзя. Император в душе рыцарь, он может простить оступившегося и покаявшегося человека, но простить подлость – никогда! Нужно обязательно докопаться до истины, вернуть картины и наказать виновных.
Если убийство Корсакова связано с пропавшими картинами, то полиция ничего не найдет, поскольку все следы ведут в Амстердам, а там наши возможности сильно ограничены. Придется обращаться к Штейнбергу, благо он сейчас в Европе. Их компаньон Эдвин Ван Дейк один из богатейших людей Голландии. Он с его связями и влиянием может оказать существенную помощь в расследовании. Предоставляется удобный случай напомнить императору о проекте «Тайная полиция», который так и не был доведен до логического завершения в начале года. Правда, придется рассказать про изумрудный рудник, но рано или поздно это все равно пришлось бы сделать, так что все одно к одному. Заодно появится повод подарить императрице ювелирный комплект с уральскими изумрудами, который давно ждет своего часа.
1. Имеется в виду здание Малого Эрмитажа.
2. Кригс-комиссариат – ведомство в русской армии, занимавшееся вопросами снабжения.
3. Колычёв Степан Алексеевич (1746 – 1805) – русский дипломат.
4. Условное название голландских художников XVII века, писавших небольшие, тщательно проработанные картины.
5. Золотой дукат – золотая монета (3,5 грамма золота)
6. Хендрик ван Бален (1575 – 1632)
7. Ян ван Гойен (1596 – 1656)
8. Адриан ван де Велде (1636 – 1672)
9. Герард Доу (1613 – 1675)
10. Рафаэль Санти (1483 – 1520)
11. Леонардо да Винчи (1452 – 1519)
12. Антонио Корреджо (1489 – 1534)
13. Мартинелли, Джузеппе Антонио (1730 – 1802) – хранитель художественной коллекции Эрмитажа с 1775 – 1796 гг.
14. Лисаневич Василий Иванович (1764 – 1832) – обер-полицмейстер Петербурга (1798 – 1800)
15. Акимов Иван Акимович (1754 – 1814)
16. Виллем Корнелиус Дейстер (1599 – 1635)
17. Паулюс Бор (1605 – 1659)
18. Якоб Дук (1600 – 1667)
19. Моратта, Карло (1625 – 1713) – итальянский рисовальщик, живописец и архитектор.
Глава 2. Петербург, 17-18 августа 1798 года (пятница – суббота).
На следующий день выглянуло солнце и немного потеплело. Рано утром Ростопчин был уже в порту. Ему повезло, датская шхуна «Королева Маргарита», на которой в Петербург были доставлены картины, еще стояла на рейде, ожидая погрузки. Предъявив начальнику порта документы, он уже через полчаса был доставлен на борт шхуны. Капитан сносно говорил по-немецки и немного хуже по-французски, так что общий язык они нашли быстро.
– Насчет груза вам следовало обратиться к господину Корсакову, который его сопровождал, ведь именно он значится отправителем и получателем.
– Господин Корсаков был убит на пороге своего дома, сразу после схода на берег.
– Случайность, или…
– Вот это мы и хотим выяснить, господин капитан. Расскажите все, что вам известно.
– Немного. Груз в виде двух одинаковых ящиков мы приняли дня за два до выхода, тогда же на корабле появился и господин Корсаков. Он сам контролировал погрузку, вплоть до того момента, когда ящики были помещены в трюм. Все эти дни до выхода в море он провел на борту и на берег не сходил.
– Вы сами принимали ящики?
– Нет, этим занимался боцман и его команда. Ящики я впервые увидел только в Петербурге при разгрузке.
– Перепутать ничего не могли?
– Нет, на каждом ящике наклеена квитанция с номером. Да и не было у нас никогда таких накладок.
– Мне нужны копии судовых документов, все, что касается этого рейса: маршрут, пассажиры, груз.
– Завтра утром мы уходим в Стокгольм. Я прикажу сделать выписку на немецком языке и оставлю ее в конторе судовой компании «Северная звезда».
Поблагодарив капитана, Ростопчин поспешил в Эрмитаж, где его уже с нетерпением ожидал Зарубин.
– Федор, только что передали – сразу после вахтпарада император прибудет смотреть картины.
Ростопчину удалось перехватить императора сразу после окончания вахтпарада.
– Ваше величество, мне нужно срочно переговорить с вами tête-à-tête (с глазу на глаз).
– Дорогой Ростопчин, у тебя на уме одни секреты. – Павел снял перчатки и подал их сопровождавшему его адъютанту. – Могу уделить только пять минут, спешу в Эрмитаж смотреть картины, доставленные из Амстердама.
– Мне хватит пяти минут, ваше величество.
Император быстрым шагом направился к своему кабинету. Расторопный адъютант забежал вперед и услужливо открыл дверь. Павел пропустил в кабинет Ростопчина и зашел сам, а адъютанту приказал остаться в коридоре, возле двери.
– Я слушаю. – Павел повернулся к Ростопчину. – У тебя ровно пять минут.
– Ваше величество, отмените посещение Эрмитажа.
Павел ожидал, что Ростопчин будет жаловаться на императрицу и ее окружение – эти взаимные склоки ему уже порядком надоели, поэтому не сразу сообразил, о чем идет речь.
– Что ты сказал?
– Я прошу вас отменить посещение Эрмитажа.
– Почему?
– Там нет картин, которые вы ожидаете увидеть.
– Как нет? – Император непонимающе уставился на Ростопчина. – Украли?
– Привезли совсем не то, что обещали и за что были уплачены деньги.
Наконец, смысл сказанного Ростопчиным, постепенно дошел до императора. Он резко побледнел, черты его лица исказились до неузнаваемости. Павел вдруг начал задыхаться, резким движением он рванул ворот мундира и, запрокинув голову назад, сорвал шейный платок.
– Кто? – Прохрипел он. – Кто это сделал?
– Успокойтесь, ваше величество. – Ростопчин усадил императора в кресло, достал из шкафа бутылку шампанского, открыл ее и налил полный бокал. – Вот, выпейте.
Павел сделал пару судорожных глотков, перевел дыхание и одним махом допил шампанское. Лицо его постепенно приняло свой первоначальный облик, а на щеках появился румянец.
– Рассказывай. – Приказал, он немного успокоившись. – Все как есть, без утайки.
Поняв, что буря отшумела, Ростопчин спокойно рассказал Павлу, что произошло, включая смерть Корсакова.
– Скоты! – сквозь зубы прошипел взбешенный Павел. – В 1779 году подобным образом надули мамашу, теперь решили еще и меня. Это им аукнется, мамаша утерлась и даже деньги не стала возвращать, но со мной такие шутки не пройдут. Прикажи вызвать обер-полицмейстера.
– Ваше величество, полиция здесь не поможет. Да и огласка нам сейчас ни к чему.
Раздался стук в дверь и на пороге появился адъютант.
– Ваше величество все готово, ждут только вас.
– Отмените посещение Эрмитажа, пусть все возвращаются на рабочие места. – Нетерпящим возражения голосом произнес Павел. – Выполняйте!
– Слушаюсь, ваше величество!
Ростопчин подождал, пока за офицером закроется дверь и продолжил:
– Полиция в этом деле не поможет, ваше величество. – Повторил он, возвращаясь к прерванному разговору.
– Что ты предлагаешь? – Павел кивнул в сторону пустого бокала. – Себе тоже налей.
Ростопчин принес еще один бокал и разлил остатки шампанского.
– В начале года мы обсуждали создание «Тайной полиции» при кабинете Вашего Величества для расследования экономических преступлений, сейчас нужно вернуться к этому проекту. Поймите, для этих дел нужны особые люди, не только кристально чистые, но и обладающие специальными знаниями и навыками.
– Я все понимаю, Федор. – Император сделал пару глотков и отставил бокал. – Хорошо, вот я сейчас подпишу эту бумагу, а что дальше? Где люди? Кто будет вести следствие, хотя бы по этим картинам? Ты об этом подумал?
– Подумал, ваше величество. – Ростопчин тоже сделал несколько глотков, давая монарху время осмыслить сказанное, и поставил свой бокал рядом с императорским. – У меня есть такие люди.
– Когда это ты успел их найти? – Павел с недоверием уставился на фаворита.
– Пока был в отставке, ваше величество. – Ростопчин пододвинул свободное кресло ближе к императору, не дожидаясь разрешения, уселся, и близко наклонившись к Павлу, тихо начал рассказывать.
– В Москве, в апреле этого года, ко мне пришел молодой ювелир Штейнберг Генрих Карлович и рассказал, что где-то в уральской тайге тайно добывают изумруды. Признаться, я ему не поверил, но его рассказ и приводимые им доводы были так убедительны, что я решил рискнуть. Дал денег на поездку и даже подобрал ему напарника – ссыльного капитана гвардии Соколова, с которым был знаком еще по штурму Очакова. Представьте себе, что эти двое за неделю смогли найти затерянный в глухих лесах Урала рудник и вычислить всех, кто стоит за этой аферой.
– Невероятно. – Павел впился в собеседника немигающим взором. – В России есть изумруды?
– Есть, ваше величество. – Ростопчин достал из кармана футляр, открыл его и поставил перед императором. – Это подарок императрице.
Павел вскочил, взял футляр и, подойдя к окну, внимательно осмотрел ювелирные изделия.
– Это уральские изумруды?
– Именно так, ваше величество. Сейчас изумруды добывают только в Африке и Южной Америке. Наши изумруды отличаются и от тех и от других, любой квалифицированный ювелир это подтвердит.
– Хорошо. – Император вернулся на свое место, было видно, что настроение у него резко улучшилось. Футляр он закрыл и положил в карман мундира. – Что сейчас с этим рудником?
– Рудник временно законсервирован, во всяком случае, до тех пор, пока не спадет ажиотаж вокруг этих изумрудов. Далее Ростопчин вкратце поведал императору уральскую эпопею Штейнберга и Соколова. (См. книгу «Уральские изумруды»)
– Черт возьми! – Выругался император. – Везде эти пронырливые англичане успеваю влезть. Мы можем объявить это рудник собственностью императора, и я официально разрешу этой школе добывать изумруды.
– Именно это я и предлагал руководителям школы, но они отказались. Как только станет известно, что на Урале нашли изумруды, там начнется столпотворение. Перероют всю округу, а ведь возможно, это не единственное месторождение изумрудов и даже не самое значительное. Своим необдуманным шагом мы невольно спровоцируем хищническое разграбление ресурсов страны. Сейчас добыча изумрудов временно прекращена, а на складах школы сосредоточено восемьдесят процентов того, что было добыто за эти годы. Как видите, ваше величество, основная часть уральских изумрудов в целости и сохранности, но продавать необработанные изумруды нет никакого смысла. В ближайшие два года школа построит фабрику по огранке уральских камней и перейдет в ведение императорского двора на взаимовыгодных финансовых условиях. За это время они обследую прилегающие к руднику территории на предмет выявления новых месторождений изумрудов, и определят границы будущей государственной дачи.
– Вижу, ты уже все продумал. – Император взял свой бокал и кивнул Ростопчину. – Быть посему!
Когда допили остатки вина, Павел обратился к своему фавориту:
– Представишь мне обстоятельный доклад по изумрудам, но только, чтобы об этом не знала ни одна душа.
– Будет сделано, ваше величество.
– Теперь вернемся к твоим «орлам». Почему ты уверен, что они выполнят задание, и не пойдут на сделку с мошенниками?
– Понимая, что поиски рудника связаны с риском для жизни, в качестве награды я обещал Штейнбергу монополию на огранку изумрудов для казны, а капитану гвардии Соколову генеральские эполеты. Так вот, когда выяснилось, что деньги от продажи изумрудов идут на содержание и обучение крестьянских детей, они отказались от вознаграждения.
Будучи в душе рыцарем, Павел по достоинству оценил этот поступок, совершенно незнакомых ему людей. Некоторое время он молчал, уставившись в одну точку, затем произнес:
– Людей, способных на такие поступки, к нашему стыду, очень мало, тем ценнее каждый из них. Какие звания ты им присвоил?
– Соколов подполковник, что соответствует его бывшему званию капитана гвардии в табели о рангах. Штейнберг возглавлял это расследование и не мог иметь чин ниже, поэтому он надворный советник.
– Где они сейчас?
– Штейнберг с молодой женой где-то в Европе, налаживает производство эксклюзивных ювелирных изделий из уральских самоцветов. Что касается ссыльного капитана гвардии Соколова, то он сейчас в Петербурге – подал иск на пересмотр своего дела. В случае положительного решения, выйдет в отставку и вернется на Урал руководить мыловаренным производством.
– Что бывший гвардеец понимает в мыловарении?
– Ничего. Это Штейнберг создал мыловаренное производство на базе обанкротившихся заводов одной местной купчихи, а Соколов женился на хозяйке.
Император сначала улыбнулся, а затем задорно, чисто по-детски рассмеялся.
– Ну, шельмец, ну прохвост! – Приговаривал он сквозь смех, вытирая носовым платком выступившие слезы. – Узнаю гвардейца! А ты меня уверял, что он честный человек.
– Там все по-честному, ваше величество. – Ростопчин, достал из кармана заранее приготовленные два куска мыла, и положил на стол перед императором. – Они совладельцы завода на равных правах. Вот их продукция.
Павел закончил смеяться, вытер лицо и, положив платок на стол, взял в руки мыло. Он долго гладил его, рассматривал со всех сторон, нюхал, а затем решительно направился к стоявшему в углу туалетному столику. Ростопчин еле поспел за императором, схватил кувшин с водой и полил ему на руки. Закончив мыть руки, Павел вытер их и, поднеся к лицу, ощутил чарующий аромат соснового леса.
– Превосходно! Говоришь, это сделал твой ювелир?
– Да, ваше величество, разработал технологию и наладил производство Штейнберг.
– А женился на хозяйке гвардеец, который стоял в стороне и ждал подходящего момента! – Улыбаясь, добавил император.
– Гвардеец помогал по мере сил, к тому же Штейнберг женился на лучшей подруге хозяйки и теперь эти две семьи являются владельцами мыловаренного завода.
– Какова стоимость их продукции?
– В два раза ниже, чем у наших поставщиков, а качество на несколько порядков выше. Я уже предлагал снабженцам заключить договор с Екатеринбургом, но они отказались. Они хорошо знают Соколова, и понимают…
– Что мзду с его стороны они не получат! – Закончил император мысль своего фаворита. – С этими аферистами я сам разберусь, тебя впутывать не буду.
– Все равно догадаются.
– И черт с ними. – Беззлобно выругался Павел. – Кригс-коммиссариат это какая-то зараза, все кто был честен, попадая туда, мгновенно становятся ворами. С этим явлением невозможно бороться, тогда придется каждые три месяца отправлять старый состав на каторгу, без суда и следствия и набирать новых. За что был осужден этот гвардеец?
