Николай Козлов
Смерть друга
Я был строг и никогда не позволял ему вольности, в жизни моей встречалось множество «добряков» ласкавших собак, позволявших им многое в хорошем настроении. Но вскоре, закономерно, не выдерживая плохого поведения своих питомцев, пытались отдать в «хорошие руки». Кто-то не выдерживая невоспитанности и бестолковости собаки, начинал вгорячах воспитывать тумаками и ударами. И все эти люди, я думаю, сетовали на то, что собака им попала глупая, с плохой наследственностью. Но я знал, как бы ни хотелось побаловать щенка, простить ему шалости, позволить что-либо – этого делать нельзя! Лучше в хорошем настроении лишний раз поиграть, приласкать, угостить или похвалить собаку, и больше пользы и не меньше радости. Но строгое воспитание для собаки – непременное условие того, что в будущем вам будет легко с ней, и не будет проблем если у собаки, не дай бог, конечно, появится новый хозяин. А строгость моя заключалось в том, что я не позволял без команды есть, не позволял прыгать на людей и лизать их в лицо. Кладя лакомство, ждал несколько минут, прежде чем сказать «возьми», так что у Рекса бежали слюни струйкой толщиною в спичинку. И ещё много «нельзя» и «фу» звучало для собаки, дисциплинируя и обучая ждать и подчиняться. Многие знакомые и друзья следом за нами, глядя на то, как хорош и умён мой пёс, заводили собак. Но ни у одного из них не было такого умного и обученного командам друга. И прожили все собаки, которых заводили друзья, куда меньше Рекса. Однако Наташа всегда возражала против моей строгости.
–Коля, – говорила мне она, – я не могу смотреть на эти издевательства.
И большинство людей испытывают похожие чувства, им тяжко смотреть на то, что собака не может съесть, но хочет. И как не объяснял, как не пробовал убедить – бесполезно. То, что я называл воспитание дисциплины, Наташа – моя жена, называла издевательством. И Рекс, всё чувствовал, если меня, пробегая рядом по тропинке, он оббегал, то Наташу толкал корпусом, сдвигая с тропы. У него в иерархии не было надуманного, как и у всех животных, слаб характером – уступи и пододвинься. Но это не мешало ему рычать на меня, когда я начинал кричать и спорить с женой.
К лету Рекс стал красивым и мощным кобелём. У него, от постоянных тренировок и прогулок, на которых я гонял собаку, заставляя бегать и выполнять различные упражнения, тело окрепло и мышцы под шерстью, перекатывались точно у атлета. Самой эффективной тренировкой был бег вслед за брошенными камнями. Не успевал он добежать до места падения первого камушка, как я окликал его показывая следующий. Возбуждал поощрительными возгласами, поощряя к тому, чтобы схватить камень на лету. Рекс, припав к земле, летел почти, на невероятной скорости и, прямо перед носом, камень улетал и отдалялся. Пёсик вкладывал все свои силы, но догнать не мог. Так же я приучил его плавать и даже нырять в поисках камешков брошенных в воду.
В начале лета я с Олегом и повзрослевшим Рексом поехали на водохранилище, отдыхать. Рексу поставили прививку от бешенства, сделал намордник, однако как его одену, не представлял. Взяли с собой палатку, два спальных мешка, котелок, другие принадлежности, чтобы жить вдали от дома. Проехали на поезде четыре часа, затем пересадка, и ещё шесть часов. Рекс с первой же минуты, не приученный к движению поезда, забеспокоился, занервничал начал скулить, заглядывая в глаза просить защиты. Пришлось идти в тамбур, садить его на ящик для мусора, открывать окно, чтобы он мог смотреть, что происходит за окном. И это на какое-то время успокаивало собаку. К концу первого отрезка пути, я глубоко жалел, что взяли с собою пёсика.
Спать он не спал, сидеть не сидел. Постоянно и тихо скулил и беспокоился. В этом, конечно, виноват был я. Я должен был приучить к переезду на транспорте, а у меня до этого не дошли руки. Вторая часть пути на поезде до самого места, выпала на ночь, и Рекс перестал скулить, но открылась другая неприятность не менее плохая. У него полезла шерсть, не то от жары, не то от волнения, и купе наполнялось шерстью, не только лежавшей на полу, но и летавшей в воздухе. Пассажиры попались терпеливее, чем я ожидал, и стойко сносили нас и мою беспокойную собаку. А утром, выйдя на станции «Алтайская бухта», мы перешли на не обжитый берег водохранилища и там разбили палатку.
Три дня стояла жара, от которой не укрыться и не спрятаться. Рыба, на которую я рассчитывал, не ловилась, приходилось питаться тем, что взяли из дома и покупали в магазине. Одно радовало, Олег и Рекс не вылезали из воды, с раннего утра и до позднего вечера купались, оглашая шумом берег, плавали на прибившемся к берегу бревне, и только короткие минуты лежали у палатки под сооружённым из одеяла тентом. Во время их игр, Рекс бывало, уплывал так далеко, что я боялся сможет ли он приплыть обратно. Олегу же, естественно такие заплывы запрещались, к тому же плавал Олег не так как в его возрасте умеют плавать многие мальчики. Там же случилась досадная неприятность, о которой я узнал к концу лета.
Ночью на берег приехали две машины и встали лагерем недалеко от нас. Утром компания разожгла костёр, и стали готовить на мангале шашлыки, из барана которого привезли с собою и зарезали. Один из мужчин пришёл к нашей палатке.
–Можно угостить вашу собаку?
–Нет, я ей запрещаю брать от посторонних еду.
–А я вам и отдам, баранью голову, а вы и угостите, жаль столько мяса пропадёт, а собаке на пользу.
–Спасибо, так можно. К таким изыскам собака не привыкла, и будет довольна, столько мяса она не получала ещё ни разу.
В этой голове оказался паразит, к счастью, безопасный для людей, а только для баранов и немного для собак, как промежуточных хозяев. Рекс заразился этим ленточным цепнем. Вскоре, по приезду домой мы заметили, что возле него появляются небольшие прямоугольные членики, какое-то время ещё остающиеся живыми. Они выходят из собаки. В кале тоже обнаружилось их присутствие.
Я пошёл в библиотеку и отыскал в справочниках информацию об этих глистах. И о том, как от них излечиваться. Лечение я проводил с порошком корневищ мужского папоротника, карловарской соли и растворимого кофе. От моего лечения Рекс едва остался в живых. После того как я, по расчётам на вес тела, скормил ему порошок истолченных корней, он начал слабеть и раствор карловарской соли, я вливал ему ослабшему, с пульсом едва прослушиваемым и продолжавшим стихать. Тогда и пришлось вливать крепчайший раствор кофе.
Через десяток минут, пёсик начал поднимать голову, а ещё через десять я повёл его на реку, нужно было двигаться. Овечий мозговик, так назывался паразит, должен быть изгнан, пока его парализовал порошок папоротника. А раствор карловарской соли, должен помочь в этом. Потому мы и пошли гулять. Гуляли долго, и я уже не верил в лечение, идя домой, как у собаки открылся понос и в одно из приседаний глист, похожий на цепочку из сваренных макаронов, вышел. Я присыпал его землёй. Но бараны, которых разводили из года в год, жившие на соседней улице турки-месхетинцы – исчезли. Я думаю, животные заразились от Рекса, и хозяева зарезали их. И с того года, баранов больше не разводили. Рекс с того дня излечился, а я, прочитав немало литературы о паразитах, два раза в год проводил ему профилактическое лечение от глистов.
5
Осенью, когда у собак начинается гон. Суки метят кругом, где пройдут своим запахом, призывающим и зазывающим. А кобели сходят с ума, дурея от запаха. Рекс сходил с ума больше других. Он менялся, оставаясь без присмотра, не оставлял попыток сбежать, и сбегал.
После первого побега, ранним утром пришёл сосед.
–Пойдём, забери своего прыгуна. Утром просыпаюсь, а твой кобель у моей суки в загоне. И загон-то, сам видел, с забором в два метра. Я свою суку вывел, а твой остался. Не знаю, успел, нет, ей рано, нужно только через полгода, растёт ещё организм. Как он перепрыгнул? Но если ощенится, суразят принесу тебе.
–Подожди, поводок возьму.
Рекс и не желал уходить. Запах суки с течкой менял его. Когда я надел ошейник, угрожающе зарычал.
–Ах, ты… Сукин сын. Ты это на кого? – строго укорял я, но замешательство было, и чувство опасности испытывалось, только с годами я стал понимать, только угрожает – не укусит.
Ему только доходил второй год от роду. Вскоре, по первому снегу, снова сбежал. Меня первый побег не научил. Ведь я знал уже о его способностях в лазании, уже поднял верх у забора, прибив перекладины с наклоном внутрь, но и это не помогло. Я уже полгода боролся с побегами, отыскивал лазейки, заделывал, поднимал забор в тех местах где Рекс их находил. Казалось, всё хорошо, не выбраться – но нет, выбирался. А в те времена ещё носили шапки из собак, не все, а некоторые, а были и те, кто ел собачье мясо. Кто с надеждой на излечение от туберкулёза, а кто от того, что есть было нечего. Собака против человеческой хитрости всегда в проигрыше. Человек сам обучает, приручает животное, вырабатывает определённое поведение. А другой, тот, что смотрит на существо высокоинтеллектуальное, как на кусок мяса или мех, ловит и использует.
Мясо…. Человек тоже из мяса. И шкура могла бы пойти в дело. Большая ли разница?
–Так можно дойти и до коров, и до свиней с курицами, – возразит кто-то.
А я и здесь не вижу разницы, хотя грешен, жру мясо…. Но жру и сознаю! И вкус мяса никогда не вызывает у меня восхищения и особого аппетита.
Но Рекса, слава богу, никто не поймал и не съел. Наверное, он для этого был слишком красивым и мощным, чтобы кто-то решил пустить его на мясо или шкуру. Но в тот побег, по снегу, в первые морозы, когда он убежал по следу суки с течкой, я был напуган.
Я выпустил его на двор, через пятнадцать минут вышел проверить, а его уже нет. Был ранний зимний вечер. Быстро одевшись, пошёл по следу. След шел в начало улицы, затем поворачивал назад и тянулся до крайнего дома, где по переулку перебегал на соседнюю улицу, более протяжённую. Там, чуть наследив, пёс круто остановился, попытался кого-то обойти… И здесь следы терялись.
«Неужели, – думал я, – его поймали и увели? И куда? И зачем? Может для охраны? А могут и для еды?»
Вернувшись домой и рассказав обо всём Наташе, мы решили искать. И около четырёх часов бродили по улицам и звали Рекса. Никто не отзывался, никто не попадался нам на глаза. Решили, что завтра с утра, перед работой, я пойду и дам объявление на радио, пообещав хорошее вознаграждение. Сходил, дал объявление, заплатив за срочность, а сами продолжали поиски, но всё было бесполезно. На третий день поисков нашёл молодую немецкую овчарку, на куче мусора, занесённую снегом. С неё была снята шкура и срезано мясо. Шкура осталась на лапах, хвосте и морде, а мясо срезано только мякоть со спины и задних лап. Трогая окоченевший труп собаки, я не мог вспомнить, как выглядел Рекс. Особенность трупа, искривлённый коготь белого цвета и, казалось, что это мой пёсик. Я трогал и трогал труп собаки, и не мог определить, не мог прийти к выводу: Рекс или ни Рекс. Теперь, когда прошло много времени, вспоминая, понимаю, схожесть минимальная, но тогда потрясённый – не понимал. Не понимал и не смогу забыть то, как у трупа собаки была перевязана проволочной петлей морда, и тонкая проволока врезалась в плоть, разрезав до кости. Негодование и ярость смешались во мне с ужасом и жалостью. Я по себе понял, как страшен может быть человек в жажде мести. До того я не испытывал подобных чувств, но здесь готов был сам терпеть любые муки, но того урода, который так обошёлся с собакой, с Рексом, возможно с живого снявший шкуру! Разные нелепости приходили в голову, выследить и наказать изверга, наказать на всю оставшуюся жизнь, например, сделать калекой. Например, переломать пальцы рук, выколоть глаза! О, ужас!
Ярость и гнев кипели с полчаса, а придя домой остались боль и печаль. А долгими часами вечера сверяясь с Наташиными воспоминаниями об особенностях у Рекса, я понял, что та собака, ни Рекс – пришла надежда, что глупый пёсик может вернуться. И вскоре он прибежал. С виноватым видом, как и после каждого побега, жалобно поскуливая, будто мы потерялись и бросили его. Со стойким запахом помоек и следами угольной пыли, натёртости на шее от верёвочной петли и куском оставшейся верёвки. Прежде чем запускать в дом, я в бане тщательно его вымыл, дал дома у порога обсохнуть, так что Рекс стал походить на себя. С этого дня решил – лучше цепь, чем к кому-либо на стол едой. Протянул проволоку от калитки до дома, по земле, с короткой цепью и ошейником из воловьей кожи. И после суточного сна собаки, выпуская на двор, садил на цепь, а запуская на веранду или домой, снимал ошейник и давал временно собаке свободу.
С Рексом сын, Олег, до того боявшийся оставаться дома один ночевать, больше не боялся. И если мы отправляли его ночевать к бабушке, то он возвращался, запускал собаку в дом, и спокойно спал. Рекс слышал далеко и чутко. Он определял когда кто-то останавливался у калитки в дом. За десять – пятнадцать метров, через стены или окна, настораживался, а порой и злобно рычал или лаял. Давая понять, остановившемуся, здесь злая собака. Олег всё это видел и доверял Рексу. Я тоже, до того боявшийся в лесу встречи с медведем, стал бродить, порой уходя безбоязненно в глухую даль…
Рекс помогал в решении многих проблем. У нас из года в год воровали куриц, а цыплят давили кошки. С появлением и возмужанием собаки, я научил её гонять кошек при любой встрече. В то лето, когда мы купили щенка, у нас кошки задавили больше десяти цыплят, и цыплят успевших подрасти до месячного возраста. Но с возмужанием Рекса, кошки обходили наш двор стороной. С ворами куриц дела обстояли не так же хорошо, они нет-нет да улучали возможность красть. Теперь они выбирали грозу. Точно знали, когда сверкают молнии и грохочет гром, собака прячется и трусит. Царапает двери, если мы не запускаем её, грызёт на дверях доски, травмируя занозами дёсны.
А ещё через год я узнал, что Рекс при случае бросится на защиту. Узнал об этом гуляя с ним, на поводке, проходя мимо знакомых, пьяных и шумных, махавших руками и, увидя меня, один из них предложил:
