Николай Рерих
Твердыня пламенная (сборник)
Легенда Азии
Время от времени ко мне доходят нелепые слухи о том, что будто бы среди наших хождений по Азии мною открыт какой-то подлинный документ, чуть ли не от времен Христа. Не знаю, кому нужно и с какой целью выдумывать эту версию, но со своей стороны мне хотелось бы утвердить мою точку зрения на этот замечательный предмет, занявший умы не только христианского, но и мусульманского, и буддийского, и индусского миров.
Каждый, соприкасавшийся с различными народами Азии, действительно, в часы сердечности и доверия слышит многообразные, но всегда благостные сказания о великом Иссе, о Божественном, о Величайшем, о Пророке, о Лучшем из сынов человеческих – каждый по-своему, все о том же, близком сердцу его. Все знают, что существует обширная литература, связанная с именем Христа в Азии, как по несторианским, так и по мусульманским и индусским источникам. Много написано о Христе и о Кришне, много известно о так называемых христинах Св. Фомы. Длинны и прекрасны сказания и песни Кашмира и всего Туркестана о великом Иссе.
Мусульмане хотят иметь гробницу Христа в Шринагаре и мазар Богоматери около Кашгара. Опять-таки каждый по-своему и все о том же. Мусульмане нам говорили, что они всеми мерами ищут все списки сказаний о Христе, и готовы заплатить за них любую цену. Не буду приводить все те многочисленные книги, часто написанные духовными лицами христианства, о «Христе в исламе», все Аграфы, трактующие о Христе в Персии и Индии.
Действительно, и на юге Индии вы можете слышать замечательные слова индуса о Христе. И Вивекананда в Бенгалии находит в себе незабываемую этому характеристику; и Шри Васвани в Синде говорит слушателям своим о заветах Иисуса. Тибетский лама, вместе со священными своими книгами, полагает в субургане заветы Христа, и сартский бакша тоже славословит по пустыням; и князь карашарский удивляет вас знанием многих летучих сказаний.
Среди многообразной литературы, статьи сэра Лалубай Самладаса и пресловутая книга Нотовича, вероятно, составлены по разным сказаниям. Конечно, было бы гораздо ценнее, если бы отрывочные сказания были сохранены, хотя бы и несвязно, но в своем подлинном характере. Об этом очень хорошо замечает архимандрит, написавший к этой книге замечания свои.
В «Алтай – Гималаях», говоря о Кашмире, вспоминалась арабская песнь: «Когда Христос возносился, славословили все узревшие». И указывалась кашмирская песнь: «Славословят Христа в лучших словах. Превыше был Он солнца и луны». И так на красном ковре восемь мусульман, никем не принуждаемые, славят Христа до полуночи.
Там же указывалось: «Заметны намеки о втором посещении Христом Египта. Спрашивают, почему Христос не мог быть и в Индии? Кто усумнится, что легенды о Христе существуют в Азии, тем покажет, что ему незнакомо огромное влияние несториан по всей Азии и какое множество апокрифических легенд они распространили от древнейших времен». «Никогда не откроются источники легенд этих. Но если даже они произошли от несторианских апокрифов, то как поучительно видеть их живое распространение и глубокое к ним внимание. Знаменательно слушать, как местный индус повествует, как Христос проповедовал у небольшого водоема недалеко от базара, под большим, уже не существующим деревом. В этих чисто конкретных указаниях можно видеть сердечное отношение к предмету».
Далее указывается, как славословит бакша турфанский, с бубном и ситарою, на гнедом коне: «Божественный Исса в хождении своем повстречал большую голову. На пути лежит мертвая голова великанская. И подумал Исса: от большого человека голова сия великая. И задумал Исса дело доброе, воскресить великую голову. И покрылась голова кожею. И наполнились очи. А и выросло тело и побежала кровь. И наполнилось сердце. И восстал богатырь великан, и поклонился он Иссе за воскресение для подвигов во спасение всего человечества».
И в «Сердце Азии» упоминалось: «В Шринагаре впервые достигла нас любопытная легенда о пребывании Христа. Впоследствии мы убедились, насколько по Индии, Ладаку и Центральной Азии распространена легенда о пребывании в этих местах Христа, во время Его долговременного отсутствия, указанного в Писаниях. Шринагарские мусульмане рассказывают, что распятый Христос, или, как они говорят, Исса, не умер на кресте, но лишь впал на забытье. Ученики похитили его и скрыли, излечив. Затем Исса был перевезен в Шринагар, где учил и скончался. Гробница Учителя находится в подвале одного частного дома. Указывается существование надписи, что здесь лежит сын Иосифа; у гробницы будто бы происходили исцеления и распространялся запах ароматов. Так иноверцы хотят иметь Христа у себя».
Спрашивается, какой же злонамеренный ум из этих замечаний выводит легенду о нахождении мною какого-то манускрипта времен Христа? Вместо того чтобы вместе с нами порадоваться широкому, всеобъемлющему проникновению великого понятия Христа-Искупителя, вместо того чтобы подивиться в сердце своем, какими незапамятными и необъятными путями облетело имя Христа все пустыни, кто-то хочет только затемнить что-то и умалить в каком-то злонамерении.
В последнем номере индусского журнала Шри Васвани «Заря» читаем: «Храм Шри Иссы, Пури, является значительным местом индусского паломничества. В Пури находится священный храм, к которому во множестве стекаются индусы. Недалеко от него катятся волны Бенгальского залива. Между храмом и морем прекрасный сад, расположенный в прекрасном месте и посвященный Христу. В центре сада небольшой „мандир“. В нем стоит Крест! И каждый вечер ачариа мандира читает отрывки из Псалмов и Нового Завета; и в течение дня из соседних святилищ приходят садху и сидят и беседуют с членами этого ашрама, посвященного Шри Иссе».
Опять не знаю, насколько точно формулирована действительность, но даже в намеке своем она содержит элементы благости, которым можно порадоваться, если чье-то сердце не засохло и не раскалилось на угольях озлобления.
Поучительно встречать в самых неожиданных местах сердца Азии несторианские кладбища с крестом надгробий. Интересно видеть ханские монеты с изображением креста и знакомиться с обширною литературою о Пресвитере Иоанне. Во всяком случае, мы должны быть признательны даже выдумщикам об открытом мною манускрипте, ибо они клеветою своею опять дают возможность, хотя бы и обратным подходом своим, вызвать еще одно внимание к этим жемчужинам духа, живым в претворении веков.
Мне уже приходилось писать о том, что у каждого благожелательного сердца не найдется камня, чтобы бросить в певца мусульманина, по-своему поющего самые высокие слова о Христе, не найдется желания остановить иноземную легенду, собирающую вокруг себя глубоко внимающих сердцем слушателей.
Наука не может содержать в себе ничего разрушительного. Ученые заботливо собирают все крохи предмета, которые когда-то, в чьих-то руках, откроют новые пути истории народов. Путь невежественного отрицания приводит лишь к разложению, а честное познание, прежде всего, строительно в существе своем и в благородстве духа своего не может заниматься никакими бессмысленными умалениями. Мы можем проверять, можем накоплять отрывочные искры народной памяти, которая в своей возвышающей легенде дает истинный, всеобъемлющий смысл, в свое время не оцененный.
Было бы непозволительно невежественною трусостью скрыть эти благостные легенды, открывающие драгоценные тайники души народной и соединяющие то, что было разделено по скудоумию. С истинною радостью вспоминаю суждение по этому предмету некоторых римско-католических и греко-католических пастырей. Конечно, и светские ученые найдут в себе и справедливость, и добросовестность обратиться к предмету, не с уничтожающим желанием, а так же беспристрастно, справедливо и тепло, как согрела легенда Азии бесчисленные сердца народов.
Еще раз спасибо клеветникам, дающим мне возможность вновь произнести эти слова во Благо.
1931.Гималаи.
Риши
С отвесных скал, как серебряные нити небесные, сверкали водопады. Светлые брызги ласкали камни с древними надписями об Истине. Разны камни, различны знаки надписей, но все они о той же Истине. Садху припал губами к камню и пьет благодатные водопадные капли. Гималайские капли!
На богомолье в Трилокнат, к древней святыне, тянутся вереницы садху и лам. От разных путей вместе идут они. Кто с трезубцем, кто с тростью бамбука, а кто и вовсе безо всего, и без одежды, совершает духовное хождение. Снега перевала Ротанга им нипочем.
Все ли хороши? Все ли вышне духовны? Но ведь и ради одного праведника Град бывает помилован. Уж простите, ходим по-хорошему.
Идут богомольцы, знают, что здесь жили Риши и Пандавы. Здесь Беас или Виас, здесь Виасакунд – место исполнения желаний. Здесь Риши Виаса собирал Махабхарату.
Не в предании, но в яви жили Риши. Их присутствие оживляет скалы, увенчанные ледниками, и изумрудные пастбища яков, и пещеры, и потоки гремящие. Отсюда посылались духовные зовы, о которых через все века помнит человечество. В школах заучивают их, на всякие языки переводят, но кристалл накопленный их наслоился на скалах Гималайских.
«Здесь и Риши Виаса, составитель Махабхараты, и Риши Васишта, открывший целебные источники, и Риши Капила, уничтожавший зло смертным глазом, и Риши Гаутама, и Пахари Баба, и Гуга Чохан, и Нар Синг – каждый с целым эпосом подвигов во Благо. Здесь отдыхали Пандавы от трудов бранных. Здесь и подземный ход Арджуны из Кулу в Маникарн. Здесь и Чандра-Бхага, издавна ознаменованная в Пуранах. Здесь и страна Хахор, и священные книги, сокрытые от гонений нечестивого царя Ландармы. Шепчут ведуны, что воплотился он в Тибете.
«Где же найти слова о Творце, если вижу несравненную красоту Гималаев?» – так поет индус. По путям Гуру, по высотам Риши, по перевалам путников духа наслоилось то, что не смоют ливни и не испепелят молнии. Идущий к добру благословен на всех путях. Трогательны повести о том как встречались праведники разных народов. В бору деодары касаются под ветром вершинами. Так и все вершинное встречается, не поражая и не вредя. Когда-то споры решались единоборством, а соглашения беседою глав. Как девидары совещались между собою. И слово-то какое милое, девидар – дар Божий. И названо все не просто, ибо целебна смола девидаров. Девидар, мускус, валериан, роза и вся прочая благая аптека Риши. Хотели отменить ее множеством открытий, и все-таки опять обращаются к основам.
Сказка ли о чудесном камне? Но ведь вы знаете, что это не сказка. Знаете, как приходит камень. Сказка ли единорог геральдики? Но ведь вы знаете о непальской однорогой антилопе.
Сказка ли Риши? Герой духа не сказка, и это знаете вы.
Вот снимок человека, неповредимо идущего через огонь. Это уже не россказни, но неоспоримый снимок, снятый начальником полиции Пондишери. Очевидцы расскажут вам о таких же огненных испытаниях и в Мадрасе, и в Лакнау, и в Бенаресе. И не только сам садху проходит без вреда по пылающим углям, но он ведет за собой и желающих, за него держащихся.
Вот в Ганге у Бенареса сидит садху на воде в священной позе. Скрещенные ноги его прикрыты водными струями. Народ сбегается к берегу и дивуется на святого человека. Там же на остриях железных гвоздей, как на мягкой постели, лежит другой садху, и на лице его нет и тени страдания или неудобства.
Вот садху, заживо погребенный на многие дни; вот еще садху, без вреда принимающий яды. Вот лама летающий; вот лама, посредством «то-мо» саморазвивающий жар среди снегов и ледников вершинных; вот лама, поражающий смертным глазом пса бешеного. Степенный лама из Бутана повествует, как в бытность его в Тибете в области Цанг один лама просил перевозчика переправить его через Цам-по без платы, но лукавый лодочник сказал ему: «Перевезу, если докажешь, что ты великий лама. Вон бежит всем опасный бешеный пес – порази его!». Лама же ничего не ответил, посмотрел на бегущего пса, поднял руку, произнес несколько слов, и пес упал мертвым! Так видел бутанский лама. О таком же «смертном глазе», о «глазе Капилы», приходилось слышать не раз и в Тибете, и в Индии. А на карте, изданной в семнадцатом веке в Антверпене с ведома католического духовенства, значится страна Шамбала.
Как и на карте Антверпена, и на снимке начальника полиции Пондишери, так же и в показаниях лам мелькают те же разбросанные части одного великого Познания.
Если один может идти по огню, а другой сидеть на воде, а третий подниматься на воздухе, а четвертый покоиться на гвоздях, а пятый поглощать яды, а шестой поражать взглядом, а седьмой безвредно лежать под землею, то ведь некто может собрать в себе все эти крупицы познания. И так может преобороться препятствие низшей материи! И не в каких-то дальних сказочных веках, но теперь, здесь, где испытываются и космические лучи Милликена!
Но все это еще не Риши. О Риши, о великих душах, Шри Васвани говорит замечательно. Этот светлый проповедник блага и духовный водитель, голосу которого очень внимают, замечает: «Благословен народ, вожди которого следуют за мыслителями, мудрецами, провидцами. Благословен народ, получающий вдохновение от своих Риши. Риши преклоняются лишь перед Истиной, не перед обычаем, условностями или признанием толпы. Риши суть великие повстанцы человечества. Они низвергают наши Культы удобства. Они великие несоглашатели истории. Не косность, но Истина их завет. Нам нужны сейчас эти восставшие духом во всех областях жизни – в религии, в государстве, в образовании, в общественной жизни» («Заря». Июнь 1932).
Слова замечательные! Не все Риши по огню ходили и не все заживо хоронили себя, но каждый из них вносил целую духовную область во Благо мира. Каждый из них, как Бодхисатва, владея мастерством, укреплял новое завоевание прогресса!
Каждый из нас на своем языке произносил священную клятву о построении мира обновленного, возвышенного, утонченного, украшенного!
Ради одного праведника целый Град бывал помилован. Этими маяками, громоотводами, твердынями Блага стояли Риши. Разных народов, разных вер, разных веков, но Единого Духа, во спасение и восхождение всех!
По огню ли пришел бы Риши, приплыл ли на камне, прилетел ли в вихре, но поспешал всегда во Благо общее. Молился ли Риши на вершинах, или на высоком берегу реки, или в пещере зарослей, он посылал моление о всех неведомых, незнаемых, труждающихся, болеющих, трудно ходящих!
Посылал ли Риши белых коней во спасение незнаемых путников или благословлял неведомых мореходов, или хранил Град во нощи, он всегда стоял столпом светоносным для всех, без осуждения, без утушения огня.
Без осуждения, без взаимоподозрения, без взаимоослабления шли Риши на гору, на вечную гору Меру.
Перед нами путь на Кайлас. Высится одно из пятнадцати священных чудес, исчисленных в книгах Тибета. Гора Колокола. По острым кряжам ходят к вершине ее. Стоит она поверх последнего можжевельника, поверх всех желтых и белых складок нагорных. Тут ходил и Падма Самбхава, о том говорит древний монастырь Гандола. Именно здесь пещеры Миларепы. И не одна, но многие, освященные именем отшельника, слушавшего перед зарею голоса дэв. Здесь же и духовные твердыни Гаутама Риши. Недалеко и легенды, сложенные около Пахари Баба. Ходили тут многие Риши. И тот, который дал горе зовущее имя колокола, тоже думал о колоколе для всех, о помощи всем, о Благе Вселенском!
Здесь жили Риши во Благо Вселенское!
Когда же на горных путях встречаются Риши, они не спрашивают друг друга: откуда? От Востока ли, от Запада, от Юга, от Севера? Ясно одно: за Благом и от Блага. А сердце возвышенное, утонченное, пламенеющее знает, где Оно и в чем Оно – Благо.
В караване спутники начали спорить и обсуждать качества различных Риши. Но седой пилигрим указал на снежные вершины, в красоте сияющие, сказав:
«Нам ли судить о качествах этих вершин? Можем лишь в недосягаемости восхищаться их великолепием!».
«Сатьям, Шивам, Сундарам!»
1932.Кейланг.
Меч Гессар-Хана
(Лахуль)
Подают воду в жестяной чашечке. Еще живет эта чашечка, а ведь она прошла с нами весь Тибет, и Китай, и Монголию. А вот и ягтан, сделанный еще в Кашмире. Выдержал старик всю Азию, на всех перевозных средствах. Надо его поберечь, слишком много он знает. А вот и знамя бывшей экспедиции – «Майтрейя». С тех пор под разными углами встречались мы с этим понятием. Уже далек тибетский художник, писавший это Знамя. Уже нет ламы Малонова, украсившего Знамя китайскими шелками. И Знамя видело немало. Участвовало и склонило на нашу сторону диких голоков. Удивило и смягчило тибетского губернатора. Било по лбу хотанского амбаня и далеко пестрело красками при сооружении субургана в Шарагольчи. Теперь оно в Гималайском Институте, выросшем из экспедиции. Пусть оно охраняет все целебные травы Гималайские, в которых так много лучших решений.
Каждый предмет, прошедший с нами всю Азию, делается необыкновенно милым и незабываемым. Сами трудности пути претворяются в необычные радости, ибо они овеяны просторами, вобравшими в себя столько чудесного прошлого.
Опять гремят бубенцы мулов караванных. Опять крутые всходы горного перевала. Опять встречные путники, каждый из них несущий свою житейскую тайну. Опять рассказы о местных духовных сокровищах, о памятных местах. Опять на скале запечатлен героический меч Гессар-Хана; опять перед нами пещеры и вершины священного паломничества. Вечно бродящие странники тянутся с котомками за плечами. Не только вера, но непреодолимое стремление к житию странному увлекает их по трудным горным тропинкам.
Мы идем в Лахуль. Опять продолжение экспедиции. Как будто так же, как бывало. С тою разницею, что там никакая почта, никакие сведения из здешнего мира по долгим месяцам нас не достигали. Но здесь мы еще на границе последних почтовых бегунов, и смятение мира может стучаться к нам каждую неделю. Но за перевалом Ротангом уже повеял сухой тибетский воздух. Тот самый воздух, целительный и вдохновляющий. Звавший к себе всех искателей духовного восхождения. Ночью же по ясному небу с бессчетными звездами, со всеми млечными путями и зарожденными и оконченными телами, полыхали странные зарницы. Не зарницы это, но то самое замечательное Гималайское свечение, о котором уже не раз поминалось в литературе.
Пройдя Тибет и Ладак, можно оценить и Лахуль. Снеговые пики, цветочные травы, пахучий можжевельник, яркий шиповник не хуже лучших долин Тибета. Многие святыни, ступы, пещеры отшельников не уступят Ладаку. На скалах тоже ритуальные фигуры лучников, догоняющих стрелою круторогих горных баранов. А ведь древний айбеко был символом света! Те же погребения в могилах, уставленных камнями, и в каменных склепах-камерах. Над Кейлангом раскинулась мощная гора Колокола – «Духовного отдохновения», со своею священною триглавою вершиною подобно норбу-ринпоче.
Сколько здесь медицинских книг и записей, хранимых ламами. Местный знаменитый лама-лекарь уже ходит для нас с мальчиком кули и, подобно Пантелеймону Целителю, наполняет длинную заплечную корзину травами и корнями. Хорошо, что Юрий так хорошо знает тибетский язык; хорошо, что с нами лама Мингиюр, столько знающий по тибетской литературе. За первые же дни к нам принесли несколько сочинений, еще никогда не переведенных. Среди них и медицинские записи и поэтическое описание местных святынь. Кругом все насыщено именами знаменитыми, тут и пещеры Миларепы, слушавшего на заре голоса дэв, тут был и Падма Самбхава и Джава Гузампа, и все главы учения нуждались в незаменимом сиянии Гималаев.
Тут недалеко и водопад Палден Лхамо; сама природа начертала на скале изваяние грозной богини, скачущей на любимом муле. «Видите, как мул поднял голову и правую ногу. Рассмотрите, как ясно видна голова богини». Видим, видим! И слушаем неумолчную песнь горной струи. Проходим пещеры и скалы нагов, – там живут особые змеи. Изумляемся древнему замку такуров Гундлы. С изумлением видим, что некоторые островерхие крыши балконов опять напоминают Норвегию. Поучительно наблюдать плоские крыши, непременное наследие древней Азии, и эти острые неожиданные завершения, напоминающие север.
Незабываем прием, устроенный нам в Кейланге, столице Лахуля. Увешанные цветочными гирляндами, предшествуемые трубами и барабанами, въезжали мы в Кейланг.
При въезде нас ожидало неожиданное и трогательное зрелище. На крыше выстроились ламы в пурпурных высоких тиарах с гигантскими трубами. С плоских крыш сыпались желтые и красные лепестки шиповника. Толпа теснилась в праздничных нарядах. Дети школы, выстроенные шпалерами, по знаку вазиря области кричали приветствия. А на арках и домах цветились плакаты с трогательными приветствиями. Подходя в нарастающей процессии к летнему помещению нашего Гималайского Института, мы были встречены еще ламскими трубами, а дочь соседа Ану, в бирюзовом высоком кокошнике, поднесла священное молоко яка. Так Кейланг, затерянный в снеговых горах, хотел выразить свою сердечность.
Не только новые находки сразу нахлынули, но и удалось увидеть редкую ламскую мистерию «Разбитие камня». Группа странствующих лам из Спити на нашем дворе дала эту необычную, еще не изданную мистерию. Юрий даст точный перевод ее в журнал Института.
Началось с того, что ламы притащили с холма огромный, более полутора ярда, камень, с трудом под силу двум людям. Установили походный алтарь и в длинном ряде ритуальных танцев, пенья и молитв изобразили разрушение злых сил.
Было и прокалывание щек. Был очень замечательный танец мечей с опрокидыванием на острия. Нужно отдать справедливость, что эта процедура требовала действительно большого навыка, ибо иначе два меча, упертые в живот, могли очень легко пронзить внутренности. Среди этих драматических эпизодов, как полагается, вставлялась и полушутливая интермедия. В ней под видом пастуха являлся властитель дикой страны, при этом шел вызывавший смех присутствующих диалог о невидимых сокровищах этого властителя. Но к концу мистерии все шутливые элементы замолкли и можно было заметить более сосредоточенное внутреннее приготовление. Кончились эти заклинания и приготовления тем, что один из лам лег на землю и двое других с усилием подняли приготовленный огромный камень, положили ему его на живот. В то время старый лама, тот, который прокалывал щеки и падал на мечи, подняв высоко круглый булыжник, величиною не менее двух человеческих голов, бросил с силою этот камень на камень, лежавший на животе ламы, и снова с той же силой бросил. При этом вторичном ударе длинный камень к изумлению присутствующих с треском распался на две части, освободив лежавшего ламу. Таким образом тяжкий материальный мир был побежден, злые силы были сокрушены и мистерия закончилась веселым хороводом и пением лам под аккомпанемент тибетской расписной балалайки. Предварительную сцену, перед наложением камня, Эстер Лихтман успела снять, но надо сознаться, что в момент раскалывания камня на животе ламы все присутствующие забыли о фотографии и только глубоко вздохнули. Конечно, тяжки формы этой необычной мистерии о победе над низкоматериальным миром, но ведь не менее тяжки и действительные общежитейские материальные формы. Также не забудем, что на разбиваемом камне был изображен углем и мелом человек, телесную сущность которого в предварительном ритуальном танце ламы прокалывали магическими кинжалами фурпа.
К нам ходит лама из Колонга. Юрий и лама Мингиюр записывают местные напевы, а Эстер Лихтман запишет музыкальный лад. Ходим смотреть старинные изображения на камнях. При этом еще раз убеждаемся, что чортены, прибавленные к старым изображениям охотников и нагорных баранов, являются более новыми дополнениями. Как и раньше думалось, эти круторогие, священные бараны – символы света, и искатели их, неутомимые лучники, являются символами гораздо более удаленных культов. Здесь мы опять прикасаемся к необъясненным еще солнечным культам, напоминающим отдаленные зарождения друидизма и огненной свастики.
Опять посещение монастырей. Интересные книги об отшельниках. Опять любование с высоких плоских крыш на необозримые ледники, снеговые пики и глубокие долины с гремящими потоками. Тут и гора «духовного отдохновения», тут и пик М., тут и манящие пути и на Ладак, и к священному Кайласу.
Танцы лам. Незнающий называет их «чертовыми плясками». «Бросьте эту глупую кличку. Танцы лам имеют глубокое символическое значение». – «А как же рога?» – «Покровители животного царства и повелители стихий имеют этот символ, но не имеют ничего общего с бесами. Скоро и лучи Моисея примете за рога, ох уж это незнание!» Танцы, после долгого ритуала, полного вековых движений, закончились мистерией, посвященной черноголовому ламе, поразившему нечестивого царя Ландарму, жестокого гонителя веры.
Древнее урочище Карга. Остатки старинного укрепления. Чортены, менданги, выложенные камнями с молитвенными надписями. Говорят, здесь же и старинные могилы, но раскопку не ведем, чтобы не войти в контроверзу с археологическим управлением. Главное внимание привлекают многочисленные рисунки на скалах. Опять бараны и лучники. Очень древние. Лама Мингиюр с гордостью зовет к камню, на котором изображение меча. Вот почему задумывалась картина «Меч Гессар-Хана». Где же мы видели эти характерные формы меча-кинжала? Видели их в Минусинске, видели на Кавказе, видели во многих сарматских и кельтских древностях. Все к тем же соображениям, к переселению народов ведет этот меч, так отчетливо запечатленный на древней, веками заполированной, коричнево-пурпурной поверхности камня. Знак ли битвы, знак ли мужественного прохождения? Или забытая граница? Победа?
Тут же и легенда о воинах Гессар-Хана, пришедших издалека и осевших здесь. Они же принесли и первую косточку персика. Конечно, это не монголы, дошедшие до Лахуля в семнадцатом веке… Народная память бережет что-то гораздо более древнее и значительное.
А напротив, за рекою, высоко на скале древнейший монастырь края Гандо-Ла, основанный самим Падмою Самбхавою. Древность седьмого, восьмого века. Старые зовущие места.
А вот и старый Пинцог, певец-сказитель саги о Гессар-Хане. Сидит степенно на полу моей мастерской и сказывает, а затем и поет речитативом стих о великом герое Ладака, Тибета, Китая. Не от шестого ли века сложился этот напев и не от того же ли времени важные жесты певца. Кто может заподозрить в поношенной внешности Пинцога ритмичную плавность жеста и изысканные вариации импровизаций напева. Все отмечено: как собирается герой противу врагов, как он раньше похода принимает мудрые советы сестры отца своего, как он готовит оружие… Пинцог мысленно, наглядно и осматривает доспех, и натягивает лук, и точно примечает врага на горах. «А знаете ли вы здесь, что в Каме есть палаты Гессар-Хана, где вместо балок лежат несметные мечи воинства Гессар-Хана?» – «Не только в Каме, но и в Цанге воины Гессара сложили такой памятник», – вставляет слово примолкший лама. В один раз певцу не сказать всех Гессара подвигов. Нужно сказать и о мудрой жене героя Бругуме. Нужно не забыть сподвижников и все победы несокрушимого защитника правды. Чего не услышишь в горах, в Тибете, в Индии. Газеты только что писали о человеке, плававшем по Джамне, держась за хвост тигра. И это вовсе не сказка.
Доктор индус пишет нам, что рак, это растущее бедствие человечества, совершенно неизвестен на Гималайских высотах.
Из Ташилунпо лама доктор приносит тибетские лекарства, среди них и средства от рака. Вспоминаем официальные удостоверения успешного лечения рака покойным бурятом доктором Бадмаевым. Лама Мингиюр сообщает о съедобных корнях, находимых в лесах Гималайских, обещает достать их. От нашего друга полковника приходят сведения о том, что рабочие капитана Б. всю ночь были тревожимы появившимся великаном, который так напугал их, что они убежали с работы. К этому лама замечает, что и в Сиккиме известны случаи появления подобных великанов, вестников Дхармапалы, посылаемых с предупреждениями или для предотвращения злобных действий. Так разнообразна жизнь.
Вот и дом такура из Колонга, Пратапа Чанда или, по-тибетски, Санге Дава. Старое здание по образцу тибетских укрепленных дворов. Хозяин и хозяйка встречают у входа. Слуги сверкают серебром и китайскою парчою. Гремят трубы лам. Прежде всего зовут на торжественную службу в домашнюю молельную. Много семейных реликвий. Много отличных танок. Тут и Шамбала, и Ригден-Джапо, и Миларепа, и многие подвижники. Служение идет по буианскому обряду. Затем показываются не только драгоценности, но и книги, и доски для печатания. Это не простой дом: такур – глава края, и в семье много накоплений. Конечно, кончается тибетским чаем и цампою. Тут же завязывается сговор о постройке дома. Говорят: «Честь нам, если великие люди приехали из больших мест в наше малое место».
И опять течет речь об изображениях на скалах, о нечитаемых надписях, о каменных могилах и о сокрытых книгах священных. Кроме мест в долине Кулу называется еще место около Трилокната, где, по преданию, скрыты книги во время гонений свирепого Ландармы. Есть на горах и развалины каких-то древних жилищ. Говорится, что когда пришли воины Гессар-Хана, то старые лахульцы ушли на вершины. От белого царя ушла Чудь под землю на Алтае, а жители Лахуля на вершины. В историческом и археологическом отношении край мало исследован. Картина «Менгиры в Гималаях» будет напоминать о менгироподобных камнях, утверждаемых с древнейших времен и до наших дней на горных перевалах. Обычай этот имеет несомненную связь с древними менгирами Тибета, открытыми нашею экспедициею в 1928 г., подобными менгирам Карнака.
Картина «Три меча» пусть изображает древний рисунок на камне вблизи Кейланга, главного города Лахуля. Лахуль в испорченном произношении означает Южный Тибет. Местные изображения на скалах и камнях достойны изучения.
Ладак, Дардистан, Балтистан, Лахуль, Трансгималаи, часть Персии, Южная Сибирь (Иртыш, Минусинск) изобилуют разнообразными, сходными в техническом отношении изображениями, невольно напоминающими скалы Богуслана и изображения остготов и прочих великих переселенцев.
Изображения Ладака, Лахуля и всех Гималайских нагорий распадаются на два главных типа. Тип буддийский, дошедший и до нашего времени в виде изображения свастики (как буддийской, так и обратной, бон-по), Льва, коней Гессар-Хана, религиозных надписей, чортенов и прочих предметов культа.
Другой тип изображений, дошедший из времен более древних, в связи с добуддийским бон-по и прочими культами огня, еще более увлекателен по своей загадочности, по своему своеобразному друидизму, так интересному в связи с изучением великих переселений.
Главный сюжет этих изображений (частью воспроизведенных в трудах д-ра Франке, 1923) – горный козел, являвшийся символом огня. Среди изображений этих по технике можно различить целый ряд наслоений, от древних (сходных со шведскими halristingar) до новейших, доказывающих внутреннее существование какого-то культа.
