Николай Борисович Чистяков
Шершавые этюды
– Костя! Переоделся?! –глухо раздался знакомый голос.
Я не понял, кому он принадлежал.
– Сейчас выйду! – прикрикнул я на дверь.
– Жду!
Под странную песню «I love my money more than mommy…» я быстренько напялил джинсы, рубашку, ботинки и был таковым. Все-таки приятно избавиться от униформы и выйти к Асе отстрелявшись. Ждет уж не дождется меня, небось…
Снаружи, к сожалению, вместо Аси меня ожидал Антон. Он заметно нервничал. Держал руки в карманах.
– Чего? – спросил я разнервничавшегося художника.
– Да вот… Я что подумал… Знаешь, как говорят: «Женщина на корабле…»
– Не начинай.
Антон верил в приметы сомнительного качества. И хоть против Насти ничего не имел против (а в какой-то момент оказалось, что даже ревнует ее к Жорику), Антон все же настороженно относился к предстоящей операции. О чем пытался поведать задолго до этого разговора и пытается поведать сейчас:
– Да я сам толком не могу понять, но…
Он замялся.
– …Но волнуюсь за нее что-то.
– Не беспокойся, – сказал я, пока мы спускались по лестничному пролету, – Настя взрослая девочка. Рядом с ней взрослый мальчик. Да не один, а в комплекте четырех штук. Сама она сильная не по годам. Не переживай, все с ней будет хорошо.
– Ох… Ладно…
Было заметно, что Антону совсем не «ладно».
– А, и еще! Я покажу одну вещь, но обещай, что никому о ней не расскажешь. До поры до времени…
Мы остановились.
– Что такое?
Антон расстегнул куртку наполовину. В чернющих недрах его одежды, в области живота поблескивало что-то крупное: какая-то емкость, имевшая гладкие изгибы, с выпирающей кверху колбочкой. Кажется, это было похоже на…
– Ты с ума сошел?! – яростно прошептал я, – убери это! Выпей здесь и сейчас! Или выкини в окно! Я не знаю, что сделать, но сделай с этим что-нибудь! Иначе из-за тебя нам всем навалят огромной п–…
– Постой-постой, не кипяти!
Взвизгнула молния куртки.
– Сам подумай! Первый серьезный полет, полет до самой мини-черной дыры! Неизвестно, насколько опасно там будет! Я и подумал, что именно сейчас, как никогда раньше, нам пригодилась бы лишняя булечка!..
– Ты хочешь, чтобы из-за твоей булечки нам прописали в булочки?! По самое не балуй?!
– Не пропишут, если не узнают! А они не узнают, уж я постарался!.. Да и вообще, не выдумывай комару пчелиное жало! Что с нами будет? Если ты, конечно, не расскажешь, то все получится куда лучше, чем было запланировано изначально! Успокойся!..
А хотя… Я хорошенько подумал. Операция действительно первая, самая важная, по выходным нам нечего будет делать, риски высоки…
– Хорошо, – сказал я, успокоившись.
Мы двинулись дальше.
– Я надеюсь, ты купил только одну бутылку и не пронесешь целый ящик на борт.
– Да кто я, по-твоему, самоубийца? Одну бутылочку и без того сложно пронести, а ты говоришь – ящик… Нет, я не супергерой, я обычный скульптор-фрезеровщик-инженер-космонавт, – подмигнул Антон. – Все будет… Чики-брики пальчик выкинь!..
Мы вышли в просторный зал, где сидели несколько часов назад. К счастью для нас, вся пресса разъехалась. В гостиной остались наши родственники, друзья, знакомые, подруги. В общем, было людно, но приятно. Напряжение после недавней конференции совсем спало, и теперь воздух был наполнен теплом родных и близких.
Я видел своих друзей в компании родственников: вон, вдалеке, Игорь держал за руку маленькую девочку, общаясь с двумя женщинами. Одна из них была его дочь, другая – жена. Настя уселась на диване с отцом и что-то бурно обсуждала. И к Жорику приехали родители, которые совершали манипулятивные попытки всунуть ему побольше одежды и провианта. Он, конечно, отнекивался, но силе родительской ласки невозможно дать серьезный отпор. Через пять минут его тело скрылось за сумками и пакетами. Даже Антон вскоре отошел от меня, завидев то ли брата, то ли друга с девушкой.
Я был один. Сколько бы глазами не пробегал по головам, по лицам, по макушкам, Асю завидеть не мог. Тогда я решил отойти к автомату, налить себе немного кофе для бодрости. Как вдруг моего плеча коснулась нежная ладонь. Не оборачиваясь, я прижал девичью ручку и провел по ней свежевыбритой щекой.
– Ай!.. – засмеялся милый голосок, и ладошка с легкостью выскользнула из моей лапы.
Я обернулся посмотреть на владелицу жемчужных пальцев и увидел ее. Голубые глаза, тонкий нос, розоватые губы.
Ася сохранила тонкую девичью красоту даже по прошествии времени. Или это я остался таким же влюбленным дураком, каким был когда-то давным-давно.
– Привет, – улыбнулась моя Ася.
Я с ней не поздоровался. Не хотелось. Дыхание немного сперло. Не желал ничего говорить. Я только крепко-крепко обнял ее за плечи и расцеловал бело-розовую щечку. Она по-девичьи захихикала.
– Пошли на улицу, – прошептал я в розовое ушко и взял ее за белую ручку, – поговорим там.
– Почему не здесь? Здесь тепло.
– Здесь шумно. А там красиво. Думаю, нам лучше уединиться. Все равно успеем посидеть на «Белом солнце…» Давай сумочку.
На улице действительно было хорошо. День пропал за багряным горизонтом, а ночь пока не торопилась вступать в свои права. Воцарилась молочная тишь. Светлые сумерки окутали зеленый луг. По дорожкам прыгали голубиные лапки, сновали башмачки и кроссовки, катились коляски. Молодые супружки и престарелые парочки покачивались взад-вперед вдоль извилистых дорог. Фонарные шапчонки гудели теплым светом. С севера проплывал мягкий ветерок. Здесь было очень и очень хорошо.
Мы расположились на скамейке. Ася обнимала маленький животик.
Я вспомнил, что, оказывается, весь день не курил. Хотел достать пачку, но потом взглянул на Асю. Желание покурить как-то само собой отпало.
– Как тебе здесь? – спросил я Асеньку.
– Не знаю, – пожала плечами она.
– Как это: «Не знаю?» Знать надо, маменька.
– Ну, здесь… Хорошо? Не знаю… Наверное, я прозвучу как наивная дурочка, но мне хорошо рядом с тобой. И неважно, где мы будем, – улыбнулась Ася.
– Даже на болоте? – удивился я.
– А почему бы и нет?
– Хорошо. Заметано. В отпускные отправляемся на болотистую местность. Представь себе: комары, крокодилы, грязь, слякоть…
Я удовлетворенно цокнул языком:
– М-м-м-м. Ляпота.
Она мило захихикала:
– Ну что ты такое говоришь?
– Ну, это не я. Это вы выбрали, мисс. Я всего лишь жалкий курьер ваших необъятных потребностей.
Мы хорошенько посмеялись.
Рядом с нами прыгнул любопытный голубь. Он немного потанцевал у наших ног, но, поняв, что жестокий человек не угостит и крошкой за прекрасное выступление, быстренько исчез в молочном небе.
– Кстати, о болотах, – продолжил я. – Как мы выступили сегодня?
– Ну-у-у-у… – она певчески протянула шальную букву.
– Ну-у-у-у-у? – подыграл я ей.
– Можно было и получше.
– Ладно тебе! Все прошло очень даже хорошо!
– Потому что пресса задавала несущественные вопросы! Только одна девочка выделилась.
Ах, да. Я вспомнил, как в океане лыбящихся рож всплыло миловидное юное личико, приукрашенное красным беретиком. Встав во весь рост, она неожиданно для всех нас спросила:
– Прекрасно, что вы люди со стажем, имеете опыт полетов. Но ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос: насколько серьезная опасность ожидает человечество по ту сторону Луны?
Пресс-служба замолкла. Мои партизаны также заткнули рты. Капитан Виктор Павлович беспомощно вертел микрофон в руках. Пришлось принять огонь на себя:
– Мы… Кхм, мы пытаемся выяснить причины ее возникновения. Мы не знаем, насколько опасна черная дыра. Подсчеты указывают на то, что ее гравитационное притяжение в сотни раз слабее обычных черных дыр, о которых мы привыкли разговаривать. Поэтому, хоть она и образовалась достаточно близко к нашему спутнику, она практически никак не воздействует на Луну. В ближайшее время волноваться не стоит.
– «Ближайшее время»… Скажите, это примерно сколько?
– Ну… – я почесал щетинистую щеку, – Как я понимаю, лет сто, сто пятьдесят…
– То есть на данный момент угрозы не существует?
– Почти так, да. Видите ли, Луна, если говорить вкраце, под действием физических законов также отдаляется от Земли. Волноваться не стоит, каждый год она отлетает всего-то на несколько сантиметров, так что мы нескоро попрощаемся со спутником. Но есть высокая вероятность того, что в какой-то момент космическая брешь «примагнитит» Луну и, если не «присосется» к ней, то значительно замедлит вращение вокруг нашей орбиты… А это в свою очередь может привести к стихийным бедствиям, как минимум…
Я не заметил, как мы замолкли. Я сидел, глядя в пустоту перед собой. Ася же продолжала ласкать животик.
Наконец, я спросил ее:
– Неужели все было так ужасно?
– Ну-у-у-у… – затянула она старое-доброе, а затем ласково взглянула на меня, – Я шучу! Ты держался храбро. Все вы молодцы. Особенно широкоплечий мужичок…
– Антон? Его имеешь в виду?
– Наверное.
И действительно, Антон был хорош. На вопросы «Как вас зовут?» или «Кем вы были до того, как стать космонавтом?» наш мужичок отвечал глубоко философскими изречениями: «Э-э-э-э-э…», «а-а-а-а…», «гм-м-м-м-м…» Но чаще всего хранил обет молчания. Воистину, молчание – мерило мудрого ума.
– Не смейся над ним, – сказал я Асе и приобнял ее за плечо. – Антон на самом деле существо… Мыслящее… Быть может, далеко не умное, но глубоко мыслящее.
– Я и не смеюсь. Он молодец. Потому что не отвечал на глупые вопросы.
– А я не молодец, потому что спасал положение?
– Не коверкай мои слова! Ты понял, о чем я.
– Может быть, может быть…
– Еще молодец мужчина с залысиной.
– Да, он грамотно отвечал. Признаться, никто из нас не ожидал от него. В окружении врага он обычно горд и нем.
– Ага. И девушка хорошо держалась.
– Она умеет, ничего не скажешь.
– И американец…
– Я понял, понял, все хороши. Но я хорошее… Хорошее ведь?
– Не буду потакать твоей самовлюбленности… – посмеялась она.
– Ну спасибо, любовь моя…
Блеклую тишь между тем сменила ласковая ночь. Жилые дома заморгали люминесцентными лампочками в окнах. Исчезли последние голуби и уснули деревья, похрапывая на свистящем ветру.
Ася положила голову на плечо. Мы спокойно разглядывали домашнюю жизнь, разворачивавшуюся по ту сторону окон. Где-то пробежала собака и прыгнула хозяину на грудь, бешено виляя хвостом. Где-то старичок ухаживал за редкими цветами под струящимся из продолговатых ламп фиолетом. Где-то два пацаненка, усевшись у телевизора, играли в компьютерные игры…
– Какой месяц? – спросил я, положив руку ей на животик.
– Третий.
– Мы не виделись три месяца?
– Да. У тебя были усиленные тренировки, экзамены, подготовка, тесты, и так далее, и так далее, и так далее…
От грусти, излившейся слабеньким потоком жалобных нот, мое сердце екнуло. Хотел бы я сказать ей: «Это будет последний раз, а потом – ни ногой в корабль!..» Но в глубине я прекрасно понимал, что нагло ей совру. Каждый раз, когда обещал покончить с полетами, я возвращался на центрифугу, каждый раз залезал в тяжелый скафандр и каждый раз смотрел на большую Землю через маленький проем иллюминатора.
Бессмысленно что-то говорить. Я не хотел превращать наше общение в очередной мелодраматичный фарс. Все возможные слова были сказаны нами давным-давно. Я хотел радоваться тому, что мы можем вот так посидеть вместе на земной скамейке, в земном парке, рядом с земными домишками.
Похолодало. Я придвинулся к ней и обнял покрепче.
– Как назовем?
– Если девочка, я бы хотела назвать Ксюшей.
– А если мальчик?
– Ты выбери.
– Я не знаю.
– Подумай.
На минуту я задумался. А потом сказал:
– Быть может, Ярослав?
– Почему?
– Статное имя. Царское.
– Может, что-нибудь попроще? Николай, например.
– Нет, Николаев полно, а толку от них мало.
– Миша?
– Зачем давать выбор, если выбора у меня как такового нет? – в шутку возмутился я.
– Ну я ведь вместе с тобой думаю… Ладно, если тебе нравится Ярослав, пусть будет Ярослав.
– Супер, – сказал я. Вскоре я ощутил, как ее тельце начинает дрожать. –Холодает что-то. Пойдем обратно. Сейчас к тому же фильм начнется…
– Да, пойдем…
Мы поднялись. Ночь окончательно заполонила округу. Фонари желтовато светили нам дорогу обратно.
– А!.. Стой, подожди!
Ася на миг остановилась и забрала из-под моих рук сумочку. Покопавшись, она достала что-то круглое и желтое. В темноте я не разобрать.
– Что это?
– Не видишь? Тогда пощупай.
Я взял в руки непонятный предмет. Он оказался не только желтым, но и шершавым, похожим на жирного круглого шмеля. Только побольше в размере и потяжелее. Неизвестное «что-то» было похоже на…
– Теннисный мячик? – удивился я.
Конечно, от родственников можно ожидать совершенно любой подарок. Магнитик с Дубней или календарик с природой. Но это… Это заставило меня, мягко скажем, удивиться.
– Ты постоянно жаловался, что в невесомости не хватает чего-то привычного, повседневного. И что сильнее всего ты скучаешь по ощущению веса… Вот. Мячик напомнит тебе о гравитации.
Асенька.
Милая моя Асенька.
Сильнее всего я буду скучать по теплому дыханию, по белой коже, по касанию тоненьких пальчиков, по мягкой пряди волос. А гравитация – дело уж десятое…
Я ничего не мог из себя выдавить в этот момент. Все, что я мог, – это держать тяжеловатый шершавый мячик и ощущать его объем, его волосяную поверхность.
Я притянул Асю к себе. Поцелуй как-то произошел сам собой. Она спокойно закрыла глаза и ответила теплым-претеплым касанием губ.
– Спасибо, – сказал я в конце концов.
Она ничего не ответила. Только сильнее прижалась.
– Ну, пошли? А то тебе уже холодно, я вижу.
– Да, конечно…
Вернувшись в гостиницу, мы застали все семьи в сборе. К счастью, на сеанс успели вовремя.
ОТЧЕТ О РАБОТЕ НА СТАНЦИИ «СИДУС-1»
18.05.2064.
Игорь Игнатьевич Панфеев,
Медик,
Член экипажа «Сидус-1»
Станция «Сидус-1» потерпела крушение. В живых остались старший медик первого класса Панфеев Игорь Игнатьевич и младший медик первого класса Яропольская Анастасия Васильевна.
Командир экипажа Артамонов Константин Семенович и старший инженер первого класса Приходской Антон Вениаминович мертвы.
Причина смерти: воздействие гравитационного поля черной дыры.
Младший инженер первого класса Браун Джордж покинул корабль в спасательной капсуле незадолго до катастрофы.
Состояние: неизвестно.
17 июня старший инженер Приходской А.В. и младший инженер Браун Дж. вышли в открытый космос с целью починки обшивки. Вскоре после выхода приборы зафиксировали аномальные скачки в области черной дыры. Было похоже на то, будто гравитационное поле увеличивалось с огромной скоростью. Командир отряда Артамонов К.С. приказал открыть шлюз. Благодаря тому, что Браун Дж. находился ближе всего к шлюзу, он благополучно пробрался внутрь «Сидуса-1», однако Приходской А.В. находился в дальней части станции и не мог добраться до шлюза. Вопреки протоколам безопасности Артамонов К.С. вышел в открытый космос в попытке помочь старшему инженеру. Осознав, что они не успеют добраться до шлюза, Артамонов приказазал закрыть шлюз. Расширившаяся черная дыра притянула космическую станцию, уничтожив 70% техники.
В оставшейся части станции приборы работают частично. Никто не выходит на связь. Грузовой корабль с провиантом был уничтожен, уцелевшей провизии хватит на 3 дня, воды и кислорода осталось на неделю.
ОТЧЕТ О РАБОТЕ НА СТАНЦИИ «СИДУС-1»
20.05.2064.
Игорь Игнатьевич Панфеев,
Медик,
Член экипажа «Сидус-1»
Мы оказались в неизвестном пространстве. За иллюминаторами ни звезд, ни планет. Частично уцелевшие приборы слежения также ничего не ловят. Сигналы помощи не проходят. Психологическое состояние членов экипажа доходит до критической отметки. Чтобы не впасть в отчаяние, мы с Настей решили сыграть в крестики-нолики. Умственная занятость способствует уменьшению стресса. В связи с малым количеством еды было принято решение минимизировать потребление. Однако провизии, воды и кислорода становится меньше.
ОТЧЕТ О РАБОТЕ НА СТАНЦИИ «СИДУС-1»
23.05.2064.
Игорь Игнатьевич Панфеев,
Медик,
Член экипажа «Сидус-1»
Яропольская Настя мертва.
Причина: передозировка морфием.
ОТЧЕТ
25.05.2064.
Нашел у Кости ноутбук и теннисный мячик. Не понимаю, что он делает здесь. Мячик оказался приятным на ощупь. Покопался в файлах, заприметил документ с названием «Покидая земные просторы». Оказывается, в своем ноутбуке он писал про нас. Проведу весь день за чтением. Еды больше нет. Воды хватает. Кислород постепенно кончается.
ИГОРЬ ИГНАТЬЕВИЧ ПАНФЕЕВ.
26.05.
Клавдий,
Бывший член команды Артамонова
Прочел костин отрывок. Понравилось. Конечно, я бы сделал другие акценты, но нас показал правдоподобно. Порылся еще немного в костиных вещах и нашел на треть пустой коньяк. Выжрали бы, черти, без нас, ничего б не оставили. На голодный желудок хорошо бьет. Поискал у себя в аптечке морфий, порыскал у Насти. Настя использовала почти все. Мне определенно не хватит. Приток кислорода идет на минуты. Держу теннисный мячик в руках. Он очень упругий. Напоминает о Земле.
Превосходная жизнь
Да что я такое пишу! Может, все могло быть иначе? Ох, не знаю… Откатиться, например, в прошлое и сказать: «Как ты хороша…»
Сухо.
Может: «Как ты хороша!»
Скучно.
– Как? Ты?!
И шелковый портрет скользнул в прихожую ресторана. Сиреневые брюлики с жемчужными глазами нагло блеснули в сторону и пробежали вдоль каждого воротничка. Прелестная, полная загадок Офелия в белоснежном кружевном платье, кружась в окружении круглолицых кавалеров, тотчас отплыла в залу. А я стоял как идиот горбатый в великолепной рубашке, великолепных штанах и великолепном фартуке. Все было великолепно в этой картине, кроме меня.
Неужели придется потратить время на интерьер? Не вижу смысла описывать мраморный ресторан, украшенный итальянскими столиками самого Джиордано Лусиоссо, освещенный настоящими, «живыми» лампами, сделанными на заказ самими египетскими мастерами и привезенными с египетских островов (Карос, Панфея, Анафрапсис), кухня которой пестрит утонченными блюдами самих Веспуччи Де Меньяна и Альфонсо Пеларатти, а зала (именно зала) украшена картинами нью-йоркских пейзажей самого Кобаяши Сасаки и пестрыми линиями абстрактного экспрессионизма того самого Джезефе Делере (ударение на «е»), которые так гармонично сочетаются с легким эротизмом самого Жана-Жака Карнакоса.
Кому станут интересны эти подробности? Только самому г-ну Бавардажу, конечно.
Сам г-н Бавардаж, между прочим, организовывал ресторан. А г-н Бавардаж обожает добрые имена, что еженощно посещают скромное королевство. Не менее сильно г-н Бавардаж обожает и собственное имение, которое по скромности врожденной назвал невероятно просто – «Паради Аэрье». Всякий раз нам оставалось благоговейно вслушиваться в каждый всплеск великолепного баритона, как дело доходило до потрясающих гостей. Само собой, мы ежечасно выслушивали всяческие напутствия прекрасного г-на Бавардажа.
Особенно в моменты ярчайшей экспрессии восхитительной натуры.
Особенно напутствий такого рода, какие пришлось испытать сейчас:
– Великолепно мы устроили наш день! Столы пустуют и «кьюсин» давно остыл, а «авити» ждут не дождутся часа! Пускай их скука утомит, как вы меня, поскольку с высшей радостью и счастьем мой верный, дорогой мой «гю» принял решение оставить светский пост! Как отдыхается бездельнику? Прекрасно? Я рад, я рад, что смог вас одарить минутою, потраченной впустую. Это доказывает, впрочем, как я плох. Да, к сожалению, я плох! Ох, я ужасен! Метрдотель не может проследить за невозможно наглым «парессу» – такого быть не должно! Что ж, в этот раз ошибок избегу и направляю вас в уборную, несносный! Желаете же в лени утонуть? Так вдоволь насладитесь этой ношей, блюдя священную невинность «авити». Идите и подумайте о том, как искупить вину!
– Простите. Этого больше не повторится. Могу ли я идти?
– Не слышу: как? Еще раз повторите-ка мне: как?
Как-как, как-как… Вот как-то так и наперекосяк:
– Прошу прощения. Мне стыдно оттого, что стыдно вам. Отныне оного совсем не повторится. Могу ль идти и выполнять свой долг, чтоб более не смел тревожить я ваш чуткий слух и душу грустную, столь утонченную сверх всяких мер приличия?
– Конечно! Правильно! «Ма щер», не забывайтесь – где вы находитесь, вот там и оставайтесь.
– Благодарю и с радостью примусь за новый труд.
– Я рад, я рад! Туда вам и дорога к искупленью!
–Идти ли мне?
– Конечно, мой хороший, уходите! О, это вы, Антонио Слепцофф! Принц вечной красоты, ценитель дам! С какою прелестью явились в этот раз? Позвольте мне, повинному пажу, поцеловать тончайшей грани ручку! Прошу, пройдемте в наш роскошный ресторан, предназначаемый для герцогов и дам!