Майор Крыжанский пошёл к дровянику. Капитан Бартеньев, тоже не сводивший восхищённых глаз с Луры, захлопотал возле женщины. Похлопал её по щекам, брызнул в лицо водой… Не помогло. Капитана поражала её красота, но инстинкт опера брал своё. Разглядывая красавицу, невольно подумал: "Не притворяется ли, чтобы сбежать?" Решил проверить догадку, склонился над женщиной и почти в самое ухо загудел:
– Не бойся, мы убивать тебя не собираемся. Не делай глупостей, как твой друг, и останешься живой.
Внезапно в спину ему упёрся ствол пистолета, и голос друга, который делал глупости, членораздельно и ясно произнёс:
– Это ты, если хочешь остаться в живых, не дёргайся и сиди тихо. Твой напарник в обмороке, полковник застрелил себя сам… совесть, видно, замучила. Одним им до дому не добраться, вся надежда на тебя…
Бартеньев не сопротивлялся и в знак покорности поднял руки. Подальше от греха, не напрасно про этого бугая говорили, что он очень опасен. Илья разоружил опера, снял с Луры наручники, надел их на Бартеньева и только тогда спросил:
– Что с ней?
Капитан, у которого с утра чесался нос и не покидало ощущение, что влипнет в какую-то авантюру, полностью смирился с поражением. В его душе зародилось сочувствие к этим людям, без суда и следствия приговорённым к высшей мере. Он хорошо знал Сафиуллина и начал понимать, что на самом деле произошло на кордоне.
– По-моему, она в обмороке. Майор сказал, что тебя застрелили, она и хлопнулась…
– Самого его пристрелить бы надо за то, что на бандитов работает, – зло проворчал Илья. – У тебя вода есть?
– Есть во фляжке.
Илья сам отцепил фляжку, набрал в рот воды и брызнул Луре в лицо. На этот раз народный способ подействовал сразу. Глаза красавицы распахнулись. Она увидела склонившегося над ней Илью, радостно и удивлённо выдохнула:
– Живой!
Илья ответил буднично, будто и не спасал себя и свою любовь от неминуемой смерти, а всего лишь сходил в туалет во дворе:
– Живой, живой… Давай, милая, поднимайся, мы с этими блюстителями закона потеряли уйму времени, надо навёрстывать, чтобы добраться засветло.
Наблюдавший эту картину Бартеньев не преминул задать вопрос:
– А что сделаете со мной, пристрелите?
"Экстремисты-убийцы" посмотрели на него с гораздо большим удивлением, чем знаменитый баран смотрел на новые ворота. Илья заговорил как можно спокойнее, чтобы не просто оправдаться, но и убедить.
– Ты что, капитан, действительно считаешь нас убийцами? Здорово тебе промыли мозги! Настоящие бандиты и убийцы те, кому ты служил до сих пор. Не мы на них напали, мы лишь от них защищались…
Бартеньев поверил в счастливый для себя исход, но самолюбие его было задето, в нём снова верх взял опер.
– Говоришь хорошо, но поясни тогда, за какие красивые глазки тебя с твоими подругами объявили в федеральный розыск? Я, видишь ли, присягу давал – разыскивать беглецов от правосудия.
Илья не уклонился от вопроса, спокойно и доходчиво объяснил:
– А ты, капитан, уверен, что наше правосудие никогда не ошибается? Если бы знал в подробностях дело о похищении профессора Глумова, по которому нас объявили в розыск, был бы на нашей стороне. Можешь мне поверить, мы не похищали профессора, а спасали его. Именно за это те, кто хотел его смерти, преследуют нас.
– Допустим, я поверил тебе. Но если всё это можно доказать в суде, то, может быть, вам лучше не бегать, а сдаться.
Илья оценил добрые намерения опера, так же как и его наивность.
– Вот тут, капитан, я с тобой не соглашусь. При нашей системе правосудия мы до суда не доживём, а у нас ведь есть кое-какие свои планы…
Лура слушала их диалог и о чём-то думала. Она полностью пришла в себя и, выждав момент, вклинилась в разговор.
– У нас, господин полицейский, настолько мирные планы, что вы и вообразить себе не можете, я бы хотела напомнить об этих планах и своему товарищу.
Переливающийся, будто ручеёк, говор красивой молодой женщины окончательно успокоил Бартеньева.
– Вы победители, решать, что делать, вам. Обещаю, мешать осуществлению ваших планов не стану. Вы меня отпустите?
– Конечно, отпустим, мы пойдём своей дорогой. Ты забирай полковника, напарника, и плывите домой с миром. Верну даже табельное оружие, но только, извини, без патронов, мне так будет спокойнее.
Илья сделал, как сказал. Отдал Бартеньеву пистолеты, ключи от наручников. Опер окончательно поверил им и, когда они собрались уходить, вдруг поделился с "экстремистами" информацией.
– Вам не дадут уйти. Скоро сюда прилетит вертолёт со спецназом, с ними разговаривал Скрыпник по телефону…
Илья с Лурой молча переглянулись. В глазах у Луры замелькали огоньки тревоги.
– Выходит, они взялись за нас серьёзно, – сдержанно, чтобы не пугать её, проговорил Илья. – Нам надо поторопиться, милая.
***
Вертолёт подлетал к заброшенному посёлку геологов.
Командир спецназа майор Крутиков со своей группой летел на захват особо опасного преступника. Эколог и правозащитник Илья Кузнецов, входивший в экстремистскую группу, созданную академиком Рублёвым, как и предполагал полковник Самойлов, объявился в самом неожиданном месте. Он пропал из поля зрения после похищения профессора Глумова, о судьбе которого с тех пор ничего не известно, и вот теперь объявился в этом глухом таёжном углу. По информации начальника полиции посёлка Таёжный, он и одна из его сообщниц пытались в посёлке "залечь на дно", но были опознаны. При попытке задержания убили трёх человек, сели на теплоход и вечером высадились в этом заброшенном посёлке.
Крутиков окинул взглядом вертолёт. Бойцы, используя каждую минуту, отдыхают, точнее кемарят, набираясь сил. Группу поздно вечером подняли по тревоге и сразу – на самолёт. В областном центре пересели на вертолёт, теперь наступает пора действовать.
Крутиков сигналом приказал пилотам сделать облёт посёлка. Здесь их должны встречать полицейские из Таёжного. Вертолёт сделал два круга, прежде чем увидели одинокую фигуру в гражданском. Человек вяло махал им рукой. Крутиков указал место посадки, и винтокрылая стрекоза, на секунду зависнув над землёй и подняв густое облако пыли, плавно опустилась на сравнительно ровную площадку.
Встречавший вертолёт Бартеньев, это он махал руками и показал площадку, рассказал обо всём, что произошло, слегка приукрасив истину. После ухода беглецов ему удалось привести в чувство майора Крыжанского, оглушённого ударом по голове, и они договорились, как будут подавать происшествие. Теперь майор сидел под деревом, слушал рассказ Бартеньева и изредка поддакивал напарнику. По их легенде получалось всё логично и просто. Полковник Скрыпник не стал ждать спецназ, принял решение с утра прочесать посёлок и найти убийц. При этом сам нарвался на них и в перестрелке погиб. Майору, поспешившему на выстрелы и попытавшемуся определить, жив ли
шеф, преступники врезали чем-то тяжёлым по голове. Бежавший на по-
мощь Бартеньев увидел убегавших мужчину и женщину, открыл по ним
огонь, но было далеко, и они скрылись.
Крутиков отрешённо смотрел куда-то в сторону, слушал словоизлияния местных оперов, и брезгливая скептическая гримаса не сходила с его лица. Доморощенные шерлоки-холмсы всё испортили. Вместо того, чтобы дождаться профессионалов, решили провести задержание самостоятельно. В их куриных мозгах и мысли не возникло, что прошедшие огонь и воду экстремисты им не по зубам. В результате вспугнули беглецов, получили груз двести в образе своего любимого начальника и одну черепную травму. Черепно-мозговой её никак не назовёшь, были бы мозги – действовали бы профессионально…
Бартеньев закончил доклад, смотрел на недовольное лицо командира спецназа и ждал. Майор Крутиков посмотрел, наконец, на капитана и задал только один вопрос:
– Куда они направляются, знаете?
Опер выдержал его взгляд. Он предвидел такой вопрос и ответил сразу.
– Понятия не имею, у них сто дорог, разве все просчитаешь?
Крутиков высокомерно ухмыльнулся: что взять с этих таёжно-дремучих недоумков.
– Дорог-то сто, а вот целей поменьше. Куда-то ведь направляются? Не собираются же вечно гулять по тайге, как медведи-шатуны? Ладно, вы своё дело сделали, вернее испортили, грузитесь в лодку и плывите в посёлок.
Отправив неудачливых охотников за экстремистами, Крутиков собрал группу, в которую входил и представитель областного УВД, знавший эту местность. Они совместно обсудили план действий. Беглецы выскочили из капкана, но далеко уйти не могли. Ясно, что по воде они уходить не собирались. Убрав двух полицейских, могли нейтрализовать третьего, захватить лодку и уйти на ней. Раз не ушли, значит, их цель где-то неподалёку. На сотню километров в этом районе только один населённый пункт – забытая богом и людьми деревня староверов. Скорее всего, туда они и направляются, чтобы пересидеть в таёжной глуши и избежать ареста. Из посёлка геологов в деревню ведёт старая, заросшая ныне дорога; чтобы не заблудиться в тайге, беглые пойдут именно по ней. Выслушав все мнения и предложения командир отдал приказ:
– Савчук, ты с тремя бойцами идёшь по этой дороге из посёлка. Я перелетаю на пятнадцать километров вперёд, дальше они явно не могли уйти, и со своей группой двигаюсь тебе навстречу. Передвигаться аккуратно, Кузнецов – чуткий и хитрый противник, вооружён, в тайге ориентируется хорошо. По возможности брать его и девицу живьём. Связь по радио, обо всех изменениях обстановки докладывать немедленно.
Догадка подтвердилась. Пока Крутиков перелетал к месту высадки, Савчук обнаружил на дороге свежие следы, явно принадлежавшие мужчине и женщине. Удвоив бдительность, группы осторожно пошли навстречу друг другу и через несколько часов встретились. Беглецы словно испарились. Видимо засекли спецназовцев и ушли с дороги в тайгу. Группа повторно прочесала участок, надеясь обнаружить хоть какие-то следы, но без результата. Крутиков досадовал: Кузнецов снова ушёл. Ночью искать беглецов не имело смысла, группа на вертолёте полетела в посёлок Таёжный, чтобы переночевать там, дозаправить винтокрылого помощника и с утра возобновить поиски. Попутно предстояло детально разобраться, что эти экстремисты в посёлке натворили, и найти проводников, которые хорошо знают этот участок тайги.
***
Глава района Марков сидел в своём уютном особняке, "обмозговывал" произошедшее и просчитывал последствия. В течение двух дней он лишился своих соратников и главного врага. Хорошо это или плохо? Потеря друзей его сильно не опечалила. Подельники слишком часто стали пренебрегать уголовным кодексом, и ему это не нравилось. Не нужны в его "царстве" потрясения, революции, бунты и смуты… Как говорится, кризис назрел и должен был рано или поздно разрешиться. Теперь появилась надежда – с их смертью исчезнет внутренний страх перед разоблачением, который в последнее время стал постоянным спутником жизни. С гибелью подельников основной негатив и некоторые преступления можно будет списать на них, в первую очередь, смерть Сувориной. Как вовремя её зачистили! Что греха таить, сильно мешала ему эта малахольная баба. Так что не бывает худа без добра. Несмотря на трагические события, всё в его "государстве" складывается славно, снова тишь да гладь. Жаль только, идёт уже второй срок правления, а избираться на третий по местному закону нельзя. Но время для того, чтобы что-нибудь придумать и исправить, есть, да и друзья наверху никуда не делись. Президент не зря любит повторять: "Своих не бросаем!" Вышестоящие помогут, без денежной работы не оставят. Не зря столько лет прикармливал их откатами…
Уставшие, не выспавшиеся, в условиях погони за сутки преодолевшие тридцать вёрст по тайге, они всё-таки добрались до деревни. Глава экспедиции Ратомир был здесь. Остальные иерархи, в том числе и Вера, ещё работали по своим планам. Беглецов проводили в дом главного старейшины, где иерарх беседовал со стариками и вносил коррективы в план отправки переселенцев.
Пока Лура в соседней комнате приводила себя в порядок, Илья, ничего не утаив, рассказал Ратомиру о выпавших на их долю злоключениях. В конце высказал опасение:
– Вчера нас искали две группы и вертолёт. Ушли чудом, вовремя их заметили и обошли по тайге. Бойцы опытные, видимо, спецназ. Если эти парни сели на хвост, будут преследовать, пока не поймают. Думаю, сегодня прилетят сюда.
– Не переживай, – успокоил иерарх, – я знаю, как разговаривать с ними. Присоединяйся к нашему разговору, мы скоро закончим, и вас проводят в дом, где отдохнёте.
Ратомир вернулся к беседе со старейшинами.
– Так каково ваше окончательное решение? Переселяетесь все или отправляете только желающих?
Ответ держал главный старейшина, которого все уважительно называли только по имени отчеству, Савватей Прокопьевич.
– Мы полетим на новые земли все до единого, хотя не у всех есть желание.
– А почему не у всех? Кто сомневается?
– Да вот Киприян Иванович с Савелием Калистратовичем, – кивнул старейшина на двух стариков лет под семьдесят. На самом деле возраст того и другого был близок к столетию. Старики не стушевались. Тот, которого звали Савелием Калистратовичем, откровенно поделился сомнениями. Он, несмотря на возраст, говорил бодро, в голосе совершенно не чувствовалась старческая слабость.
– Может, и ладно там всё, как вы рассказывали, но мы шибко сомневаемся. Бежать отсюда не хочется, это земля наших предков, привыкли мы к ней.
Ратомир очень мягко и доброжелательно, чтобы не обидеть стариков, возразил.
– Это не бегство, а обычное переселение с планеты, которая в опасности. Вы не хуже меня понимаете – Земля на краю гибели!
Открыто высказанное иерархом предсказание о близости катаклизма старика не напугало.
– Знаем, что отступники от веры заслуживают Страшного Суда, но Земля – наш общий дом. Во время пожара хозяин не бежит из дома, он пожар тушит. Нам бы пособить немного, можно было бы всё выправить!
– Как и чем мы вам можем помочь?
– Дайте знания и веру людям, – подключился к разговору второй старик, тот, которого старейшина назвал Киприяном Ивановичем. – Люди должны знать достоверно – Бог есть. И что реально существуете вы, его ангелы. Это придаст честным людям силу, объединит их. Когда-то у праотцов была общая вера, она объединяла всех…
Иерарх понимал, сколь наивна вера в переустройство земного человечества по плану Киприяна. В век, когда планета может быть уничтожена простым нажатием кнопки какого-нибудь правителя-самоубийцы, рассчитывать на то, что честные люди сами смогут объединиться, перевоспитать отступников и победить мракобесие, не приходится. Даже в России принявшие западные ценности "россияне" отказываются от духовного возрождения. Что говорить о тех, кто давно из человека разумного переродился в зверя. Он не стал разубеждать стариков, а просто спросил их:
– Верите ли вы мне, как одному из ангелов Бога?
– Верим, верим, а как же…, – согласно закивали не только Киприян с Савелием, но и остальные старики.
– А раз верите, должны принять на веру: иного решения, кроме переселения праведников на другие земли, сегодня нет! Ваша планета в руках фанатиков. Мы попытаемся спасти её, но рисковать жизнями светлых людей не можем, потому и эвакуируем их. Пожар будут тушить другие ангелы! Когда пожар будет потушен, сюда вернутся ваши потомки!..
Старики переглянулись. Савелий Калистратович развёл руками, а Киприян Иванович, соглашаясь, подвёл разговору итог:
– Что ж, коли иного решения нет, мы подчинимся. Совет наш постановил: переселяться всем миром.
– Вот и хорошо. А как молодые, на переселение все согласны? Вы говорили, что некоторые отходят от веры и бегут в мир?
На этот раз иерарху отвечал главный старейшина.
– Бежали до вашего прибытия. Немного, конечно, но такие находились. Некоторые бежали из-за девок. Мы не приветствуем помешки с мирянами, но ведь сердцу не прикажешь. Убегали и из любопытства, очень уж необычная для них там жизнь. И работа другая… Теперь всё изменилось. Все ждут переселения в новый мир, молодёжь на подъём более лёгкая, чем мы, старики.
Внезапно Ратомир поднял голову, словно к чему-то прислушиваясь, и обратился к старейшинам:
– Подумайте, какие неотложные вопросы нужно ещё решить, я должен ненадолго выйти.
Иерарх вышел. Илья воспользовался ситуацией и задал старикам свой вопрос.
– Уважаемые старейшины, скажите, из-за чего ваши предки бежали в эту глушь? Неужели только из-за того, что их заставили креститься троеперстием? Или из-за крестного хода вокруг церкви, который стали совершать не по солнцу, а против него?
Главного старейшину не зря выбрали на эту должность. Умный, начитанный старик хорошо знал основы своей веры и историю. В отличие от других, Савватей Прокопьевич читал светскую, в том числе современную литературу, поэтому изъяснялся на современном, понятном мирским людям языке. В его ответе Илья нашёл подтверждение своим мыслям.
– Конечно, бежали не из-за этого. Внешние атрибуты – не главное. В этом была определённая степень обиды, но не более того. Это церковники, отступившие от веры предков, свели всё к "детским" обидам. Дескать, старообрядцы устроили бурю в стакане воды. На самом деле раскол произошёл серьёзный и принципиальный. В ходе Никонианской реформы была выхолощена суть Православия, которое создал Сергий Радонежский со своими подвижниками. В этом Православии под внешней формой христианства он сохранил веру, в которую были вписаны духовные заповеди наших предков, высшая человеческая мудрость и мораль. По сути, оставил древнее Правоверие в форме христианства. В отличие от западного христианства в дореформенном Православии человек – это Сын Божий, а сам Бог – не господин, а Отец. После реформы у православных церковников человек стал "рабом Божьим", а Бог стал "господином". Ну, и главное в том, что в ходе реформы уничтожалась наша мораль, уничтожалось духовное наследие пращуров. Вот это и не приняли те, кого современная церковь считает раскольниками и староверами.
– И всё-таки… бежали в глушь целыми деревнями отчего? Можно было, не соглашаясь с нововведениями, жить в центральной России точно так же, как сейчас, своим укладом?
Старик изучающим взглядом посмотрел на Илью: не знает или притворяется?
– Плохо вы, молодые из мира, знаете историю страны. Царь Алексей Михайлович, прозванный Тишайшим, с патриархом Никоном не просто привели обрядовую традицию Русской Церкви к греческой. Эта реформа принесла русским людям западную мораль и западные традиции. Она во многом ограничила Православие и повернула церковь к нормам западного христианства. Против этого народ и взбунтовался. И тогда реформа стала насаждаться огнём и мечом. Особенно сурово – при Петре Первом. Тех, кто не желал принимать реформу, казнили, заточали в тюрьмы, ссылали на каторгу. Погибли сотни тысяч, многие сжигали себя добровольно. Вот и побежали наши предки целыми деревнями на Север, в Сибирь, на Дальний Восток и даже в Америку. В ходе этой реформы снялись с насиженных мест миллионы.
– Я читал о том, что людям запрещали носить бороды, велели, как в Европе, курить табак, пить кофе и спиртное, но не знал, что церковная реформа сопровождалась такой жестокостью. Диву даёшься, в какую глушь пришлось забраться вашим предкам.
– Сюда переселились не сразу. Гонения на людей, сохранивших истинную веру, не прекращались никогда. Деревня переезжала в глушь постепенно. Она поменяла несколько мест и добралась сюда только в правление Александра Третьего.
– У меня ещё вопрос к Киприяну Ивановичу. Недавно я был в Пермском крае и там встречал подобное имя у местных староверов. Вы родом не из тех мест?
На лице у старика выразилось искреннее удивление: мирской, а разбирается в именах правоверных.
– Правильно угадал. Мой дед бежал сюда из Пермской губернии. Повздорил с урядником и был обвинён в преступлении, которого не совершал.
Неспешный разговор прервал вбежавший с улицы внук главного старейшины, Саввушка, который, округлив испуганные глазёнки, негромко оповестил.
– К деревне подлетает вертолёт.
Следом за внучком зашёл Ратомир. Спокойное и бесстрастное лицо иерарха лучше всяких слов указывало: повода для паники нет.
Это и в самом деле был военный вертолёт, вылетевший из посёлка Таёжный, чтобы продолжить прерванные накануне поиски находящихся в федеральном розыске беглецов. Вертолёт сделал над деревней круг. Командир группы спецназа майор Крутиков дал пилотам команду приземлиться прямо в деревне. Железная стрекоза, перепугав пасшуюся на лугу живность, плавно опустилась на центральную площадь перед домом старейшины. Свист двигателя и своеобразный звук удара лопастей о воздух перепугал и жителей. Редко прилетали к ним вертолёты и никогда до этого не садились прямо в деревне. Беседа в доме прервалась, все подошли к окнам. Илья занервничал.
– Вот какой хвост мы привели. Эти перевернут всю деревню, чтобы нас найти. Самое плохое – им сразу бросится в глаза обилие посторонних людей.
– Всё будет хорошо, – успокоил его Ратомир. – Иди в соседнюю комнату, сидите с Лурой тихо, не показывайтесь. Командир спецназа придёт сюда. Я буду разговаривать с ним от имени старейшин и всё решу.
Винты вертолёта ещё вращались, а из него уже посыпались бойцы в камуфляжной форме. Двое тотчас встали на охрану, пятеро во главе с командиром направились к подбежавшим к небесной машине мальчишкам.
– Ребятня, – обратился к ним Крутиков, – где у вас тут глава поселения? – Увидев недоумение на лицах ребят, пояснил. – Ну, староста или старейшина…
– Старейшина есть, – закивали ребята и указали на дом.
Командир и четверо бойцов направились к дому. Здесь группа снова разделилась. Двое остались на охране перед крыльцом, трое зашли внутрь. Бородатый Ратомир внешне мало отличался от седобородых старейшин деревни, но выглядел моложе их. Однако намётанный глаз командира сразу выделил его из числа других. Чутьём, а может, внушением самого сидящего в центре иерарха майор безошибочно определил его главенство.
– Мир вашему дому, старики, – спокойно, с чувством собственного достоинства заговорил Крутиков, – дела службы привели нас в вашу деревню. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
– Поможем, чем сможем, – тоже спокойно и мирно неотличимым от местных людей говором, идеально скопировав все интонации, ответил ему Ратомир. – Присаживайтесь, доблестные воины. Что привело вас в нашу отдалённую деревню?
Командир присел на указанный табурет. Бойцы, не выпуская из рук оружия, сели напротив друг друга так, чтобы был виден вход и обстановка за спиной напарника. На лице иерарха промелькнула едва уловимая улыбка: "Выучка у воинов хорошая, но они совершенно не представляют, где главная опасность".
– Мы ищем экстремистов и убийц, – громким, хорошо поставленным голосом заговорил командир. – Мужчина и женщина… объявлены во всероссийский розыск. Прячутся в ваших краях.
– Что натворили эти экстремисты, в чём их вина перед людьми? – всё так же мирно задал наводящий вопрос Ратомир.
– Очень опасные люди. Они похитили из московской больницы профессора, который до сих пор не найден. Два дня назад в посёлке Таёжном убили трёх человек и, чтобы скрыть следы, подожгли дом, где совершили убийство. Вчера в заброшенном посёлке геологов от их рук погиб начальник полиции посёлка Таёжный полковник Скрыпник. Кроме того, там же тяжело ранили двух полицейских.
Майор изложил все факты верно, за исключением последнего. Одного полицейского просто оглушили, не причинив особого вреда, второй не пострадал вовсе. Крутиков солгал о тяжёлом ранении сознательно. Ратомир без труда разгадал его лукавство – попытка расставить простейшую ловушку. Если старики знают подробности вчерашнего происшествия и скрывают беглецов, то могут случайно проговориться, попытавшись доказать иное.
– Почему вы решили искать их в нашей деревне? – иерарх задал вопрос и намеренно отвёл взгляд, чтобы не встретиться глазами с командиром. Майор подметил это, в его мозгу мгновенно мелькнуло подозрение. Привычка – не доверять людям, которые отводили взгляд – была сформирована практикой.
– Мы вчера потеряли их в тайге. До этого они шли в сторону вашей деревни. По моим расчётам – должны быть здесь!
Командир сделал акцент на последней фразе и устремил на Ратомира твёрдый взгляд, намереваясь, как он делал это неоднократно ранее, по реакции собеседника определить степень правдивости ответа. Крутиков слыл в отряде хорошим психологом, лучше всякого детектора лжи распознавал ложь. На этот раз тест не удался, собеседник не отвёл взгляда. Их глаза встретились, командир, заглянув в зрачки иерарха, провалился в бездонный колодец и полетел вниз. Он дёрнулся, собрал всю волю, сделал попытку остановить падение, вернуться наверх, туда, где был начальником над людьми. Безуспешно. Он падал и опускался всё глубже вниз, пока не достиг дна. На дне был абсолютный мрак, лишь голос старейшины звучал отовсюду. Голосом было пропитано всё пространство. Каждое произнесённое слово откладывалось в мозгу нестирающимися зарубками, убрать их, вынуть из памяти, забыть было невозможно.
– Я знаю всё об этих беглецах, – вбивал слова, словно молоток гвозди, голос. – Вы их вспугнули, они пошли через тайгу. При переходе через каменный пояс у реки оба погибли. Женщина сорвалась, мужчина пытался ей помочь, но не сумел. Они упали вниз и насмерть разбились о камни. Их гибель видел охотник. Он и похоронил погибших на берегу реки. Доложите об этом своему командованию! Посторонних людей в нашей деревне нет!
Так же внезапно, как и провалился, командир вынырнул из колодца. Прижмурился от яркого света, мгновенно наступившего после окружавшей в колодце тьмы. Обвёл глазами комнату. Всё, как до провала. Бойцы сидят, слушают и бдительно посматривают по сторонам. Старики кивают головами и поддакивают своему руководителю: "Так, так… чужих у нас нет!" На лице старейшины искренность и доброжелательность. Нет и намёка на лукавство или попытку обмануть. В душе командира непоколебимая уверенность: то, что сказал этот человек, – чистейшая правда, не верить ему нельзя.
– Спасибо за информацию. Я верю вам! Но если начальство потребует провести эксгумацию, придётся показать место их захоронения.
– Конечно, майор, – в голосе Ратомира спокойные, завораживающие нотки, – обязательно покажем. А если в деревне объявятся чужие, непременно об этом сообщим властям.
Всё обговорено, недомолвок и недоговорённостей нет. Майор Крутиков принимает естественное, как ему кажется, никем не навязанное решение.
– Бойцы, подъём, летим на базу!
Спецназовцы вышли.
– Через три дня воины сюда вернутся вновь, – задумчиво, ни к кому не обращаясь, произнёс Ратомир, – но задавать вопросы им будет некому.
Вертолёт улетел. Уже в полёте Крутикова вдруг посетила неприятная мысль: откуда старейшина узнал его звание? Сам он его не называл. Бойцы обращались к нему просто: "Командир". На униформе знаков различия нет. Всё, кроме этого пустяка, было логичным и понятным. Но стоит ли возвращаться из-за подобной мелочи? Майор не стал докапываться до истины и затолкал вызывающую сомнения мысль подальше в закоулки памяти.
Илья и Лура вышли из соседней комнаты. Они слышали весь разговор. Ложь во спасение, озвученную Ратомиром, и картину их "экстремистской" деятельности из уст командир спецназа. Илья был в очередной раз поражён: на его глазах, при свидетелях старейшинах, произошло кодирование сознания имевшего специальную подготовку офицера. Сделано это было без всякого физического контакта и банального заклинания гипнотизёров: "Вы засыпаете, ваши веки тяжелеют…"
На Луру сильнейшим образом подействовали сведения, которые озвучил командир. Она, не проронив ни слова, полностью ушла в свои переживания. Её любимый убил в посёлке троих бандитов и недалеко ушедшего от этих отморозков полковника. При этом самым бесстыдным образом скрыл всё от неё! Как можно ему после этого верить?
***
Объяснение с Лурой проходило трудно. Всё понимавшая с полуслова инопланетянка на этот раз вела себя как обычная земная женщина. Корила Илью не за то, что тот убил бандитов, на это его вынудили чрезвычайные обстоятельства, а за то, что скрыл всё от неё. Ей было горько и обидно. В светлом мире не принято так поступать, влюблённые делят на двоих все беды, невзгоды и радости. Илья защищался и твердил, что умолчал во благо. Лура не принимала его оправданий. Помирила их только прибывшая после полудня Вера. Она рассказала девушке о разговоре с Ильёй и просьбе оберегать её от жестоких сцен земного мира. Лура простила Илью. Они помирились, но, хоть и говорят в народе "милые бранятся, только тешатся", осадок от ссоры остался. Чтобы развеять этот осадок, Илья после обеденного отдыха пригласил Луру прогуляться по деревне и взглянуть на быт жителей. Она согласилась.
Он взял её за руку, и они пошли по улице, на которой были построены дома для приезжих, в другую половину деревни, где собственно и жили староверы. То, что увидели, удивило обоих. Глухая, затерянная в сибирской тайге деревня староверов по представлению прибывших из цивилизации соплеменников должна была проигрывать во всём. На самом деле деревня резко отличалась от того посёлка, из которого они едва сумели убежать. Отличалась в лучшую сторону. Здесь они увидели не угрюмых, задавленных жизненными проблемами и несправедливостью рабов, а людей свободных, спокойных, рассудительных, здоровых и счастливых. Слышали, что староверы к чужакам недоверчивы, не пускают к себе в дом, но не увидели этого недоверия. Люди воспринимали прибывших в деревню праведников как своих единоверцев и единомышленников. И дети, и взрослые держали себя с ними просто, доброжелательно, с привычным, воспитанным с детства достоинством. Бросились в глаза чистота и порядок во всём: в домах, на подворье, в одежде.
В центре деревни встретили Глумова. После приветствий разговор вполне естественно зашёл о жизни староверов. Профессор прибыл сюда раньше и потому взял на себя обязанности экскурсовода.
– Я в этой деревне уже третий день и не перестаю удивляться, – восхищался Глумов. – Удивительная деревня! Многое повидал, но не думал, что в России есть такие нетронутые, чистые уголки, так прекрасно сохранившие традиционные ценности предков. Они жили в изоляции, на них совершенно не подействовало тлетворное влияние Запада! Это законсервированный островок духовности руссов. Их надо бы приводить в пример тем, кто много кричит о русской идее, русском характере, но ничего в этой сфере не делает!
В Илье немедленно проснулся дух противоречия. Он возразил.
– Вряд ли пример этого самобытного островка что-то изменит, профессор. Большинство в нашем мире считает иначе: упёртый консерватизм староверов мешает прогрессу цивилизации!