Николай Борисович Башмаков
Боги вернулись
– Не кипятись. Уничтожать массово человека-паразита нельзя по другой причине. У ваших медиков есть такой термин – "агрессивный иммунитет". Это когда организм вместе с вредителями губит и здоровые клетки. Высшие законы запрещают уничтожать вредную жизнь на планете, пока на ней есть здоровый разум. Слишком много времени затрачивается на эволюцию человека разумного.
Ответ женщины подтолкнул Илью к другой крайности.
– Значит, следуя твоей логике, Земле ничего не угрожает?
– Земле угрожает сам человек-паразит, он подготовил планету к самоуничтожению. До экологического взрыва – один шаг, для развязывания термоядерной войны нужен лишь толчок. Люди сами надели на себя пояс шахида и готовы в любой момент взорвать его, как какой-нибудь террорист-смертник.
За разговорами время пролетело незаметно. Они миновали МКАД, въехали в город, и беседа завершилась сама собой. Чтобы не сбиться с пути в незнакомой части мегаполиса, Илья полностью переключился на дорожную обстановку и стал тщательно следить за указаниями навигатора.
Глава 7
Спасение профессора.
Ефим Суслин во влиятельном и крупном охранном агентстве был на особом положении. У начальника считался лучшим специалистом по выполнению деликатных поручений.
Начиная с того момента, когда родители погибли в автомобильной катастрофе и его отправили в Детский дом, всем и вся стремился он доказать, что не хуже, а лучше других. Грубость и жестокость, с которыми встречался в жизни, лишь сильнее подогревали в нём жажду быть сильнее, хитрее и изворотливее остальных людей. Вообще-то от предков он унаследовал фамилию Суслик. Было в их роду что-то от этих зверьков, вот и нарекли его предка во времена, когда людям на Руси раздавали фамилии, этим обидным прозвищем. Фамилия являлась постоянным поводом для насмешек, поэтому первое, что он сделал по окончанию юридического факультета, выправил её и стал Суслиным.
Молодой юрист неплохо ориентировался в законодательстве, однако долго работать по специальности ему не пришлось, подвернулся хороший агитатор, уговоривший на службу в армейской элитной части. Ефим подписал контракт и пошёл служить. Здесь ловкий и пронырливый парень получил ещё одну специальность и почти в совершенстве освоил науку убивать. Однако армейская зарплата хоть и была к тому времени значительно увеличена, его не устраивала. К тому же возможности для реализации своего потенциала были ограничены, слишком сильно человек в армейской системе связан уставами и законами. По этим причинам Ефим продлять срок контракта не стал, через знакомого устроился в упомянутое агентство и в короткое время стал правой рукой начальника. Официальный и неофициальный диапазон деятельности охранного агентства был широким. От охраны офисов и руководителей крупных компаний до изоляции и устранения ненужных людей. Ефим специализировался на устранении. Кто определял нужность или ненужность человека – его не интересовало, от природы он был старательным, пунктуальным человеком, работал профессионально и проколов в работе не имел. В его "службе" нужно было применять творчество, инициативу, изобретательность, за хорошо выполненное дело он получал приличные деньги, потому такая работа ему нравилась, хотя и жил под постоянным давлением и страхом. Он ощущал себя маленьким винтиком в огромной машине, который только и должен исправно выполнять свою задачу, свою функцию, не задумываясь о том, пользу он приносит людям или вред. В силу этого ясно представлял, что как только он даст сбой, из хорошо отлаженной работающей системы его выкинут, а на его место поставят винтик другой, более надёжный и исправный. До сей поры бог миловал, однако всё непредвиденное случается когда-то в первый раз, вышла осечка и у него.
Кому-то вверху изрядно помешал профессор-очкарик. Устранить такого – задача плёвая. Ефим сумел под видом врача скорой помощи ввести объекту "лекарство", от которого у того должен был случиться инфаркт или, на худой конец, инсульт. Вместо этого "ботаник" впал в кому. Его обнаружили в квартире, увезли в больницу и собрались перевозить в какую-то суперсовременную клинику. Как водится, большой шум подняла пресса. Получилось, что задание Ефим не выполнил и устроенной шумихе напрямую способствовал. Некоторые "независимые" репортёры уже не намекают, а открыто говорят, что профессора пытались убить. Последствия могут быть неприятными. Если "ботаник" придёт в себя и расскажет, с кем имел последний контакт, тогда подозрения журналистов обретут реальную почву. Это понятно и заказчику, и непосредственному начальнику. Разговор с последним был кратким, руководитель агентства сказал ровно две фразы: "Твой косяк, ты его и исправляй! Чтобы довести дело до конца, у тебя двое суток!" У Ефима остался один вариант – поехать в районную больницу, в которую увезла профессора скорая, и решить вопрос на месте.
***
У главврача муниципальной больницы Иннокентия Шалыгина в этот день неожиданно началась чёрная полоса. Накануне привезли впавшего в кому профессора, и всё было бы в штатном режиме, не объявись с утра целая свора журналистов. Полдня потратил на то, чтобы их успокоить. Сначала требовали диагноз, потом начали высказывать сомнения в профпригодности и компетентности врачей больницы. В конце-концов начали допытывать, почему не перевозят этого бедолагу в лучшую столичную клинику? Журналисты успокоились только после звонка министра здравоохранения, который был обеспокоен этой некстати поднятой шумихой и сам вышел на больницу. Министр пообещал, что из Центральной клиники приедет бригада и заберёт больного. Шалыгин лично довёл эту новость до представителей прессы. Сообщение их успокоило, они начали разъезжаться, у главврача появилось, наконец, время для передышки. Предупредив охрану и дежурную сестру, чтобы к нему никого не пускали, Шалыгин уселся в своём кабинете, намереваясь выпить кофе и передохнуть, но помешал новый посетитель. Он быстро вошёл в кабинет, не обращая ни малейшего внимания на сестру, которая бежала следом и, как попугай, повторяла: "К Иннокентию Петровичу нельзя, он занят!"
Уставший от общения с журналистами главврач не на шутку разозлился.
– Что вы, в самом деле, врываетесь в кабинет?! Вам же сказали, я занят, выйдите немедленно!
Посетитель, несмотря на молодость, был спокоен и выдержан.
– Капитан Федеральной службы безопасности Иванов. У меня к вам, Иннокентий Петрович, небольшой конфиденциальный разговор, – он небрежно поднёс к лицу главврача красную корочку и тут же сунул её в карман. Определить подлинность удостоверения за такой краткий миг невозможно, но Шалыгин уважал органы и немедля сменил гнев на милость.
– Присаживайтесь, капитан. А ты, Люся, – обратился он к сестре, – возвращайся на рабочее место, никого ко мне не впускать!
– Хорошо, Иннокентий Петрович, постараюсь, если сил моих хватит!..
Молодая женщина гневно взглянула на бестактного посетителя и, громко хлопнув дверью, вышла.
Посетитель присел. Шалыгин смотрел на него с беспокойством. Ничего хорошего этот визит не сулил: фээсбэшники хвалить за отличную работу и вручать грамоты никогда не приезжают.
– Чем обязан? Какие проблемы привели вас в нашу больницу?
Посетитель с невозмутимым видом достал из кейса и положил на стол небольшую папку.
– Собственно у меня проблем нет, они есть у вас.
По тому, как это было сказано, главврач догадался, что неприятности на сегодня не исчерпаны, они только начинаются.
– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил он.
– Имею в виду эту папку. В ней отчёт независимых экспертов о расходовании средств, которые вам выделила компания "Фогель гольд" на капитальный ремонт больницы. Незадача, Иннокентий Петрович, в том, что шестьдесят процентов этих денег ушло не по назначению. Списание затраченных на ремонт средств проведено грамотно, но расценки сильно завышены.
Шалыгин побледнел, однако взял себя в руки, сделал попытку увернуться и свалить вину на строителей.
– При чём здесь я? Ремонт выполняла строительная компания, я лишь принимал от неё работу. И почему, позвольте спросить, этим заинтересовалась ваша организация? Она что… переквалифицировалась на борьбу с экономическими преступлениями?
Сбить с толку молодого наглеца не удалось.
– Иннокентий Петрович, вы, видимо, не поняли, с кем имеете дело. Кроме отчёта у меня вот на этом листочке перечень счетов, на которые были переведены уворованные деньги. Есть в этом списке строители, есть ваш личный счёт, и есть счета вашей жены и сына.
Шалыгин опустил голову. Кажется, влип по-крупному. Покровители из департамента вряд ли помогут. Судя по всему, этот молодой да ранний капитан из неподкупных и доведёт дело, которое ему поручено, до конца.
– Вы же понимаете, капитан, это система, – виновато забормотал он. – Все воруют…, я лишь маленький кирпичик в этой системе. Не будь меня, на моём месте сидел бы другой и делал бы то же самое.
– Тут вы, Иннокентий Петрович, неправы. Не мне вам объяснять, многие должностные лица, обременённые властью, воруют, но далеко не все. Реденько, но всё же встречаются среди них и честные.
– Я это понимаю, – главврач был полностью подавлен. – Вы меня арестуете?
По тому, каким тоном был задан вопрос, посетитель сделал вывод: клиент дозрел.
– Это будет зависеть от того, пойдёте ли вы с нами на сотрудничество. Если выполните нашу просьбу, мы навсегда забудем ваши маленькие шалости с денежками.
Шалыгин недоверчиво уставился на капитана. Как же, забудете вы навсегда, бабушке своей рассказывайте эти сказки, но деваться ему было некуда.
– Что вы от меня хотите?
– От вас мы хотим совсем маленькую услугу. Вы должны сделать так, чтобы профессор Глумов остался в вашей больнице ещё на сутки.
Шалыгин ожидал худшего и с непониманием уставился на собеседника: "Опять этот профессор, да что же это за величина такая? Журналисты, министр, а теперь вот ФСБ – все озабочены его судьбой. Хорошо, что дело уже вышло из моей компетенции":
– Тут я вряд ли чем-то могу вам помочь, по распоряжению министра его забирают в Центральную клинику.
– Нет, как раз вы и можете помочь. Позвоните министру, найдите причину, из-за которой больного ни в коем случае нельзя транспортировать до завтрашнего вечера. За это время все ваши беды, связанные с профессором, да и с кражей денег, рассосутся сами собой.
Шалыгин изобразил высшую степень негодования:
– Вы что же хотите, чтобы я навесил министру лапшу на уши? Он же раскусит меня моментально!.. Вот тогда у меня точно начнутся проблемы!..
И всё-таки капитан был законченным наглецом, в ответ бесстыдно и цинично рассмеялся.
– Это вы мне, Иннокентий Петрович, лапшу вешаете! Вы прекрасно знаете, что наш министр здравоохранения так же разбирается в медицине, как мы с вами в самолётостроении! Но собственно, что я вас уговариваю, не хотите звонить – поедем в контору. Я предложил вам компромисс, а вы имеете полное право отказаться…
Шалыгин в ответ замахал руками:
– Нет, нет, я согласен! Всё сделаю, позвоню сейчас же, при вас!
– Это правильно, и, пожалуйста, без фокусов…
Ефим Суслин, а именно он маскировался под капитана ФСБ Иванова, дождался окончания разговора главврача с министром и, не попрощавшись, вышел.
***
Охрана больницы впустила чужой реанимационный автомобиль без проверки документов. Либо были предупреждены, либо тут укоренился обычный для российских больниц бардак. Вера ушла внутрь, Илья, как и полагается шофёру, осмотрел машину, техника была в порядке. Доехали без приключений. Правда, доверившись навигатору, немного поблудил, но это случилось уже в городе. Он быстро понял ошибку и потерял не более пятнадцати минут.
Илья осмотрел больничный двор, обычный, как во всех подобных заведениях. Изредка деловито сновал медперсонал, возле главного входа чего-то ожидала семья: он, она и двое ребятишек. У приёмного отделения – автомобиль скорой помощи. Свою машину Илья поставил так, чтобы перед глазами был центральный вход и подъезд к приёмному отделению.
Он собрался было забраться в автомобиль к Луре, но в этот момент из центрального входа вышел невысокий молодой мужчина, с обычной внешностью и неприметным лицом, на котором резко выделялись цепкие внимательные глаза. Илья не мог его не отметить, тот окинул взглядом реанимационный автомобиль и излишне долго, как показалось Илье, задержал взгляд на нём лично. Оценивающий, хваткий взгляд незнакомца показался подозрительным, так смотрят обычно представители правоохранительных органов, но мужчина прошёл мимо, сел в машину и уехал.
"Пуганая ворона куста боится", – вспомнил Илья поговорку, успокоился и забрался в автомобиль. Он не мог не воспользоваться паузой, чтобы не поговорить с Лурой, не нравилась ему её настроение. Никогда ещё не видел девушку такой: присмиревшей, сникшей, словно только что пережившей горе. Винить в этом бессонную ночь нет смысла, в отличие от него и Веры Лура во время поездки спала. Он как можно участливее справился о её самочувствии.
– Лура, ты не заболела? Как-то неважно выглядишь… Или, может, случилось что?
Девушка с благодарностью взглянула на него, ей импонировало его внимание. Она не стала скрывать того, о чём думала.
– Ты действительно хочешь знать причину моего плохого настроения? Мне не хочется говорить об этом, момент слишком неподходящий, но я всегда болею в ваших больших городах. Помнишь, ты спросил меня, что мне не нравится на Земле? Мне не нравятся ваши города-муравейники. Когда я попадаю в город, я задыхаюсь от смрада и гари. Тут всё пропитано негативной энергией, в которой человеку трудно жить, чтобы не заболела психика. Города словно специально созданы для того, чтобы оторвать человека от природы, они утопают в жестокости, серости и духовном убожестве. Готовясь к выполнению своей миссии, человеку нельзя терять ясность ума и мысли, а города делают всё, чтобы разум среди бетона и камня заболел…
Илья понял состояние инопланетянки. Наверно, со своей точки зрения она правильно оценивает земные города, ей на самом деле тяжело в этих условиях, но согласиться с девушкой в полной мере не мог.
– Не совсем согласен с тобой, в наших городах много и позитивного. В них достаточно добрых, порядочных людей. Лично мне города тоже не нравятся, но большинство наших людей стремится жить именно в них. Тут можно получить немалые блага от цивилизации и есть возможность не жить в нищете. Люди – рабы мирового порядка. Они не виноваты в том, что кто-то создал такие условия. Им приходится выбирать – жить по существующим правилам или жить в нищете.
Лура с какой-то детской печалью смотрела на рослого, красивого земного парня. Он нравился ей, но она постоянно ловила себя на том, как много между ними различий и непонимания.
– Опять у нас разночтения. Вы связываете нищету с количеством накопленного богатства, а это очень относительно. Бомж считает себя нищим, потому что у него нет квартиры; рабочий считает себя бедняком, потому что у него старая и маленькая квартира; предприниматель сетует на то, что у него отсутствуют яхта и роскошный дворец, как у олигарха; а по существу все они духовно нищие. Земляне не знают другого эталона жизни кроме того, который создали сами, и в этом их беда. Меня поражает духовная серость и убожество основной массы людей. Большинство из них ведёт себя, как домашний скот. Они озабочены только властью, богатством, едой, питьём, сексом и развлечениями.
– Ты забыла работу, многие живут работой. Работают, как одержимые, причём добровольно. Раб так работать не может.
– Да, Илья, работают. Но опять же для того, чтобы получить какие-либо привилегии. Каждый стремится заработать славу, должность, деньги для тех же целей, что я перечислила. Или заслужить популярность, известность в обществе, чтобы услаждать своё тщеславие. Такая работа – это добровольное рабство ради достижения материальных благ. Рабство невозможно без внутренней готовности к нему самого раба, а внутренняя готовность быть рабом возникает только при низком духовном уровне. Человек с богатым духовным миром рабом не станет, если у него правильные, как вы говорите, божественные идеалы, а не те, что сформированы под действием тёмной стороны.
– Но ведь есть же исключения даже в наших городах.
– Конечно, есть, но ваше общество научилось их подавлять. Мне нравятся многие ваши поэты, писатели, композиторы. Вот сейчас по радио звучит "Вальс цветов" Чайковского. Разве может оставить человека равнодушным такая музыка? Она способна воспитывать в человеке прекрасное. Но подобная музыка в эфире редкость, исключение, и мало кто её слушает. Общество последовательно уничтожает любые очаги высокой культуры, вытесняет из искусства возвышенное, заменяя высокодуховные произведения каким-нибудь безобразным роком или совершенно скотскими, развращающими душу песенками. То же самое происходит в любой другой области: в литературе, кинематографе, телевидении… – проповедуется всё низменное, порочное, жестокое и тёмное и презирается всё возвышенное, духовное и светлое. Всё, что несёт высокую духовность, вытесняется из жизни людей, взамен пропагандируется то, что превращает человека в животное. Исходит всё это из городов…
Она замолчала. Илья слушал насупившись. Понимал, человеку из другого мира реально плохо в мегаполисе, и под воздействием городского негатива девушка явно сгущает краски, но по большому счёту она права. А ему обидно…
– Всё, что ты сказала, я знаю не хуже тебя. Мне хотелось понять, как оценивает нашу цивилизацию человек из другого мира. Ты убеждаешь меня – просвета у нас нет, а я не могу в это поверить!
– Утешать тебя, Илья, не буду. Мне кажется, иго тёмных паразитов привело к большой беде. Ваше общество всё сильнее погружается в паразитическую жизнь, жизнь для себя любимого, для своего тела. Мне жаль землян, их душа наполняется не светом, а тёмной энергией. Исправить и восстановить после стихийного бедствия можно всё, кроме души, чёрную душу отмыть невозможно.
По мере того, как она говорила, лицо Ильи становилось всё более хмурым и, едва она закончила, он мрачно подытожил её откровения.
– Мне вот только одно непонятно, за каким лешим вы прилетели сюда, если тут одни чёрные души?
Лура очень тонко чувствовала смену его настроения, внезапно ласково улыбнулась и ошеломила его признанием.
– Извини меня, я чрезмерно поддалась негативным энергиям. Конечно же, есть на Земле люди с чистой душой и совестью! Мне вот один такой очень даже нравится…
Илья удивлённо посмотрел на девушку, встретился с её ясным взглядом. Вот ведь представитель другого мира, а кокетничать умеет очень даже по-земному. И методы воздействия те же, довела мужика до полного упадка сил, а потом: "Здрасте, вы мне нравитесь". И всё же невольное признание Луры вызвало в его душе волну тихой радости. Чтобы случайно не погасить эту радость, он принялся разглагольствовать о погоде.
*
Иннокентий Петрович сделал всё, как хотел "капитан ФСБ", но на этом его злоключения не прекратились, чёрная полоса не закончилась. Сестра доложила о новом посетителе, на этот раз пожаловала прекрасная незнакомка. Шалыгин был поражён обаятельностью посетительницы. Если существуют женщины, которые очаровывают с первого взгляда, то это была именно она. Он не мог оторвать от неё взгляда, и едва она заговорила, ощущение, что его околдовали, усилилось. Обворожительным у неё был и голос.
– Здравствуйте, Иннокентий Петрович, я прибыла из Центральной клиники, по личному указанию министра должна забрать от вас профессора Глумова, вот письменное распоряжение…
Шалыгин заволновался: опять нестыковка, и снова придётся лавировать. Его слащавое лицо расплылось в улыбке, и он, как можно радушнее, засюсюкал.
– Я бывал в вашей клинике, но не предполагал, что там работают такие восхитительные женщины! Удивительно, как мы с вами до сих пор не пересекались? Простите, как мне к вам обращаться?
– Меня зовут Вера Ивановна. В Центральной клинике работаю недавно, перешла туда из системы МЧС, поэтому мы с вами и не встречались. Так что скажете по существу вопроса?
По тому, как сумбурно заговорил главврач, стало ясно, с ним поработали те, кто был заинтересован в смерти Глумова
– Милейшая Вера Ивановна, вы, наверное, выехали чуть раньше и не в курсе последних событий. Я лично разговаривал с министром. Дело в том, что больного нельзя отключать от системы жизнеобеспечения. Кроме того, мы должны сделать ему переливание крови и ввести специальный препарат. Министр принял решение оставить профессора в больнице, сейчас транспортировать его ни в коем случае нельзя!
Для проверки своих подозрений Вера запустила пробный шар, сделав попытку переубедить Шалыгина.
– Иннокентий Петрович, наш автомобиль оснащён самой современной аппаратурой, и всё, что вы сказали, мы в состоянии сделать сами. Больного нужно срочно перевезти в клинику, только там его можно будет спасти.
– Нет, нет, не уговаривайте, решение принято! Очень не хочется отказывать такой милой женщине, но я вынужден это сделать. Так решил министр, я не могу идти против его воли!
Подозрения подтвердились. Панически скачущие мысли Шалыгина, которые невозможно было прочесть, его необычайное возбуждение выдали главного врача с головой. Он стал невольным участником заговора. Женщина сделала вид, что с его доводами согласилась.
– Странно, но мне действительно никаких новых распоряжений не поступало. Хорошо, Иннокентий Петрович, мы можем и подождать, но вы разрешите мне помочь вам?
– Нет, что вы, мне не нужно никакой помощи! – торопливо заговорил он, вспомнив, как чуть ранее ему "помогал" представитель Федеральной службы безопасности. – Мы всё сделаем сами, так как я обещал министру. У меня хоть и рядовая больница, но специалисты очень хорошие.
– Вы меня не поняли, Иннокентий Петрович, – Вера ласково улыбнулась. – Я вижу, какой тяжёлый у вас выдался день. Ваша голова просто раскалывается от боли, а таблетки, которые вы приняли, совершенно не помогают.
Шалыгин изумлённо уставился на женщину. Голова и впрямь раскалывалась, хотя полчаса назад он действительно проглотил таблетки.
– Вера Ивановна, вы что… экстрасенс, определяете болезнь на расстоянии? Голова из-за этого Глумова у меня действительно кругом. Я знал, что журналисты – народ назойливый, но не думал, что до такой степени, довели меня до белого каления.
– Ну что вы, Иннокентий Петрович, я не экстрасенс. Просто хороший психолог и терапевт. Училась у академика Маркова и вашу головную боль могу снять в течение пяти минут.
Шалыгин недоверчиво смотрел на женщину, её лицо излучало доброжелательность и сострадание, кажется, искренне хочет помочь. Имя упомянутого академика тоже на слуху. Светило в области психотерапии, лечит нетрадиционно, говорят, пациентом у него сам президент. Однако недоверие перевесило, и главврач слабо отговорился.
– Спасибо за сочувствие. Но я практик, не особо верю в эти нетрадиционные методы лечения, надеюсь, успокоительное поможет.
Женщина рассмеялась негромким кокетливым смехом.
– Иннокентий Петрович, вы мне не доверяете?! Уверяю вас, я не кусаюсь. Просто две минуты подержу руки над вашей головой, и вы забудете о головной боли.
Боль усиливалась, Шалыгин сдался и вяло махнул рукой.
– А-а-а, давайте, хуже уже не будет…
Вера подошла к главному врачу, подняла над его головой руки и ласково потребовала:
– Сядьте поудобнее, расслабьтесь, думайте о чём-нибудь приятном.
Не подчиниться этой женщине было нельзя. Ему вдруг захотелось, чтобы она положила кисти рук, от которых исходил какой-то приятный волнующий запах, на его голову. Она почувствовала его желание и выполнила его. С этого момента раскалывающая голову боль начала отступать, на душе стало легко, покойно и радостно. Захотелось спать, но маленькие иголочки слегка покалывали кожу и будоражили мысли, вызывая воспоминания последних часов. Постепенно из головы уходило всё лишнее. Осталось чувство обожания и благоговейный трепет перед этой женщиной, а так же великая благодарность за избавление от боли и внутренних мучений.
***
Суслин, уверенный в том, что Шалыгин ни при каких обстоятельствах не посмеет не выполнить распоряжение представителя грозной службы, заехал в расположенное недалеко от больницы кафе пообедать. Кафе напоминало забегаловку, но повар здесь был "на своём месте", и обед посетителю понравился. Пока ел, осмысливал всё произошедшее, намечал план дальнейших действий. Если Глумова оставят на месте, введённое "лекарство" ночью завершит дело. В случае новой осечки, утром, во время пересмены и пятиминутки, обязательно появится возможность исправить всё более радикальным способом. Главное, чтобы больного не увезли в Центральную клинику, исправить косяк там будет сложнее. Но такой вариант маловероятен. Суслин, несмотря на молодость, в людях разбирался, главврач на самоубийцу не похож и выполнит все указания.
Всё пока шло хорошо, однако к концу обеда натренированная интуиция вызвала какой-то внутренний зуд. Не оставляло ощущение: что-то проглядел и упустил. Он прокрутил в голове события последнего часа и внезапно понял причину душевного беспокойства – реанимационный автомобиль во дворе больницы. Лицо водителя показалось знакомым. Он никак не мог вспомнить, где пересекались, и только сейчас сообразил, что это тот самый парень, за которым вместе со спецназом гонялись в Пермском крае. Они тогда загнали его в угол, подстроили аварию, но трупа так и не нашли. Не удалось обнаружить его и среди живых, паренёк как в воду канул. Спецы, которые его упустили, плели какую-то чушь о светящемся шаре, который якобы подлетал к месту аварии. Видимо, сильно подействовали на них разговоры об инопланетянах и аномальном Пермском треугольнике. Что там произошло на самом деле – непонятно, но факт остаётся фактом: он жив, здоров и приехал в эту больницу неслучайно.
Беспокойство переросло в озабоченность. Суслин быстро расплатился и помчал в больницу. Реанимационного автомобиля во дворе не было. Почти бегом направился к Шалыгину, его встретила всё та же неласковая медсестра. Он молча показал ей на дверь кабинета. На этот раз она не стала связываться с грубияном и неприветливо бросила: " У себя!"
Мнимый капитан ФСБ влетел в кабинет.
– Где Глумов?!
Шалыгин поднял на него глаза и хмуро спросил:
– Кто вы такой, почему врываетесь без стука?
Суслин с недобрым удивлением смотрел на главного врача: делает вид, что незнакомы, дрянной артист!
– Не надо изображать, что мы не знакомы! Я обращаюсь к вам как официальный представитель Федеральной службы безопасности и повторяю свой вопрос. Где Глумов?
Шалыгин внимательно посмотрел на посетителя, как бы вспоминая что-то, но, так и не вспомнив, ответил.
– Я вас, молодой человек, действительно вижу впервые, может быть, мы и встречались, но где – не припоминаю.
– Зато я вас не забыл. Помню и то, о чём мы с вами в этом кабинете договорились. – Он снова поднёс к лицу Шалыгина своё удостоверение. – Где профессор?
Главврач ещё раз всмотрелся в лицо представителя грозной службы, так и не узнал его и, наконец-то, ответил на вопрос.
– По поводу профессора не волнуйтесь. Мы выполнили распоряжение министра и отправили его в Центральную клинику. За ним приезжала бригада, опытная и компетентная, передали больного им. Я лично проконтролировал отправку и объявил об этом журналистам.
Удивлению Суслина не было предела. Сделать вид, что незнакомы, мог только опытный, умудрённый жизнью мошенник и проныра. Он ещё раз подивился выдержке Шалыгина, его хладнокровной актёрской игре, но оставил за собой последнее слово.
– Вы притворяетесь или действительно идиот? Мы с вами всё решили, а вы выбрали вместо спокойной жизни тюремную камеру!
Шалыгин растерянно моргал глазами и никак не мог сообразить, чем он так сильно прогневал представителя столь могущественного ведомства.
– Я всё сделал правильно, в соответствии с представленным мне распоряжением министра, – он полез в стол, чтобы подтвердить свои слова документом, но Суслин опередил его вопросом.
– А вы уверены, что передали этого человека тому, кому нужно? Позвоните в Центральную клинику и спросите, высылали ли они бригаду?
Главврач повиновался, набрал номер клиники и задал этот вопрос. Посетитель цепким взглядом впился в его лицо, пытаясь по реакции угадать ответ. По тому, как Шалыгин внезапно побледнел, догадался: ответ отрицательный.
– Они не посылали бригаду, – растерянно и подавлено пролепетал главный врач, – им пришло распоряжение забрать Глумова завтра…
– Что и требовалось доказать! Вас обманули! Вы передали больного похитителям и за это ответите!
Суслин в сердцах махнул рукой и выбежал. Некогда тратить время на этого болвана, нужно срочно действовать.
***
"Презренный эквивалент", как и предполагал Илья, пригодился. Женщины с самого момента погрузки и отъезда от больницы занимались больным. По словам Веры, состояние Глумова было тяжёлым, но не безнадёжным. Чтобы не привлекать излишнего внимания, Илья не включал проблесковые огни, но это, наоборот, сыграло против. Едва они выехали за МКАД, их остановил передвижной пост ГИБДД. Илье не раз приходилось вести переговоры с представителями этой службы. Глаз у него был намётанным, и как только не по годам толстый прапорщик подошёл к машине, он упредил его действия своим вопросом.
– Мы что-то нарушили, инспектор? У нас тяжёлый больной, хотелось бы побыстрее…
Привыкший повелевать на дороге прапорщик сохранял спокойствие и невозмутимость и даже мрачно пошутил.
– Обычная проверка документов. Вы ведь шли без включённой мигалки… Откуда нам знать, что везёте? Может, от трупа захотели избавиться?
Отвечая на вопрос, инспектор заглянул в салон, увидел аппаратуру, женщин в белых халатах, возившихся с больным. Картина развеяла подозрения, и Илья картинно замахал на инспектора руками.
– Типун вам на язык, инспектор! Труп везёте… Мы перевозим больного в Ярославль, все документы в наличии.
Он протянул документы. В них для верности лежало несколько денежных купюр. Увидев их, прапорщик вопросительно посмотрел на Илью, и тот, как можно доброжелательней, пояснил:
– Это вам в качестве компенсации, нам действительно дорога каждая секунда. Сын больного специально дал денег, чтобы мы не теряли время на таких проверках, у богатых людей свои причуды.
Чутьё Илью не подвело. Прапорщик взял деньги и вернул документы.
– Поезжайте, раз сильно торопитесь, и включите мигалку, меньше проблем будет и вопросов! Больных у нас обычно везут в Москву, а не из Москвы.
Едва реанимационный автомобиль уехал, из машины ДПС выскочил напарник.
– Семён, зря ты их отпустил, только что позвонили, приказано эту машину задержать.
Флегматичный Семён, получивший хороший гонорар, на новость отреагировал спокойно.
