Николай Александрович Игнатов
Высокий огонь
Господину Гринкругу немногим более сорока, а уже в тридцать он стал самым молодым владельцем крупнейшего на то время холдинга, чья деятельность была завязана на интернет технологиях и телекоммуникациях. Артур Соломонович, как говорят, «реально рубил фишку» в своем деле. Он до того быстро адаптировал только что создаваемые на западе продукты IT-технологий к отечественному рынку, что даже сами создатели порой удивлялись его способности столь ловко и быстро дорабатывать, доводить до ума украденные у них программы и системы.
Ясное дело, что на волне успеха Артур был не долго. Его холдинг с потрохами выкупил нынешний его друг, Виктор Ибрагимович, которому специалисты нашептывали о хороших барышах в новой сфере деятельности. Ибрагимыч послушал их, и начал скупать без разбора (и конечно без согласия владельцев) всё, что было в России на то время самое «жирное» в данном направлении. Холдинг Артура сразу развалился, потому как без его личного участия ничего в нем не работало должным образом. Тогда Ибрагимыч, которому уже был до лампочки рынок информационных технологий (как он выразился однажды про него: «фуфло для ботаников»), предложил Артуру совместное предприятие. Схема была простая: Ибрагимыч возвращает ему его фирмы, даёт вдобавок еще несколько похожих, тем самым решая проблему конкуренции, а Артур, развивая все это, отстегивает Ибрагимычу процент.
Нужно ли говорить, что со временем они так сблизились, что даже и процент более Артуру Соломоновичу платить не пришлось. Потом Ибрагимыч ввел его в свой круг, познакомил с уже перечисленными выше «коллегами по цеху». Как ни странно, не смотря на свою утонченность и начитанность, Артур Соломонович сумел быстро освоиться в новой компании. Мужикам новичок тоже пришелся по душе, они часто даже консультировались у него по совершенно разным вопросам, поражаясь его всезнайству. Даже Дмитрий Дмитриевич, считавшийся до Артура Соломоновича у них самым башковитым, и тот признал превосходство Артуровой эрудиции над своей.
Впрочем, чаще всего господин Гринкруг сидел в компании тише всех, больше наблюдая и слушая старших товарищей.
Однако вернемся же в каминный зал. Хозяина ждут уж минут двадцать, виски уже не греет, а в зале действительно прохладно – на улице свирепствует поздняя осень. Говорят, как водится в хорошей компании, о всякой всячине, ни слова о работе и опостылевших делах.
– Мужики, чё мы мучаемся?! – обозначил тренд общего мнения Дмитрий Дмитриевич. – Серега, крикни кого-нибудь, пусть дров принесут или отопление включат, я байку свою рассказать не могу, зуб на зуб не попадает. Мы пока Ибрагимыча дождемся – околеем.
– Нет, Димас, он строго сказал – камин не жечь, отопление не включать, его дождаться, – ответил Сергей Петрович. – У него какой-то конкретный сюрприз для нас. Вон, вискарём грейся, или может баб позвать?
– Да ну, надоели бабы. Артурчик, не в падлу, позови Лёню, он должен быть рядом, спроси – когда Ибрагимыч будет, и заодно – скажи, пусть отопление включит. Потом вернёшься, я расскажу тут историю прикольную.
– Про деда опять? – хитро осклабившись, спросил Сергей Петрович.
– Артур-то её ещё не слышал, – махнул на него рукой Дмитрий Дмитриевич.
Артур Соломонович послушно встал, вышел из зала и буквально через минуту вернулся.
– Где-то ж у него тут какая-то рация была, – сказал он, наливая себе виски, – или телефон для прямой связи с Лёней, мобила-то в этом бункере не берет.
– Есть у него такая штука, – кивнул Дмитрий Дмитриевич, – только он никому ее трогать не даёт, сам только. Короче, слушайте.
Только он хотел было раскрыть рот, начиная рассказ, как в приоткрытую дверь высунулось огромное лицо Лёни – личного помощника Виктора Ибрагимыча и начальника его охраны по совместительству. Лёня тихим, но очень низким голосом учтиво продекларировал, что теплый пол включен и скоро де будет тепло, и сразу скрылся, закрыв дверь.
Дмитрий Дмитриевич кивнул ему и продолжил.
– Вспомнил тут из детства историю одну, видать по случаю этого бункера, как Ибрагимыч его ни называет «готическим залом».
– Хуическим, – поддержал Сергей Петрович, – Бункер он бункер и есть.
– Во-во. В общем, лет мне тогда было… хуй знает, лет семь-восемь. Нашел я, значит, какой-то старый фотоальбом. Мать его ныкала, походу, от всех, а я, от нехер делать, его отрыл в шкафу и давай листать. Там много всяких старых фоток было, я особо не помню их, а вот одна была интересная настолько, что я сразу вкурил – чё-то тут не так. На фотке был какой-то молодой поц в сером кителе и в серой пилотке. Рожа такая, помню, самодовольная была у него, наглая. Короче, как у меня. Ну, ясно, что военный, все дела, только форма-то была не советская, а на петлицах – молнии. Не, это я потом узнал что такое СС, фашисты там, и вся хуйня, а тогда смотрю – молнии какие-то и пиздец. Я эту фотку взял, спрятал, альбом обратно убрал, а вечером мамке показываю и спрашиваю – мам, а это кто? Бля, мужики, вы б видели, чего с матерью сделалось!
– Представляю, – сказал Артур.
– Она побледнела, почернела, побледнела опять, и потом еще я хуй знаю сколько раз поменяла цвет лица. Её затрясло и… В общем пиздюлей я получил неслабых. А главное – не понимал за что. Мать тоже молодец: пиздила молча, видать от шока, а только потом, когда отошла, стала базарить чё к чему. Фотку эту, помню, из рук у меня вырвала и разорвала на мелкие кусочки.
– Так это кто там был, на фото? – спросил, выпуская дым от сигары, Артур Соломонович.
– Кто-кто, дед мой. Мать мне сказала, что фотография типа секретная, и ее никому нельзя было показывать, и даже базарить о ней запрещено, иначе расстреляют сразу к ебеням. Дед – говорит – был охуенно секретным разведчиком, а молнии на петлицах у него были, потому что связистом он был.
Сергей Петрович захохотал.
– Связистом, блядь… – сказал он сквозь смех, – Бля, Косой, сколько раз уже слышал это, каждый раз смешно у тебя получается.
– Ага, – продолжил Дмитрий Дмитриевич, – Ты – мать говорит – так всем и говори, если кто спросит, в школе там, или еще где: «Мой дедушка – Альберт Макарович – на фронте связистом был». А про то, что он секретный разведчик – молчи.
– Давно ты не вспоминал эту мульку, я даже и подзабыл её.
– Да я и сам забыл нахуй. Вот, сегодня чего-то всплыла в памяти.
– Память – штука хитрая, – констатировал Артур Соломонович.
– Не то слово. Короче, потом я уже узнал, когда совок рухнул, что мамкин батя в дивизии СС «Русь» служил добровольцем. Там мутная история, но я точно помню кто-то рассказывал, что хоть у него и были какие-то дальние еврейские предки, сам он их ненавидел и лично участвовал во многих казнях. А ещё, прикиньте, посдавал все адреса еврейских семей во Львове, которые знал. А как война кончилась, так он съебал (вот ведь хитрожопый хуй!) куда-то в Аргентину или в Мексику. Фотку эту мать случайно не выбросила, единственная память об ее отце была. Я потом уже понимал, что нам тогда охуенно повезло, что ее именно я нашел, а не кто-нибудь посторонний. Официально ведь никто не в курсе был, чем дед на войне занимался. А нашли бы – пизда матери, а меня бы – в детдом.
