Николай Александрович Игнатов
Гравитация как неизбежный феномен. Частный случай внезапной рефлексии
Небольшая бледная рука боязливо выплыла из темноты и слизнула со стола карточку.
– О, здесь как раз о том, о чем я и хотел рассказать, – с радостной дрожью сообщил голос Нытика.
– Понятное дело, придурок, – грубо прогнусавил Хамло из темноты, – Скрижали все пустые, слова на них появляются, когда мы в них смотрим. Вот ты дебилойд.
– Тэк-с, отставить тут! Прекратите свои нападки, не видите, они уже ноют-с, – вмешался властный голос председателя, – А вы, любезный наш, сердобольнейший, и вправду позабыли, что никакого текста в скрижалях нет, что мы их просто для антуражу держим. Ну, хватит слезоточить, полноте. Напомню на всякий случай, Вас зовут Нытик, и какую бы скрижальку Вы не изволили взять, там всё одно – сопли да нытьё будут, уж извините-с. Аналогично и про остальных присутствующих. Продолжайте, смелее.
Всхлипывания прекратились, и кроткий жалостливый голос зазвучал вновь.
– Это как он встретил блаженного на заправке.
– Кого? Бомжа того что-ли? – съязвил Сотона.
– Не бомжа! – взвизгнул Нытик. – А блаженного! Господин Председатель, ну не дадут рассказать.
Председатель неопределенно гаркнул, и Нытик продолжил.
– Он тогда с друзьями с рыбалки ехал на своём Лексусе, пьяненькие все были. Заехали на заправку где-то на трассе. Не успел он выйти из машины, а тут уже этот блаженный подскочил, закурить попросил. Ну, наш-то – благо в настроении был – дал ему сигарету. Потом он пошел оплатить бензин, да вернувшись, когда бензин уже был залит, и мотнул блаженному в сторонку – давай, дескать, поговорим. Отъехал чуть от заправки, этот тоже приковылял. Друзья оба храпят на заднем после бессонной ночи, насыщая микроклимат внедорожника ядреным перегаром.
Наш вышел, закурил, да спрашивает – ты, родной, откуда тут? Может вообще помочь чем?! Тут конечно дело странное, никогда ранее он в чрезмерной доброте замечен не был, хоть сам и не злой. Чего он так судьбой блаженного заинтересовался?! Всему виной, видать, было хорошее настроение. А что, рыбалка-то удалась: пускай рыбы почти и не поймали, но какова природа, водочка, да девки деревенские, простые, податливые. Так что нутро нашего было насквозь отравлено побочным действием нейромедиаторов, отсюда и приступ сердечности.
К тому же – ни в одежде, ни в цвете лица и рук, ни в запахе блаженного, никоим образом не обнаруживались признаки… бездомного. Одет он был пусть скромно, но чисто. Его азиатское скуластое лицо было коричневым от загара, и не содержало ни намёка на алкоголизм. Только разве обувь… Ботинки были перепачканы и довольно сильно истоптаны, посему было видно, что хозяин их много ходил, и ходил далеко не всегда по асфальту. В общем, ничего отталкивающего в виде блаженного не было, потому Наш и решил осведомиться – не нужна ли помощь какая? Неспроста же человек приличного вида на этой отдаленной заправке ошивается, в черт его знает скольких километрах от ближайшего населенного пункта.
В общем, закурил он и спрашивает – ты откуда, родной? Может помощь какая нужна?
Блаженный как услышал вопросы эти, сразу заулыбался живой широкой улыбкой, показав длинные белые зубы. Закурив подаренную сигарету, он затянулся раз-два, успокоился, настроился, да начал. Я, говорит, из Дальнехолмска иду (городок километрах в тридцати от той заправки), в центр (это он так наш город назвал; до него оттуда километров 50 было).
«Пешком идёшь? – удивился Наш, – Зачем? Случилось чего?»
«Да нет, – смущенно засмеялся блаженный, – Понимаешь, интересно мне по тайге идти, по дороге, смотреть кругом, думать. Там, в городе, братья мои живут, так я к ним, погостить».
«Давай мы тебя довезем, – сам удивляясь своим словам, предложил Наш, разглядывая умирающие ботинки блаженного.
«Нет, – замотал тот головой, – я пешком. А знаешь, сколько в тайге всего интересного?! Я пока шёл, три змеи поймал, они глупые, их рогатиной легко. На костре изжарил, вкус – на любителя. Всё бы ничего, пить только охота, пока топаешь, а ещё – кушать и курить, вот на заправку пришёл, сигаретку спросить».
Наш-то, услыхав это, тут же пошарил по карманам, да сунул ему несколько смятых бумажек, там рублей триста было. На, говорит, купи себе поесть чего-нибудь.
