Гравитация, зловещая ведьма, меж тем снова продолжила чинить свои невидимые козни, то и дело больно ударяя землю о разные части тела стойкого во хмелю человека.
– Браво! Я в восхищении! Вот это истинная высокая личность! Хотя, конечно, свинья та ещё, – аплодировал своему сарказму Красавчик.
– Да просто урод! – сказал Сотона.
– Чёрт, – констатировал Хамло.
– Презренный тип, – прошипел Нытик.
– Да-да. Теперь вот понятно откуда-с у нас сегодня столько болтовни про бомжей да убогих, он этого беднягу у колодца нашел. Н-да-с. А вам не следует забывать, милостивые мои господа хорошие, что кто бы он ни был, а мы без него никуда, – резюмировал Председатель. – Наше мимолетное существование, подобное моменту соударения частиц, способно обозначиться только в краткий период его болезненной рефлексии. Так что по сути, мы – часть его.
– Я думал, что мы – это и есть он.
– Ну как же Вы, уважаемый Нытик, можете думать, когда сами по себе – тень бесплотная, не имеющая сама себя? Вы даже не мысль, даже не источник мысли, а просто отголоски воспоминаний, отсортированных по принципу неких черт характера. В вашем случае – сердоболие, или что-то подобное. Ну да-с, чего это я толкую об очевидном. Давайте продолжим рефлексию. Скоро уж рассвет, а там и наше заседание кончится. Ну-с, кто хотел бы?
– Пожалуй, я, – протянул липким голосом Красавчик.
– Сделайте одолжение, тяните скрижальку.
Неторопливая рука лениво сгребла со стола карту, при этом уронив несколько в черноту под столом.
– Да вот, точно, так и думал, что это выпадет. Тут вот про дружка. Помните, про кого я говорю?! Как наш сейчас портвишку накатил, так и вспомнилось ему про него, покойного.
Раньше он настоящий друг ему был, а потом вот, по истечении лет, так сказать, дружком стал. Почти прекратили они всякое между собой общение. Интересы, что ли, общие пропали, или черт его знает. В общем, вспомнил он вот какую историю.
У дружка этого несколько лет назад нашли рак, а он молодой ещё, под сорок ему было. Лет пять ещё проживешь, говорят, а может и три года, как повезёт. А без терапии – вообще и года не протянешь. Ну, дружок, понятное дело, сразу паник, расхлябался весь, в апатию, короче, ушёл. Побухал крепко, потом было во все тяжкие думал уйти – катись, мол, оно всё к собачьим курвам, да вдруг остановился. Как потом писал кто-то в соц. сетях, якобы с его слов: оглянулся он такой на жизнь свою, кое-как прожитую, посмотрел внимательно, да так тошно ему стало, так противно от того, что он там увидел, что и смерти близкой даже обрадовался. Не то, чтобы руки на себя наложить, зачем? Ждать-то немного осталось, опухоль растёт быстро.
Стал он жить счастливее прежнего, с радостью встречать каждый день, радостно провожать его. Не пил теперь совсем, не хотелось ему. А радость-то вся отчего была? Да оттого, что понимал он всем нутром своим, что скоро всё это кончится, вся эта серая война за выживание завершится, и, наконец, настанет мир и покой.
В какой-то день даже как будто озарение на него снизошло: вспомнил он вдруг про своих родных. Про родителей, про братьев вспомнил, про племянников и племянниц, даже про бывшую жену. Нашло что-то на него – может карму подчистить решил перед уходом, а может под воздействием дурной эйфории какой-то, начал он всем им помогать. Каждый день или являлся лично или звонил, осведомляясь – не помочь ли чем?! Он и работу не бросил, а зарабатывал неплохо, кстати, и все деньги вместе со свободным временем тратил на эту вот помощь.
Родственники вначале даже пугались его внезапной гуманитарной деятельности, всё таки раньше в альтруизме он замечен не был, он и звонил-то родителям дай бог если раз в квартал. Но, узнав о его страшном диагнозе, все сразу начали с большой охотой принимать его подмогу, пусть порой она и нужна была им как собаке пятая нога. Детей своих братьев он развозил на машине по садам и школам, родителям привозил продукты, причём зачастую покупал их за свой счёт, братьям совал деньги, хоть те их и не брали. А ещё покупал подарки. Постоянно. И не только племянникам, но и всем. Вскоре от его подарочков проходу в домах родичей не стало.