Никита Мельников
Танковая промышленность СССР в годы Великой Отечественной войны
Доклад комиссии Академии наук по мобилизации экономики Урала на нужды обороны
После начала Великой Отечественной войны, с конца августа 1941 г. на Урале начала действовать комиссия Академии наук СССР. Главная задача, которая была поставлена перед комиссией, – изучение возможностей использования уральской экономики на нужды обороны. По итогам работы к ноябрю 1941 г. был подготовлен доклад, включивший в себя индустриальное положение региона по состоянию на осень 1941 года и перспективы развития на 1942 год следующих отраслей экономики: черная и цветная металлургия, производство огнеупоров, флюсов и стройматериалов, лесохимия, топливоснабжение, электроэнергетика, водное хозяйство, железнодорожный транспорт, сельское хозяйство. К сожалению, в доклад не вошли такие отрасли, как машиностроение, металлообработка, химическая промышленность в целом и резинотехническая в частности, автотранспорт и сеть автомобильных дорог и многое другое. К тому же, как мы увидим впоследствии, данные комиссии, даже в этом усеченном качестве, часто страдали неточными сведениями.
Но даже в таком виде материалы позволяют нам получить достаточное представление о ресурсных и производственных возможностях Урала в рамках последующего превращения края в основной центр бронепроизводства и танкостроения СССР после потери западных промышленных центров. Нужно учитывать, что будущий выпуск брони и танков тесно связан с большим количеством многих других отраслей экономики как региона, так и страны. Без детального анализа развития народного хозяйства Урала, ставшего в годы войны центром бронетанкового производства страны, трудно будет понять те проблемы, которые встанут перед совершенно новой для региона танкостроительной индустрией в условиях военного времени.
Черная металлургия. Комиссия, исходя из тех задач, которые были поставлены перед отраслью в первые месяцы войны, рассчитала возможность примерно полуторакратного и двукратного роста производства чугуна, стали и проката в регионе в 1942 и 1943 гг. соответственно.
Эти цели были вполне осуществимы при условии соответствующего роста добычи железной руды до 15,6 млн. тонн в 1942 году и 17,4 млн тонн в 1943 году. Причем больше половины роста производства должно было быть обеспечено развитием Магнитогорского рудника, который мог бы дать уже в 1942 г. до 8,5 млн тонн различных видов рудного материала[231]. Но в реальности ММК смог добыть в 1942 г. даже меньше железной руды, чем в 1941 году: 5,1 и 6,0 млн. тонн соответственно. В следующем, 1943 году было добыто примерно то же количество, и только в 1944 году наметился реальный рост, который продолжился в 1945-м: 5,1, 5,9 и 6,1 млн тонн соответственно. А добыча руды по Уралу в целом даже снизилась с 9,6 млн тонн в 1941 г. до 8,4 млн тонн в 1943 г. С 1944 года начался рост добычи железной руды до 9,7 млн тонн, а в 1945 г. – уже 10,6 млн тонн[232]. Реального роста не произошло даже к концу войны.
Следовательно, планируемые объемы производства черной металлургии тоже оказались невозможны. В действительности Уральский регион в 1942 г. пусть незначительно, но все же снизил выпуск металла, а в следующем году только вернулся к показателям 1941 г. Двукратный рост оказался недостижим даже в победном 1945 г. (см. таблицу 1.1 и рисунок 1).
Таблица 1.1
Динамика производства черных металлов на Урале в 1940–1945 гг.(тыс. т)[233]
Рисунок 1
Расхождение планируемого[234] и фактического объема выпуска стали на Урале в 1941–1943 гг.[235]
В связи с ростом производства черного металла ожидалось увеличение потребности в марганце до 700 тыс. тонн в 1942 г. и 1000 тыс. тонн в 1943 г. Основным источником получения марганцевых руд были месторождения Северного Урала – Полуночное и Марсятское (содержание марганца до 25–28 %). Осенью 1941 г. эти месторождения еще находились в стадии освоения: велись горные работы, строились железнодорожные пути; что очень важно – шло строительство обогатительной фабрики, позволявшей снизить содержание в руде фосфора. Но ограниченность запасов (по оценкам специалистов – до 4,9 млн тонн) и отдаленность месторождений требовали развития использования марганцевых руд Среднего и Южного Урала.
Наиболее трудной задачей было обеспечение производства ферромарганца, для которого необходимо содержание марганца минимум 40 %. Обогащение не могло полностью снять эту проблему, поэтому требовалось создание селективной добычи и сортировки руды на многочисленных мелких месторождениях в районах Нижнего Тагила и Сысерти и Магнитогорского месторождения. Комиссия призывала развивать казахстанские месторождения.
Специфической проблемой советской черной металлургии (в том числе и уральской) был повышенный расход марганца по сравнению с американскими нормами в 2–2,5 раза. Это, в свою очередь, подталкивало к необходимости увеличения добычи руды – с одной стороны, а с другой – сокращать расход марганца[236].
В условиях резкого роста производства металла перед черной металлургией региона остро вставала проблема обеспечения предприятий коксом. Четко обозначился дефицит этого материала уже на этапе работы комиссии. На существующих коксохимических заводах (Магнитогорский, Нижнетагильский и Губахинский), по мнению членов комиссии, требовалось пустить по две дополнительных коксовых батареи и по одной батарее на Кемеровском заводе № 1 и КМК. В этом случае Магнитогорский коксохимический завод смог бы выжечь в 1942 г. 2,6 млн тонн кокса, Нижнетагильский – 1,25 млн тонн, Губахинский – 0,72 млн тонн (всего 4,59 млн. тонн).
Но и эти мероприятия оставят баланс кокса на Урале в напряженном состоянии. Поэтому комиссия в качестве дополнительной меры предлагала строительство в регионе малых коксохимических заводов, которые позволили бы локально решать проблему дефицита кокса.
Для производства нужного количества кокса (4,59 млн тонн) требовалось в общей сложности почти 6,7 млн тонн углей со следующих месторождений: Кузнецкое – 3,95 млн тонн, Карагандинское – 1,3 млн тонн, Кизеловское – 1,42 млн тонн. При условии пуска малых коксохимических заводов для них потребуется еще 0,5 млн тонн угля. По заводам уголь должен распределяться следующим образом: на Магнитогорском заводе коксуется кузнецкий и карагандинский уголь, на Нижнетагильском – кузнецкий с незначительным добавлением кизеловского угля, на Губахинском – кизеловский с незначительным добавлением кузнецкого[237].
Но к показателям обжига кокса, запланированным комиссией, уральская промышленность подошла только в 1943 г., выдав 4,4 млн тонн и достигнув в 1945 г. уровня 6,8 млн тонн. В течение 1942 г. удалось выжечь всего 3,5 млн тонн кокса[238].
Основные задачи, которые ставились перед уральской черной металлургией в начале военного периода, – это увеличение общей массы выплавляемого металла и организация производств, отсутствующих или недостаточно развитых для нужд обороны. До войны Урал производил примерно 1/5 долю советского чугуна, стали и проката. Но с учетом потери западных производственных регионов ожидалось, что его доля повысится до 60 %.
Этот прогноз комиссии практически полностью оправдался, Урал производил около 50–60 % этой продукции все годы войны[239]. Правда, в основном за счет резкого сокращения производства в западных регионах.
Основные строительные работы были намечены на ММК, НТМЗ, Златоустовском, Синарском, Новотрубном, Чусовском и Бакальском заводах. Кроме Урала, крупное строительство шло на КМК. Все строительство концентрировалось на площадках действующих заводов, за исключением Бакальского. Он был единственным новым строительным объектом.
ММК должен был в 1942 г. запустить в производство две доменные печи по 1300 куб. м и четыре мартеновские печи; в 1943 г. еще две доменные печи того же объема, четыре мартена и два бессемеровских конвектора. НТМЗ в 1942 г. – одну доменную печь на 1300 куб. м и пять мартеновских печей; в 1943 г. – такую же доменную печь и семь мартенов. КМК в 1942 г. – две электропечи по 30 тонн; в 1943 г. – одну доменную печь на 1000 куб. м, две электропечи и два мартена. Чусовской завод в 1942 г. – одну домну на 600 куб. м и один конвектор; в 1943 г. – один конвектор и две мартеновские печи. Здесь сразу необходимо указать, что данные планы оказались слишком оптимистичными. Всего за годы войны магнитогорцы сумели ввести в строй только 2 домны и 5 мартенов, а Новотагильский завод – 1 домну и 5 мартенов[240]. Причем новотагильская доменная печь была запущена только в первой половине 1944 г.[241].
Комиссия также указала, что особые проблемы вызывает энергетическое хозяйство уральских металлургических заводов. И работы по энергетическим цехам относила к наиболее срочным.
Главным фактором развития региональной металлургии в условиях войны комиссия считала оборудование эвакуированных заводов (в основном восточно-украинских). Именно оно должно было позволить достигнуть необходимых результатов: планировалось, что количество доменных и мартеновских печей к концу 1943 г. возрастет с 31 до 41 и с 69 до 113 соответственно, а мощность увеличится почти в 2 раза. Однако указала, что «не все оборудование оказалось возможным эвакуировать». Следующим сдерживающим фактором назывался дефицит огнеупоров. Следовательно, уже изначально эта амбициозная программа была поставлена под сомнение.
Кроме того, указывалось, что уже в 1941 г. мощности сталеплавильного производства отставали от мощности прокатных цехов: дефицит слитков по всем заводам Урала составлял около 2 млн тонн. В то же время нужды обороны заставляли создавать в регионе новые прокатные станы (прокат брони). Следовательно, изначально закладывалась ситуация, когда значительная часть прокатных мощностей не сможет быть загружена. Поэтому программа развития требовала увеличения прежде всего именно мощности сталеплавильных цехов[242].
Из главнейших видов ферросплавов сырьевая база Урала позволяла производить ферромарганец, ферросилиций, силиколь, феррохром, феррованадий и ферротитан. Сплавы молибдена, вольфрама и кобальта в существенных размерах могли изготавливаться только на привозном сырье.
Комиссия прогнозировала (что вполне ожидаемо) максимальное использование металла на нужды обороны. Следовательно, другие потребители будут неизбежно испытывать серьезные проблемы с получением металлургической продукции. Особенно остро эта проблема должна была возникнуть у такого потребителя металла, как железная дорога. Потребность в металле будет неизбежно нарастать, но удовлетворить этот спрос не будет возможным[243].
Цветная металлургия. Цветной металлургии Урала отводилось очень важное место, поскольку регион был богат полезными ископаемыми для этой отрасли. Уральская медная промышленность давала 2/3 выплавляемой меди и 100 % рафинированной меди. После потери западных алюминиевых заводов и месторождений только здесь появлялась возможность добывать и перерабатывать бокситы. Уральский алюминиевый завод (УАЗ) превращался в главный центр страны по производству этого металла.
Годовая мощность СССР по производству алюминия составляла около 100 тыс. тонн в год. При этом на долю УАЗа приходилось 42 тыс. тонн. Уже на 1942 г. планировалось увеличить его производство до 84 тыс. тонн и ввести в строй Сталинский и Богословский заводы общим выпуском до 6 тыс. тонн. Мощность Богословского завода при его полной постройке оценивалась в 50 тыс. тонн в год. Работа алюминиевых предприятий обеспечивалась достаточно богатыми месторождениями бокситов Северо-Уральской группы, а также Каменской и Южно-Уральской группами.
При условии суммарной мощности УАЗа и Богословского завода в 150 тыс. тонн в год запасов Северо-Уральской группы хватало на 15 лет, Каменской группы – на 5 лет. Южно-Уральская группа рассматривалась как подсобная база, поскольку была представлена бокситами низкого качества и трудными для добычи[244].
Реальность и здесь оказалась не такой радужной, как планировала комиссия. Производство алюминия действительно росло все военные годы, увеличившись в 1945 г. более чем в 2 раза. Но УАЗ смог увеличить выпуск алюминия только до 72,4 тыс. тонн в 1944 г., а Богословский завод был пущен в строй уже в самом конце войны (9 мая 1945 г. предприятие выдало первый металл)[245].
Огнеупоры. На фоне развития черной и цветной металлургии состояние огнеупорной промышленности находилось в гораздо более худшем положении. До войны в регионе выпускалось 22 % динасовых изделий и 12 % шамотных от общесоюзного производства. Но Урал был единственным поставщиком магнезитовой продукции. После потери западных промышленных регионов металлургическая промышленность неизбежно должна была столкнуться с острым дефицитом огнеупоров.
Главная проблема заключалась в слабой развитости этого вида промышленности, хотя в регионе было достаточно необходимого сырья (огнеупорные глины, кварциты, тальк, магнезиты и т. д.). Запасы, по предварительной оценке, составляли миллионы тонн, но были слабо изучены. До начала войны вся база динасового производства была сосредоточена вокруг горы Караульная (Первоуральск).
В 1941 г. шамотный кирпич произвели Богданович – ский завод, Сухоложский и Нижнетагильский заводы шамотных огнеупоров в общей сложности на 154,3 тыс. тонн; динасовый кирпич выпускал Первоуральский завод – 110,3 тыс. тонн; завод «Магнезит» – 140 тыс. тонн магнезитового кирпича и 250 тыс. тонн металлургического порошка. Кроме того, в огнеупорных цехах «Уралмета» при заводах Нижесалдинском, Белорецком, Алапаевском, Чусовском, Новотагильском и трех цехах при ММК, Златоустовском и Серовском металлургических заводах изготавливалась огнеупорная продукция. С их учетом выпуск огнеупоров в 1941 г. на Урале составил 207,7 тыс. тонн шамотного кирпича, 163,3 тыс. тонн динасового кирпича, 29,3 тыс. тонн сифонных изделий.
С учетом дополнительных мероприятий и расширения производства за счет размещения эвакуированных мощностей, по мнению комиссии, в 1942–1943 гг. выпуск шамотных изделий можно было увеличить почти в 2 раза, динасовых изделий – более чем в 1,5 раза. Производство магнезитового кирпича и металлургического порошка увеличивать не предполагалось, поскольку его уже сейчас выпускали больше потребностей. Но даже такое увеличение не покрывало потребностей металлургической промышленности. Поэтому предлагалось переводить на этот вид продукции ряд смежных производств и использовать магнезиты и естественные огнеупоры (тальк, хромиты и т. д.)[246].
Правда, нужно сразу оговориться, что такая потребность в огнеупорах была рассчитана, исходя из планов развития металлургической промышленности, т. е. массового строительства дополнительных доменных и мартеновских печей, электропечей и т. д. Но эта программа не оправдалась. Тем не менее налицо был острый дефицит огнеупорных материалов, преодолеть который без привлечения дополнительных ресурсов будет очень сложно. Это проблема серьезно обозначится к концу 1942 г., когда металлургические печи и прочее оборудование начнут выходить из строя в силу естественного производственного износа, а логика развития уральской металлургии будет заставлять строить новые печи параллельно с существующими мощностями. Как мы увидим в дальнейшем (см. II главу), выпуск огнеупоров хоть и был увеличен, но этого объема все равно было крайне недостаточно.
Строительные материалы. В 1941 г. на Урале действовали 3 цементных завода: Невьянский и Катав-Иванов-ский (шлакопортландцемент), Сухоложский (портландцемент). Вводился в строй Пашийский завод глиноземистого цемента. Кроме того, действовали помольные установки на Нижнесалдинском и Магнитогорском заводах. Общее производство этих мощностей в 1941 г. оценивалась в 500 тыс. тонн по обжигу и 815 тыс. тонн по помолу цемента.
Комиссия утверждала, что увеличение мощности на существующих заводах и запуск новых производств позволит увеличить выпуск готового цемента в 1942 г. примерно в 1,5 раза. И указывала, что при резком росте потребности в цементе необходимо будет построить два-три новых завода в районах Челябинска, Губахи и Карпинска. Основой этого строительства должны стать эвакуированные производства.
Важным ресурсом для строительных материалов в то время были гранулированные доменные шлаки, которые производили, как правило, металлургические заводы. Помольные установки были на ММК, Серовском, Нижнетагильском им. Куйбышева, Нижнесалдинском, Чусовском и Ашинском заводах. Общее производство составило в 1941 г. 342 тыс. тонн гранулированных шлаков. В то же время потребность цементных заводов в этом материале составляла 460 тыс. тонн. Следовательно, образовывался дефицит шлаков для цементной промышленности региона в 108 тыс. тонн.
Но потребность в гранулированных шлаках была гораздо шире одного производства цемента. Шлаки широко использовались для различных строительных целей – стеновые материалы изготавливались, в том числе, из шлакобетонных блоков. По ориентировочным подсчетам комиссии, эта потребность выражалась в 1200 тыс. тонн. Соответственно, мощность уральских помольных гранустановок покрывала потребность региона не более чем на 30 %. Пути увеличения выпуска комиссия предлагала искать в форсированном строительстве гранустановок на Новотагильском, Магнитогорском и Серовском заводах[247].
Следующий строительный материал, который рассматривала комиссия, – кирпич. Основной проблемой, которую выявил доклад, была высокая степень распыленности кирпичных заводов между различными ведомствами и высокая дифференциация мощности предприятий. Наряду с крупными механизированными предприятиями, выпускавшими кирпичи десятками миллионов штук, существовало множество мелких, полукустарных заводиков, работавших преимущественно сезонно и дававших не более 1–2 млн штук.
Еще одна проблема – это диспропорции внутри самих предприятий между прессовым, сушильным и печным хозяйством. Например, на Ирбитском диатомитовом комбинате производственные мощности прессового хозяйства, по мнению комиссии, позволяли выпускать до 78,6 млн штук кирпича, сушильного – до 60,0 млн., а печного – 71,4 млн Примерно такой же разрыв был на свердловском заводе «Новострой» – 75,1 млн, 61,2 млн и 85,7 млн штук соответственно. Таким образом, основной проблемой стал процесс сушки кирпича[248].
В докладе комбинат назывался «Ирбитским кирпичным заводом». Но в действительности по состоянию на осень 1941 г. в Ирбите существовало два предприятия, выпускавших подобную продукцию: диатомитовый комбинат Наркомата стройматериалов и кирпичный завод НКПС. Первый выпускал в основном легковесный сплошной кирпич, а второй – трепельный кирпич. Последний обладал одной важной особенностью – такой кирпич очень сильно боится влаги, под воздействием которой быстро разрушается. Завод был в своих производственных возможностях гораздо скромнее комбината: в самом результативном 1941 г. он выпустил почти 10 млн штук. Поэтому, когда комиссия говорит о «Ирбитском кирпичном заводе», нам необходимо понимать, что в действительности это ИДК.
Производственные возможности диатомитового комбината были, мягко говоря, сильно преувеличены комиссией. Указанного уровня производства предприятие смогло достигнуть только в 1936 г., когда с января по сентябрь было выпущено 50 млн. кирпичей[249]. Но впоследствии выпуск резко упал. Комбинат был пущен в строй в 1931–1932 гг. и состоял из диатомитового карьера, завода № 1 и завода № 2, спроектированных по одной технологической схеме. Однако из-за большого количества ошибок, допущенных при строительстве, оборудование и здания комбината стали в буквальном смысле разваливаться.
В октябре 1938 г. завод № 1 был полностью законсервирован. За предшествующий период эксплуатации была разрушена печь № 2, ветхость перекрытий над сушилками и формовочным цехом достигла предела, к тому же надпечные сушилки грозили обвалом. Уже летом 1941 г. на основе площадей завода № 1 и перемещенных мощностей Ленинградского фарфорового завода им. М. В. Ломоносова стало формироваться автоизоляторное производство.
Завод № 2 еще продолжал свою работу, но и его состояние было достаточно тяжелым: большинство фундаментов зданий и оборудования было выложено из трепельного кирпича. Уже к осени 1941 г. они были частично разрушены, а некоторое оборудование или было частично разрушено, или требовало капитального ремонта; агрегат № 4 формовочного цеха из-за разрушения фундамента был демонтирован; часть оборудования сушильного цеха находилась в аварийном состоянии и требовала капитального ремонта; в цехе обжига из двух печей ЗИГ-ЗАГ по 1600 куб. м одна находилась в аварийном состоянии (разрушена торцевая сторона), а половина второй печи была выведена на капитальный ремонт[250].
Поэтому реальные возможности диатомитового комбината (или Ирбитского кирпичного завода – по мнению авторов доклада комиссии АН СССР) были в два раза ниже. План на 1941 г. составлял для предприятия только 30 млн. штук кирпича, который комбинат успешно выполнял в течение всего года[251]. Осенью 1941 г. ИД К начал принимать на площадку завода № 2 эвакуированный Константиновский завод «Автостекло» (Донбасс)[252]. С этого момента стал полностью меняться профиль предприятия. С начала 1942 г. комбинат получил новое название: Ирбитский стекольный завод, основной продукцией которого стали броневое стекло для бронетехники и самолетов, стекла для прожекторов, жидкое стекло для изготовления электродов, керамические изоляторы свечей для двигателей, фарфоровая посуда и другое. Соответственно, выпуск кирпичей, в основном термоизоляционных, находился все годы войны на уровне 4–6 млн штук в год[253]. Примерно в таком же количестве выпускал свою продукцию в военные годы Ирбитский кирпичный завод, речь о котором пойдет во II главе.
Но самое главное, что потребность в кирпиче в регионе на 1941 г. оценивалась в 1100 млн штук, а производилось, по очень оптимистичным подсчетам комиссии, только около 800 млн. (реально гораздо меньше). По оценке авторов доклада, потребность в кирпиче в следующем году должна была возрасти до 1500 млн штук. Тем самым разрыв между производством и потребностями увеличивался более чем в 2 раза!
Покрывать этот разрыв предлагалось тремя путями. Во-первых, устранением дисбаланса между прессовым, сушильным и печным хозяйством, что позволит дать дополнительно около 200 млн штук. Во-вторых, использованием заменителей кирпича для стеновых панелей (гипсовые и шлаковые блоки), что, по расчетам, даст экономию в 250 млн кирпичей (но сырье для шлаковых блоков и так в дефиците!). В-третьих, построить 5–6 новых кирпичных заводов общим производством в 250 млн. штук в районах Серова, Челябинска, Нижнего Тагила, Магнитогорска и Молотова[254]. Реальность стала развиваться с точностью до наоборот. Как мы увидим в дальнейшем, кирпичная промышленность региона не только не смогла увеличить свое производство, но резко его сократила.
Стекольная промышленность на Урале в довоенный период практически отсутствовала. Существовало только 4 полукустарных производства по изготовлению стеклянной тары. В первые месяцы войны началось строительство первого на Урале механизированного завода по изготовлению листового стекла. К сожалению, источник ограничился только этой информацией и не дал ни названия, ни характеристики хода строительства этого предприятия (видимо, речь шла о будущем Ирбитском стекольном заводе). В качестве пожелания комиссия говорила о целесообразности строительства трех стекольных заводов в районах Нижнего Тагила, Магнитогорска и Златоуста на 4–6 тонн стекла в год[255].
Листовое оконное стекло – это тот материал, который еще в довоенный период оставался крайне дефицитным. При плане производства 53,7 млн кв. м стекла в 1940 г. по всем заводам «Главстекло» Наркомата стройматериалов СССР фактически было изготовлено всего 38,8 млн кв. м или немногим более 72 %[256]. Поэтому в условиях войны следовало ожидать только обострения его дефицита.
Производство строительных материалов – это одна из самых проблемных сфер советской экономики. К началу войны эти трудности всё еще не были решены и, как мы увидим в дальнейшем, решены не будут. При исследовании баланса строительных материалов на 1941 г. (составлен Госпланом) бросается в глаза полное несоответствие потребностей развивающейся промышленности и возможностей индустрии стройматериалов. Практически по всем позициям видна колоссальная отрицательная разница между выделенными Госпланом фондами и заявками потребителей. Для примера автор привел баланс цемента по отдельным потребителям (см. таблицу 1.2). Но по всем остальным позициям (гвозди, кровельные материалы, асфальт, доски и прочее) ситуация была ровно такой же. Здесь необходимо уточнить, что по старой советской традиции «выделенные фонды» – это не фактический объем полученных товаров, а только право организации получить его. Зачастую потребители не могли выкупить весь положенный (обещанный) объем материалов, поскольку он полностью или частично отсутствовал у поставщиков.
Таблица 1.2
Баланс распределения цемента между отдельными наркоматами и потребителями на 1939–1941 гг. (в тыс. тонн)[257]
Топливоснабжение. Комиссия характеризовала положение со снабжением топливом как неблагоприятное. В регионе был только бурый уголь, используемый преимущественно в качестве топлива. В силу отсутствия собственных месторождений коксующегося угля, регион вынужден был импортировать сырье с кузнецких и карагандинских месторождений. В 1940 г. на Урал было завезено 8,0 млн тонн этого угля при фактической добыче 11,7 млн. тонн местных углей. Из завезенных углей около трети было израсходовано на коксование, остальное в основном пошло на удовлетворение потребностей электростанций. Проблема топливного дефицита возникла изначально, еще на этапе индустриализации первых сталинских пятилеток, поскольку в регионе просто отсутствовал качественный каменный уголь.
Дальнейшее развитие уральского топливоснабжения комиссия видела в радикальном изменении сложившегося баланса. Предполагаемое развитие металлургии региона требовало безусловного увеличения потребления завозного угля, но общее расходование кузнецкого и карагандинского сырья на нужды уральской экономики необходимо было сокращать. После потери Донецкого угольного бассейна осенью 1941 г. необходимо было резко увеличить транспортировку угля в западные регионы страны – Поволжье и Центральный район. В том числе угля Кизеловского месторождения. Следовательно, необходимо было максимально увеличить добычу топлива на других уральских месторождениях.
По плану, предложенному комиссией, общая добыча угля на Кизеловском, Челябинском, Богословском и других месторождениях должна была увеличиться в 1942 г. более чем в 2 раза – до 26,4 млн тонн (реально к этому показателю добыча угля в регионе приблизилась только в 1945 г. – 25,7 млн тонн, а в 1942 г. регион смог добыть всего 16,4 млн тонн[258]). В пересчете на условное топливо
прогнозный показатель составлял 16,9 млн тонн, тогда как потребность Урала была около 24,5 млн тонн условного топлива. Соответственно, полностью отказаться от привозного угля регион не мог. Значит, все привозные качественные угли необходимо было направить на нужды металлургии (коксование), а все остальные отрасли (и прежде всего электроэнергетику) перевести на максимальное использование местного сырья. В цифрах это должно было иметь следующее значение: из 8–9 млн. тонн топлива Кузнецкого и Карагандинского угольных бассейнов пойдет на коксование около 5–6 млн тонн, а из 24,5 млн тонн местных углей – около 6 млн. тонн. В итоге коксование в 1942 г. должно было дойти до уровня 8 млн. тонн.
В этой ситуации необходимо было провести максимально возможное районирование потребления местного угля. Предприятия Молотовской области должны были перейти в основном на кизеловский уголь, Свердловской – на богословский, Челябинской – на уголь Челябинского месторождения. В течение конца 1941 – начала 1942 гг. необходимо было осуществить процесс перевода промышленного оборудования на новый вид топлива. Одновременно – усилить борьбу за экономию топлива и провести простейшие рационализаторские мероприятия, которые позволят сократить удельный расход топлива[259].
Таким образом, члены комиссии в целом правильно спрогнозировали условия использования топлива на Урале. Весь качественный привозной уголь в военные годы использовался для нужд коксования. Все энергогенерирующие мощности работали исключительно на местном сырье. Но авторы доклада традиционно ошиблись в объемах добытого угля. Его оказалось произведено гораздо меньше. Но важно добавить еще одну негативную особенность, которая будет подробно рассмотрена нами в дальнейшем. Значительная часть местного топлива, добытого в военные годы, обладала еще более низкой калорийностью. Следовательно, показанный уровень добычи в пересчете на условное топливо давал значительно меньший объем угля.
Электроэнергетика. По состоянию на 1941 г. уральская электроэнергетическая система «Уралэнерго» (Молотовская, Свердловская и Челябинская области) располагала мощностью в 860 МВт, из которой около 300 МВт приходилось на электростанции промышленных предприятий. Кроме того, свыше 100 МВт вырабатывали промышленные электростанции, не связанные с системой «Уралэнерго». К этому необходимо добавить недостаточность электрических связей между отдельными узлами региона, что не позволяло восполнить недостаток мощности на этих участках за счет других источников электроэнергии.
В октябре 1941 г. электрическая нагрузка промышленности, транспорта и коммунально-бытового хозяйства Урала, отнесенная к шинам «Уралэнерго» (с учетом силовой нагрузки и потерь в сетях), составила около 800 МВт. Особенностью энергосистемы региона стала «высокая полнота графика нагрузок» в течение всего года. Следовательно, к этому периоду имеющаяся в наличии мощность была полностью исчерпана при отсутствии аварийных резервов. Обычно было принято выводить значительную часть оборудования на профилактический ремонт в летний период, когда общее потребление электроэнергии значительно снижалось. Нарушение планов ремонта основного оборудования электростанций заставляло энергосистему Урала работать в крайне напряженном состоянии, что влияло на надежность и качество электроснабжения. С учетом плохого развития энергосвязей даже в условиях балансирования на каждый данный период электрических мощностей (т. е. в целом система «Уралэнерго» в данный момент обеспечивала регион достаточным объемом мощностей), в ряде отдельных узлов возникал дефицит электроэнергии и падение напряжения сверх допустимого предела, чреватого остановкой производства. Наиболее неблагополучными были Молотовский, Тагильский и Кировоградский узлы.