Никита Мельников
Танковая промышленность СССР в годы Великой Отечественной войны
§ 2. Формирование танкостроительного комплекса военного времени
Расширение географии танкостроения в начале Великой Отечественной войны
Ситуацию в танковой промышленности резко изменила начавшаяся 22 июня 1941 г. война. В течение первых дней войны руководство страны, с одной стороны, санкционировало начало танкового производства на других западных заводах, а с другой стороны, решило значительно расширить восточные производственные центры танковой промышленности за счет новых машиностроительных предприятий и подключения местных металлургических заводов к производству брони. Это было очень важное решение, поскольку оно кардинальным образом изменяло как географию танкопрома всей страны, так и структуру местной промышленности.
ХПЗ им. Коминтерна и СТЗ получили государственное задание, предписывающее увеличить выпуск средних танков Т-34. План на август для ХПЗ составил 250 танков Т-34, такого же уровня СТЗ должен был достигнуть в сентябре 1941 года[191]. Соответственно, увеличивалась программа выпуска двигателя В-2. В начале июля СТЗ обязывался в срочном порядке закончить подготовку дизельного производства к сентябрю и до конца года изготовить 500 дизельных двигателей. Для обеспечения нового правительственного задания в начале июля 1941 г. на площадку СТЗ перемещалось авиадизельное производство Харьковского тракторного завода, которое ранее готовило изготовление авиационного дизельного двигателя М-40[192].
Производственная база Т-34 продолжала расширяться в первых числах июля за счет подключения к выпуску среднего танка предприятий Горьковской области: судостроительный завод «Красное Сормово» начал подготовку сборочного участка Т-34, а Кулебакский металлургический завод – изготовления бронекорпусов. Главной особенностью развертывания выпуска Т-34 в Среднем Поволжье стало применение для его оснащения (временно, до полного развертывания новой программы дизелестроения) авиационного двигателя М-17, который уже давно был хорошо известен танкостроителям и ставился на многие советские танки 1930-х годов. Их должен был изготовлять Горьковский автомобильный завод[193].
Накануне войны на московском заводе № 37 НКСМ и кооперирующих с ним предприятиях параллельно с наращиванием выпуска легкого плавающего танка Т-40 шла подготовка производства другой модели легкого танка – Т-50. Война внесла свои коррективы и в этот процесс. Уже в середине июля 1941 г. ГКО распорядился прекратить подготовку производства Т-50 на московских предприятиях и перейти с 1 августа на выпуск модернизированного варианта плавающего танка – Т-60. Он «разучился» плавать, но получил несколько более мощное вооружение и бронирование. До конца года завод № 37 должен был выпустить 1600 новых танков[194].
Но, как это неоднократно случалось в годы сталинского руководства, уже в ближайшее время этого объема производства танков показалось недостаточно. Желая во что бы то ни стало получить как можно больше боевых машин, ГКО 20 июля отдал распоряжение о необходимости выпустить до конца года 10 тыс. танков Т-60. В рамках этого решения план для завода № 37 увеличивался более чем в 2 раза: до конца года он должен был выпустить уже 3500 тыс. танков.
Начиналась срочная организация сборочного производства Т-60 на ХТЗ и ГАЗе. С августа по декабрь они должны были изготовить 3500 и 3000 танков соответственно. Такая масштабная программа должна была быть обеспечена производством танковых корпусов, которое традиционно осуществляли предприятия с достаточно мощным для этого металлургическим комплексом. Помимо Подольского завода НКНП, который еще с 1930-х годов изготовлял корпуса легких танков для завода № 37 НКСМ, к выпуску корпусов подключались Коломенский завод НКТМ, Выксунский завод ДРО Наркомата станкостроения, таганрогский завод «Красный Котельщик», Ворошиловградский и Новокраматорский заводы НКТМ, Муромский вагоноремонтный и Кулебакский заводы НКПС[195].
Здесь необходимо отметить, что Коломенский завод уже в начале октября 1941 г. получил распоряжение, помимо дальнейшего развития корпусного производства, организовать выпуск танков Т-60[196]. Это стало естественным продолжением логики советского руководства: увеличение выпуска танков за счет расширения существующей производственной базы.
Наиболее радикальные изменения в части дальнейшего развития танкостроения СССР произошли в Уральском регионе. В первые дни войны правительственная комиссия, возглавляемая членом ЦК ВКП(б), народным комиссаром среднего машиностроения В.А. Малышевым, вылетела на Урал. В ее задачу входило уточнение возможностей местных предприятий по приему и размещению мощностей танковых и кооперируемых с ними заводов. В результате комиссия совместно с директорами заводов и ответственными работниками местных партийных организаций разработала программу мероприятий по переводу группы промышленных предприятий края на производство танков[197].
Параллельно продолжал развиваться процесс реорганизации управления военной промышленностью, когда военные предприятия начинают переводиться в состав профильных наркоматов. Из-под управления Наркомата тяжелого машиностроения в состав Наркомата средмаша начали выводиться предприятия, связанные с производством бронетанковой техники: 28 июня – Кировский завод, 7 июля – Уралтурбозавод, примерно в это же время – УЗТМ и другие[198]. Этот процесс в целом был завершен в сентябре 1941 года, когда был создан Наркомат танковой промышленности.
24—25 июня 1941 г. было выпущено постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об организации новой базы по производству брони и танков КВ»[199]. С этого момента в систему танковой промышленности включались новые предприятия Урала и Сибири, что означало формирование в стране нового комплекса предприятий танкостроения. Именно это постановление стало формальным основанием для направления наркома средмаша В. А. Малышева в уральскую командировку. Вместе с ним вылетели директор Кировского завода, представители Наркомата строительства Юдин и Наркомата чермета Коробов.
На Урале и в Сибири не существовало бронепрокатного производства. Вместе с развитием современной черной металлургии на Урале к 1941 г. еще оставались серьезные структурные проблемы. Важной особенностью развития этой отрасли в предвоенный период стал дефицит производимых легированных сталей и качественного проката. В регионе выпускались в основном конструкционные углеродистые стали. Следовательно, большая часть качественных металлов завозилась из других районов страны, а Урал выпускал главным образом сортовой прокат[200].
Поэтому в первой части постановления содержалось предписание немедленно организовать броневой прокат на Кузнецком и Новотагильском заводах. Кузнецкий металлургический комбинат (КМК) должен был сделать это, основываясь только на своих мощностях. На площадку Новотагильского металлургического завода (НТМЗ) в экстренном порядке необходимо было вывезти броневой стан и паровую машину к нему с Кировского завода[201]. Оборудование начало демонтироваться 25 июня 1941 г., и полностью оно прибыло в Нижний Тагил 18 августа 1941 г. Менее чем за месяц, 10 сентября, стан был введен в эксплуатацию. С небольшим опозданием он вступил в строй и начал давать броневой прокат (первоначально НТМЗ должен был пустить новые мощности к 1 сентября)[202].
К началу июля 1941 г. правительство приняло решение о дальнейшем расширении бронепрокатного производства в регионе. 2 июля вышло постановление СНК и ЦК ВКП(б) о «переводе» броневого стана Мариупольского завода им. Ильича на Магнитогорский металлургический завод (ММК). Демонтаж стана в Мариуполе был назначен на 15 июля. В течение июля – августа 1941 г. Магнитогорский завод должен был подготовить производственную площадку, принять стан и к 5 сентября запустить бронепрокатное производство[203]. Переброшенное из Мариуполя оборудование, вследствие задержки в дороге, начало монтироваться на ММК в конце лета 1941 г. и вступило в строй только в октябре того же года[204].
Пока мариупольский стан не прибыл и не вступил в строй, ММК начал катать броневую сталь на блюминге. Этот процесс был инициирован заместителем главного механика комбината Н.А. Рыженко. Был большой риск того, что блюминг не справится и будет сломан. Но результат оказался положительным. Блюминг выдержал нагрузку[205].
Интересно, что первоначально рассматривалась возможность переброски мариупольского стана на Уральский завод тяжелого машиностроения. 26 июня на совещании нескольких наркомов было принято решение переместить мариупольский стан на УЗТМ. Резко против этого выступили нарком средмаша В.А. Малышев, который как раз был в этот момент в Свердловске, и главный металлург Ижорского завода Д.Я. Бадягин. Мощности мартеновских печей УЗТМ были рассчитаны только на собственное кузнечно-прессовое оборудование. Следовательно, установка прокатного стана на Уралмаше требовала замыкания всего мартеновского производства только на прокат. Остальные цеха остались бы без металла[206]. Аргументы В.А. Малышева и Д.Я Бадягина подействовали, и стан был отправлен на один из крупнейших металлургических заводов страны – Магнитогорский комбинат.
Так стал формироваться восточный комплекс бронепрокатного производства, который в годы Великой Отечественной войны изготавливал катанные броневые листы для бронекорпусного производства танкостроения. После потери Сталинграда летом 1942 г. ведущими предприятиями – изготовителями брони стали (в порядке убывания производственных мощностей) ММК, КМК, НТМЗ.
Заводу № 78 НКБ было предписано в срочном порядке завершить подготовку корпусного участка и в течение июля начать выпуск комплектов КВ. Но сделать это оказалось невозможно. Завод все еще не обладал достаточными для подобного производства оборудованием и специалистами. Не имелись в необходимом количестве термические печи, а правильно-гибочное оборудование вообще отсутствовало, что делало абсолютно невозможным выпуск броневых узлов из гнутых броневых деталей (башня, нос, корма). По мнению наркома В.А. Малышева, ситуация усугублялась из-за отсутствия должного внимания со стороны профильного для завода наркомата[207]. Таким образом, не были устранены причины, мешавшие заводу закончить организацию корпусного участка еще в предвоенный период.
Единственным предприятием на Урале, способным в кратчайшие сроки перейти на столь трудоемкий вид работ, был Уральский завод тяжелого машиностроения в Свердловске. В последних числах июня завод получил правительственное задание на освоение корпусного производства, чтобы уже в августе приступить к серийному выпуску броневых корпусов танка КВ-1. В июле 1941 г. планировалось выпустить 5 корпусов танка КВ, в августе – 25, в сентябре – 75, в октябре – 125, в ноябре – 175, в декабре – 225[208].
Предприятие имело законченный цикл производства: мартеновский, чугунолитейный и сталелитейный цеха, термический, прессовый и кузнечный цеха, мощные механические и сборочные цеха позволяли, при должных преобразованиях, осуществлять весь цикл операций по производству корпусов. Существовала широкая возможность для создания разветвленной сети кооперации производства, так как Свердловск являлся крупным железнодорожным узлом, который располагался достаточно близко к базам литейного и металлургического производства. Недостающее оборудование для Уралмашзавода предполагалось изыскать как путем передачи с других предприятий региона, так и изготовив его собственными силами[209].
Для обеспечения танкового производства ЧТЗ двигателями было принято решение развернуть выпуск В-2 на Уральском турбинном заводе в Свердловске[210]. Для реализации этой программы на Уралтурбозавод были переброшены авиадизельный цех Кировского завода и работники моторного завода № 75 НКСМ. Устанавливался план выпуска мотора В-2 на IV квартал 1941 г. – 500 штук[211]. Таким образом, будущая база дизельного производства в Свердловске стала формироваться, а в Сталинграде – заканчивала формирование на основе перемещенного авиационного дизелестроения.
Параллельная переброска дизельного производства Кировского завода и ХТЗ на восточные предприятия фактически поставила крест на дальнейшей судьбе авиационного мотора М-40. Теперь относительно недавно сформированная база по производству авиационных двигателей была призвана создать аналогичную базу в области танкостроения. Понятно, что в таких условиях дизельные предприятия предпочтут «забыть» об авиационном моторе и все силы сосредоточат на организации выпуска танкового В-2.
УЗТМ и турбинный завод еще до середины 1941 г. были в состоянии продолжающегося промышленного строительства, которое шло со значительным отставанием от заданного графика. Что, с одной стороны, позволяло разместить новое производство на строящихся и проектируемых площадях, но с другой – накладывало дополнительную нагрузку как на строительную сферу региона, так и на данные предприятия, которые уже страдали из-за катастрофического отставания от установленного графика.
Передислокация авиадизельных мощностей Кировского завода была санкционирована постановлением СНК от 29 июня 1941 г.[212] Закончить перемещение необходимо было к 15 июля, а монтаж оборудования – к 10 августа[213].
Уральский турбинный завод не имел собственной заготовительной базы для литейного производства нового вида продукции. В порядке кооперации УЗТМ должен был осуществлять для него термообработку деталей, большую часть литья, производство поковок и штамповок дизельного двигателя. Для этого на УЗТМ перемещался цех цветного литья Кировского завода. Установку оборудования необходимо было завершить к 5 августа (менее чем через месяц) и начать выпуск силуминовых заготовок с 1 сентября 1941 г. Но в положенные сроки завод уложиться не смог и начал выпуск отливок в ноябре 1941 г.[214]Соответственно, только тогда смог запустить серийное производство двигателей и турбинный завод.
В обеих рукописях по истории Уралтурбозавода содержится утверждение, что на Уралмаш «эвакуировались» только отдельные работники цеха цветного литья Кировского завода, без оборудования[215]. Однако это утверждение не подтверждается целым массивом документов, которые будут использованы ниже. Здесь мы упомянем лишь, что по состоянию на 7 июля 1941 г. цветнолитейный цех ленинградского завода уже был в дороге в Свердловск.
Для работников этого цеха Уралмаш должен был к концу осени построить 50 домов упрощенного типа (бараков)[216]. Такое количество жилья для небольшой «группы специалистов» – это слишком расточительные условия.
В связи с ростом танкового производства остро встал вопрос о дополнительном выпуске топливных насосов для дизельного двигателя В-2. Поэтому в срочном порядке на Куйбышевском карбюраторно-арматурном заводе (Куйбкарз) и ЧТЗ началось освоение производства топливных насосов для СТЗ (хотя запустить выпуск топливных насосов на ЧТЗ пытались еще в 1940 г.)[217]. Отметим, что все военные годы продолжались в целом безуспешные попытки значительного расширения производственной базы по выпуску топливных насосов. Их изготовление пытались организовать в том числе на заводе № 76 НКТП (Уралтурбозавод). Но в итоге реально их производил только челябинский Кировский завод (после эвакуации харьковского завода № 75). Лишь с конца 1943 г. удалось наладить ограниченный выпуск топливной аппаратуры на барнаульском заводе № 77 НКТП[218].
В начале войны резко увеличилось танковое производство на ЧТЗ. По первоначальным планам, сформулированным в конце июня, завод должен был выпустить в июле 30 танков, в августе – 50, в сентябре – 75, в октябре— 100, в ноябре – 150, в декабре – 175; а в начале 1942 г. выйти на уровень месячного выпуска 200 КВ-1[219]. Однако уже в начале следующего месяца программа на III квартал 1941 г. была несколько снижена: 25, 40 и 65 танков соответственно[220].
Выполнить даже сниженный план без дополнительной помощи заводу было невозможно. Согласно постановлению ГКО во второй половине июля 1941 г. в Челябинск командируется целый ряд ведущих конструкторов и специалистов Кировского завода по производству танков во главе с заместителем главного конструктора Н.Л. Духовым. Ленинградцы выслали челябинцам большое количество специальной оснастки, приспособлений и инструментов, изготовили ряд сложных заготовок и деталей танков.
Для скорейшего обеспечения программы по танкам директору Челябинского тракторного завода разрешалось задействовать на танковом производстве оборудование, занятое на изготовлении других видов продукции. При этом категорически запрещалось использовать оборудование танкового производства для обеспечения выполнения плана по другой продукции[221]. Таким образом, ЧТЗ в первые месяцы войны смог резко увеличить выпуск танков: с 21 шт. во II квартале до 75 шт. в III квартале 1941 г., т. е. более чем в 3 раза (подсчитано по данным таблицы 5.2 приложения).
Но принятых мер оказалось недостаточно. Сказалась спешка при организации выпуска боевых машин. Темпы производства танков в первые месяцы войны на Челябинском тракторном заводе хоть и существенно превысили довоенные показатели, но при этом значительно отставали от запланированных. Даже с учетом роста производства в первые военные месяцы план III квартала был сорван. По планам, ЧТЗ должен был дать фронту 130 танков КВ-1[222]. То есть он смог выполнить задание только на 58 %. Еще хуже дела обстояли на Уралмашзаводе. Там вместо запланированных на III квартал 1941 г. 105 корпусов танка КВ удалось изготовить только 45, что составило 42,9 % от плана[223]. Завод № 78 НКБ продолжал безуспешную подготовку бронекорпусного участка.
В отечественной литературе процесс переброски танковых и кооперирующих с ними мощностей на восток в конце июня – начале июля 1941 г. традиционно рассматривается в рамках эвакуации промышленных предприятий в годы Великой Отечественной войны. Эта точка зрения укоренилась еще в советский период: в двух наиболее крупных советских работах («История Великой Отечественной войны Советского Союза» и «История второй мировой войны») термины «переброска», «вывоз» и «эвакуация» применительно к перемещению мощностей Кировского и Мариупольского заводов в обозначенный период используются как синонимы[224].
На современном этапе развития историографии данная традиция была продолжена: в своей работе Н. С. Симонов процесс эвакуации промышленных предприятий (в том числе танковых) начинает летними месяцами 1941 года[225]. А. Ю. Ермолов перемещение мощностей Кировского завода в Свердловск в первые дни войны приводит как пример успешной эвакуации танковых предприятий[226].
Примерно в таких же рамках идут рассуждения в коллективной монографии «Экономический фундамент Победы», изданной в 2015 г.[227] Несмотря на современность издания, авторы работы в части описания событий начала войны, когда начинается переброска и эвакуация промышленности на восток, используют в основном труды советских историков. Вновь вводимых документов не представлено. Следовательно, назвать эту часть монографии «современной историографией» можно лишь условно. Тем не менее авторы главы V вслед за литературой советского периода считают все перемещения производств в первые месяцы войны эвакуацией[228].
Однако решение о формировании нового расширенного уральского танкостроительного комплекса и расширении сталинградского, перемещении сюда соответствующих мощностей западных производств было принято буквально в течение первых дней войны. Если в
отношении ленинградских предприятий и можно предположить вероятность раннего этапа эвакуации, поскольку город практически сразу же оказался со стороны Финляндии в прифронтовой зоне (хотя формально война между СССР и Финляндией началась только 26 июня), то Харьков и Мариуполь в конце июня – начале июля 1941 г. оставались в глубоком тылу. Более того, в постановлениях СНК и приказах наркоматов, датированных концом июня – началом июля 1941 г. и санкционирующих переброску оборудования и кадров на Урал, слово «эвакуация» первоначально не использовалось. Из их текста напрямую следует, что цель перемещений – это создание новых производств на востоке страны, а не спасение «старых» предприятий от возможного захвата противником.
Справедливости ради нужно отметить, что впоследствии термин «эвакуация» стал фигурировать в делопроизводственной документации. В частности, в своем приказе от 7 июля 1941 г. В. А. Малышев использовал слова «эвакуация» и «эвакуированный» относительно мощностей Кировского завода, которые к тому моменту уже находились в процессе транзита в Свердловск[229]. Но в данном контексте эти термины были применены скорее как синонимы «перевода» и «переброски»: с конца июня все перемещение грузов на восток шло через санкцию Совета по эвакуации при СНК СССР и контролировалось им же.
Под эвакуацией в данном случае необходимо понимать заблаговременный вывоз промышленных мощностей и работников предприятий из районов, находящихся под угрозой нападения противника. Вопрос о частичной или полной эвакуации основных танковых предприятий в первые дни войны не мог стоять на повестке дня, так как на данном этапе угрозы им еще не существовало. Следовательно, восточное танкостроение на этом этапе продолжало развиваться в рамках создания самостоятельных танкостроительных центров, которые должны были действовать параллельно с западными предприятиями.
Также необходимо отметить, что переброска в первые дни войны западных мощностей на восток не была уникальным явлением для танковой промышленности. Точно в такой же логике начиналось развитие автоизоляторного производства на Ирбитском диатомитовом комбинате (ИДК), когда 30 июня 1941 г. на предприятие прибыла группа московских проектировщиков, на следующий день началось строительство новой промышленной площадки, а через полтора месяца было закончено перемещение части производства Ленинградского фарфорового завода[230]. Именно на основе этих мощностей начинался выпуск электрических изоляторов для двигателей на ИДК.
Относительно особенностей развития танкостроения в первые месяцы войны необходимо указать, что оно развивалось на основе экстенсивных методов. Постоянно к выпуску бронетанковой продукции подключались все новые и новые предприятия. Рост производства танков развивался не за счет совершенствования технологий и интенсификации процессов, а за счет расширения производственной базы. Помимо включения в систему танкостроения местных предприятий, необходимо отметить два
важных фактора появления и развития восточных центров танкового производства. В одном случае советское руководство делало ставку на перемещение части материалов, кадров и оборудования на восточные заводы (переброска авиадизельного производства в Сталинград и Свердловск). В другом – начинало создавать новый танкостроительный центр, используя совершенно иной производственный компонент (применение для танка Т-34 бензинового двигателя М-17 на горьковских предприятиях).