Тяжелые танки серии КВ. Из трех вариантов тяжелых танков для серийного производства был выбран КВ. Танк серии КВ был принят на вооружение в самом конце
1939 г. и обладал уникальным набором характеристик. Первые опытные машины были испытаны в реальных условиях боя на Карельском перешейке в период советско-финской войны. Танк был принят в двух модификациях: вооруженный 76,2-мм пушкой КВ-1 и более мощный КВ-2 с пушкой 152 мм[120]. Фактически это был самый неуязвимый танк в мире: толщина лобовых и бортовых деталей корпуса достигала 75 мм, которые не пробивались существующей на тот момент противотанковой артиллерией.
Вплоть до конца весны 1940 г. Кировский завод изготавливал так называемые танки «установочной партии», когда шло освоение производства новой боевой машины. Серийное производство КВ началось только летом: в конце мая 1940 г. завод получил задание выпустить до конца года 230 танков (130 КВ-1 и 100 КВ-2). Уникальность принятия на вооружение нового тяжелого танка была в том, что он не прошел настоящих полигонных испытаний. Да, КВ-1 и КВ-2 хорошо показали себя в боевых условиях, но длительных проверок на надежность они не проходили. И только в июне после старта производственной программы Кировского завода Главное автобронетанковое управление (ГАБТУ) РККА начало ходовые испытания для «выявления всех дефектов». Однако эти испытания нельзя считать достаточными для принятия машины на вооружение. В них не вошли обязательные в таких случаях «специальные условия» – различные искусственные и естественные препятствия, которые должен был преодолеть испытываемый танк в течение длительного пробега.
Но даже такая, усеченная проверка выявила большое количество дефектов. В целом машина была признана работоспособной, но отдельные узлы и агрегаты требовали «срочной доводки»[121]. Таким образом, в конце 1939 г. на вооружение была принята совершенно «сырая» машина, требовавшая длительных мероприятий по усовершенствованию и доработке, которые, по большому счету, нужно было провести еще до принятия на вооружение. В реальности же они начались только во второй половине 1940 г. вместе с началом серийного производства. Кировский завод вынужден был параллельно и выпускать, и дорабатывать КВ-1 и КВ-2. В итоге завод сконцентрировался на выполнении плана производства: по итогам года он выпустил 243 тяжелых танка (см. таблицу 5.8 приложения). Постепенно, медленно, но шло устранение конструктивных недостатков машины. А значит, Кировский завод менял технологический процесс на протяжении всего этого времени. В течение III квартала 1940 г. в конструкцию танка КВ было внесено 1671 изменение, из которых 153 были связаны с изменениями технологического процесса[122].
В рамках развития военного производства в 1940 г. было начато существенное расширение производственной базы танкостроения за счет уральских предприятий. Тяжелые танки серии КВ решено было изготавливать в Челябинске. Так стало реально воплощаться в жизнь старое желание советского руководства начать броневое и танковое производство на Урале.
Производство тяжелого танка в регионе планировалось осуществлять силами двух предприятий, на которых началась подготовка сборочного и бронекорпусного производств. Приказом по НКСМ от 20 июня 1940 г. на Челябинском тракторном заводе предписывалось организовать сборочное производство тяжелых танков серии «КВ» и топливных насосов ТН-12 для дизельных двигателей. До конца года необходимо было выпустить опытную партию танков в количестве 5 шт., а в 1941 г. перейти на серийное производство и изготовить 300 танков КВ-1 и КВ-2. Изготовление броневых корпусов и башен танков КВ возлагалось на челябинский завод № 78 Наркомата боеприпасов (НКБ) СССР[123].
Пока корпусной участок завода № 78 НКБ находился в стадии становления, эту продукцию на Урал поставлял Ижорский завод. Кировский завод обеспечивал сборочное производство ЧТЗ прокатом и слитками специальных марок стали. Двигатели, электрооборудование, рации и другие комплектующие поступали с других предприятий[124]. Танковые пушки для КВ поставлял Кировский завод[125].
Выпуск новой техники сразу же столкнулся с серьезными проблемами. Организация тракторного производства на ЧТЗ и производство тяжелого танка на Кировском заводе, несмотря на кажущуюся схожесть, принципиально отличались друг от друга. В первом случае это была относительно хорошо отлаженная, крупносерийная поточная сборка такой массовой машины, как трактор, которая не требовала большого количества высококвалифицированных рабочих, и где все службы и цеха работали на главный сборочный конвейер. А новый тяжелый танк Кировского завода был абсолютно не приспособлен к массовому производству и требовал сборки стационарным методом, когда в сборочном цехе создается несколько постоянных площадок, где машина обрастает узлами и агрегатами. Производство танка изобиловало деталями сложной конфигурации, изготовление и сборка которых возлагалась на рабочих-универсалов высокой квалификации. Ни такого количества высококвалифицированных рабочих, ни тем более опыта организации подобного производства у ЧТЗ не было.
ЧТЗ было запрещено самостоятельно вносить какие-либо изменения в чертежи и технические условия, получаемые с Кировского завода, без совместного разрешения наркомов среднего и тяжелого машиностроения и наркома обороны[126]. И в то же время Кировский завод присылал в Челябинск чертежи крайне плохого качества: недоработанные линии допусков и технологии сборки агрегатов, в них содержалось большое количество исправлений, из-за чего чертежи плохо читались. ЧТЗ оставался в абсолютном неведении о тех изменениях, которые вводил Кировский завод в конструкцию постоянно дорабатываемых КВ. Такое положение заставляло руководство завода подвергать излишней проверке присланную документацию и, как следствие, задерживать подготовку производства[127].
Завод был поставлен в фактически безвыходную ситуацию: никаких изменений в конструкцию вносить нельзя, но в то же время собирать танк по имеющимся чертежам и техническим условиям не представлялось возможным. Такой набор проблем заранее обрекал челябинцев на организационные и производственные трудности. Свой первый танк ЧТЗ выпустил только в январе 1941 г., что фактически означало срыв планов по подготовке сборочного участка танкового производства в течение второй половины 1940 г. (см. таблицу 5.2 приложения).
В дальнейшем правительство несколько скорректировало планы танкового производства на ЧТЗ. Уже февральская программа была снижена до 4 танков. В марте коррекции подвергался общий план выпуска КВ на 1941 год. Теперь ЧТЗ должен был выпустить в течение года только 200 танков КВ-1. Новая программа предусматривала полное освоение танкового участка тракторного завода уже к апрелю[128].
Однако только корректировка планов не позволила решить проблему организации серийного танкового производства. Личная инспекция наркома средмаша В.А. Малышева на ЧТЗ в марте 1941 г. показала неутешительные итоги. Нарком нашел подготовку производства танков и топливных насосов в неудовлетворительном состоянии[129]. К концу весны из 2 тыс. специальных приспособлений, необходимых для производства КВ -1, силами завода была изготовлена только треть[130].
Новый, сниженный план I квартала 1941 г. заводу удалось выполнить на 40 % (изготовлено 4 танка из 10), а за весь II квартал из запланированных 35 танков был изготовлен 21 (4 танка в апреле, 6 – в мае, 11 – в июне, из них последние четыре танка выпущены в период с 28 по 30 июня), что составило 60 % от плана[131]. Заводу остро не хватало специалистов и мощностей. Кроме того, завод так и не смог освоить производство топливных насосов для дизельных двигателей.
Естественно, такая ситуация не могла не вызвать серьезных претензий вышестоящих структур. За срыв выполнения постановления правительства приказом по Народному комиссариату среднего машиностроения СССР от 28 ноября 1940 г. директору ЧТЗ И.Д. Соломоновичу объявлялся строгий выговор[132]. 4 апреля 1941 г. он был снят с должности директора ЧТЗ с формулировкой: «За систематическое невыполнение программы и срыв выполнения специальных оборонных решений правительства»[133].
Директором завода был назначен М.И. Шор, который оставался на этой должности вплоть до октября 1941 г., когда началась эвакуация в Челябинск ленинградского Кировского завода. Однако смена руководства предприятия сама по себе не могла привести к резкому улучшению положения с производством танков. В мае 1941 г. нарком среднего машиностроения В.А. Малышев констатировал: «…Челябинский тракторный завод, несмотря на ряд указаний, приказов и помощи со стороны наркомата [среднего машиностроения], до сих пор не выправил положения с выполнением оборонной программы, а утвержденные мною [В.А. Малышевым]… графики продолжает по-прежнему срывать»[134].
Как показала практика, Челябинский тракторный завод продолжал подготовительные мероприятия вплоть до начала Великой Отечественной войны: к концу июня 1941 г. практически все танковые цеха завода находились в состоянии строительства[135]. Завод изначально был поставлен в очень тяжелое положение. Тракторному заводу остро не хватало квалифицированных специалистов для сборочного производства, как рабочих, так и инженерно-технических работников. Постоянные метания советского руководства в географии и масштабах танковой промышленности страны тоже не добавляли оптимизма: план для ЧТЗ менялся всю первую половину 1941 г.
В мае советское руководство приняло на вооружение новый тяжелый танк КВ-3 (постановление СНК и ЦК ВКП(б) № 1217-503сс от 2 мая 1941 г.), выпускать который должен был Кировский завод. Производство нового танка необходимо было подготовить к июлю 1941 г. Соответственно, вся программа по выпуску танков КВ-1 и КВ-2 отныне полностью поручалась ЧТЗ[136]. Это постановление выглядело абсолютно волюнтаристским. В момент еще не оконченного этапа подготовки производства на челябинский завод возлагалась вся ответственность оснащения бронетанковых сил страны на тот момент единственным тяжелым танком. А до начала войны оставалось менее двух месяцев.
Легкий танк Т-50. С конца 1930-х годов сначала на опытном заводе № 185, а потом на Кировском заводе и заводе № 174 начались разработки принципиально нового танка, который должен был заменить легкий танк Т-26 сопровождения пехоты. С мая 1940 г. завод № 185 вошел в состав завода № 174, поэтому продолжение работ по новой легкой машине осуществлялось на объединенном предприятии и Кировском заводе. Каждый из претендентов представил свои собственные предложения, в итоге на вооружение была принята машина завода № 174. Окончательный серийный вариант нового легкого танка Т-50 возникал в условиях достаточно тяжелой конкурентной борьбы. Поэтому получилась относительно отработанная конструкция боевой машины. Танк был принят на вооружение только в начале 1941 г., и до начала войны наладить его серийное производство на заводе № 174 не удалось. Было выпущено всего около 50 экземпляров[137].
Средний танк Т-34. Новому советскому среднему танку Т-34 предстояло стать одной из самых знаменитых боевых машин Второй мировой войны. Но его путь к успеху оказался длинным, сложным и совершенно неоднозначным. Этот танк по сути дела повторил судьбу тяжелого КВ. Его приняли на вооружение в конце 1939 г., и он тоже не прошел сложных, длительных испытаний[138]. Зимой – весной 1940 г. полным ходом шла подготовка Т-34 к серийному производству на ХПЗ и Сталинградском тракторном заводе. Аппетиты советского руководства росли, и уже в июне 1940 г. вышло постановление СНК и ЦК ВКП(б) о плане производства нового танка до конца года. Заводу № 183 поручалось изготовить 500 танков, а СТЗ – 100[139].
Эти показатели оказались недостижимыми для предприятий. Харьковский завод № 183 в 1940 г. не смог справиться с новой программой по Т-34 и старой программой по БТ-7М. За первые 9 месяцев 1940 г. завод должен был выпустить 1 тыс. быстроходных танков, а изготовил только 780 штук. С июня по октябрь предприятие должно было произвести 225 новых средних машин, но собрано было только 45, из них принято военпредами – 9 (всего по итогам года было выпущено 117 танков). Проблемы были схожими с положением на ЧТЗ: рабочие чертежи сданы с опозданием на 1,5 месяца, разработка техпроцессов по цехам закончена с задержкой на 2 месяца, из почти 10 тыс. наименований специального инструмента к 1 ноября 1940 г. было готово немногим более 6,3 тыс. В этих условиях завод вынужден был осваивать выпуск новых танков[140].
Дальше – хуже. Гонка за выполнением плана порождала штурмовщину и нарушение технологии производства, что зачастую означало большое количество брака, низкое качество продукции и неизбежные доработки в дальнейшем. В своем приказе по Наркомату В.А. Малышев приводил два примера, напрямую связанных с периодом освоения производства Т-34 на харьковском заводе. В одном случае контрольный эталон маски танковой пушки был изготовлен на 7 мм меньше необходимого. Из-за этого на 130 башнях маски подгонялись индивидуально, что резко увеличивало трудозатраты на изготовление танковой башни. В другом случае муфты сцепления не прошли термической обработки и были поданы на сборочный конвейер. В таком виде они были установлены на 95 танков[141]. Следовательно, в скором времени эти танки, собранные и готовые к эксплуатации, должны были потерять способность передвигаться из-за разрушения муфт сцепления.
Это не единичный пример на одном отдельно взятом предприятии, который можно было бы списать на безответственность заводского руководства. СТЗ в декабре 1940 г. и январе 1941 г. сорвал поставку гусеничных траков Т-34 для ХПЗ, что не позволило последнему сдать вовремя уже изготовленные танки[142]. Сам СТЗ в 1940 г. так и не смог освоить производство Т-34. На 1 января 1941 г. завод собрал 23 танка, из них только 6 прошли испытания, но ни один танк не был принят военпредами[143]. В этом отношении СТЗ практически в точности повторил судьбу ЧТЗ, с той лишь только разницей, что в отличие от челябинских заводов танкостроение в Сталинграде готовилось еще в первой пятилетке.
Уже в ходе подготовки серийного производства выяснились множественные конструктивные недостатки новой машины: ненадежность и сложность изготовления отдельных узлов и агрегатов, теснота для экипажа и т. д. В начале 1941 г. на заводе № 183 начались работы по модернизации Т-34. Они шли по двум направлениям: малая и большая модернизация. Первая подразумевала конструктивные улучшения серийной модели, а вторая – разработку принципиально нового варианта: Т-34М. Модернизированный танк должен был иметь расширенную башню, усиленное бронирование и более совершенную торсионную подвеску. В целом мероприятия по разработке Т-34М были завершены к середине июня 1941 г. Но запуск в производство нового варианта Т-34 был остановлен начавшейся войной[144].
Малый плавающий танк Т-40. Сборочный завод № 37 в Москве выпускал легкие машины из деталей, поставляемых Горьковским автомобильным заводом. В течение 1939 г. были завершены испытания нового плавающего танка, и в декабре он был принят на вооружение под индексом Т-40. В отличие от среднего и тяжелого образцов, Т-40 не был запущен в серийное производство в спешке. Вплоть до осени 1940 г. продолжались его испытания и устранение конструктивных недостатков. Была выявлена ненадежность траков, электрооборудования и двигателей ГАЗ-202 (первоначально танк проектировался под импортный двигатель «Додж», ГАЗ-202 тогда еще только разрабатывался – таким образом, отчасти повторилась история первой пятилетки, когда серийное производство танков начиналось в условиях отсутствия моторной базы). Двигатели для легкого танка поставлял ГАЗ, а Подольский завод им. С. Орджоникидзе изготавливал бронекорпуса[145].
Однако длительные испытания и устранение части выявленных изъянов не помешали запустить плавающий танк в серийное производство с рядом конструктивных недоработок. Эти недостатки проявляли себя только в зимний период: движущаяся гусеница через воздухоприток набрасывала снег на радиатор. Так вышли из строя радиаторы на 8 танках из 23, направленных в январе и феврале 1941 г. в войска. Но главная проблема заключалась в том, что завод № 37 испытывал постоянные проблемы с поставками таких комплектующих, как бронекорпуса и моторы (Подольский завод и ГАЗ). Во многом поэтому завод сорвал программу 1940 г.: из 100 запланированных танков он выпустил только 41[146].
Броневое производство. В части броневой защиты боевых машин произошел существенный прорыв, который в условиях Великой Отечественной войны был положен в основу всего бронепроизводства. При проектировании опытных образцов новых моделей танков специалисты Научно-исследовательского института № 48 (НИИ-48, или Броневой институт) предложили следующую идею. Броня средних танков должна надежно защищать от наиболее распространенных на тот момент калибров противотанковой артиллерии – до 50 мм. Бронекорпус тяжелых танков проектировался под калибр 75 мм и более. К моменту начала изыскательских работ по поиску оптимальной системы противоснарядного бронирования в распоряжении советских специалистов не было необходимых сведений, поскольку советская промышленность выпускала в основном машины с противопульной броней, а данные по зарубежным аналогам отсутствовали. В ходе испытаний обстрелу были подвергнуты 900 броневых плит различных толщин и свойств. Так опытным путем было установлено, что лучше всего подходит гомогенная броня высокой твердости (более твердая) марки 8С для средних танков и средней (более мягкая) – для тяжелых. Исследователи отдельно указывали на то, что такая броня (и высокой, и средней твердости) обладала оптимальными возможностями для организации серийного производства, так как для нее не было необходимости создавать сложные технологические процессы. Правда, броня высокой твердости была склонна к образованию трещин, но этот недостаток нивелировался при надлежащем соблюдении технологического процесса[147]. Следовательно, открывались широкие возможности в дальнейшем привлекать к бронепроизводству заводы, ранее не имевшие опыта изготовления броневого металла.
Гомогенная броня любой твердости хорошо сопротивляется только тупоголовым снарядам, но очень плохо – снарядам с остроконечной головной частью. Это было хорошо известно специалистам НИИ-48 еще на этапе проектирования новых типов брони. Однако они посчитали, что при прочих равных (технология производства и бронезащита) гомогенная броня все же подходит для серийного производства[148]. Начальник специального технического бюро Наркомата тяжелого машиностроения (НКТМ) Н.А. Рудаков (декабрь 1940 г.) придерживался иной точки зрения. Во время финской кампании два танка КВ получили (в числе прочих) по одному попаданию по нормали (то есть под прямым углом) остроголовым снарядом калибра 37 мм. В обоих случаях снаряд углубился в толщу брони на 68 мм, что создавало опасность пробития брони даже относительно небольшими калибрами. Выход был найден в применении цементированной брони. Даже начались соответствующие эксперименты на Ижорском заводе[149]. Но дальше опытных работ дело не пошло. Вплоть до конца Великой Отечественной войны советские танки использовали гомогенную броню высокой или средней твердости.
По мнению Н.А. Рудакова, в проектировании брони для тяжелых танков изначально была заложена серьезная ошибка, поскольку использовались принципы, принятые при создании корабельной брони. Там действительно можно было использовать броню средней твердости, поскольку корабельная броня противостоит снарядам очень крупных калибров. Поэтому Н.А. Рудаков предлагал работать над возможностью создания брони высокой твердости больших толщин для тяжелых танков[150]. Забегая вперед, необходимо отметить два момента. Первый: броня высокой твердости для тяжелых танков была успешно создана в 1943 году, но внедрялась в серийное производство с большим трудом. Второй: в первой половине Великой Отечественной войны бронекорпусные производства на востоке страны массово столкнулись с проблемой трещин на броне высокой твердости, изжить которую до конца так и не удалось. Так что в этом случае с Н. А. Рудаковым согласиться очень сложно.
Броня высокой твердости очень хорошо сопротивлялась снарядам при относительно небольшой толщине. Но в то же время обладала высокой склонностью к образованию трещин (более подробно этот вопрос будет раскрыт ниже). Впервые проблема проявила себя на первых серийных танках Т-34 в действующих частях в 1940 г., когда трещины стали появляться и расти в размерах буквально в течение первых нескольких часов эксплуатации танков. На данном этапе природа этого явления и методы борьбы с ним были не ясны[151]. Следовательно, использование брони средней твердости для тяжелых танков было скорее благом, в противном случае все танки получили бы массу бракованных корпусов.
Наличие таких крупных танкостроительных центров, как ленинградский и харьковский, требовали мощной металлургической базы для изготовления броневых корпусов. Московский центр в силу небольших объемов производства и характеристик плавающего танка Т-40 вполне обходился без таковой. Броневое производство для новых легких машин сопровождения пехоты, средних и тяжелых танков продолжали выполнять крупнейшие металлургические предприятия страны: Мариупольский завод им. Ильича (Восточная Украина) и Ижорский завод (Ленинград). Оба эти завода вплоть до начала 1941 г. входили в состав Наркомата судостроения, поэтому в структуре производства на долю танковой брони приходилось до 40 % их производства (остальное – нужды судостроения)[152].
В то же время распределение отдельных единиц оборудования металлургических заводов по направлениям производства не давало столь однозначного результата. Заместитель председателя Госплана СССР М.З. Сабуров в своем письме в апреле 1940 г. предупреждал Комитет обороны при СНК СССР, что увеличение программы до 350 комплектов деталей для бронекорпусов Т-34 даст на Мариупольском заводе такой дефицит гибочного оборудования, что выполнение годовой программы по судовой броне в этой части производства завод вынуждено снизит до 8—10 % в год[153]. Это означало, что при увеличении танковой программы загрузка гибочных прессов под такие детали, как нос корпуса и башня, приведет к невозможности выполнения всей производственной программы завода.
Но в итоге все вышло гораздо хуже. В октябре 1940 г. в своем докладе И.В. Сталину нарком судостроительной промышленности И.И. Носенко сообщал, что из-за загрузки Мариупольского завода бронетанковыми заказами ожидаемое выполнение плана по судовой броне будет на уровне 31 тыс. тонн вместо 45 тысяч[154]. Следовательно, фактическое производство корабельной брони сокращалось почти в полтора раза!
Выход из ситуации был хорошо известен: перевод части узлов танкового бронекорпуса на литье, когда вместо раскроя и сварки отдельных деталей из катанных бронелистов необходимо было внедрить технологию отливки всего узла целиком (башня, нос корпуса). Предложение создать такую технологию было сделано Броневым институтом еще в середине 1939 года. К осени 1940 г. эта технология была найдена[155]. Но до начала войны в серийное производство ее запустить не успели.
В целом производство брони, кроме основных заводов – Ижорского и Мариупольского, которые специализировались на корабельной броне, к концу 1940 г. разворачивалось (или уже действовало – к сожалению, точных данных нет) на Кулебакском, Выксунском и Таганрогском заводах. В частности, именно Кулебакский завод вместе с Мариупольским снабжали Подольский завод НКНП броневыми листами. Однако по итогам 1940 г. их поставки были на уровне 50 % от плана, что уже само по себе предопределило невозможность выполнить свои обязательства перед заводом № 37. При этом на Подольском заводе на раскрой и сборку бронекорпуса тратилось бронелиста примерно в 1,5 раза больше нормы[156].
В 1941 г. прокат броневой стали должны были начать сталинградский завод «Красный Октябрь» (листы толщиной до 45 мм), «Запорожсталь» и ленинградский Кировский завод (оба – листы до 75 мм). Также расширялось бронекорпусное производство. В дополнение к уже действующим заводам (Ижорский и Мариупольский заводы НКСП, Подольский завод Наркомата нефтяной промышленности, № 183 НКСМ; Выксунский НКЧМ – обозначен в документе как действующий) в 1941 г. должны были подключиться новые: сталинградский завод № 264 (бывший «Красноармейская верфь») НКСП и челябинский № 78 НКБ[157].
Челябинское предприятие получило новую программу параллельно с ЧТЗ. Завод № 78 НКБ находился в стадии строительства и по планам должен был обладать достаточно мощным мартеновским цехом, что и стало одной из причин развертывания корпусного производства на нем. Строительство основного завода еще в первой половине 1940 г. шло со значительным отставанием от графика.
В июне 1940 г. первая очередь мартеновского участка (две печи) только готовилась к пуску[158].
Завод должен был в январе 1941 г. изготовить первые 5 корпусов тяжелого танка, к маю выйти на уровень выпуска 30 корпусов в месяц, а с августа выпускать 35 корпусов ежемесячно. Корпусной участок создавался на площадях чугунолитейного и станкосборочного цехов, которые находились в стадии завершения строительства. По первоначальным планам старое производство (изготовление изложниц для мартенов и станкостроение) полностью сохранялось. Соответственно, предприятие получило новую нагрузку без сокращения предыдущей программы.
Главная особенность будущего бронекорпусного производства в Челябинске – изначальное ориентирование завода № 78 на производство литых башен вместо сварных из катаного листа. Первые партии башен КВ-1 должны были быть изготовлены по «традиционной» сварной технологии. Освоение литья планировалось окончить к марту 1941 г. и впоследствии полностью перейти на него[159].
Одновременное строительство основного производства и подготовка нового бронекорпусного участка оказались непосильной задачей для руководства завода. По плану предприятие должно было запустить бронекорпусной участок в течение четвертого квартала 1940 г. Для этого на Наркомат боеприпасов возлагалась задача поставить во второй половине года 526 единиц промышленного оборудования. Но к концу января 1941 г. завод № 78 получил только 87 единиц, из-за чего проектные организации (8ГПИ и 4ГСПИ) не смогли приступить к проектированию производства[160]. Следовательно, к моменту планируемого начала выпуска корпусов завод еще находился в самом начале подготовки корпусного участка.
Невозможность наладить работу завода № 78 заставляла власти корректировать планы для него. Новая, мартовская программа предусматривала начало выпуска бронекорпусов КВ уже в июле 1941 г.[161]. Но и эти планы оказались невыполнимыми. На 1 мая 1941 г. завод № 78 смог подготовить для нужд броневого производства новый механический цех на 62,5 %, а термопрессовый и сборочный цеха только на 2,3 % и 5,7 % соответственно[162]. Завод не в состоянии был приступить к изготовлению корпусов в ближайшее время. Это случилось уже после начала войны и завершения эвакуации.
В аналогичной ситуации находился завод № 264 НКСП. Он получил задание на освоение серийного производства корпусов Т-34 для СТЗ в августе 1940 г. До конца года он должен был изготовить опытную партию в 20 бронекорпусов и в следующем году перейти на уровень выпуска 2 тыс. комплектов в год. И точно так же, как и на заводе № 78 НКБ, по состоянию на 1 марта 1941 г. сталинградский завод ничего не сделал: «Технология производства корпусов и башен Т-34 не оснащена штампами, инструментом, приспособлениями и оборудованием»[163].
Таким образом, металлургическая промышленность, занятая в танкостроении, все предвоенные годы или осваивала, или уже выпускала серийно гомогенную броневую сталь в существующей номенклатуре. Пожелание начальника специального технического бюро НКТМ Н.А. Рудакова так и осталось нереализованным. Вскоре он сам признал, что на данном этапе исследований цементированная броня для танка КВ (40–85 мм) получается «такой же или даже хуже по стойкости, чем не цементированная (гомогенная)». По его словам, преимущества цементированной брони были проявлены только при больших толщинах (более 150 мм). Поэтому еще в 1940 г. работы по изучению цементированной брони были прекращены[164].
В массовом производстве находилась броня, которая наиболее эффективно противостояла только отечественным тупоголовым снарядам. Что само по себе очень не мало. Нужно учитывать, что на тот момент в мире фактически не существовало более защищенной бронетехники, чем новые советские танки. Другое дело, что у потенциального противника имелись все возможности начать массово использовать против советских машин остроголовые боеприпасы. А следовательно, в значительной степени ослабить их защищенность. Цементированная броня могла снять эту проблему, но на данном этапе она не исследовалась и не применялась. Уже в годы войны на востоке страны Броневой институт пытался вернуться к этому вопросу, но сил и средств для ее разработки уже не было.
Дизельные двигатели серии В-2 . В Харькове в 1938 г. из состава ХПЗ был выделен и стал действовать самостоятельный дизель-моторный завод № 75 НКСМ. Именно на этом предприятии завершилась история создания долгожданного мощного дизельного двигателя для танковой промышленности. В апреле 1939 г. Комитет обороны при СНК СССР утвердил программу для завода № 75 на текущий год в 1 тыс. штук[165]. В 1940 г. ему полагалось выпустить 2,7 тыс. моторов, а в следующем году выйти на уровень 8 тыс.[166] В 1941 г. разные модификации В-2 устанавливались на все советские танки, за исключением плавающих. Перевод фактически всего отечественного танкостроения на дизель-моторы потребовал резкого увеличения программы для завода № 75 НКСМ.
Тактико-технические характеристики двигателя оказались действительно уникальными. Неудивительно, что военное руководство СССР так ему обрадовалось (см. обращение К.Е. Ворошилова). Красная Армия уже давно требовала от промышленников подобный мотор. В-2, потребляющий дешевое тяжелое топливо, позволял, в том числе резко снизить расходы на производство горюче-смазочных материалов. До сих пор бронетанковые войска РККА использовали в основном дорогой авиационный бензин. Тем более теперь новый двигатель можно было использовать как универсальный, подходящий для множества боевых и транспортных машин. Но реальность опять оказалась далекой от идеала.