Наталья Кошаева
Самый красивый мужчина нашего кинематографа, Адель и я
Глава 9
– Может пригласите меня в ваше гнездышко? – она, не спрашивая, прошла мимо нас в дом.
– Ребята, не стесняйтесь, – выглянула она из сеней.
Я тревожно посмотрела на Григория. Он успокаивающе погладил меня по плечу.
– Слушай, Григорий, у меня еще дел полно, иди разбирайся со своей, а я пошла. – он хотел что-то возразить, но я не дала ему сказать ни словечка, просто поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. – Иди!
Еще не хватало участвовать в их разборках! У меня тут Миледи и куры с гусями. Пошла замешивать очередное ведро «хряпы».
Специально не прислушивалась, но они так кричали в доме, что я невольно все слышала. Что-то грохнулось. Они там друг друга не поубивают? Хотя тут скорее нужно Стаса спасать, потому что голос «невесты» был на порядок громче, а реплики длиннее. Агрессивная такая! Стас, наоборот, отвечал односложно. О стену что-то ударилось и разбилось. Теткину посуду бить начали? А! Плевать!
Скоро бухнула входная дверь и из дома вылетела девушка, размазывая тушь по щекам. За нею вышел и Григорий.
– Крис! Ну постой! – он сбежал с крыльца.
Девушка вернулась, – Орловский, ты урод! И я рада, что наконец увидела твое истинное лицо! Чао!
Проходя мимо, она так двинула меня плечом, и я упала бы, если бы меня не подхватил Григорий.
– Ну что ты творишь? – обратился он к девушке, которая, гордо удаляясь и не поворачиваясь, показала ему средний палец.
– Прасковья, я должен съездить, уладить кое-какие дела, и вечером вернусь. – он тряс меня за плечи, а я смотрела в сторону. В уголке глаза почему-то появилась предательская слеза.
– Ты что, мне не веришь? – спросил он, пытаясь заглянуть мне в глаза.
– Верю, – ответила я просто.
– Ну тогда до вечера, – он поцеловал меня в макушку.
Я стояла и смотрела, как он уходит, обернулся. Я помахала ему рукой.
Верила ли я, что он вернется? Конечно верила. Но и знала, что я его больше не увижу.
Он, конечно, не вернулся. Да я его, если честно, и не ждала. Видимо мой курортный роман завершился. Что я там говорила про послевкусие?
Меня удивила Адель. Когда она пришла с выпаса вечером, то первым делом начала выискивать глазами Григория.
– Он не придет больше! – сказала я ей поглаживая по шее, первый раз за почти месяц.
– Ммм? – спросила она меня.
– Такие девчонки как мы – не могут претендовать на такого мужика. – объяснила я ей.
– Мфф! – возразила Адель и грустно ткнулась носом в мою ладонь.
С того дня мы стали с нею лучшими подружками. Я изливала ей свою душу, жаловалась на судьбу, а она внимательно слушала и подбадривала как могла, даже советы давала.
Что сказать, мы обе тосковали по нашему мужчине. Видимо мы все-таки к нему успели привязаться.
А через три дня вернулась тетя Сима. И в доме стало тесно и шумно. Тети Симы всегда было много! Я сразу же собрала свои вещи.
– Да не торопись, племяшка! – пробасила тетя Сима, – поедешь завтра!
– А сегодня чайку попьем, ты мне расскажешь, как ты тут жила-была? – она заговорщически подмигнула.
Я отказалась, сославшись на то, что у меня в городе накопилась масса дел.
– Ну куда ты на ночь глядя? – искренне возмутилась тетка. – Сбегаешь как будто тебя черти гонят!
– Может и гонят. – согласилась я.
Единственно с кем я захотела попрощаться так это с Аделькой.
– Ну прощай, животное! – я почесала ее между рогов.
Корова тяжело вздохнула.
– Ты все еще грустишь?
Корова покивала головой. – Я тоже грущу. Но знаешь, давай пожелаем ему счастья! И забудем об этом приключении. Давай?!
Почему-то, когда я это говорила из глаз, сами собой, потекли слезы. Адель фыркнула и облизала мои соленые щеки своим шершавым языком.
– Фу! – я попыталась отвернуться, – что это за телячьи нежности!
Попрощавшись с коровой, обняв тетку, я подхватила свою сумку и пошла на другой конец деревни, где в сараюшке, тоже одного нашего дальнего родственника, все это время стояла моя машина.
Глава 10
Я проснулась без десяти пять опять. Уже прошло много времени после моего эпохального отпуска, но я все равно продолжала вскакивать без десяти пять с устойчивым желанием подоить корову. Зарылась в подушку и натянула одеяло на голову. Когда же это кончится!
Я вспомнила, как в первый день после своего «отпуска» пришла на работу, предварительно закупив в соседнем супермаркете турецких сладостей, потому что для всех я отдыхала в Анталии. Не рассказывать же всем про то, что месяц ухаживала за коровами и свиньями. Засмеют!
Посмотрела на будильник, на циферблате светилось «4.56». Можно еще два часа спокойно спать, но я поняла, что больше не засну.
Встала и пошла на кухню. Сварила кофе и начала копаться в соцсетях. С заставки в смартфоне мне подмигивал Стас Орловский. По законам жанра я должна была удалить эту заставку. Но я оставила. А зачем ее менять? Он так и остался для меня недосягаемым идеалом мужественности как Давид Микеланджело или как Демон Врубеля.
***
– Здравствуйте, Анжелика! – администратор уже сидела за своей конторкой.
– Доброе утро, Прасковья Альбертовна! – вот зря она изменила прическу, с этими мелкими кудряшками стала еще больше похожа на мою овцу.
У меня, как всегда, была полная запись. Кариесы, пломбы, пульпиты и так целый день. Неожиданно в середине дня пациент позвонил и отменил прием. Наконец-то появилось окошко. Я ушла в комнату отдыха и налила себе чаю, девчонки что-то праздновали и на столе красовалась половина торта. Я отрезала себе кусочек и уютно пристроилась, вдыхая аромат свежего чая.
В комнату заглянула администратор, – Прасковья Альбертовна, у вас сейчас окно?
Я кивнула, отхлебывая чай.
– Возьмете с острой болью? – пришлось поставить чашку на место.
Вздохнула, – давайте. – посмотрела в зеркало, поправила шапочку, натянула на нос маску.
Прошла в свой кабинет, где ассистентка Зиночка готовилась к приему. – У нас с острой, пригласите пациента.
Зина скрылась за дверью, а я уселась на свой стул и потянулась к коробке с перчатками. В этот момент влетела Зина, – Прасковья Альбертовна, там этот! Ну вы сами увидите!
– Что? – взяла карточку, прочитала имя «Лакеев Г.П.», открыла карточку. Очень трудно, когда вот как приходит чужой пациент.
– Ну зовите этого Лакеева, где он там застрял?
Зина приоткрыла дверь, – Лакеев, заходите!
Боковым зрением заметила, что вошел крупный мужчина, держась за щеку. – Проходите садитесь.
Он уселся в кресло, не отнимая руки от щеки. Я повернулась к пациенту, беря зонд и зеркало.
– На что жалуетесь! – он наконец отнял руку, и я его узнала. В моем кресле сидел Григорий. Глаза, что блюдца, боится. Лакеев! И Зина перед ним и так повернется и так!
– Зиннаида, давайте формулу запишем! – прекрасно, удалила эту Зину от него подальше. Она устроилась за столом и приготовилась записывать.
– Лакеев, откройте рот. – видимо он что-то услышал, то ли голос мой узнал, то ли что… Но он начал внимательно всматриваться в меня, порывается что-то сказать.
– Молчите, Лакеев. Шестнадцатый – пломба, пятнадцатый – кариес, двадцать четвертый, двадцать третий – пломбы…
Он на мой бейдж смотрит, а там имя мое «Прасковья Альбертовна Фогель».
– Прасковья? – успевает он сказать, пока я пробую как работает пистолет воздух-вода, и направляю струю воздуха на его самый подозрительный зуб. Пациент подскакивает на месте со стоном. Стучу по зубу, – Так больно? – он кивает. Мне все уже стало ясно, поэтому я выключила лампу.
– Ну что, сейчас сделаем снимок и дальше выберем стратегию лечения. Зиннаида, проводите Лакеева на снимок. – Он встал, хотел что-то сказать, посмотрел на меня.
– Идите, идите! – отвернулась я чтобы сделать запись. Скоро меня позвали, посмотреть снимок. Ну как и ожидала – пульпит. Зиннаида распаковывает Григория, снимает с него защитный фартук. Хлопает ресницами, улыбается! Смотреть противно.
Он встает рядом, и я ему показываю на экране весь его пульпит, объясняю про кариозные полости и воспаление… А он не слушает. Вернее, слушает не то, что я говорю, а как. Видно, у него никак пазл не складывается. Ну и прекрасно!
– Ну что, Григорий, давайте лечиться? – он кивнул.
Ассистентка подает мне шприц с анестезией. Он весь сжимается. Ох уж эти мужчины – сильный пол. От вида иглы готовы в обморок упасть. А конкретно этот, так особо чувствительный, помню, как ему ссадины и синяки обрабатывала.
– Расслабьтесь! – говорю я. – Я постараюсь вас не обидеть.
Его глаза с расширенными зрачками недоверчиво смотрят на меня, на иглу. Еще бы пастушка Прасковья со шприцом это все равно что обезьяна с гранатой. Рот сжат плотно, а взгляд сфокусирован на острие иглы.
– А ты, то есть вы, точно врач? – выдавливает он из себя.
– Если хотите можете подождать и вас примет другой доктор, – спокойно говорю я. – Если я вас не устраиваю.
Он секунду размышляет и обреченно открывает рот. Пока делаю укол тихонько постанывает, – Все, все, миленький. Уже не колю. Вот и умница!
Зуб оказался сложным, раскрыла и депульпировала. Несколько раз гоняла пациента на снимок, когда меня удовлетворил результат установила временную пломбу.
– Зубик может побаливать, но это нормально, а так записывайтесь через недельку, ко мне или к своему доктору.
Он хотел что-то спросить, но я его опередила, – Есть можно, пить тоже. Все, идите Лакеев, у меня следующий пациент, мне нужно приготовиться.
Он вышел, а я смотрела и смотрела на дверь, пока меня не вывела из задумчивости Зиннаида.
– Прасковья Альбертовна, Ивашова по записи, – я провела по глазам.
– Зовите! – работа пошла своим чередом.
После приема вышла, моя машинка дружелюбно подмигнула мне, и тут меня кто-то подхватил под руку.
– Пусти! – крикнула я вырываясь.
– Да успокойся ты, три часа тут сижу, жду тебя! – Григорий, собственной персоной.
– Наркоз отошел? – спросила я его.
– Фогель значит, Прасковья Альбертовна значит. – констатировал он, отпуская меня. – Мой врач в отпуске, а зуб, ну ты знаешь… Мне говорят к доктору Фогель пойдете? А мне хоть Фогель хоть Гогель, я на стену от боли лез. Но я и подумать не мог, что это… ты.
– Лакеев, значит Г.П. Григорий, очевидно, не Стас? – интересуюсь я.
– Я в, отличии от некоторых, своим настоящим именем назвался! – заводится он.
– Так и я Прасковья по паспорту, тебе показать? – отвечаю я, повышая тон уже на полоктавы.
– Паша! У вас все в порядке, – наш ортодонт увидел, как мы с Орловским орем друг на друга.
– Спасибо, Алексей, у меня все в порядке. Просто знакомого встретила. – успокаиваю я обеспокоенного коллегу. – И он уже уходит.
– Ну смотри, Прасковья, если помощь нужна… – Алексей не успевает договорить, его перебивают.
– Спасибо, не нужна! – отвечает за меня Орловский.
Ортодонт пожимает плечами, садится в свой Шевроле и уезжает, оставляя меня один на один с мужчиной.
– Может уберемся отсюда, пока вся твоя клиника не выразит желание тебя спасти? – спрашивает он раздраженно.
– Здравая мысль! – открываю машину и сажусь за руль на соседнее кресло плюхается Григорий.
– Поехали! – командует он.
Я осторожно выруливаю на трассу, и мы молчим какое-то время.
– Кстати, поздравляю! – сказала я, не отрываясь от дороги.
Он смотрит на меня в упор и спрашивает, – С чем? – достает из кармана сигареты.
– У меня в машине не курят! – заявляю я поспешно, и затем добавляю. – Со свадьбой, конечно.
Он уже успел сунуть в рот сигарету, и даже щелкнуть зажигалкой. Но не прикурил, а наоборот, захлопнул крышку зажигалки, смял сигарету и заржал во всю глотку.
– Что такого смешного я сказала? – нервно спросила я не понимая.
– С Криской? Свадьба? – уточняет он сквозь приступы смеха.
Я бросаю на него взгляд, пытаясь оценить адекватность субъекта.
– На дорогу смотри! – говорит он мне, отсмеявшись.
Я так не могу, эмоции перехлестывают, и я в первом подходящем месте останавливаюсь у обочины.
– Лакеев, покинь мою машину! – кричу я.
– Истеричка! – кричит он в ответ, – Криска моя невеста по сценарию. Понимаешь? Кино мы снимали!
Ударила руками по рулю, – Какая я дура!
– Дура! – согласился со мною Григорий.
– Не смей меня называть дурой! – я подняла голову, – Только я могу себя так называть, понял!
Он поднял руки в верх, говоря, что принимает условия игры.
– А я же искал тебя! – сказал он погодя, когда, успокоившись, я опять вырулила на трассу.
– То есть? – не поняла я.
– Приехал в эти твои Тетеревни, а дом заколочен и никого там нет. Зашел к соседям, спрашиваю где? А она, дочка соседки, Козыриха кажется…
– Если дочка, то Козыревна, – поправила я.
– Что, прости? – переспросил Стас.
– Я говорю, если дочка – то Козыревна. Козыриха это ее мамаша. Так и что? Не отвлекайся.
– Так вот, спрашиваю у этой Козыревны, где ваша соседка? А она мне и отвечает – замуж вышла и переехала. Вот так. Я так и подумал, что ты и этот Виталик…
Я фыркнула, – Я с Козыренком…
– Слушай, я уже запутался в твоих Козырятах! – с раздражением оборвал он меня
– Ты себе не представляешь, как мне стало плохо где-то здесь. – Григорий рукой очертил окружность в районе сердца. – Не помню, как уехал оттуда. И вот еду, вдруг смотрю на поле среди стада белое пятно – Адель. Остановился вышел. Она меня узнала и через все поле ко мне бежит, а за нею пастух хромает. Спрашиваю у пастуха, – Хозяйка этой коровы где? А он мне и отвечает, что его это корова. Он Адель недавно купил, потому как старая хозяйка ее с мужем уехала куда-то. А куда он не знает.
– А ты знаешь, что Адель по тебе тосковала. – проговорила я.
– Только Адель?
Да, я поняла, что не могу вести машину дальше. Руки начинали подрагивать, и на дорогу я смотрю сквозь набирающиеся слезы. Поэтому не стала отвечать на его вопрос. Смахнула слезу и попыталась сосредоточиться на дороге. А куда мы, собственно, едем? Я пригляделась. Оказывается, я уже почти доехала до дома. Пока не встала на парковку около своего подъезда молчала.
– Нет, Григорий, мне тоже было очень плохо. – наконец созналась я, и взглянула на него.
– Так это же прекрасно! – Григорий притянул меня к себе.
***
После, уже когда я почти засыпала на мужском плече, он спросил, – А когда ты поняла, что я это Стас Орловский?
Я улыбнулась и потянулась за своим сматрфоном, включила и протянула Григорию.
– Опа!
– Откуда у тебя эта фотография? – спросил он. – Это же очень давно было.
– Да лет пять назад поставила. – мурлыкнула я.
Он подозрительно на меня посмотрел, – Ты что из этих?
Теперь я подняла брови, не понимая.
– Из фанаток? – пояснил он.
– Да нет, ты для меня всегда был недосягаемым идеалом и самым красивым мужчиной отечественного кинематографа. – я провела пальцем по экрану.
– После того как ты ушел у меня была мысль поменять заставку, но потом решила этого не делать?
– Почему? – спросил он.
Вздохнула, – Ты же так и остался недосягаемым идеалом, ну и самым самым в отечественном кинематографе…
– А теперь?
– Теперь ты его удалишь? – спросил он. – А то я уже начинаю ревновать.
Я взяла смартфон, – Улыбайся! – мигнула вспышка.
– Теперь ты будешь ревновать к нему. – и я заменила старую заставку на новую фотографию.
