Наталья Кошаева
Портрет неизвестной. Часть 2
Часть 2
Глава 1.
Ночью Лиза извертелась в постели, сон никак не шел. События последних дней сами собой прокручивались в голове. Будто бы на огромном экране показывали кинофильм о ее первом дне пребывания в этом мире. Вот она будит Ивана и спотыкается об пустую бутыль, которая, гремя, покатилась под кровать. Она подняла ее, понюхала, бутылка пахла скипидаром.
– Стоп, скипидар. – в мозгу замигала тревожная красная лампочка. Сотни вопросов один за другим выстроились в длинный ряд.
– Ярослав прав?
– Иван – жестокий убийца?
– Зачем ему расправляться с натурщицей?
– Журналист говорил – соседка убитой опознала князя, значит они общались не только в мастерской, и между ними произошло что-то, что заставило князя совершить убийство. – На ум не приходило ничего, кроме нежелательной беременности убитой.
– Неужели я так ошибалась в Иване? – к тревожной лампочке в мозгах добавился резкий, прерывистый звуковой сигнал.
Ордынский и эта Ульяна никак не монтировались рядом, как не старалась Лиза представить их вместе. Она, правда, лично не знала натурщицу, поэтому видела ее такой, какой ту изобразил на картине Иван.
– Нет, ну не смотрятся они вместе!
Отношения между художником и моделью – частое явление. Дали и Гала, Боттичелли и Симонетта, Иван и Ульяна. Звучит как начало сказки: «В некотором царстве, в некотором государстве жили-были Иван-царевич и красавица Ульяна.» Окончание этой сказочки обернулось трагедией.
В верхней спальне было тепло, но девушка мерзла и как могла заворачивалась в колючее одеяло, пытаясь согреться. Ее бил ледяной внутренний озноб. – Нервы. – констатировала она после упорной борьбы с собственным организмом, который отказывался засыпать. Она с удовольствием провалилась бы в спасительные объятия Морфея, но в голову лезли мысли, образы и воспоминания. Лиза задремала только под утро, и резко проснулась – внизу стучали в дверь. Не сразу девушка поняла, что голова раскалывается от боли, к мигающим лампочкам и тревожным звуковым сигналам добавился перфоратор, усердно долбивший мозг.
Приподнялась на локте, внимательно прислушалась, стук прекратился, и Лиза со стоном повалилась обратно на подушку. – Приснилось. – успокоила совесть она и успела только прикрыть глаза, как снова раздался, стук в дверь. Каждый удар отзывался болью в черепной коробке. К ней бесшумно поднялся Ярослав. Она почувствовала его присутствие, не открывая глаз.
– Перышкина, ты, что не слышишь? Кого-то нелегкая принесла. Может спустишься? – раздался шепот у ее уха.
– Как он в темноте разобрал, где голова, а где ноги? – попыталась улыбнуться она. – У него, что встроенная опция «ночное зрение» имеется?
– Марфа, умываться принесла. – ответила девушка Ярославу безэмоциональным голосом андроида, стараясь при этом как можно меньше задействовать лицевые мышцы, движение которых приносили дополнительные страдания.
– Ничего себе! Тебя еще и обслуживают. А завтрак в постель не подают? – продолжал шептать детектив. С каждым последующим словом его голос становился громче и возмущеннее. – Ну давай уже, вставай!
Лиза с трудом села, закуталась в одеяло и встала. – Сиди тут, я с ней разберусь. – девушка медленно спустилась, осторожно неся больную голову, и предохраняя ее от излишней тряски. Открыв дверь, впустила фаянсовый тазик с кувшином в комплекте с Марфой.
– Будь любезна, поставь все на стол и иди! Я сегодня сам справлюсь. Потом зайдешь заберешь. – попросила Лиза.
– Как скажешь, батюшка. Тута утирку повехаю. И подходи потом к Иван Ляксеичу. Я им самовар уже снесла. – с этими словами женщина вышла, оставив на спинке стула чистое льняное полотенце.
Ярослав, который понял, что опасность миновала, выглянул сверху.
– Что с тобой? – раздался обеспокоенный голос детектива, который увидел, как Лиза массирует пальцами виски и криво морщится.
– Голова болит. – она попросила Ярослава найти таблетку обезболивающего в ее косметичке, которая лежала на прикроватной тумбе. Скоро он вернулся и кинул ей коробочку. – Лови!
Поймать-то поймала, но не открыла, потому как в дверь снова забарабанили. Эти звуки отозвались в голове болезненной пульсацией, и Лиза замерла, пережидая, когда приступ утихнет.
– Кто там опять?! Ярослав, открой ради всего святого! – Дверь скрипнула, и она сразу услышала взволнованный голос Ивана.
– Алекс, что случилось? – в его интонациях, даже сквозь вату мигрени, девушка различила неподдельную тревогу.
– Да вот она твоя Алекс, сидит на диване. Голова у нее болит. – ответил вместо нее Ярослав.
Торопливые шаги и кто-то присел около нее. Она с трудом приоткрыла один глаз и обнаружила князя, заглядывающего ей в лицо.
– Елизавета Михайловна, голубушка, с вами все хорошо?
– Не совсем, но скоро будет лучше. – при этом Лиза все-таки выдавила из ячейки большую рубиновую капсулу и закинула ее в рот.
–Княжь, ваш не жатруднит подать мне воды жапить лекарштво? – попросила она.
Иван оглянулся вокруг, и не найдя ничего подходящего, пошел к себе за водой. Вернулся он с большим хрустальным бокалом на тонкой ножке. Лиза уже давно проглотила таблетку, но фужер все-таки приняла. – Вас только… сами знаете за чем посылать! – проворчала она.
– А я хотел вас звать на лекцию по анатомии…– расстроился Иван.
Лиза, отрицательно мотнула головой, говоря этим, что сейчас из нее получится, только учебное пособие для этой самой анатомии. – Мне нужно полежать в тишине и все пройдет.
– Ну что ж, поправляйтесь! Я к вам еще зайду. – голос Ивана звучал уже от двери.
Лиза кивнула в знак того, что она его услышала и помахала ему рукой. После ухода Ивана она уже могла открывать глаза, не щурясь.
– Ну все предпосылки для выращивания маньяка, – рассуждал между тем вслух, прохаживаясь туда-сюда, Ярослав, – и анатомию-то они изучают! Знают, значит, как тушу разделывать.
– Ярик, ты не прав, – подала слабый голос Лиза, – у нас тоже была анатомия. Слово «анатомия» она закавычила, согнув пальцы обоих рук над головой. Курс пластической анатомии, который им читали, шел с возрастными ограничениями «6+».
– И что, я автоматически попадаю в твой черный список, как молодой серийный убийца?
– И ты, Брут? – Ярослав в отчаянии прижал руки к груди. – Тебя-то как угораздило?
Лиза выразительно пожала плечами.
– Я понял, – Ярослав хлопнул себя по лбу, – вы все из одной банды!
– Ха-ха! Смешно! – съязвила Лиза, оживая на глазах. – Ты лучше мне объясни, зачем вчера нужна была эта клоунада с водкой и закуской на газетке?
– Чистой воды импровизация! Что, не натурально было? Буду работать над образом. На самом деле нужно было поговорить без свидетелей. А тут вы плывете. Да с главным подозреваемым под ручку! Ну и понесло меня.
– Хороша импровизация! Меня чуть Кондратий не хватил, когда ты решил внезапно протрезветь. И все равно я не верю, что наш князь – убийца. Ну не верю!
– И пожалуйста, сядь! Одно мельтешение от тебя в голове. – Лиза прикрыла ладонью глаза.
– Верю, не верю, – передразнил ее Ярослав, приближаясь.
– Я, может, тоже не верю! Но все равно будь осторожна. Я побежал, дел полно. А ты, Перышкина, лежи, лечись. – Ярослав строго нахмурил брови, затем накинул шубу и ушел, помахав в дверях мохнатой шапкой.
Лежать было хорошо. Боль постепенно утихала, и в мозгах наконец наступила блаженная легкость. Она заложила руки за голову и принялась рассматривать деревянные балки потолка, попутно обдумывая слова Ярослава.
И тут она вспомнила, что Редькин приглашал Алекса к профессору Гуммелю. – Уж Редькин то, точно не при делах, пойду отсижусь у него! – подумала она, вставая и потягиваясь. Широко раскинула руки и чуть не смахнула что-то со стола. Оказалось, Иван оставил ей стакан чаю и половинку калача.
– Позаботился, знал же, его сиятельство, что я голодная. Как же тебя после этого подозревать-то, князь? – жуя булку и запивая остывшим чаем, проворчала довольная Лиза.
– В чем подозревать? – вдруг раздалось за спиной.
Обернулась и увидела в дверях князя Ивана, который стоял, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди.
Лиза от неожиданности подавилась булкой и закашлялась. Колотя себя кулаком в грудь и придерживая другой рукой задумавшее съезжать с плеч одеяло, она схватила стакан и хлебнула чаю. Севшим голосом просипела, – Подкрадываетесь так беззвучно! Пугаете до чертиков! Не хорошо князь.
– Вы меня в чем-то подозреваете, Елизавета Михайловна, – спросил он, не отводя взгляда от Лизиной руки, которая придерживала складки ткани у горла.
– Боже упаси! – Лиза плотнее завернулась в одеяло, видя, что ее голое плечо излишне нервирует князя. – Я говорила: «И как вас после этого понимать!» – а не подозревать!
– А вы уже закончили, с анатомией? – поспешила Лиза сменить тему.
– Нет, у нас перерыв. Как ваша голова, мадемуазель? – Иван отвел глаза в сторону, стараясь вовсе на нее не смотреть.
– Спасибо, прошла. Но пока еще ощущаю некоторую звенящую пустоту в черепушке. Скоро все наладится.
– Отрадно слышать. Я запретил сегодня вас тревожить и Мирону, и Николя, хотя они и рвались. Но если вам лучше, может присоединитесь к трем несчастным студентам?
– Я очень тронута вашей заботой. Ой! – она неосторожно натянула одеяло на плечо, оголяя при этом ногу, от лодыжки до бедра. Глаза князя округлились, а брови подскочили вверх.
– Я лучше прилягу, и тогда к вечеру буду точно, как новенькая. – Лиза попятилась, руками прикрывая все случайные прорехи.
– Да… Отдыхайте, Алекс! – спешно откланялся Иван.
– Ну и попала… – возмутилась Лиза, когда посетитель ушел. – Проходной двор или дурдом?
– Дурдом! – утвердилась она во мнении и пошла наверх переодеваться, одеяло же окончательно съехало со спины, и волочилось теперь за нею на подобие шлейфа. Но на это Лизе уже было наплевать.
Глава 2
Роман Редькин обретался в своем закутке и творил. Только рыжая вихрастая макушка торчала над столом. Студент не замечал Алекса, который переминался с ноги на ногу возле него.
Кхе-кхе! – кашлянула она, чтобы маэстро поднял голову. На веснушчатом лице студента читалось недоумение, когда он наконец обратил внимание на гостя.
Пришлось Алексу напомнить, о чем они договорились вчера.
– Точно! – Роман взлохматил волосы на затылке, расплываясь в улыбке. – Молодец, что пришел.
– А я тут портал доделываю. Как тебе, кстати? – Он отставил планшет к дальней стенке. Портал готического собора, тот самый, что Лиза видела вечером, стал еще объемнее – Роман углублял проложенные тени.
– Отмывку делаете? – спросила Лиза. Как не узнать этот прозрачный, слегка тепловатый оттенок? Оттенок китайской туши, которой, девушка тоже делала первую академическую работу. Эту тушь нужно было усердно растирать на специальном камне, разводить водой и фильтровать, чтобы не было осадка. В эпоху глобального интернета было не трудно, заказать, хоть из самого Китая, и тушь, и все необходимые аксессуары. Интересно, как нынче эту тушь добывают?
– М-да, – подумала Лиза, – традиция – страшная сила.
Вслух же сказала, – Мне нравиться, здорово!
Редькин засиял от удовольствия. Покраснел, от чего яркие веснушки, украшавшие его лицо, почти пропали на фоне румянца.
– Скажешь тоже! – удовлетворенно фыркнул он, потягиваясь как довольный кот.
Пока Роман созерцал свою работу Лиза оглядывала его закуток. Творческая атмосфера Редькинского закутка напомнила Лизе о веселых студенческих годах, которые она провела в этом же самом помещении, только двести лет спустя. Так же развешаны по стенам начатые штудии, на гвоздике болтались длинные линейки, а подоконник был завален ворохом изрисованных бумажек. Нечаянно, ее взгляд упал на планшеты под натянутой рейсшиной, лежащие на чертежном столе. Это был, видимо, начатый курсовой проект. Уже был вычерчен фасад домика, под ним располагался план, а справа намечался разрез. Лиза сдвинула в сторону деревянный угольник, закрывавший большую часть чертежа. Под треугольником пряталось пояснение, написанное четким каллиграфическим почерком: «Каменное строение. В нем: а.20 стойл, b. отделение, где стоит чан с водою и лари с овсом, с. галерея за колоннами Тосканского ордена; на верху оной конюшни жилые покои для людей». Лизе конюшню проектировать еще не доводилось, а вот автостоянки довольно часто.
– Все то же самое, – удивилась она. Парковочные боксы да помещения техобслуживания. Вот входная дверка Лизе не понравилась, – Узкая какая-то, я бы пошире сделала, – прикусила губу, задумалась.
– Интересно, какова стандартная ширина лошадиной задницы? Пройдет ли здесь лошадь? – девушка оглянулась на автора. Можно было и не оглядываться, Редькин растворился в своей отмывке, спрашивать его о чем-либо бесполезно.
– Ну что ж, проверим догадки опытным путем. – Лиза развела руки в стороны, и попыталась наглядно представить примерную толщину лошадиных боков.
– Столько? – с сомнением подумала Лиза и еще прибавила десяток сантиметров.
– Где-то так – решила она, определяя на глаз, что получилось около метра. – Еще прибавить полметра с каждой стороны, для того чтобы даже самая толстая лошадка свободно прошла вместе с самым толстым конюхом. Получилась ширина два метра, а не то, что нарисовано у Редькина.
Размеров на чертеже не стояло, но судя по пропорциям, двух метров там точно не было. Ей до чесотки в ладошках захотелось перерисовать этот кусок. Руки сами собой потянулись к чертежу.
– Можно я дверку переделаю? – скромно хлопая глазами, спросила Лиза у автора.
– А? – обернулся он, не вдаваясь в смысл услышанного, – Да пожалуйста… Угольники там. – и неопределенно махнул рукой. Лиза посмотрела в том направлении и обнаружила коробку с чертежными инструментами: линейками и карандашами.
– Роман, у тебя хоть одна приличная линейка есть? – спросила она, роясь в коробке – все были либо «лысые», либо с дюймовыми делениями.
– Тебя чем-то эти не устраивают? – очнулся наконец Редькин.
– Так это ж в дюймах. В сантиметрах… – пока она задавала свой вопрос, поняла, что говорит опять что-то не то.
– Нет? – все же закончила она фразу.
Глаза Романа начали округляться. Лиза еще раз посмотрела на эту линейку. – Ну да в дюймах. Не может же быть что они все в этих самых «инчах» измеряют! Это же засада полная!
– Нет, в сантиметрах – нет. – медленно ответил Роман. – Метрическая – французская система – в Российской Империи не применяется.
– Кошмар!
– Я же только в метрах-миллиметрах понимаю!
– И что тогда делать? – но из безвыходных ситуаций всегда можно постараться и найти лазейку.
– Нужно как-то научиться переводить дюймы в понятные единицы. Только бы теперь вспомнить, сколько этот самый дюйм? Понадеемся опять на свой глазомер.
Она отложила на листочке по линейке один дюйм, затем на глаз разбила, получившийся отрезок, на сантиметры. Оказалось, что в одном дюйме помещается где-то два с половиной сантиметра.
– У меня всегда плохо было с дюймами да футами. Вот Василий всегда точно называл, труба дюймовка столько-то миллиметров. Клянусь, когда вернусь домой – обязательно выучу сколько миллиметров в этом проклятом дюйме! – она скрестила пальцы, подтверждая клятву.
– А раз дюймы, – продолжала она рассуждать, – то, что там дальше? Футы и мили?
– Роман, сколько сантиметров-то в дюйме? – как бы между делом поинтересовалась Лиза.
– Как и всегда, две целых пятьдесят четыре сотых. – ответил Роман. – Только я не понимаю тебе-то это зачем?
– Не бери в голову. – ответила девушка и, оторвав маленький уголок бумажки, написала: «1д.=2,54 см.» Затем перевела в дюймы размеры стандартной ступеньки – получилось, что высотой ступень 6 дюймов, а шириной 12.
– Роман, поправь меня если я не прав. Ступенька для лестницы 6 на 12 дюймов?
– Нет, граф, все не так. – проговорил Роман, сокрушенно качая головой, – Ступенька будет, для черной лестницы, высотою четыре вершка, а шириною шесть. А для чистых лестниц три вершка высоты на восемь ширины.
– Ёк макарёк! – выругалась про себя Лиза. – Вершки еще какие-то! С дюймом разобрались, так теперь и вершки до кучи. – сколько этот вершок, она даже примерно не представляла. – Вроде бы этот размер привязан как-то к размеру пальца, только вот какого? Озадаченно посмотрела она на свою ладонь, гадая к какому пальцу привязывался этот вершок, но ладонь сама собой складывалась фигуры одна неприличнее другой.
– Ну а вершок-то сколько? – перестав уже скрывать свою серость, продолжила она терроризировать Романа.
– Так одна шестнадцатая часть аршина! А по-твоему сколько?
Лиза, пока Роман не видит, молча поднесла два пальца к виску, имитируя ствол пистолета, и нажала курок. Голова ее при этом дернулась как от выстрела, и девушка беззвучно повалилась на стол.
Пообещала себе сегодня же разузнать у кого-нибудь из местных, у Ивана или еще кого, все про меры длины.
– Вот проблема на ровном месте! – гладкая поверхность стола холодила Лизину щеку. Она полежала так какое-то время, а затем медленно поднялась.
– Понимаешь, Роман, – начала Лиза из далека, на ходу придумывая правдоподобную версию, объясняющую ее неграмотность, – у меня учитель был, в матушкином имении – месье Жерар. Так вот этот господин меня обучал по французской системе. Метры, сантиметры, миллиметры, километры, килограммы и так далее. Он считал, что это наиболее прогрессивная система мер, и за ней будущее. И поэтому я плаваю в саженях-аршинах. Помоги! А? Разобраться! Очень прошу!
– Ну ты даешь, мил-человек! Это же… – Редькин даже не мог подобрать слова от возмущения.
– Безобразие, – согласилась Лиза, подсказывая.
И тут же виновато улыбнулась, хлопая опахалами ресниц. – Так получилось.
Роман некоторое время молчал. Затем пошел к стене, у которой так и стоял, его незаконченный портал. Вернулся с ним к столу, любовно положил планшет, взял кисть и только тогда, обернувшись к Лизе, снисходительно сказал, – Ладно, записывай, неуч!
Не отрываясь от работы, Роман надиктовал Лизе всю систему измерения длин и расстояний, принятую в Российской Империи на этот день. Получился достаточно длинный список взаимоотношений вершков, саженей, аршинов, пядей и верст. Лиза попросила по возможности привязаться к уже известной величине к дюйму, чтобы иметь возможность переводить все размеры в уже привычную метрическую систему.
Некоторое время она производила кое-какие вычисления, шевеля губами и загибая пальцы. Когда новые знания более-менее улеглись в голове, ей захотелось закрепить свои расчеты практикой.
– В каком масштабе у тебя начерчен фасад? – спросила она, потому что, как ни старалась не могла определить этот самый масштаб.
– Как обычно, две сажени в дюйме. – простонал Роман, закатывая глаза. Как выяснилось этот молоденький граф не знает элементарных вещей! Да вообще ничего не знает!
– Понятно, лимит лояльности исчерпан. – опасливо покосилась Лиза на студента, и прикрепила поверх чертежа кусок кальки.
– Надо ж, калька уже имеется… – отметила про себя она, и начала переделывать конюшню по своему вкусу. Не стесняясь, расширила вход, нарисовала нормальные двустворчатые ворота, слегка поправила пропорции фасада, приближая их к «золотому сечению», пошевелила крышу. Ну и детали порисовала, кренделя-кронштейны, сандрики, русты и дентикулы. Когда еще придется попроектировать в стиле ампир.
Тяжело, конечно, было переводить размеры в непривычные единицы, это немного тормозило, но потихоньку она привыкала.
– Роман! Смотри! Так? – позвала Лиза юношу. Тот нехотя, не отрывая взгляда от своей работы, сделал несколько шагов к ней и склонился над чертежом.
– Удивительно, – он недоуменно поглядел на Лизу. – Я-то уж, грешным делом, подумал: «Ну и олух же этот граф!» – а оказалось – наоборот. Только все это нужно поднять. Сможешь?
Лиза облегченно выдохнула, наконец-то ее труды оценили, – Спрашиваешь! Давай перо, или чем вы тут работаете?
Редькин протянул ей потертый кожаный пенал с перьями.
Среди чертежных инструментов она выбрала вычурной формы рейсфедер с деталями из желтого металла, покрутила его в пальцах. Он был приятно тяжеленький и удобно ложился в руку. – Давненько я не брал в руки шашек, – проговорила она под нос, проверяя как колесико регулирует ширину раскрытия металлических лепестков рейсфедера. Затем оглянулась в поисках пузырька с тушью. Редькин понял без слов и молча пододвинул к ней микроскопический бутылек. На замызганной этикетке, приклеенной к бутыльку, было выведено «чернила ИНКЪ».
– Ну инк так инк, – подумала Лиза и решительно обмакнула рейсфедер в чернильницу. Затем на клочке попробовала провести пару линий и подвинтила колесико. Когда толщина линии ее устроила принялась «поднимать чертеж». Ходило такое выражение у аксакалов от архитектуры – это означало обвести бледные карандашные линии чертежа черной тушью, от этого яркие линии как бы выходили на передний план.
Проклиная про себя «пещерные методы проектирования», Лиза наконец справилась с поставленной задачей. И посадила-то она всего одну кляксу, и ту совсем крошечную. А так все ровненько. Даже масштабную линейку пририсовала внизу, памятуя о том, что в этом веке еще не ставили ни размеров, ни высотных отметок, ни даже элементарных осей.
Редькин же, закончивший мусолить свой портал, который становился все рельефнее и рельефнее, заявил, что Лизин чертеж вполне тянет на курсовую работу по «теории строительного искусства». Покровительственно похлопал Алекса по плечу и велел собираться.
