Из дома напротив, где скрылась тетя Маня, таким оказалось «гражданское» имя соседки, раздался грохот крики и ругань. Тетя Маня не скупилась на сочные лексические структуры – видимо кошки все-таки влезли в молоко.
Через неделю наступила «акклиматизация». Я постепенно втянулась в ритм жизни, заданный необходимостью обслуживать всех обитателей теткиной фермы. Меня уже не коробили подъемы в пять утра на первую дойку. Даже стали появляться свободные минуты, когда я могла сходить искупаться на озеро, за теткиным огородом как раз была оборудована пристань, где покачивалось на волнах множество лодок. Там же был и небольшой песчаный пляжок, на который я стала периодически наведываться.
Одно только отравляло все мое существование – это Аделька. Это существо никак не шло на контакт, а ведь ее приходилось доить по три раза на дню, и каждая дойка это было сражение. Я просто не знала, что выкинет эта мерзавка на следующий раз. Она молотила хвостом мне по лицу каждый раз, когда я пристраивалась около нее. Никогда не стояла на месте, все время перемещалась по хлеву, и мне приходилось перемещаться с ведром и скамейкой за ней. Постоянно опрокидывала ведро. Оно, ведро, стало овальным от того, что Адель им вечно играла в футбол. А один раз даже встала ногой в подойник с молоком.
Я пыталась по методу тети Мани приструнить ее словами, но в моем исполнении эти слова возымели противоположное действие. Адель пригнула голову к земле и выставив рога пошла на меня. Пугала меня так. Я не думаю, что она хотела со мной расправиться. Уж больно у нее при этом глаза ее были шкодные. Она просто демонстрировала свои возможности, проверяла таким образом меня на стрессоустойчивость. Но испугать испугала, чего и добивалась.
Но и к ней я все-таки подобрала ключик. Я додумалась всегда брать с собой три яблока. От этого угощения она никогда не отказывалась. Пока корова их жевала стояла смирно. А потом стала надевать, перед тем как идти доить корову, тетин Симин замызганный халат, платок и даже очки.
Когда я первый раз появилась в новом облачении на пороге хлева, до этого вольготно развалившаяся на полу, корова вскочила и начала ноздрями шумно втягивать воздух. Оказалось, было достаточно, только накинуть халатик тети Симы, чтобы это вредное животное стало послушным. Вот что значит настоящий авторитет! Эта пройдоха даже ножку отставляла, чтобы мне было удобно, чего никогда раньше не делала, когда я подходила к ней в своем собственном обличии.
Я познакомилась с дочерью тети Мани – Нинкой или Козыревной, как ее звали в деревне. Хорошая девушка, года на три меня моложе, уже давно замужняя, но пока без детей. Она жила на другом конце деревни и чуть ли не ежедневно забегала к матери. Мы даже стали подружками. Теперь мы вдвоем наведывались на «пляжок», когда выдавалась свободная минутка. Я как-то спросила ее, почему у них с матерью таки прозвища? Крзыриха, да Козыревна?
– Так батьку моего Козырем прозвали. Вот и получилось, что мамка Козыриха, я Козыревна, а брательник мой, младший…
– Неужели Козырь младший? – спросила я.
– Не, не угадала – улыбнулась Нинка, – Козыренок!
С Козыренком, которого звали по-настоящему Виталькой, я тоже познакомилась. Он приехал из города, где учился в институте, на какой-то инженерной специальности, погостить у матери.
Он мне напоминал Иванушку из сказки. Высокий блондинистый парень со слегка вьющимися волосами, россыпью веснушек на щеках и с удивительно длинными белыми ресницами, ну прям как у моей Адель. Добавьте сюда еще улыбку и голубые глаза.
Я копошилась во дворе, когда он проходил мимо.
– Здорово, теть Сим! – бросил он мне.
Я обернулась и увидела молодого симпатичного парня.
– Вот это сюрприз! – улыбнулся он. – Вы не тетя Сима!
– Определенно нет. – констатировала я, – Ее племянница.
После этого он стал мне встречаться на каждом шагу. То я на него натолкнусь у колодца, и он мне поможет дотащить тяжелые ведра. То мы с ним вместе случайно оказываемся в магазине, и он развлекает меня разговорами, пока мы возвращаемся к дому. То я замечаю, как он косит отросшую траву под окошками моего домика, и я любуюсь на его стройный торс, потому что он без рубашки.
Если бы я не была зациклена на домашнем хозяйстве, я бы подумала, что парень за мной таким образом ухаживает.
Даже Козыревна, мне по секрету, хихикая, рассказала, что Виталька только обо мне и говорит и на других деревенских девок не смотрит.
Я только отмахнулась, ерунда это все! Он, конечно, парень очень симпатичный, но не более того.
Однажды мы с Козыревной сидели вечером на мостках. Мы повадились с нею купаться после вечерней дойки, как раз самая теплая вода. Вот сидим мы с нею, тихо, вода как зеркало. Кузнечики стрекочут. И тут вдруг с другого берега свист.
– Эй! Девчонки! Плывите к нам! – на том береге стайка парней, ростом с мизинец, свистят и нам машут тонкими ручонками.
– Кто это? – спросила я Нинку.
– А! Это экспедиция. – объяснила Козыревна.
Я вопросительно на нее посмотрела.
– Ты разве не знаешь, что там, за озером этот… как его… Биосферный заповедник «Пороги». Там часто экспедиции бывают. Вот и теперь то ли кино снимают, то ли еще что…
– Да ну? – удивилась я, – Прям кино?
– А что ты удивляешься, кино про викингов смотрела? Вот почитай все у нас снимали. – с гордостью ответила Нинка.
Я же недоверчиво смотрела на мужчин, на том берегу, которые развели на берегу костер.
– Девчонки, ну плывете? Нет? У нас уха! – донеслось с того берега.
– Пойдем, – сказала Нинка, вставая, – не дадут теперь посидеть спокойно.
Вот так мы и жили, до тех пор как в один прекрасный день, в среду кажется, я в обед пошла доить свою Адель, и услышала, как кто-то колотит палкой по моему забору.
– Хозяева! Есть кто дома?
Выглянула из хлева. У забора стоял мужчина, солнце светило ему в спину и поэтому я только его контур видела. Чтобы лучше рассмотреть приложила руку козырьком ко лбу. Но лучше не стало, потому что на носу были очки тети Симы. Я же корову дою, без очков она меня к себе не подпускает. А в очках этих я и при хорошем освещении ни черта не вижу. Сделала вывод только один – он не наш, не деревенский, какой-то чужой мужчина. Наши стильные очки-авиаторы не носят и шорты тоже.
– О! Хозяйка! – обрадовался мужчина, увидав меня. – Воды не дадите?
Я велела обождать и вернулась к дойке, надеясь, что пока я дою, а дою я долго, мужчина самостоятельно испарится.
Когда с дойкой было покончено, и я выкатилась из хлева с тяжелым подойником в руках, он все еще стоял на том же самом месте. – Упертый.
– Ну так что, хозяюшка, дашь напиться усталому путнику? – хмыкнул он.
– Сейчас вынесу, путник. – ответила я, скрываясь в сенях. Там закрыла крышкой подойник и кирпичину сверху. Уже знаю, что кошки запросто крышку снимают, когда хотят молока. Затем зашла в дом, вылила в кружку остатки воды, и подхватив пустые ведра, вышла к «усталому путнику».
Он с жадностью выпил всю воду и попросил еще. Я ему молча показала на пустую тару, – Нет воды, нужно в колодец идти.
Он вызвался помогать. А у меня уже есть официальный помощник – Козыренок, ну так значит еще один будет. Что мне оставалось делать, пожала плечами и пошла к колодцу.
– Страшная вы женщина, – заявил этот тип, когда мы с ним шли по тропинке, заросшей мягкой низенькой травкой.
– Это почему же? – удивилась я, вроде веду себя хорошо, а что в теткином халате да в очках, так то камуфляж для Адельки.
– Ну как же! – начал он мне объяснять, – Баба и с пустыми ведрами!
– Сами вы баба! – разозлилась я. – Я и одна в состоянии за водой сходить.
– Да ладно, не сердись! Вспыхиваешь как порох, а сейчас сухо, сожжешь тут все! – сострил незнакомец.
– Тебя как, кстати, зовут? – спросил он переходя на ты.
– Прасковья, а тебя?
Оказалось, что его зовут Григорием. Я, пока мы шли, исподтишка разглядывала своего сопровождающего. Он мне кого-то смутно напоминал, только я никак не могла понять кого. Видный мужчина, брюнет, загар ему очень идет, руки красивые. И ноги тоже очень даже! Может кто из пациентов? Я, правда, пациентов больше по зубам помню. Заглянуть бы ему в рот, так сразу бы сказала – знаком он мне или нет. Зубы у него, кстати были ровные, неестественно белые, виниры скорее всего или люминиры – в нашей клинике такие зубы сделать было весьма и весьма недешево. Пока я с профессиональным интересом рассматривала его улыбку, он рассказал, что как раз из той самой экспедиции, что за озером.
– А к нам зачем? – спросила я его.
Он замялся, видимо придумывал на ходу что сказать. Затем нахмурился и сняв очки посмотрел вдаль. – Я в магазин хотел зайти, а он у вас работает через пень-колоду, и мужик тот, что меня через озеро перевез, делся куда-то. А твой дом первый от пристани…
– Да ладно, Григорий, уж признайся, что похмелиться нужно, – я остановилась у колодца, а мой сопровождающий, не замечая этого пошлепал вперед, задумавшись о своем.
Только когда я начала открывать скрипучую дверцу, он обернулся.
– А! Уже пришли? – Он отобрал у меня ведро, которое я уже успела насадить на крюк и двумя руками начал накручивать ворот, приговаривая. – Все-то вы про нас – мужиков знаете – когда нам похмелиться, когда напиться… Нет, уважаемая Прасковья… У меня другая пагубная привычка – курю я… Ты, кстати, не куришь? Хотя что я спрашиваю, по тебе сразу видно, что не куришь.
Он вытащил ведро из колодца перелил воду в пустое. И снова начал вращать ворот.
– Интересно, это почему же видно? – уперла я руки в боки, – Может я смолю как паровоз? А тебе, кстати, твой стоматолог разве не советовал отказаться от курения, а то придется снова зубы переделывать? Пожелтеют знаешь ли…
Григорий удивленно посмотрел на меня, доставая из колодца второе полное ведро, а я прикусила язык. Вечно я лезу куда не следует, поэтому уже было хотела подхватить ведра, но мужчина меня остановил. Отобрал у меня ведра. Бурча под нос, что-то типа, не пристало дамам тягать тяжелые ведра, когда рядом есть джентльмен.
Он занес ведра в мои сени, попрощался и пошел на пристань, скоро я услышала звук удаляющейся моторной лодки. Видно мужик, что перевез Григория на наш берег, нашелся.
Вслед за Григорием в нашу деревню потянулись и другие участники экспедиции. Да и его самого я стала частенько видеть, то одного, то в компании. Один раз он проходил мимо моего забора с девушкой я ее не рассмотрела, только слышала, как она смеялась. Каждый раз, проходя мимо моего дома, Григорий стучал по забору и кричал, – Прасковья! Доброго дня!
Я, кстати, выяснила кто такой этот Григорий и почему он мне знаком. Стоило мне включить в один прекрасный день свой телефон и увидела его портрет, который я сама и поставила как фон. Это же он – самый красивый мужчина нашего кинематографа, по моему мнению – Стас Орловский. Он подмигивал мне с экрана и от его глаз лучиками расходились мелкие морщинки. Как я его сразу-то не узнала? Ведь я смотрела с его участием почти все фильмы. Не то чтобы я была его фанаткой. Нет, просто нравился он мне как актер, ну и как мужчина, тоже. Надо мною смеялись друзья, знакомые и даже коллеги, все знали об моей слабости. Да и, что греха таить, даже муж бывший был в курсе, и тоже всегда потешался над этим. Потому как знал, что для меня Стас это недосягаемый эталон вечного обожания. То есть был совершенно безопасен для семейной жизни. Ну могут же быть у девочки свои маленькие секретики. А вот муж, бывший, пошел значительно дальше и закрутил интрижку сначала с одной, потом с другой, а когда до меня дошли слухи, то его очередная пассия была уже на сносях. Короче расстались мирно, и остались друзьями. И вот теперь судьба сводит меня с моим идеалом! Забавно…
А в пятницу сбежал мистер Дарси. Все овечки пришли на обеденный отдых, а мистер Дарси нет. Я не знала, что делать. Куда звонить? Тетя Маня меня успокоила, – Он к другим овцам прибился, найдется.
И действительно он случайно забрел в чужой хлев, ну посидел бы он там. Но нет, хозяин выгнал несчастного мистера Дарси на улицу. Теперь же баран с безумными глазами носился по деревне оглашая округу своим: «Б-ээээ!» А я бегала за ним упрашивая вернуться в родные пенаты.
– Прасковья! – ухватил меня за рукав Стас, то есть конечно же Григорий, когда я хотела прошмыгнуть мимо него в погоне за бараном. – Ты куда летишь? Что тут у вас происходит?
– Мистер Дарси сбежал, – ответила я чуть не плача, потому что устала уже носится за ним по солнцепеку.
– Мистер Дарси? – Григорий растерянно огляделся, – откуда здесь взялся сей лорд?
– Да баран это мой! – ответила я, вырывая руку, чтобы бежать дальше.
– Тот самый тощий белый баран, который только что проскакал мимо? – недоверчиво уточнил он.
Я кивнула. Григорий покатился со смеху. – Ой, не могу, ой рассмешила! Мистер Дарси?! Баран?! Ну пойдем помогу поймать вашего лорда.
Общими усилиями баран был все-таки пойман и отконвоирован Григорием в родной хлев. Григорий даже ссадил кожу на руках, пока он волочил мистера Дарси домой, крепко удерживая его за рога.
– Вот спасибо! Я уж не знала, что и делать! Пойдем, обработаю твои кровоточащие раны. – Григорий попытался было уклониться от процедуры, но я настояла, и он сдался.
Я провела его в свои апартаменты. В большом теткином доме было две комнаты – гостиная, совмещенная с кухней и спальня. В гостиной у входа сразу располагалась большая выбеленная русская печь с набором разнокалиберных ухватов и кочерег. Тетка печкой летом не пользовалась, поэтому печь была закрыта мятой жестяной заслонкой. Тут же, возле печи, по другую сторону от двери располагался рукомойник, под ним на скамеечке располагался тазик и два ведра – стратегический запас воды. У дальней стены стоял большой стол, накрытый пестрой клеенкой. Подле стола с двух сторон стояли длинные крашеные лавки. Дорога от двери к этому столу была выстлана домотканым половичком. У стены справа, между окошками расположился диван, а на противоположной стене висел большой плоский телевизор, прикрытый кружевной белой салфеткой. Этот интерьер дополняли портреты родственников на стенах, большая репродукция «Неизвестной» Крамского в деревянной резной раме да часы ходики.
Кроме плазмы на то, что мы в XXI веке еще намекал вполне современный кухонный уголок с варочной панелью и огромным холодильником.
Я велела Григорию располагаться, а сама пошла за своей аптечкой. Я всегда вожу ее с собою, есть у меня такой бзик. Только я зашла в спальню, как на пороге, отодвинув в сторону цветастую занавеску, заменявшую дверь, возник артист. Он огляделся, – М-да, все не так уж и плохо. – произнес он.
Я не поняла – о чем это он, строго посмотрела на него. – Выйди отсюда, я тебя не приглашала!
Он послушно ретировался, только занавеска колыхнулась.
Наконец я нашла то, что искала и вышла в гостиную. Григорий рассматривал фотографии на стене.
– Ты совсем не похожа на нее, – он указал глазами на теткин портрет со своим вторым мужем.
– Так больной, садитесь уже, хватит шастать, – велела я строгим голосом.
Он послушно присел на краешек скамейки и положил раненые руки на стол.
– Двигайся, – мне нужно было место чтобы сесть самой, и он охотно пододвинулся, благо скамейка была длинная.
Я села и занялась обработкой царапин на его красивых руках, чувствуя тепло рядом сидящего мужчины. Больше всего пострадала правая кисть. Промыла перекисью, самую крупную ссадину. Заметила, что его тело напряглось. Он что боится, что будет щипать? Мне даже смешно стало. – От перекиси?!
Я повернулась и в упор посмотрела на него. Действительно боится брови нахмурены, губа закушена. Он заметил, что я смотрю на него. Мгновенье мы изучали друг друга. Я первая отвела взгляд и откашлялась.
– Ничего страшного, раны твои я промыла, думаю будет достаточно. Сейчас залеплю пластырем вот эту ссадину и все.
Пока занималась его правой рукой не заметила, как он приобнял меня за талию другой. Почувствовав это, я вздрогнула и замерла. Я просто промыла царапины и совсем не предполагала дальнейшее развитие сюжета.
– Слушай, Прасковья, а сколько тебе лет? – задал он мне вопрос ни с того ни с сего.
Я аж ножницы из рук выронила, которыми упаковку пластырей вскрывала, вот же запакуют, что не открыть никак. – А сколько ты мне дашь?