Наталья Ивановна Скуднова
Липкие люди
– Не получается сразу! Сам видишь: в какой замес попали. С инвесторами чуть позже договоримся. Пока стройка идёт, не понять: чего будет в итоге. Когда стены возводят, все строения похожи! А вот когда пойдёт отделка и все станут догадываться, что вместо театра у нас вдруг получился торговый центр с кинотеатром с ресторанами, тогда и начнём ускорять воссоединение семьи Безицкой на том свете.
– Ой, Кирка! Чувствую, где-то мы просчитались…
– Если журналистка или Каратов голос подадут, тогда и начнём действовать. В любом случае сейчас ничего не делаем.
Стратегия «ничего не делать» привела к совершенно непредсказуемым последствиям. На следующее утро, когда супруг ушёл на почту, чтобы отправить очередную порцию макулатуры в виде открыточек и телеграммок, а супруга присела на уши очередной заслуженной артистке, на мобильном телефоне Киры высветился незнакомый номер.
– Алло, доброе утро! С вами говорит адвокат вдовца и дочери Безицкой.
– Слушаю Вас. – Кира застыла с трубкой в руке.
– Нам необходимо встретиться. Лучше сегодня обсудить сложившуюся ситуацию.
– Какую ситуацию? Объяснитесь!
– Родственники Безицкой хотят расторгнуть ранее заключённый с вами договор о намерениях.
– Почему это? Как расторгнуть? Уже вложены деньги в проект, инвесторы ничего не могут откатить назад… Мы же не в бирюльки играем!
– Насчёт инверторов – отдельный разговор. Но договор о возможном партнёрстве был заключен непосредственно с вами. Непосредственно с вами он и будет расторгнут. Насчёт инвесторов у меня нет распоряжений.
– Почему?! – завопила Кира.
– Как почему? – искренне удивился адвокат. – Семья Безицкой прочитала публикации о вашем фонде. Все ведущие СМИ соревнуются в хлёстких заголовках. Один только заголовок: «У благотворительного фонда абонемент в крематорий» чего стоит! Я понимаю, конкретики нет. Но семья Безицкой не хочет иметь дело с вашим фондом, пока не будет ясности. Вы же юрист и понимаете: всё может измениться! Я лишь довожу до вас волю своего доверителя и, надеюсь, в скором времени, мы сможем всё отыграть назад. Так во сколько и куда мне лучше подъехать?
Кира ничего не могла ответить. И не потому, что не хотела или нечего было сказать. А потому, что у неё повторился «приступ бормотания» и она так и просидела с трубкой в руке, тряся головой и тихо бормоча что-то себе под нос.
В этом состоянии и застал её супруг, когда вернулся с почты. Он силой вытащил телефон из её скрюченных судорогой, рук.
– Кир, очнись! Беда… Мне на почте показали газеты сегодня. Придумай что-нибудь. Кир…
Муж стал хлестать супругу по щекам в надежде, что та придёт в сознание. Это помогло! Кира обмякла. Тряска головой стала меньше. Наконец, она смогла произнести два слова:
– Стакан воды…
Эдик тут же метнулся за водой. Кира сделала пару глотков и окончательно пришла в себя.
– Ты про какие-то газеты говорил?
– Вот, смотри! – муж положил ей на колени стопку газет. Открыв одну из них, Кира стала опять, хоть и не так сильно, трясти головой.
«Мы всех кремировали! Никто ничего никогда не докажет!» – Руководители самого известного фонда не могут объяснить собственность на десяток квартир известных советских артистов». Данный заголовок и пояснение красовались на первой полосе. В качестве иллюстрации – искаженные злобой, морды супругов, когда они набрасывались в ресторане на Каратова и журналистку.
Кира попросила супруга прочитать текст. Вместо читки, Эдик позволил себе вольный пересказ статьи и то и дело вставлял комментарии вроде: «Ты ж это не говорила»; «Откуда вообще об этом узнали»; «У них нет доказательств. Ты же сама повторяла каждый раз: всё законно! Мы нарушали закон, не нарушая закон!»
Если отбросить эмоции и оставить суть, то из публикации следовало: фонд, чуть ли не с первого дня своего существования, прикарманивал квартиры опекаемых стариков. Для убедительности были размещены выписки из ЕГРН и для наглядности обведены фамилии Киры и Эдуарда как новых владельцев. Отдельно прошлись по нотариусу: почему все сделки проводил один и тот же человек? По сути, в статье – одни косвенные доказательства. Но сама подача материала и куча известных актёрских фамилий претендовали на сенсацию года.
Только успел Эдик закончить декламацию, как раздался второй звонок. Звонили взбешённые инвесторы. Кире пришлось взять себя в руки и, выслушав поток мата, жестко произнести:
– Это всё происки Каратова! Он хотел своего знакомого в проект ввести.
– Почему ж вы нам сразу не позвонили? – заорали на том конце телефона.
– Я не думала, что конкурентная борьба зайдёт так далеко. Давайте мыслить конструктивно. Мне звонил адвокат Безицких. Даже если с нами расторгнут договор о намерениях, это не значит, что ваш проект не будет реализован.
– Вы нас держите за идиотов? Кому пятно отойдёт, тот и проект свой протаскивать будет. Если Каратов притащит своего человечка в учредители, то нам останутся одни убытки. Если бы вы нам хотя бы сразу позвонили после встречи с журналисткой, мы бы или с изданиями постарались договориться или ещё чего придумали. А сейчас? Все газеты, весь интернет в ваших фото! Ну?! Нечего сказать?
Не дождавшись ответа, инвестор сам бросил трубку. Да и какой ответ он мог получить? Уже ясно: чем быстрее он забудет о существовании благотворительного фонда и возможности возвести на месте театра торговый центр, тем меньше убытки и репутационные потери. Это понимала и Кира.
Также она ясно осознавала и то, что теперь вопрос уже не стоял о сохранении барышей после получения пятна под застройку. Целью номер один становилось сохранение реноме благотворительного фонда и собственных шкур. Нужно срочно придумать план по «обелению» собственного грязного белья.
Странно, но журналисты топовых СМИ не спешили брать у них комментарий. Кире пришлось звонить самой. Но акулы пера вежливо отказывали в интервью. Супружеская пара напряглась. Они долго жили в медийном поле и понимали правила игры. Видя сенсацию, журналисты разорвали бы любого, лишь бы заполучить комментарий другой стороны. А тут… игнор или отказ.
Под конец дня стала ясна причина «холода» со стороны журналистов. На один из центральных каналов, куда ещё недавно супружеская пара ходила, как к себе на работу и сидела на самых почётных местах, припёрлись все тени прошлого. Тут и племянница Фимы, которая затаила обиду за ушедшую из-под носа квартиру; и адвокат старшего сына Вахтанга, пытающийся восстановить попранную репутацию; и родственники других стариков; и поклонники тех артистов, которых опекал фонд. И вот эти, казалось бы, давно растворившиеся во времени и пространстве, тени, начали говорить.
Передача походила на судебное заседание. Приводили здравые аргументы. Всё – по фактам и без лишних эмоций. Все участники то и дело демонстрировали документы, подтверждающие их право на собственность. Отдельно родственники и поклонники отмечали: могил нет! Максимум, что кинули им Кира и Эдуард с барского плеча – так это урна с прахом. Видимо горстка пепла равнялась компенсации наследства и памяти о человеке. На удивление, передача вышла очень дельной. Отсутствовала только сторона обвиняемых. Ни руководителей фонда, ни кого-то, кто поддерживал бы их сторону, не пригласили.
А всё потому, что режиссёром этого действа был… сам Сергей Сергеевич Каратов! По просьбе своего друга-чиновника, он заранее продумал и организовал довольно простой, но очень эффективный план.
За несколько недель до описываемых событий, во время застолья, друг Каратова обмолвился о профуканной возможности получить пятно на миллиард. Ведь чиновник сам вовсю старался понравится родственникам Безицкой. Но выигрыш достался, по его словам: «каким-то актёрским кружкам». Как только Сергей Сергеевич услышал название фонда, в голове у него родилась идея.
Поднимая очередной тост: «Чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было», Каратов, примяв свои фирменные усы, кинул между делом:
– А что, если я тебе скажу – не всё потеряно?
– Серёга, ну как не всё… Всё! – панибратски подхватил чиновник. – Уже подписан договор о намерениях. Остаются простые формальности: поставить пару закорючек! И инвесторов я знаю, и проект нового торгового центра сам видел…
– Ну и что! Если я выбью из седла Киру и Эдика, то вся сделка отменится!
– А как этих пиявок снять? Родственники Безицкой и слышать ничего не хотят! Мы уже и так к ним, и сяк…
– Если я тебе приведу за ручку родственников Безицкой и сделаю так, чтобы они разорвали все отношения с благотворительным фондом, какова моя доля?
– Я тебе половину своей доли отдам, Серёж! – чиновник за годы дружбы знал: если за дело берётся сам Каратов, то он стопроцентно доведёт его до успешного результата. Но мелочиться с ним не стоит. Меньше, чем за половину «отката» народный артист не ввяжется. Перед чиновником стояла простая дилемма: или потерять всё, или отдать половину. Когда «половина» весит несколько десятков миллионов долларов, то игра стоит свеч.
– Дай мне несколько дней. Я знаю: за какие ниточки и кого дёргать.
– Можешь хоть вкратце рассказать, чего ты там придумал?
– Отчего не сказать?! Я знаю, где искать компромат на фонд. Если копнуть и грамотно подать в СМИ одну историю, то её за глаза хватит. У меня есть журналистка въедливая. Она и не такие темы для меня раскручивала. Я ей кость кину – она в неё вцепится, как дворняжка. Для шумихи в прессе повод появится.
– Зачем нам шумиха? – удивился чиновник. – Сам понимаешь, театра там не будет.
– А зачем столице лишний театр? Их и так до фига! Шумиха мне нужна для выбивания из игры руководства фонда. Я вообще думаю ещё умнее поступить. Вначале моя журналистка готовит всю доказательную базу. Встречается со всеми обиженными фондом. Я уверен: там не один пострадавший! Всё перепроверяем. Далее, когда будет готов настоящий компромат, я назначаю встречу с Кирой и Эдуардом на нейтральной территории. И делаю им предложение, от которого не отказываются.
– Шантаж? Или сливаешь компромат во всех помойках, или пятно отходит правильным людям?
– Не совсем! Шантажом я, от этих оборзевших, ничего не добьюсь. Они же уверены в своей непотопляемости. Моя задача их разозлить и тут-то и появится моя журналистка с реальными доказательствами. Гарантирую: камеры и свет будут стоять, где надо. Я руководство фонда выведу на эмоции, и они точно что-нибудь лишнее, да ляпнут. А если не ляпнут – фото их злобных морд для статьи будет сделано.
– Потом чего? – чиновнику явно нравилась вся эта затея.
– Этим же днём, пока они не очухаются и не подселят соломки, весь материал передаём в нужные СМИ и…
– Почему ты так уверен, что они сами не побегут интервью везде раздавать, что сам Каратов на них бочку катит?
– Ты же знаешь людей! К примеру, взять Киру и Эдика. У них давно рыльце в пушку. Но им кажется, что они Бога ухватил за бороду. А такие адекватно реальность воспринимать не могут и думают, что всё само рассосётся. Потому, как минимум до утра, глупостей не наделают.
– Какого утра?
– Утра, когда выйдут все помойные СМИ и интернет-издания с сенсационным заголовками. Представь эффект: ещё вчера Кира и Эдик – самые порядочные и честнейшие благотворители, а по утру окажется, что они – черные риелторы, отбирающие квартиры у пожилых артистов. Дальше дело техники! Привозим газетки родственникам Безицкой и…
– Почему ты уверен, что каких-то статеек будет достаточно? Да и кто сегодня газеты читает…
– Во-первых, старички читают именно газеты. Ты удивишься: но и телевизор тоже они смотрят. Потому эти ресурсы ты зря недооцениваешь! Во-вторых: я Безицкую знал лично и знаком с её мужем и дочкой. В-третьих, эти люди всегда мне доверяли. Если я сам приду к ним не просто со словами, а с уже вышедшими статьями и доказательствами, они сломаются.
– Может я чего не понимаю… Но зачем шумиха лишняя? Пусть твоя журналистка так компромат соберёт и тихонько подбросим всё родственникам актрисы. Просто сам пойми: мне лишний раз светиться не хочется. И так мне вопросы задавать стали: почему это лицо, наделённое реальной властью, так за новый театр хлопочет?
– Твоё имя вообще упоминаться не будет. Ещё раз повторю: я прекрасно знаю обе стороны. Родственникам Безицкой бесполезно бумажки совать с доказательствами. У них только сомнения закрадутся и всё! Резонанс, считай, нулевой. Когда там они созреют для разрыва договора – никто не знает. А у нас с тобой времени на раскачку нет! Потому, когда я приду с газетками и поставлю их перед фактом, мол, смотрите: куда вы вляпались и о фонде мало чего хорошего можно сказать, они в ступор впадут. Соображать плохо станут. И тут я им своего адвоката сую. И советую чисто по-дружески: лучше разорвать договор, пусть даже это ни к чему не обязывающий, договор о намерениях, пока ясности не будет. Ну, а как ты знаешь: нет ничего более постоянного, чем временное!
– Думаешь, они прямо день в день разорвут договор?
– Я думаю, они сразу подпишут доверенность адвокату на всё. А уж мой адвокат сделает по этой доверенности всё, как надо. Остальное – дело техники. Расторгнем один договор. Заключим новый. Потом… всё может случится!
– Ты так уверенно обо всё говоришь, я бы проще сделал… Но мои идеи не сработают. Точнее, уже не сработали.
– Я тебе на что? Сразу бы мне позвонил, уже бы торговый центр открывали.
– Откуда же я знал, что ты вообще про эту богадельню знаешь? – искренне произнес чиновник.
– Видишь, знаю! – ухмыльнулся народный артист.
– Погоди. Вот адвокат получит доверенность и, к примеру, с нами заключит договор о намерениях. Так вдруг Безицкие на попятный пойдут и всё равно с этой богадельней станут работать?
– Не станут! После утренних газетёнок и статеек в Интернет, вечером выходит передачка на каком-нибудь из центральных каналов. Там компромат вываливается по новой. Уже с живыми свидетелями. Безицкие это смотреть будут, сто процентов. И тут снова появляюсь я и говорю: «Смотрите! На передаче как раз реальные пострадавшие вам такой ужас рассказывают, зачем вам имя Безицкой марать рядом с Кирой и Эдуардом?»
– И?.. Ты думаешь, Безицкие после этого с Эдиком и Кирой не свяжутся заново?
– Ты мне уже несколько раз задаешь один и тот же вопрос! – Каратов произнёс это со своей фирменной «однотонной» интонацией.
– Мне не верится, что всё пройдёт, как по маслу!
– Давай честно. Нам с тобой только и нужно: добиться разрыва договора о намерениях и сделать всё, чтобы сам факт общения с Кирой и Эдуардом был, как говорит молодежь сегодня: «полным зашкваром». Ты считаешь, это не в нашей власти?
– Сам знаешь, какие у тебя и у меня подвязки с медиахолдингами. Но толку-то от них… Я столько бабок вложил, чтобы свой проект отпиарить. А результат – ноль!
– Ну так давай твои вложения в СМИ отбивать! Нам нужно, чтобы ни один серьёзный журналист не опубликовал без нашей отмашки интервью с Кирой или Эдуардом. Всё будет представлено только с нашей стороны. Сериал на эту тему я гарантирую. Страха нагоню минимум на полгодика. Тебе времени хватит, чтоб всё провернуть?
– Мне бы пару недель хватило за глаза. Может и хорошо, когда внимание отвлечено на скандал. Я по-тихому всё оформлю и стройку запущу.
Белые простыни для черных риелторов
Эдуард и Кира прилипли к телевизору. Шла передача, которую срежиссировал Сергей Сергеевич. Эдик по-актёрски наблюдал, как менялось отношение публики к их персонам. Кира, как юрист, смотрела на ситуацию иначе. Иск о клевете подавать бесполезно. Каждый эксперт и гость в студии, словно их кто-то надоумил, повторял фразу: «По-моему мнению…». А за частное мнение, по закону, привлечь невозможно.
Подать иск на телеканал, на журналистку или на Каратова тоже нельзя. На что подавать? В передаче лишь озвучены факты перехода права собственности квартир артистов на руководство фондов. Эмоциональные реплики из зала в судебный иск не вставишь. Опять же: каждый имеет право на свое мнение. Каратов вообще на передаче отсутствовал. Как докажешь, что всё происходящее – его рук дело?
Но даже не это больше всего волновало супругов. Они сидели молча всю передачу и ждали лишь одного звука: звука телефонного звонка! Ну должен хотя бы один журналистишко центрального СМИ позвонить им и получить комментарий? Ведь именно так устроены законы медиа. Тишина – не естественна. Если только…
– Каратова работа! – произнесла Кира.
– Ты про что? – грустно спросил Эдик.
– Про телефон. Ни один нормальный журналист или издание не звонит… Одна мелочь трезвнит с десятью подписчиками. Или какие-то неизвестные порталы…
– Да… и на наши звонки журналистам реакция странная… Похоже нас обложили со всех сторон и хотят заткнуть нам рты. Чего делать, Кир?
– Нужно звонить известным адвокатам. Это действительно должны быть юристы с именем. Если нам везде отказ, то известные люди пробьют эту стену своей популярностью. Хотя бы у них должны взять интервью, как у наших представителей. Только так нам удастся в медийных жерновах перемолоться…
Только через неделю нашёлся единственный адвокат, который за огромный гонорар согласился представлять их интересы. Началось всё с пресс-конференции. Но это можно назвать началом конца. На пресс-конференцию пришли журналисты, «заряженные» документами и реальными историями несостоявшихся наследников, чьи квартиры отошли Эдуарду и Кире. Адвокат юлил, как мог. Но саму трансляцию и запись пресс-конференции смотрели миллионы людей. А как не посмотреть, когда обмусоливали ФИО известнейших актеров, и благотворителей, которых обвиняли в убийстве нескольких десятков человек?
Вскоре заявления от несостоявшихся наследников поступили во все инстанции. Завели уголовные дела. Следствие велось не формально. Стали всплывать обстоятельства, которые тянули супружескую пару на самое дно.
Для Киры и Эдуарда вся эта ситуация будто разделилась надвое. Словно им кто-то рассказывал анекдот про две новости: одну хорошую, другую плохую. Хорошая новость – по старым эпизодам ничего доказать не представлялось возможным. Как говорится: «нет тела – нет дела». Согласно свидетельствам о смерти, все опекаемые фондом, старики, уходили из жизни не криминально. Доказать обратное не представлялось возможным. Ведь все – кремированы. Ну а те старики, которые умерли своей смертью, могут быть эксгумированы, и экспертиза покажет отсутствие криминала!
Плохая новость: стали проверять состояние здоровье ещё живых стариков, которых курировал фонд. И здесь нашли странные схемы лечения, которые могли привести к острой сердечной недостаточности или обострить определённые заболевания. Сиделки не смогли внятно объяснить: кто и почему рекомендовал или заменял препараты и как в принципе определённые пилюли попадали к старикам. Сиделки переводили стрелки на руководство фонда. Мол, они сами приходили к пенсионерам и все вариации с лечением – дело рук Киры и Эдуарда.
Вполне закономерно прошёл обыск как в офисе, так и в квартире руководства фонда. Кира и Эдуард настолько были морально раздавлены событиями последних дней, что не потрудились позаботиться об утилизации синей книжицы, куда Кира собственной рукой записывала схемы «лечения» стариков. Уголовное дело пополнилось весомыми доказательствами. Состоялся суд. Киру и Эдика отправили под домашний арест и наложили арест на все их счета и имущество.
Находясь дома, они узнали об исключении Эдика из ВУЗа МВД. Их нотариус скрылся заграницей. Врач, естественно, тоже пропал. Самой неприятной новостью для супружеской пары было даже не это. Из новостей они узнали о преждевременной кончине вдовца и дочери Безицкой. По официальной версии, им неизвестные поклонники таланта Безицкой прислали домашних грибочков. Тронутые такой наивной заботой, вдовец и дочь отведали сей деликатес и, не приходя в сознание, скончались через сутки. Кто принёс грибы, выяснить не удалось. Но тот факт, что незадолго до этого родственники Безицкой подписали документы с новым фондом, бенефициары их преждевременной кончины были понятны. Не прошло и сорока дней с момента их погребения, как на «пятне» вовсю вколачивали сваи для нового торгового центра.
Эдуард и Кира восприняли это, как чёрную метку. С этого момента они не жили, а существовали. Они ждали исполнения высшей меры наказания в любой момент. И уже не важно: кто вынесет этот приговор. Но тут судьба, казалось, дала им последний шанс и супруги за него ухватились мёртвой хваткой.
Адвокат, который представлял их интересы, напросился к ним на встречу. Обсудив текущие дела, адвокат вдруг замолк и, после затянувшейся паузы, произнёс:
– На меня вышли представители силового ведомства. Их предложение такое: они могут развалить дело. Тел – нет. Из обвинений – лишь какие-то схемы лечения в старой тетрадке. Я договорюсь со всеми обиженными родственниками о компенсации.
– Разве это возможно? – наивный вопрос Эдуарда заставил Киру искренне рассмеяться. Это произошло с ней впервые за всё время процесса.
– Дорогой, за деньги и не такое возможно. Сколько? – обратившись к адвокату, спросила Кира.
– Легче сказать, что у вас останется. Это две однокомнатных квартиры. Зато гарантированно будут сняты все обвинения.
– В однушке жить, а другую – сдавать… – чуть не плача произнёс Эдик.– А этим, как вы говорите, силовикам, это всё зачем?
– Деньги. – ответила за адвоката Кира. – У них есть ресурсы всё это провернуть, а у нас – активы, чтобы это оплатить.
– Верно! – согласился адвокат. – Но в любом случае выбор за вами. Я лишь озвучиваю предложение.
– А какие гарантии? – Эдик вдруг выпрямился.
– Какие тут гарантии… – вытирая слёзы в уголках глаз, произнесла жена. – Пишем мы с тобой дарственные на незнакомых нам, людей после того, как снимают арест на имущество. Если взбрыкнём – дело возобновят по вновь открывшимся обстоятельствам. Так?
– Вы же сами всё понимаете… – адвокат многозначительно покачал головой.
– Выхода у нас нет, Эдик! Уж лучше иметь квартирки-живопырки и дожить спокойно, чем сидеть до конца жизни в тюрьме.
– Ты же у нас голова! Я согласен! – Эдик взял супругу за руку и заплакал, как ребёнок.
Прошло около года после этого разговора. В одной из однушек, расположенной на окраине Москвы, найдены два трупа. Согласно заключению эксперта, пожилая супруга не пережила второго инфаркта. А супруг, видимо спешивший к ней на помощь, нечаянно поскользнулся и при падении ударился виском об угол стола.
Следов взлома не было. По мнению соседей, пара жила замкнуто и всегда выходила в тёмных очках. Посмертное вскрытие не показало криминала. Ну, а тот нюанс, что у супруги был свежий укол, так это можно объяснить следующим. Муж постоянно ей делал инъекции. Врачи в местной поликлинике подтвердили: да, у супруги было слабое сердце. Паре предложили медсестру, но они сказали – уколы сами делать умеют.
Правда, эксперта смутили синяки на запястье мужа. Будто кто держал старика за руки. Он хотел было отразить это в заключении. Но вскоре последовал звонок сверху. В итоге: смерть супруга была определена в результате несчастного случая.
За трупами этих стариков так никто и не пришёл. Их похоронили за государственный счёт. На их могилку ни один человек не принёс ни одного цветочка. За их душу никто не поставил свечу. А всё потому, что звали их Эдуард и Кира и молиться за их упокоение было не кому.
Прошел ещё год. Один бизнесмен решил обновить интерьер в своём отеле. В ходе криворукого ремонта рухнули перекрытия. Это привлекло внимание СМИ. Журналисты хотели было вычислить собственника, чтобы задать ему вопросы и, запросив выписку, наткнулись на имя первого владельца квартиры. Это была недвижимость, ранее принадлежавшая известному артисту по имени Вахтанг. Потом им владели скандально известные Кира и Эдик. Далее, Кира и Эдик написали дарственную на сегодняшнего хозяина квартиры. Акулы пера стали пробивать биографию этого собственника. Им оказался… двоюродный племянник жены одного из столичных следователей. Журналисты стали дальше рыть информацию и выяснили: на племянничка также были отписаны ещё 2 квартиры, ранее принадлежащие руководителям самого известного благотворительного фонда!
Журналисты почувствовали: запахло сенсацией. Они стали дальше раскручивать эту тему и нашли интересные факты. Некоторые активы Эдуарда и Киры перешли по дарственным родственникам или знакомым следователей, судей и экспертов. Это были те персоны, которые вели дело благотворительного фонда. Произошло это как раз тогда, когда был снят арест с имущества Киры и Эдуарда и уголовное дело в отношении них было развалено.
Вездесущему ёжику в тумане снова было бы очевидно: без отмашки очень серьёзных дядь в погонах это дельце бы не выгорело. Но связь со «звёздоносцами» здесь установить не представлялось возможным. Самые ценные объекты были переписаны на какие-то фирмы-однодневки и несколько раз перепроданы. Потому нельзя было оценить: сколько и кому ушло «на самый верх».
Зато журналисты раскопали контакты наследников стариков, пострадавших от деятельности фонда. Истории этих родственников были как под копирку. Когда вышли все разумные сроки ожидания, наследники решили было потребовать то, что полагалось по закону. Но тут выяснилось: основные фигуранты уголовного дела – Кира и Эдик, уже умерли. Активов, на момент их смерти, никаких нет. Дело повторно возбуждать никто не будет. Так что, дорогие родственнички, финита ля комедия!
В день, когда уже шли последние правки статей и монтаж передач, вдруг, акулам пера кто-то сверху намекнул, что есть «священные коровы», которых трогать нельзя. И даже акулам эти млекопитающие не по зубам. В итоге, вся шумиха по этой теме утихла. Осветить одну из ярких коррупционных тем так и не удалось.
В то же самое время, на одной из вилл юга Франции, молодая жена очень известного российского адвоката устраивала приём. Если у себя на родине их семья пользовалась почётом и уважением, то здесь, в Европе, на них смотрели, как на выскочек-нуворишей. Потому супруге хотелось чем-то поразить этих зажравшихся снобов. Не найдя ничего лучше, она решила напялить на себя подаренный мужем, драгоценный гарнитур. Только она появилась в гостиной, как гости ахнули от ослепивших их сапфиров и бриллиантов. Супруг чуть не выронил бокал и, на ватных ногах, подошёл к жене:
– Дура! Что ты наделала! Я же сказал: никому и никогда не показываться в этих побрякушках! Быстро сними их! Если кто ближе подойдёт – сразу поймёт их реальную стоимость и ценность.
– А что я гостям скажу? – промямлила жена.
– Говори, голова заболела. Потому пошла снимать всё. И с башкой у тебя бо-бо и поведение дурацкое, потому как ты беременна. Ни слова о том, что это подлинное. Всем говори: бижутерия.
– Но они теперь будут считать меня полной идиоткой…
– А ты такая и есть, кретинка! Но уж лучше они будут считать тебя дурой, чем в тюрьме сидеть. Поняла?
Супруга прикрыла лицо рукой, чтобы скрыть слёзы и вышла. Адвокат, как ни в чём ни бывало, вернулся к гостям и стал сетовать, мол, супруге внезапно стало нехорошо. Но это вполне объяснимо: скоро они станут родителями. Все кинулись поздравлять будущего папашу и об инциденте с неуместным появлением супруги в дорогущих украшениях уже никто особо не вспоминал.
Жена адвоката, в слезах, снимала с себя гарнитур от Картье. Она вспомнила, как её муж принёс украшения в разобранном виде. Разложив перед ней «Лего» из бриллиантов и сапфиров, супруг строго-настрого наказал ей: никому и никогда об этих украшениях не говорить. Тогда он представлял интересы руководителей благотворительного фонда, чьих имён она и не запомнила. Но разве мог запрет на ношение «цацек» остановить молодую женщину?
Она уговорила мужа показать гарнитур известному ювелиру. Муж сдался. Если честно, ему и самому не терпелось узнать истинную ценность украшений. Просто адвокат привык заниматься оценкой после того, как пыль от дела уляжется. Но можно же хоть раз в жизни сделать исключение?
И вот, только они разложили перед ювелиром камни и основу для их вставки, как ювелир тихо, словно боясь спугнуть удачу, промолвил лишь одно слово:
– Картье.
– Как Картье? – у супруги адвоката заиграл румянец.
– Это гарнитур, сделанный под заказ для дочери богатого золотопромышленника в начале двадцатого века. Считался утраченным после революции. Но сохранились фото. Показать?
– А сколько это может стоить? – спросила супруга адвоката.
– Произведения искусства так не оцениваются, мадам! – не скрывая брезгливости произнёс ювелир.
– Детка! – как можно мягче начал адвокат, словно оправдываясь за свою супругу. – Это же Картье! Начало 20 века. В тот момент в России ювелирный дом делал украшения на заказ членам императорского дома. Исключения: только для очень богатых людей.
– Одно можно сказать: любой коллекционер выкупит это не глядя, если доказать историю владения! – почему-то слова: «история владения», ювелир произнёс ехидно.
– Сколько будет стоить восстановить всё в прежнем виде? – адвокат спросил так, будто не воспринял всерьёз последние слова ювелира.
– Может, мы без дамы обсудим финансовые вопросы?
Адвокат сделал знак жене, и та скрылась за дверью.
– Я заплачу сколько скажешь за работу и в десять раз дам сверху за молчание. Идёт? – спросил адвокат.
– Хорошо! – ответил ювелир. – Сделаю всё, как всегда! Но на этот раз ты отхватил действительно произведение искусства.
– А на меньшее я и не согласен!
– Но ты же его никому и никогда показать не сможешь! Знающий человек сразу оценит и разнесёт по всеми свету. И станут тебе задавать ненужные вопросы.
– Это уже мои проблемы. – усмехнулся адвокат.
Ювелирный комплект был вскоре восстановлен. Его, как и остальные сокровища коллекции, было решено увести в Европу. Обладая связами в определённых кругах, для адвоката это плёвое дело.
Среди своих знакомых он слыл заядлым коллекционером. Мог отдать состояние за какую-то помятую гравюру или портсигар. Но целиком его трофеи никто никогда не видел: всё хранилось в Европе. Ну а как иначе спрятать то, на что право собственности доказать сложно? Да и подельники адвоката – люди не простые. Могли, в случае чего, легко экспроприировать его коллекцию! Адвокат понимал, с кем имеет дело и какие риски с этим связаны. Потому, чтобы не вводить в соблазн своих «коллег по цеху», хранил коллекцию заграницей.
Адвокат за свою карьеру заработал столько, что хватит на десять поколений вперёд. Но страсть коллекционера оказалась сильнее. Потому он работал лишь с теми, у кого имелся хоть какой-то интересный для него, антиквариат. Так, изучая фигурантов дела благотворительного фонда, он наткнулся на несколько фамилий, у кого могли быть предметы старины. Потому он и согласился представлять дело Киры и Эдуарда, зная, чем для него закончится этот процесс. По иронии судьбы, артистка Петрова со своим гарнитуром Картье вообще не попала в поле его зрения. Однако, когда силовики провели ревизию арестованного имущества и честно рассказали ему о каких-то синих камушках, адвокат понял: он сорвал джек-пот.
