Наталья Ивановна Скуднова
Липкие люди
Во многом благодаря таким репликам, передача получилась шумной и безрезультативной. Старший брат ещё больше настроил общественность против себя хотя бы потому, что ему и его адвокату просто не давали возможности закончить свою мысль. А фонд заработал лишние баллы как честная благотворительная организация.
Через несколько месяцев выпустили ещё передачи. Одну по итогам проигрыша в суде старшего брата. Другую – про гибель старшего брата от передозировки. Третью посвятили закономерной кончине младшего сына Вахтанга по «естественным» причинам.
Но ни на одной передаче, ни в одной газетной статейке, не было ни одного вопроса про то, что стало потом с квартирой Вахтанга и про реальное местонахождение сына-инвалида всё это время. Отсутствовал даже намёк на такую постановку вопроса! Что уж говорить о других вопросах… Например: почему бы благотворительному фонду не восстановить справедливость и не оформить завещание на старшего сына? Почему при таком бережном уходе, так быстро ушёл из жизни усыновленный инвалид?
И самое главное – почему именно усыновление? Если Кирочка и Эдик, такие добрые и бескорыстные, так оформите опеку! Ведь при опеке, опекун не имеет право наследования. Тем более, если опекаемый – невменяемый инвалид с детства.
Кира это понимала и сделала всё возможное для оформления именно усыновления. Только усыновление гарантировало, что квартира Вахтанга отходила новым родителям, то есть Эдуарду и Кирочке. Если бы старший сын Вахтанга обратился в суд, Кира, благодаря наработанным связям, от судов со старшим братом-наркоманом отбилась. Наследников у старшего сына не было и не будет. Да и он сам не жилец уже был! Через свои каналы, благотворители «пробили» все болезни старшего сына. С таким букетом вообще чудо, что тот стоял на ногах.
В итоге: по закону, к Кире и Эдуарду не придраться. Ну а то, что брат ушёл за братом, так это не иначе, как роком не назовёшь! К тому же липкая пара так искренне рыдала над могилой усыновлённого мальчика, что ни у кого из собравшихся даже тени подозрений не возникло, что его кончина была не случайна.
Разумеется, Кира и Эдуард лично не отдавали приказ об убийстве. По опыту «работы» со стариками Изотовым и Кричевским, они ясно поняли одно: природа справится сама. Главное не мешать болезни сделать своё дело и лишь немного корректировать нужный исход определёнными препаратами.
С младшим сыном Вахтанга им, как говорят преступники: «подфартило». Как только прошли все ток-шоу и суды, где несчастного парня нужно было показывать общественности в «товарном виде», его жизнь перестала представлять ценность для «родителей». Потому их домашний доктор предложил «корректировать» дозировку нейролептиков, чтобы сын как можно скорее увидел брата и отца на том свете. Кира уже было внесла в синюю книжицу план «лечения», как вдруг, сын Вахтанга где-то подхватил простуду. Пришлось лечить вначале этот недуг.
Лечили-лечили, но становилось только хуже. Это и немудрено! Липкая пара всё это время продолжала перемещать больного мальчика из одного лечебного заведения в другое. Результат: воспаление лёгких. Вскоре Кира и Эдик, со слезами на глазах, получали свидетельство о смерти. Не прошло и года после кончины инвалида – как в бывшей квартире Вахтанга открылся отель.
Конвейер из стариков
В «нулевые» года для фонда наступило поистине золотое время. Подопечных – около 60 стариков. У организации появился сайт, где регулярно выставлялись свежие фотографии счастливых пенсионеров. Если старик или старушка могут хоть как-то передвигаться или демонстрировать своё мастерство, организована соответствующая страница с творчеством деятеля культуры и искусства. Лепота, да и только! Из-за этого складывается впечатление, мол, фонд не только продлевает физическое существование, но и творческую жизнь. Один этот факт выгодно выделял фонд среди других подобных организаций.
В разделе «новости» часто мелькали лица известных политиков, чиновников, деятелей культуры, которые что-то дарили фонду, кого-то навещали, с кем-то пересекались на мероприятиях. Опять же: зачем? Эдуард и Кира из кожи вон лезли, чтобы у их детища появился некий флёр избранности и незапятнанности. Мол посмотрите, люди добрые: нас и депутаты с чиновниками знают, нас и бизнесмены с церковными служителями ценят! Значит: сам фонд надёжный и нам стоит доверять.
Фонд стал чем-то вроде машины по генерации доверия. Мошенники отлично освоили манипуляцию на всех уровнях: пускали пыль в глаза сильным мира сего, а старикам давали возможность напоследок поделиться частичкой мастерства и порадовать преданных поклонников.
В результате такой «работы» пожертвования приходили со всей страны. Денежку переводили и нищие старики, и солидные предприятия. Ведь сам фонд, равно как и его руководители, стали мега-популярны. Здесь главную роль сыграло желание верить во что-то хорошее: люди хотят знать, что где-то рядом с ними по одной земле ходят «святые». И за эту свою веру они готовы содержать малознакомых личностей и организацию, которой эти «святые» управляют.
Фонд не попался ни на одной мошеннической схеме по выводу денег. Ведь он не для этого существовал! Цель фонда – не обналичить средства и не быть очередной прачечной, а приносить доход двум конкретным персонам: Кире и Эдуарду.
После шумихи с наследниками Вахтанга, пара буквально прописалась в телевизионных студиях. Ни одна передача о пожилых артистах не обходилась без их участия. За свой выход, пара заламывала пятизначный гонорар. Естественно, по безналу и под эгидой помощи пенсионерам. Им платили такие суммы. Ведь на благое дело как не дать?
Фонд можно сравнить со старинным домом в центре столицы. Снаружи он отреставрирован и производил впечатление крепкого и надёжного здания. Рядом – парковка для дорогих авто, из которых выходят благотворители и несут пожертвования. В каждом окне – по улыбающемуся пенсионеру. По коридору бегают сиделки: в одной руке у них таблетки, а в другой – диплом о медицинском образовании. Их цель: сделать жизнь каждого пожилого человека полноценной и счастливой. Но… если проверить коммуникации и перекрытия данного строения… В фонде всё сгнило и готово обвалиться в любую секунду!
Разложение системы всегда начинается с разложения руководства. Спусковым механизмом послужило то, что Кире и Эдику надоело строить из себя святош. Их до ужаса достали визиты к старикам. Им надоели пенсионеры с их рассказами об ушедшей славе. Им обрыдло каждый день отправлять открыточки и телеграммки. Они не выносили сам факт говорильни по телефону по душам. Всё делалось с изнасилованной улыбкой. Всё – через надутую самомнением, губу.
Наивные старики не видели или не хотели замечать явных перемен в отношении к ним. По факту, Эдуард и Кира делали свою работу, словно отбывали тюремный срок. С 9 до 20 часов – время их добровольного заточения. Лишь после всех запланированных визитов и звонков, они оттаивали душой на тусовках. Эта, парадная жизнь и не давала им сорваться и наделать глупостей. Можно сказать смело: единственное, что ещё грело душу адвокатши и актёришки – светские мероприятия. Тусоваться оказалось их призванием. Будь они моложе, то не вылезали бы из ночных клубов. Но возраст и статус обязывал держать фасон.
«Держать фасон» – как раз про Киру и Эдуарда. Точнее фразы для них и не придумаешь. Пара всегда и везде была при полном параде. Им казалось недостаточным надеть маску «святых благотворителей». Они боялись: вдруг кто-то увидит всю их фальшь? Потому нацепив на себя дорогие костюмы и блестящие аксессуары, пара надеялась отвлечь внимание от собственных уставших, равнодушных и озлобленных рож.
Одевались они хоть и дорого, но безвкусно и несуразно. Эдуард повадился носить везде белые костюмы. И на светских раутах, и в скромных жилищах стариков, он неизменно появлялся, будто на кастинг на роль аристократа: белоснежная сорочка, светлый пиджак и брюки. Домработница раз в неделю отдавала всё в химчистку. Ведь по мнению руководства фонда, на их одежде не должно быть ни единого пятнышка.
Кира предпочитала неброские наряды. Но без украшений общим весом менее 5 карат даже мусор не выносила. Смотрелось это особенно нелепо, когда она появлялась, обвешанная бриллиантами, в обшарпанных квартирах опекаемых пенсионеров.
Она помешалась на драгоценных камнях. Пара даже арендовала сейф в банке под коллекцию украшений. История этой коллекции примечательна и много говорит об их основателях. Равно как и объясняет причину резкого роста смертности в их фонде.
У Киры и Эдуарда имелось неизменное правило. После кончины стариков, пара проводила полную ревизию их имущества. Они не повторяли глупостей, как домработницы прима-балерины Малининой. Потому перед тем, как утилизировать или продать любой документ или вещь, всё просматривалось и перебиралось вручную. А вдруг старичок или старушка прозрели и успели написать предсмертную записку или оставить нечто, что бросит тень на их фонд? Тогда это станет уликой! Если хоть что-то вызывало сомнение – всё сжигалось. В топку шли также документы, не представляющие материальной ценности. Устраивалось нечто вроде «аутодафе памяти»: к сожжению приговаривались фотографии, дневники, документы и прочие бумажные свидетельства жизни старика или старухи. В плане уничтожения памяти Эдику и Кире не нашлось бы равных! Они сжигали всё так, что соседи не чувствовали запаха дыма.
И вот, в один из вечеров, супруги перебирали вещи в квартире, только что перешедшей им по дарственной. Это была недвижимость некой актрисы Петровой. Актриса стала четвёртой по счёту жертвой фонда (после Кричевского, Изотова и младшего сына Вахтанга). Старушка-божий одуванчик отошла в мир иной благодаря специальному подбору препаратов, понижающих давление. Из-за этого она была в забытьи последние полгода. Даже если бы и захотела поделиться воспоминаниями, чисто технически сделать она этого бы не смогла. Об этом уже скоро очень пожалеют руководители фонда, так как старушка, как выяснилось, оказалось не только собственницей двушки.
Так вот. Сидят Кира и Эдуард и перебирала выцветшие фотокарточки. И вдруг… они наткнулись на три потёртых спичечных коробка. Сам факт нахождения коробков в мешке со старыми снимками и негативами, вызывал интерес. Каждый коробок весил столько, сколько весили бы спрятанные внутри него свинцовые грузики. Эдуард пытался открыть один из коробков, но так как тот оказался чем-то плотно набит, пришлось его вскрывать ножницами. Ковырнув один из коробков, пара остолбенела. Оказалось, коробок весь заполнен синими камнями. Кира сообразила подложить одну из больших фотографий, чтобы из вспоротого коробка не пропал ни один камушек.
Хоть на тот момент пара не особо разбиралась в драгоценных камнях, но даже при тусклом свете стало очевидно: перед ними настоящий клад! Подтверждало это ярко-синий цвет камней размером с небольшие виноградины и отличная огранка, раскрывающая небесный цвет минерала. Сами камни – не одинакового размера. Они были подобраны от крупных к более мелким.
– Откуда у этой нищей старухи столько камней? – разохался Эдик. – Ей даже анальгин не на что было купить. Жила в малюсенькой двушке. Ничего не понимаю…
– Да ты на фотографии посмотри! – мгновенно смекнула Кира. – Она вроде как из дворянской семьи. Видимо, всё оттуда. Ну ка, давай фотографии внимательно смотреть.
Пара тут же стала вглядываться в пожелтевшие карточки и вчитываться в надписи к фото. На оборотах фотографий, обвешанные «ятями», были выведены каллиграфическим почерком имена и фамилии. Одно фото в массивной рамке тут же привлекло внимание благотворителей. На нём – женщина в роскошном наряде начала ХХ века. Но сама рамка походила на продолговатую коробочку толщиной около двух сантиметров. Да и по весу рамка-коробочка, словно сделана из чугуна.
Эдик чуть ковырнул краешек, и коробочка приоткрылась. А в ней – вторая часть клада: основа старинного ожерелья, браслета, серёжек и броши. Отдельно лежал разобранный перстень: он состоял из полукруга, который раньше надевался на дамский пальчик и основы, куда крепились камни. Таким же образом хранились и составляющие диадемы: немного смятый обруч (видимо по-другому он не помещался в узкий сейф) и все элементы, которые крепились к нему.
Скорее всего, перед хозяином украшений стояла задача: спрятать всё так, чтобы весь драгоценный комплект уместился в узкий сейф. Так как кольцо и диадема целиком не помещались в рамку-коробочку, их «разобрали» таким вот способом.
Почти все места для вставки крупных камней были пусты. Лишь мелкие синие камушки сохранили в оправе. Также в оправе были и другие камни – искрящиеся, похожие на бриллианты. Сама основа представляла из себя тонкое, но весьма прочное и витиеватое плетение. Металл белый и не потемнел от времени. Если в эту основу вставить недостающие крупные синие камни из коробков – получится редкое по красоте, изделие. Кира тут же поняла: в тайнике хранилась основа для комплекта старинных украшений, а в спичечных коробках спрятаны камни от него.
– Вот так старушка, нищий одуван… – промолвил Эдик глядя, как Кира аккуратно разложила на столе основу для ожерелья и пыталась к пустующим местам для вставки приладить камни из коробка.
– Нужно всё это забрать домой вместе с фотографиями и изучить родословную нашей актрисы.
– А как? – спросил Эдуард.
– Молча и незаметно! – Кира почему-то обиделась на супруга. – Ну чего ты ерунду спрашиваешь? Придём домой и включим интернет. Может там информация всплывёт.
– Да не горячись ты, почему ж ты так разволновалась? – Эдик непонятно за что, стал оправдываться.
– Как тут не горячится! Ведь эти украшения мы, скорее всего, и показать-то никому не сможем! Я хоть и не понимаю в камнях, но в этих коробках явно больше, чем мы с тобой в фонде заработали за всё время. Спрятать это нужно. Давай-ка прямо сейчас поедем в банк и закажем ячейку для хранения.
– Мне одно не понятно: зачем же всё разломали? Каркас отдельно, а камни – в коробки понапихали? – спросил Эдик.
– Может, у одного из членов семьи хранился один коробок, у другого – второй, ещё у одного – третий. Ну а фотография с тайником – у четвёртого. Так по отдельности легче всё спрятать. Да и камни можно продать в случае голода или нужды. Потому они более-менее крупные и вытащили и по коробкам рассовали! Но обрати внимание: ни одного камня не пропало. Все сходится! – резюмировала Кира.
– Сколько ж это стоит? – у Эдуарда заблестели глаза.
– Я даже не представляю! Вещь или царская, или князьёв каких-то. Но сунутся с оценкой к ювелирам мы не сможем. Сразу возникнут вопросы: откуда гарнитур. А такого уровня драгоценности даже по отдельным камням вычислить могут. Или мы с тобой всё сдаём как клад и получаем свои 25%…
– Или?! – с укоризной сказал Эдик. Понятно: получать жалкую четверть от сокровищ он не планировал. Кира на вопрос мужа лишь улыбнулась! У неё и в мыслях не было рассматривать такой вариант:
– …или мы сами пытаемся выяснить: откуда у бедной актрисы царские цацки и всё прячем у себя! – закончила она.
– Погоди-ка… – Эдик аж дёрнулся. – Смотри на фотографию, где каркас спрятан был. Заметила сходство?
Кира взяла в руки фотографию и тут же чуть не выронила её из рук.
– На бабе – колье и браслет. – дрожащим голосом произнёс Эдик.
– И серёжки… – дополнила Кира.
– Значит, хранила наша актриса семейную реликвию, не иначе.
– Жаль только… – начала Кира.
– Не понял! – У Эдуарда аж лицо вытянулось. – Ты что: жалеешь, что мы эти драгоценности нашли?!
– Конечно нет! – рявкнула Кира. – Я жалею, как быстро всё с ней случилось. Мы же её на препаратах держали. Она спала, считай, всё последнее время. Теперь не выяснишь: откуда такие сокровища и хранила ли она ещё чего-нибудь.
– Кто ж знал, что у нищей актрисы царские драгоценности. Всё! Бегом в банк это прятать.
Тем же вечером, поместив чужие сокровища в банковскую ячейку, семейная пара погрузилась в изучение родословной актрисы Петровой. Забив в поисковом окне фамилию «Петрова», благотворители ничего подходящего не нашли. Зато фамилия, указанная на фотографии и девичья фамилия актрисы, сразу объяснила многое. До революции двойная фамилия «Азанова – Эльх» гремела на всю Россию. Известность и состояние этой семьи сравнима с сегодняшними миллиардерами. Ведь «Азановы» – одни из крупнейших золотопромышленников России. Семья нажила огромный капитал, исчисляющийся миллионами рублей. Единственная наследница вскоре вышла замуж за небогатого дворянина по фамилии Эльх. Таким образом появилась не только аристократичная пара, но и двойная фамилия. Супруги переехали в столичный Петербург. Построили роскошный особняк. Денег было столько, что муж дарил своей любимой жене по пасхальному яйцу работы Фаберже. Сам факт заказа такого подарка у придворного ювелира, подтверждал высокий статус заказчика и его баснословное состояние.
Очевидно: в доме предков актрисы не держали бижутерию. Да и невозможно предположить, что так бережно станут хранить дешёвку! Одна выемка камней – кропотливая ювелирная работа, которая под силу лишь профессиональному мастеру. Явно актриса оберегала семейную реликвию как минимум из золота и сапфиров.
Но сколько пара не изучала чужую родословную – ответов по ценности ювелирного гарнитура не находила. На самом изделии отсутствовала проба и хотя бы какое-то клеймо или маркировка мастера, а к камням не полагался сертификат. Складывалось впечатление: ювелир, который вытаскивал камни, специально все опознавательные знаки уничтожил. Потому определить ценность изделия могла только художественная и ювелирная экспертиза.
Как удалось сохранить царские сокровища и имелось ли ещё что-то ценное у актрисы, уже не выяснишь. Три недели семейная пара перерыла всё в доме. Даже вскрывали пол, проверяли фановые трубы и ободрали до кирпича стены: нашли лишь несколько копеек времен СССР.
Но факт оставался фактом: Кире и Эдуарду досталось произведение ювелирного искусства, представляющее художественную, материальную и историческую ценность.
Через два дня после финального шмона, когда в квартире актрисы были вывернуты наизнанку стены, пол, потолок и трубы. у Киры сдали нервы. Как ни пыталась она по интернету выяснить стоимость камней, всё безрезультатно. Даже измерив их линейкой вдоль и поперёк и определив, таким образом, вес в каратах «на глазок», конкретики по цене нет. Ни точного веса, ни реальной ценности камней, ни даже их названия, адвокатша не знала.
Кира отнесла один из средних синих камушков ювелиру. Того чуть удар не хватил, как только он увидел камень:
– Откуда у вас это? – вдруг в голосину взвыл до этого уравновешенный и интеллигентный мастер.
– От бабушки мужа осталось кольцо. Вот выпал камень. Думаю, сделать новую оправу. – Кира отбарабанила заблаговременно отрепетированную фразу. – А что за камень?
– Великолепный и редчайший сапфир. Старинная огранка. Такого уровня камни могли позволить лишь аристократы.
– Не удивительно! Семья мужа имела дворянские корни. – заранее заготовленную ложь проговорила Кира. – Кстати, а сколько примерно такой камушек стоит?
– Минимум 10 тысяч долларов.
– Да… Такой камень требует достойной оправы. Самое лучшее – бриллианты?
– Я могу предложить классическую модель, например… – начал было распинаться ювелир.
– Спасибо, я подумаю. – Кира прервала его и, быстро распрощавшись, вышла из мастерской.
На улице её ждал взъерошенный Эдик. Увидев супругу, он еле сдержался, чтобы не кинуться к ней.
– Что ты дёргаешься! – сквозь зубы проговорила Кира. – Иди спокойно.
– Ну? Сколько стоит? – покусывая от волнения губы, прошептал Эдуард.
– Минимум 10 тысяч долларов. – отрапортовала Кира.
– А всего камней…
– Если все сапфиры, то умножай на 30. Итого одних только синих камней на 300 тысяч долларов. Но это мы ещё самые крупные не оценили! Они могут стоить в несколько раз дороже! А само изделие, считай, под полмиллиона. Если оно Фаберже или какого-то другого известного ювелира, то дороже.
– Ни хрена себе! – Эдик даже подскочил. – Пара камушков равняется стоимости квартиры, где их прятали.
– Жаль. Нельзя это всё продать…
– Почему? – удивился Эдик.
– Потому что ты дурак! – отрезала Кира. – Вспомни Малинину! С чего кипишь начался? Ну! Говори!
– Чего разоралась. – Эдик не шёл на попятный. – Подошла к нам тётка Каратова и…
– Ты совсем безголовый, да? – Кира завелась не на шутку.
– Говори по делу, сучка! – муж ясно дал понять: Кира перегибает палку и уж если Эдик заведётся, скандал разразится прямо на улице. Но супругу уже не остановить:
– Ты же преподаватель в милицейском вузе! Хотя бы книжки читал, которые в библиотеке на халяву можно взять! Такие произведения искусства на барахолке не продаются. Их покупает очень узкий круг на аукционах. А кипишь подруга Малининой подняла, как раз тогда, когда на аукционе продавали картины балерины. Причём картины были чистые: Малинина сама разрешила их реализовать. Подпись на документах её стояла! Уже неважно: в каком состоянии ума она её ставила. И ещё тебе для справки, ментовский лектор! Любой аукцион проверяет не только подлинность, но и историю владения. Ты думаешь, там такие же тупоголовые, как ты? Мало предложить ценную вещь для аукциона! Нужно доказать, что покупатель приобретет то, что потом возвращать не придётся. Никто не хочет связываться с краденым. Вдруг этот ювелирный комплект когда-то принадлежал каким-нибудь князьям или императорам? Для семьи золотопромышленников купить яйца Фаберже – не проблема! Потому это спокойно может оказаться гарнитур каких-нибудь царей. А ты как докажешь, что хотя бы камни твои? Никаких документов, что нам Петрова завещает всё своё имущество, у нас нет! У нас лишь дарственная на квартиру! Только мы эти камни засветим, как набежит куча дальних родственников Петровой! Мы ещё не знаем, как нам аукнется её дарственная на квартиру. Но как только речь зайдёт о полумиллионе долларов, то тут же повылазят троюродные племянники и четвероюродные дяди.
– Ну я ж не знал… – Эдик театрально развёл руками. Он хоть и понял: жена во всём права. Но признавать свою глупость так сразу не хотел.
– Да я не на тебя злюсь, а на себя… – вдруг жалостливо произнесла Кира.
– Чёй-то ты? – муж нежно погладил Киру по плечу. – Ты у нас самая умная. Мы это оба знаем.
– А той-то! – Кира хоть и передразнила супруга, но положила свою руку ему на плечо. – Я ювелиру наплела – вроде твоей семьи камень. У тебя ж действительно бабка-дворянка. Кто сейчас проверит: откуда у неё мог сапфир взяться! Ювелир в легенду вроде поверил. Это нам большой плюс: камни безымянны и вычислить украшение, в которых их вставляли, невозможно. Потому забудем мы эту историю и пусть всё в ячейке лежит.
Всё же у супружеской пары сохранилось замечательное свойство: они, хоть и бурно выясняли отношения, но мирились, находя общее. Таким общим являлся их фонд. Точнее – те барыши, которые они из него извлекали. Ради этих нетрудовых доходов они могли пойти на многое. Даже на примирение после взаимных оскорблений.
Однако вся эта история с царскими драгоценностями сильно изменила Киру. Ей, как выяснилось, просто кровь из носу хотелось постоянно чем-то выделяться. Выбившись из нищеты, её идеей фикс стало «обвешаться» всеми «достижениями» сразу, и, тем самым, словно прокричать этому миру: «Смотри! Я – есть! Я – добилась! Я – лучше остальных! Я имею право делать то, что делаю!»
Таким вот выпендрёжным средством стали украшения. Не прошло и месяца, как Кира всё же отнесла ювелиру несколько камней и ей сделали весьма неплохой, в классическом стиле, комплект. Когда те, кто разбирался в камнях, видели на адвокатше эти украшения, отмечали про себя их реальную ценность. Немногие осмеливались высказать своё восхищение вслух лично ей. Хотя, именно этого как раз и ждала всем сердцем Кира! Она искренне расплывалась в улыбке и проговаривала заранее заученный текст. Мол, всё досталось от мужниной бабки-дворянки. Якобы все украшения передавались по женской линии и теперь супруга наследника, как и принято в дворянской семье мужа, носит фамильные ювелирные гарнитуры.
В течение года коллекция «бабкиных» украшений пополнилась комплектами с изумрудами, рубинами и бриллиантами. Выходило, что бабулька у Эдика – не рядовая дворянка, а, как минимум, княжна из рода Юсуповых. Ведь чистейшие бриллианты, изумруды и рубины могли позволить лишь очень состоятельные люди в дореволюционной России.
Легенда о фамильных драгоценностях не выдерживала никакой критики! Кроме сапфиров, остальные камни имели современную огранку и дизайн под старину. Потому Кирочка шла на уловку: она никогда не снимала кольцо с сапфиром, который ей достался «по наследству» от актрисы из рода золотопромышленников. И, когда заходил разговор об украшениях, Кира вскользь упоминала, мол, это бабкино наследство! А уж один камень – явно огранён до Октября 1917 года. Главное – дать расплывчатый ответ, к которому сложно придраться. Вот Кира и отвечала неопределённо про семейные реликвии. При этом не уточняла: какое именно изделие имеется в виду.
Что касается «цены», которую платили за новое Кирочкино хобби, опекаемые фондом, пенсионеры, так цена ими была заплачена самая дорогая: жизнь. Эдик закрывал глаза на новое увлечение бездетной супруги. Он понимал: для неё все эти цапки – смысл жизни. Не будь их – не станет и жены. Сам же Эдуард довольствовался дорогими светлыми костюмами, пошитыми на заказ да поиском антиквариата для обустройства их жилья.
Теперь они – вроде как новые дворяне. А дворянам, как это и принято столетиями, положено заниматься благотворительностью. Один этот «благотворительный» факт, по их мнению, приобщал их к высшему свету. У них было всё: положение в обществе, аксессуары, костюмы индивидуального пошива, антиквариат, балы и приёмы, бриллианты и благотворительные проекты. Не хватало лишь дворянского гнезда.
Вскоре пара обзавелась элитной недвижимостью в центре. Они продали недвижимость, доставшуюся от стариков и расселили коммуналку. Теперь из окон их новой трёхкомнатной квартиры открывался вид на пруд и церковь. Ремонт сделали в стиле «Сумасшедшей Помпадур». Получился дорогой китч на тему рококо: современная отделка, кричащие цвета и навороченная техника странно смотрелись на фоне вензелей и завитков.
Позже, паре захотелось построить загородный дом в стиле Людовика XV. Им хотелось карету, ой, пардон: машину с водителем. Планов с каждым разом становилось всё больше. «Держать фасон» стоило всё дороже. Кто оплачивал все их хотелки? Конечно же – пенсионеры. Ну а кто ж ещё? Кира давно не зарабатывала по специальности. Эдуард получал символический оклад в ВУЗе. Зарплату в фонде, на радость попечителям, супруги получали небольшую.
Не будь случая с царскими драгоценностями, то так бы благотворители и жили. Ещё бы несколько стариков умерли в полном неведении; их дальние родственники остались бы без наследства; Эдуард ходил бы весь в белом; Кира – вся в блестящем. Но…Как это происходит со всеми мошенниками, семейная пара потеряла не только берега, но и бдительность. Вся погоня «за блестящим и светлым» вынуждала идти на большей риск. В их случае риск – это частые проводы опекаемых стариков под «Похоронный марш» Фредерика Шопена. Так, Кира и Эдуард стали самыми настоящими беспредельщиками! Ждать годами перехода права собственности (как это было в случае с Изотовым и Кричевским), они больше не хотели. Смерть пенсионеров стала абсолютно рутинным, будничным делом. На очередного старика Кира смотрела, как на новые серёжки и браслетик. А Эдуард на очередную старушку – как на антикварный комод.
Назвать руководство фонда животными – значит: оскорбить животных. Даже самый свирепый хищник на фоне Киры и Эдика выглядел бы беззащитным зайчишкой.
Если поставить в один ряд самые громкие дела чёрных риелторов – беспредел благотворительного фонда выделялся особым цинизмом. Ведь для черных риелторов самое непростое – найти одиноких людей. Для этого подкупают медсестёр, врачей, участковых.
Здесь же, в фонд под руководством Киры и Эдуарда, одинокие пенсионеры сами выстраивались в очередь. Сложно такое представить, но старики, словно агнцы, сами шли на бойню. Фонд стал настолько популярен, что многим пенсионерам отказывали. Критерий отказа? Нет! Не количество регалий, тяжесть болезней, отсутствие родственников или реальный вклад в культуру умершей советской империи. Легче сказать о критериях приёма в богадельню. Их было всего два: актив в виде недвижимости, начинающийся от 50 тысяч долларов и отсутствие близкой родни.
Тут важно ещё понимать специфику целевой аудитории фонда. Многие деятели культуры, обласканные властью и получившие ценные квадратные метры, профукали свою жизнь. У кого-то не получилось с детьми в своё время. Кто-то жил так долго, что растерял всю родню. Кто-то наоборот: рассорился со всеми. Но всех объединяло: отсутствие близких людей и квартира, доставшаяся от государства. Благо последнее не скупилось на выделение двушек или трёшек в престижных домах для артистов, писателей и художников.
По странному стечению обстоятельств, пенсионеры в их фонде имели недвижимости на общую сумму в несколько миллионов долларов. Тут не нужно быть Нострадамусом, чтобы предсказать: кто рано или поздно станет новым владельцем лучших активов.
Также были решены и проблемы, с которой сталкивались другие чёрные риелторы – это недоверчивость и мнительный стариков. Для группировок преодолеть данную преграду непросто. Иногда приходится долго обрабатывать пенсионеров, дабы те, по доброй воле, хотя бы впустили в своё жильё. Но для Эдика и Киры этой проблемы не существовало в принципе. Ведь их фонд «рекламировали» как сами подопечные, так и сильные мира сего. Плюс реноме самих руководителей не запятнано скандалом. Эдуард – так вообще преподаватель в ВУЗе МВД. Кира – перенесла от переживаний инфаркт. Ну как такие благородные люди пойдут на преступление?
В этом и заключался феномен фонда. Руководство из кожи вон лезло, дабы создать и поддерживать иллюзию, что их фонд – лучшая, гуманнейшая, порядочнейшая богадельня новой России. Они чуть ли не силой добивались от СМИ и своих знакомых, чтобы рядом с их фондом употреблялись прилагательные в превосходной степени. Потому старики, которым все уши прожужжали их знакомые, о том, какой это замечательный фонд, верили всему на слово. Да и как не поверить, когда не только их знакомые, но и уважаемые люди «в телевизоре» утверждают тоже самое? Вот старики и верили, что наконец-то дожили до справедливого островка коммунизма, который возглавляли бывший актеришка и адвокатша.
