Наталья Ивановна Скуднова
Липкие люди
Как только врачи увидели Малинину, тут же стали разворачивать носилки. Всем, кто зашёл в квартиру, стало ясно, почему врачи собираются её госпитализировать.
Малинина походила на мумию. Она полулежала в кресле и едва шевелила бледными губами. Добавлял драматизма и тот факт, что прямо над креслом, где она умирала, висел её же парадный портрет. На нём известный советский живописец изобразил Малинину в партии, ставшей её визитной карточкой: «Умирающий лебедь».
Милиционеры, тем временем, стали делать свою работу. Видя растерянность домработниц и их нелогичные объяснения: на каком основании они находятся в квартире прима-балерины, милиционеры стали давить на них. Домработницы, то ли от испуга, то ли от осознания того, что натворили, говоря на определённом сленге, «раскололись».
С их слов, сильнейшие транквилизаторы привозили… новые хозяева квартиры. Ведь несколько месяцев назад Малинина сама подписала соответствующие документы, по которым квадратные метры с окнами на Кремль, отходили двум племянникам балерины. Во всяком случае: они так представились и щедро платили им за уход за своей «тёткой».
На вопрос: знали ли домработницы, какие препараты они давали, что за шприц сегодня вынесли в коробке и есть ли у них медицинское образование, обе отнекивались. На следующий вопрос: почему они ограничили общение балерины с друзьями, снова сослались на племянников. Мол: те сами просили оградить их «тётю» от всех посетителей.
Люди в погонах попросили домработниц одеваться и ехать в отделение. Далее, милиционер подошел к старушке-призраку и молодой прима-балерине с вопросом:
– Как можно связаться с детьми?
– У меня есть их телефон в Америке. Но у них были жуткие отношения…
– Мы обязаны сообщить! – строго заметил милиционер. – Вы часто бывали в доме гражданки?
– Мы дружили более полувека… – не скрывая слёз, ответила старушка-призрак. – Естественно, я часто бывала у неё в доме…
– Можете оценить: всё ли на месте или что-нибудь пропало?
– Вы тоже заметили? – вклинилась в разговор прима-балерина.
– Голубушка, ну как этого можно не заметить…
– О чём вы? – оживился милиционер.
– Как о чём? – вскрикнула старушка. – О картинах! Вы что, не видите: пустые стены?
– Что это были за картины? – приготовив ручку и блокнот, спросил он.
– Малинина обладала уникальной коллекцией русских художников. Вот здесь… – старушка, словно по разорённому музею, стала вести экскурсию, показывая на пустые стены. – Вот, видите? Даже следы остались от большой картины? Здесь висел подлинник Айвазовского. А вот здесь, рядышком, маленькая картинка висела. Но это была самая любимая картина Малининой… Художник Федотов. Он рано ушёл из жизни и после него осталось чуть более 120 работ. Эту картину моя подруга планировала передать Третьяковской галерее после своей кончины. Впрочем, как и другие работы таких художников, как: Левитан, Суриков, Репин…
– Какие-нибудь из перечисленных вами, картин художников, в квартире есть? – без надежды в голосе спросил милиционер.
– Ни-че-го… – отрапортовала старушка-призрак.
– Если все подлинники, то их стоимость огромная?
– Я понимаю: вам нужно по должности оставаться циничным и всё привести к цифре. Но поймите: картины бесценны. Вдруг, мне знакомые сообщают: несколько картин из коллекции Малининой выставлены на аукционах. А ведь мы с Малининой все документы подготовили, чтобы никаких проволочек при передаче их в музей, не возникло. Оставалась лишь её подпись. А картины… Это же народное достояние. Это же…
Тут старушку накрыла истерика и опрашивать её не имело никакого смысла. Кивком головы милиционер подозвал врача. Старушку положили на носилки и увезли на скорой вместе с её же подругой.
– Ещё одно… – тут взяла слово молодая балерина.
– Что-то ещё пропало? – уточнил милиционер.
– Я не могу рыться в её вещах. Но моя наставница никогда не снимала любимого кольца. Вот и на известной картине вы это кольцо можете увидеть. Но вы обратили внимание: какие у неё артритные руки? Самостоятельно снять кольцо невозможно!
– Что это было за кольцо? – милиционер без всякого интереса задал вопрос. По опыту он знал: в жилище таких именитых хозяев, пропадает не бижутерия, а настоящие сокровища. Особенно у артистов, чья слава гремела по всему миру и кто был обласкан любовью поклонников и власть имущих.
– Огромный и редкий голубой бриллиант. 10 карат.
– То есть… – хотел было уточнить милиционер. Но молодая балерина тут же всё поняла и ответила:
– Это по-настоящему царский камень редкой расцветки. Второго такого бриллианта, можно сказать, не существует! Цена на рынке: под сотню тысяч долларов. Я цену бриллиантам знаю и, если его продать, как раритет, который ранее носила великая Малинина, а до этого он принадлежал королевской семье, то стоимость возрастёт на порядок.
Всё это время Кира и Эдик стояли где-то позади. По их грустным мордашкам можно было бы сделать вывод: они дико сочувствуют всему произошедшему. Но на самом деле всё оказалось иначе.
Их мысли, словно воронка сточной канавы, крутилась вокруг одного вывода: если бы они не обнаружили выброшенную коробку и не подняли бы кипеш, так в тихую и почила бы старушка. Ан нет! Заварилась каша и теперь они станут ещё и свидетелями.
Ведь судя по размаху и наглости, кончину балерины ускоряла крупная ОПГ. Только имея связи на самом верху, можно организовать как вывоз ценных картин за рубеж, так и в принципе покуситься на активы всемирно известной примы. А свидетелей, как показала криминальная хроника новой России, подобные ОПГ в живых не оставляют.
С этими мыслями, Эдик подошёл к одному из милиционеров. Эдуард хотел видимо поделиться своими опасениями, но милиционер что-то записал на бумажке и, отмахнувшись от испуганного актёра, направился в другою комнату. После этого Эдуард вернулся к супруге и зло прошипел:
– Всё! Записали наши контакты и велели убираться. – он взял жену под руку и вывел на лестничную площадку. – Ты понимаешь: чем всё это нам грозит? Влипли мы с этой прима-балериной. А нам спасибо никто не сказал! Эх… мы ещё и под бандитов подставились…
– Хорошо, я настояла, чтобы именно та, молодая балерина, позвонила в милицию! У неё папа в органах. Её тронуть не должны. А мы на фиг никому не нужны… Хотя…
– Опять ты свою резину тянешь! – завопил Эдик. Хорошо, что в тот момент они уже вышли во двор и никто не мог услышать их ругани.
– Не кипятись! Квартира – это фигня. А вот картины… Их никто не вернёт. А вырученные деньги от реализации народного достояния в разы больше, чем сто таких квартир. Старушка же в таком состоянии, что заявление, скорее всего, не напишет. Детям и внукам – пофиг на бабкины миллионы. Иначе бы сидели рядом с ней, как приклеенные. Сядут только эти две дуры домработницы. Бандитов не найдут. Так что нам особо опасаться нечего.
– Точно нечего бояться? – Эдик задал вопрос так, будто наконец дождался подтверждения: он вылечился от неизлечимой болезни и теперь может жить на полную катушку.
– Ну я бы так не сказала. Я вообще о другом подумала.
– О том, что нам бы тоже неплохо квартирки начать оформлять? – с надеждой в голосе произнёс муж.
– А почему бы и нет! – выпалила Кира. – Я знаю несколько криминальных нотариусов. Оформим всё грамотно и ни один суд не подкопается. Есть врачи. С ними можно консультироваться по препаратам. В фонде никто ничего не узнает. Не нарушая закон – нарушим закон!
– Ох уж мне эта твоя фраза! А как ты всё мимо фонда проведёшь?
– Легко! Давай-ка по набережной прогуляемся до нашего дома?
И вот, немолодая пара, взявшись за руки, побрела по весенней и празднично украшенной, набережной. Время и место для променада идеальное: пригревало солнышко, но с воды доносился прохладный и свежий ветерок. Всё смотрелось романтично, если не вслушаться в разговор:
– Ты – дурак! – зло прошипела Кира, после очередной словесной тирады супруга. – Привык за моей спиной отсиживаться. Ни законов не знаешь, ни в говне ковыряться не способен. Как же! Ты же потомственный актёр! Дворянин. А я кто? Родители – простые московские рабочие. Необразованные. Подпись моей бабушки на крестик похожа. Так ты любишь про нашу семью говорить?
– Марамойка, заткнись! Никто твоих предков не принижает. Больно надо! Я конкретно о нас говорю: зачем увеличивать количество подопечных? Какой смысл? – Эдик орал так, что прохожие стали оборачиваться.
– А я тебе в сотый раз повторяю: чем больше мы возьмём стариков под опеку фонда, тем незаметнее всё можно провернуть. Мы же не можем всех пенсионеров разом на тот свет отправить? Если оставлять свои квартиры нам будут лишь двое из сорока, и эти двое допустим, в течение года, отправятся на тот свет, это не вызовет много вопросов. Представим всё так, будто последнюю волю стариков исполняли.
– Так у нас уже сейчас денег на стариков не хватает. Если вдвое увеличим количество, нам не хватит даже на яблоки.
– Ну будем одно яблоко вместо двух приносить в месяц. Дарёному коню – зубы не пересчитывают. Главное для наших старичков – внимание!
– Тогда почему только хрущёвки у них брать? Вон посмотри на бандитов, которые обули Малинину. Ты сама сказала: куш они сорвали на сотни миллионов долларов. А мы, хуже, да?
– Конечно хуже! У тебя есть связи на таможне, в милиции, в органах? А бандиты? Где я тебе найду такую крышу? И ты готов с ними делиться? Придётся отдать не 10, 20, а может и все 90%! Или вообще нас грохнут, чтобы следов не оставлять. Беспредел в стране полный. Чего дальше ждать – неизвестно. Потому безопаснее всё самим делать. Лучше синица в руке, чем…
– …журавль в сортире! – закончил за неё Эдик.
– Зря язвишь!
– Чего ты боишься? Давай найдём старушку с квартирой с видом на Кремль? К нам уже и так очередь выстраивается. Да и Каратов бэушную творческую элиту к нам пачками оправляет на попечение. У некоторых недвижимость в центре под сто метров. Выбора у нас до фига. Уж я свою роль отыграю на максимум! Чего мы за так этих нищебродов обслуживаем?!
– Ты всё же дурак… – Кира замотала головой.
– А ты трусиха! – Эдик аж подпрыгнул от злости.
– Я – реалистка. Вот ты думаешь – почему у бандитов не вышло с Малининой?
– А чего тут размышлять! Не успели её прикокнуть, вот и всё!
– Как бы не так! Когда на кону миллионы зелёных, всегда всё на виду. Думаешь всё началось, когда Малинина перестала на звонки отвечать? Фигушки! Её картины всплыли на аукционе. После этого её подруга подняла хай. Сам слышал: картины почти завещаны Третьяковке. А тут бац: всё мимо кассы. Если бы не этот аукцион, у бандитов, глядишь, и выгорело дельце. А так бучу подняли и бандитам лишь картины достанутся. Но стены, где раньше эти картины висели – уже детям и внукам отойдут.
– Ну так мы просто квартиры отберем и всё. Никаких Айвазовских и Репиных никому и не покажем!
– Ты думаешь, кроме нас, желающих на такие сладкие квартирки больше нет? Да за каждым пенсионером со стометровой квартирой уже очередь стоит из участковых, медсестёр и бандосов.
– Вот только хрущёвки даром никому не сдались! – Эдик начал переводить всё в шутку, так как понял, что супруга, в итоге, окажется права. Но Кира не унималась:
– Представь себе, это так! Чем круче объект недвижимости – тем больше конкуренция. К тому же у нас фонд, и худо-бедно прикрытие Каратовских дружков из правительства. Если бы мы прибирали к рукам огромные и дорогие квартиры – с нами, а точнее, с фондом, в открытую воевали бандосы. Но когда на кону метраж в тридцать метров, и за это нужно сцепится с фондом, то серьёзным пацанам это не надо. Овчинка выделки не стоит. Ну, а от мелких бесов мы и без фонда отобьёмся.
– То есть корячимся за копейки?.. – похоже, для Эдика положительный ответ Киры звучал бы, как приговор.
– Почему за копейки?! Вот сейчас у нас на попечении два подходящих старичка. Изотов и Кричевский. Им под девяносто. Детей нет. Родственников не видно и не слышно. У них малюсенькие квартирки, но в отличных местах. Через нотариуса оформим дарственную и доживут пенсы в своих же хатках. Зато к нам никаких претензий и риски минимальны. Препараты научимся давать в нужных дозировках. Врачей я найду…
– Я в медицине и в юридических делах ничего не понимаю. Но вот нужную таблетку дам с удовольствием. Даже уколы делать научусь и пелёнки стану менять!
– Ты?! Уколы? Пелёнки?
– Если надо – стану и пелёнки, и уколы, и всё, что скажешь, делать. Когда на кону миллионы, уже не до брезгливости. Ты лучше другое скажи: на кого оформлять-то будем?
– Квартиры? – уточнила Кира. – А на себя и будем!
– Нас могут как-то вычислить? – прервал её супруг.
– Будем кремировать. Для подстраховки. Но если не удастся сжечь, станем всё делать так, чтобы даже в случае эксгумации ничего криминального не нашли. Не будем наглеть и оформим всего две квартиры. Остальные – пусть живут! Чем дольше пенсионеры у нас доживают – тем выше к фонду доверие и тем больше квартир можно получить со временем.
– Но вдруг Сергей Сергеевич…
– Ну ведь всё через нотариуса! Старики так захотели. Мы же всего-навсего выполнили их последнюю волю.
– Может, спектакль разыграть? – не унимался Эдик.
– Ну какой ещё спектакль? – на выдохе произнесла жена.
– Как с Фимкой, помнишь? Снова всех пригласим. Пусть видят: как мы ухаживаем.
– Это на премьеру народ припёрся. И роль второго плана выполнял один из лучших операторов СССР. Повторно на немощных доходяг смотреть никто не станет.
– Так чего делать-то?
– А тебе прям роль благодетеля приглянулась? Вот очень хочется на сцену, да? – съязвила Кира.
– Чего ты мелешь… – муж снова стал закипать.
– Хочешь, значит, поиграть? А давай! Вот прям сегодня и репетиция. Придёшь домой и садись за телефон. Поздравляешь с праздником всех своих коллег. И попутно выясняешь за разговором: как их общение с близкими или родственниками? Не чувствуют ли они себя одинокими? Не нужно ли чего?
– То есть прощупать почву? Например – у кого родни нет, то принимаем в фонд?
– Ты так обещания не раздавай! Они работу с нашим фондом как подарок судьбы должны воспринимать. Потому с сегодняшнего дня твоя задача: постоянно общаться и держать руку на пульсе. Нам нужно создать что-то вроде листа ожидания. Помимо тех доходяг, которых нам списывает Каратов, нам нужны старики, чьи квартиры мы потом на себя сможем оформить.
– Как-то сутками трындеть по телефону – не для меня это… – промямлил Эдуард. – Одно дело разыгрывать, как Фиму из квартиры выживают. Другое дело – исполнять роль какого-то телефониста…
– Конечно! Тебе ж в белом пальто важно оставаться! Тебе сцену подавай! Глаза зрителей. Живые аплодисменты! – Кира вдруг стала отдавать поклоны.
– Кир, ну не справлюсь я. А вот у тебя на сто процентов получится. Ты же убедить сможешь любого. Да и информацию вытягивать – твоё профессиональное…
– Ещё предложения будут? Или мне опять всё одной тянуть? – поддела жена.
– Кстати, помнишь, как в фильме: «Москва слезам не верит»? Ну фраза эта: «На кладбище хорошо знакомиться?»
– К чему это? – Кира от изумления вылупила глаза.
– Ну ты сама подумай! Сейчас старики уходят пачками. Прощание – это не только традиция, но и долг. Вот мы и будем ходить на такие прощания и там клиентов искать!
– Впервые от тебя дельное предложение! – похвалила Кира. – А то заорал, как резаный: хочу кучу квартир в центре.
– Да это ты начала…Ладно, забудем спор! Хотя, если бы мы с тобой не поссорились, то, может, и идей бы не появилось. – Эдуард улыбнулся. Всё же у пары было замечательное свойство: они быстро отходили после ссоры.
– Кстати, насчёт идей! – Нам бы добиться, чтобы везде находится на первых ролях. И венок нести, и рядом с близкими родственниками сидеть. – Кира словно размышляла вслух.
– Это на кой? – удивился Эдик.
– Ты пораскинь мозгами! Мы должны быть везде! И нас должны все и всегда замечать! Только так у наших потенциальных клиентов сложится ощущение, что мы почти государственная организация и лично не заинтересованы в их недвижимости.
– Ну… если уже и дальше развивать твою мысль, то нам ещё нужно сдружиться с парой известных и пожилых деятелей культуры. Пусть все видят: кто с нами общается. Скажи мне кто твой друг, и я тебе скажу…
– Вот только… – прервала мужа Кира. – У нас из тех, кого все знают – лишь Каратов. А он в России редко появляется теперь…
– Из старой гвардии я могу подтянуть ну, пару известных режиссёров…композиторы… актёры… подумать нужно… Я для начала представлюсь им от Каратова и попрошу у них помощи для подопечных нашего фонда. Слово-за-слово и, глядишь, они станут друзьями или спонсорами нашего фонда! Так мы и их известные фамилии сможем поласкать. – предложил Эдик.
– Так мы с тобой запутаемся. Нужно записывать всё.
Кира как раз проходила мимо киоска. Остановившись, она и купила ту самую синенькую книжицу, которая через десятки лет займёт главное место в материалах уголовного дела.
Открыточки от тёти Киры и дяди Эдика
Случай с прима-балериной стал последней чертой, перейдя которую, немногие из оставшихся «человеческих» ценностей у Киры и Эдика испарились. Последние тормоза отказали и состав, где расположилась пара, мчал их от станции номер 159 с замысловатым названием: «часть 4 статьи 159 УК РФ «Мошенничество в особо крупном размере» к транзитной станции номер 125, которая именовалась: «статья 125 УК РФ «Оставление в опасности». Конечным пунктом назначения значилась остановка из трёх цифр: «105». То есть статья 105 УК РФ «Убийство».
А произошло всё потому, что супруги, после случая с Малининой, увидели настоящий размах аферы и реальный куш, который можно сорвать. Причём сорвать, не перетруждаясь и почти не нарушая закон! Ведь им, как сотрудникам фонда, и напрягаться особо не пришлось бы: подбирай одиноких старичков, которых в столице десятки тысяч, да переписывай их недвижимость на себя. Главное всё делать аккуратно и не привлекать лишнего внимания.
Как ни странно, но мозговой штурм, который состоялся во время прогулки по набережной, принёс свои результаты. Кира и Эдуард стали действительно «работать» более эффективно. Правда критерии этой работы мало бы понравились как прокуратуре, так и опекаемым пенсионерам.
Их рабочий день начинался с того, что Кирочка открывала свою синюю книжицу и смотрела на сегодняшнюю дату и дату на неделю вперёд. Это всегда была или праздничная дата, или дата смерти, или чей-то день рождения. Затем Кира давала поручение Эдику: написать открытку или отправить телеграмму. Супруг одевался и, несмотря на капризы погоды, шёл в отделение почты. Там его отлично знали: ведь в день он мог делать от 1 до 300 отправлений.
Пара прекрасно понимала свою целевую аудиторию: старики испытывали ностальгию по временам своего расцвета. Потому получить телеграмму или открытку было для них особенно ценно. Такой старомодный способ связи, словно пароль. Так распознавался «свой», то есть тот, который не только знает: как, когда и с каким текстом присылать открытку или телеграмму, но и знает, как это правильнее сделать. Следовательно: сам по себе человек внимательный, чуткий и ответственный.
К тому же бомбардировка открытками и телеграммами устраивалась всем, кто так или иначе могли пригодиться их фонду. Это могли оказаться и бизнесмены, и сотрудники правоохранительных органов, и чиновники, и даже успешные артисты молодого поколения.
Например, сам факт отправки старомодной открыточки к празднику, иногда являлся поводом завязать непринуждённый разговор при удобном случае. В итоге, таким вот «открыточным» способом, фонду удалось получить не только поддержку, но и известность в самых разных кругах. Вскоре им стали выделять большее финансирование. Да и благотворители из числа «открыточных» бизнесменов, госслужащих и артистов вносили немалую лепту. Не всегда это были просто финансы. Позднее, когда нужно было припугнуть слишком назойливого родственника в битве за недвижимость опекаемого старика, пара упоминала известные фамилии среди силовиков или предпринимателей. На многих родственников это производило эффект разорвавшейся под ногами, мины.
Получавшие «открыточку от тёти Киры и дяди Эдика» молодые и успешные артисты тоже вносили существенный вклад. Благодаря их протекции, руководители фонда смогли посещать топовые мероприятия, где завязывали нужные знакомства.
Как бы это не странно звучало, но их фонд в прямом смысле держался на открыточках и телеграммках. Потому каждый день несколько рабочих часов уходило именно на необычную «бумажную» работу.
Далее Кира перелистывала пару страниц своей синей книжицы, где на особой странице были написаны ФИО перспективных (то есть одиноких и не бездомных) стариков и старух. Кира садилась за телефон и время от времени прозванивала каждого. Она это называла «подготовить почву». Многих она окучивала годами. Старики не всегда принимали её помощь, но часто просили за других. Так или иначе и эта работа не проходила даром. Благодаря чрезмерной опеке и вниманию, Кирочка среди старых работников культуры прослыла чем-то вроде «Доброй Феи», помогающей дряхлым «Золушкам» то новой обувью, то провизией, то переездом на дачу.
Кирочка редко кому отказывала в таких просьбах. На то имелись причины. Например: было чем отчитаться перед благотворителями в плане целевого расходования средств. Каждое вручение босоножек или сетки с мандаринами сопровождались звуками затвора фотокамеры. Данный фотоотчёт всегда демонтировался попечителям. Ведь это подтверждало необходимость самого факта существования их фонда для чиновников и попечителей. Для следователей через несколько лет это станет отдельной головной болью: ведь негативов и фото насчитывалась несколько тысяч единиц.
Наконец, Кира или Эдик выступали не как частные (то есть заинтересованные) лица, а от организации. Это подкупало и, одновременно с этим, обезоруживало несчастных стариков. Те теряли элементарную бдительность. Ведь когда тебя годами обрабатывают и влезают в твой ближний круг, а иногда и этому ближнему кругу ещё и помогают, то ты сам рано или поздно поделишься сначала названием любимого лакомства своей собачки, затем откроешь дверь своего жилища, а потом, глядишь, сочтешь за честь, чтобы твоя квартирка отошла не бездушному государству или родственнику, а уважаемым и заботливым людям.
Вот так за открыточками и телефонными звоночками проходила первая половина рабочего дня. Затем наступало время обеда. Супруги всегда старались обедать вместе. За трапезой происходило обсуждение планов на вторую половину дня. После этого, оставшиеся часы тратились на визит к патронируемым старикам, где пара демонстрировала скорбно-участливые мордочки и отрабатывала свой хлеб.
Ясно, что удовольствия от таких посещений супруги не получали. Потому отдушиной становились светские мероприятия, презентации, фестивали, открытия или закрытия всего чего угодно. Кира и Эдуард стали чем-то вроде обязательного атрибута, вроде пригласительного билета или красной ленточки. Любое более-менее значимое событие никогда ими не пропускалось. Их мордашки насколько примелькались, что на некоторые мероприятия у них не спрашивали пригласительный.
Супруги не теряли зря времени на этих тусовках. Рыская глазами, они, словно хищники, выискивали нужного им, человечка. Если персона медийная – с ней обязательно делали памятное фото. Таких фотографий скопились сотни. И для каждого случая «обработки» определённого пенсионера был собран особый альбомчик.
Если гость из силовиков или чиновников – то фоточка делалась для его подчинённых. Пару «профитов» предъявлением таких фотографий Кира и Эдик для себя в будущем получили. Бизнесмен? Тоже подойдёт для совместного фото. Как подсказывал их опыт: сегодня это просто денежный мешочек, а завтра, глядишь, серьёзный чиновник, способный по звонку решать сложные вопросы.
В связи с таким странным распорядком дня, возникает резонный вопрос: а посещали ли они собственный офис? Правильный ответ: «Они в офисе не сидят. Ищите их на дому у наших подшефных». Чтобы озвучивать эту фразу, пара наняла секретаря и бухгалтера, которые с 9 до 19 часов гарантированно находились в офисе фонда и, как попугаи, твердили заученные слова.
Однако сам факт того, что Эдуард и Кирочка не просиживали штаны и юбки в фонде, опять же играла им на руку. Для всех выходило, что их пара постоянно загружена практической деятельностью. Если немногочисленным посетителям и удавалось их перехватить, то это, как правило, были встречи у дверей опекаемых пенсионеров.
Всё это: от продуманного текста в телеграммах и разговора по душам со стариками, до постоянного мелькания на похоронах или светских мероприятиях и личного визита к пожилым людям, добавляла «плюсов в карму».
Вокруг них образовалась аура нежно-розового цвета: их фонд ставился как пример и эталон среди подобных организаций; они, как основатели, являлись примером бескорыстия и истинной отдачи своей работе. Опекаемые ими, пенсионеры, в основном, жили очень неплохо.
Но… о другой стороне деятельности фонда догадывались лишь единицы. Первой начала прозревать бухгалтер фонда. Готовя очередную порцию документов в ненасытную налоговую, она обратила внимание на новый адрес Киры. По странному совпадению этот адрес был похож на адрес старичка Изотова, которого опекал их фонд. У Изотова ничего не спросишь – его кремировали в прошлом году. За Эдуардом числилась квартирка, которая ранее принадлежала пенсионеру по фамилии Кричевский. Сам старик отошёл в лучший мир в том же году, что и Изотов и также был кремирован.
Задала ли бухгалтер вопросы? Нет! Ведь у дирекции фонда можно такие подробности выяснять, только когда задаешь их, держа в руке «заявление по собственному». Бухгалтерша правила игры понимала и приняла. Потому и промолчала. Время было нездоровое: как раз разразился кризис 1998 года. Потому даже такой работой нельзя брезговать. Уход пожилых пенсионеров выглядел вполне естественно. Ну а то, что пара владела объектами недвижимости, то в этом ничего предосудительного нет.
Однако чувствовать трупный запашок от фонда стали и некоторые артисты, к которым парочка тянула свои липкие ручонки. Некоторые сразу посылали Эдуарда и Киру по известному каждому россиянину, адресу. А некоторые, не опускаясь до мата, держали глухую оборону и просто игнорировали любые «набивания» в друзья.
Если брать в цифрах, то минимум 5 из 100 человек, которых так или иначе облизывали представители фонда, всё понимали и видели Эдика и Киру насквозь. Все уловки липкой пары на них не действовали. У этих людей отсутствовали факты, доказывающие нечистоплотность руководства фонда. Но когда кто-то заводил разговор о паре благотворителей, эти 5% морщились и в лицо говорили: «Чего вы их нахваливаете! Они же аферисты! А их фонд – настоящая мясорубка для стариков! Вот попомните мои слова: рано или поздно всё вскроется».
Однако оставшиеся 95% попали под обаяние благотворителей. Правда из них лишь 1% представляли коммерческий интерес для пары. Остальные служили или громоотводом при возможных пересудах; или кошельком; или пропуском на светские мероприятия; или юридическим или силовым прикрытием.
Над «прикрытием» пара работала отдельно. Как-то по случаю, один из пожилых генералов, курировавший культурную составляющую ко Дню милиции, позвонил знакомому народному артисту. Слово-за-слово, и генералу порекомендовали обратиться в фонд, которым заведовали Кира и Эдуард. Мол в фонде могут порекомендовать исполнителей старой школы. А попутно – и доброе дело сделать, оплатив выступления пожилых деятелей культуры.
Генерал ухватился за эту идею и вышел на переговоры с руководителями фонда. Те сразу прочухали: какие барыши им сулит сам факт знакомства с высшим руководством МВД, и всю организационную часть взяли на себя.
Надо отметить: с работой они справились на «5+». И генерал, и его коллеги осталось довольны концертом. После окончания мероприятия организовали банкет, где Кира и Эдик сидели рядом с генералом. Это заметили все. На радостях, супруги сфотографировалась со всеми людьми в погонах (благо все видели, что пара находилась в компании уважаемого генерала, значит: люди проверенные и «свои»). В дальнейшем, пара договорилась организовывать и остальные мероприятия силового ведомства. Опять же «слово-за-слово», и ушлая Кирочка обмолвилась, что она, мол, неплохой юрист. И горит желанием преподавать в Университете или Академии МВД.
Генерал поморщился, но пообещал протекцию. Если не ей, то её супругу – артисту. Мол, есть вакансия на место преподавателя по теме: «Культура устной и письменной речи руководителя».
Радости Киры не было предела! Ещё бы! Её муженёк, объективно бездарный и неудачливый артистишка, станет преподавателем в ВУЗе МВД. Это ж сколько можно дел наворотить, прикрывшись корочкой определённого цвета и связями!
Ведь для многих их подопечных, которые ещё жили в парадигме ценностей Советского Союза, сам факт преподавания в учебном заведении МВД означал пройденную проверку на благонадёжность и порядочность. А это открывало двери совершенно других квартир. Появился шанс прибрать к рукам действительно стоящие объекты недвижимости, а не корячится за крохотные квартирки.
После трудоустройства Эдуарда на непыльную работу в ВУЗе, пара расправила крылья. Они всем своим знакомым и подопечным презентовали эту должность, будто Эдику присвоили звание генерал-лейтенанта. По радостным оханьям и аханьям, супруги почувствовала: они попали в точку. Потому решили и дальше продвигать себя в званиях.
Они обошли все более-менее значимые организации, которые могли им присвоить титулы, звания или награды. Но вот незадача: все эти статусы «магистров не пойми чего» никак не отзывались в сердцах их подопечных. Вот если бы, к примеру, Эдуард действительно получил бы звание «заслуженного» или «народного», или к Кире стали бы обращаться по имени и отчеству, когда она, в статусе судьи, выносила бы решения, то это повысило бы их статус в глазах целевой аудитории. Но что поделать: реальных заслуг или талантов у пары не имелось. Равно как и перспектив прыгнуть выше статуса «руководителей благотворительного фонда».
Но не бывает худа без добра. Особенно, когда поставлена конкретная цель – обосновать собственность на чужую недвижимость. Известность и дополнительные баллы им принёс «ящик». С конца 1990х годов пара прочно осела в медийном болоте, именуемым «Телевидением». Так уж получилось, что сетка вещания предполагала серию передач об известных деятелях культуры СССР. Подобные программы набирали популярность и гарантировали высокий рейтинг и приток рекламодателей. А кто, как не фонд помощи таким деятелям мог рассказать и, при необходимости, защитить старых работников искусства?
