Наталья Ивановна Скуднова
Жучье время
– А этот, который на проходной, такой: ну конечно! Я вас помню! Ну неужели директор вам не сказал, что с сегодняшнего дня он уже не работает? И что он вчера последний день как начальник работал… Неужели всё это из-за какой-то десятки баксов?
– Вспомни всё, что о нём говорили. Он жадный до дури. Наша десятка ему так, на семечки. Но если мы сами её принесли, отчего ж не взять?!
– Для него – это семечки. А для нас – вилы…
– Не думай пока о плохом. – Валера как мог старался успокоить друга. Да и самому в панику нельзя было впадать.
– Кстати, почему ты так уверен, что он именно в Мшинской?
– Не водку он там прятал, а деньги, видимо. Потому и приезжал на дачу. Кто додумается в развалюхе искать активы директора крупного ленинградского завода?
– Пока только ты додумался. Блин… мы же даже не знаем: где он живёт… Ни адреса домашнего, ничего…
– В Мшинской он. Вместе с нашими деньгами. – уверенно произнёс Валера, давя сильнее на газ.
Всю дорогу вишнёвая девятка подпрыгивала на раздолбанных дорогах, а рыбка на зеркале билась о лобовое стекло, словно живая рыба о лёд. Свояки понимали: шансов, что Милончик сидит и ждёт их в Мшинской, чтобы вернуть десять тысяч баксов, равнялись нулю. Но последний шанс использовать всё же стоило: ведь на кон поставлены не только их жизни, но и жизни и здоровье их семей.
Около 11 утра они загнали машину на участок тестя и направились в сторону Мишкиной дачи. Вдруг Валера резко осел и потянул за рукав Георгия. Около дачи Мишки была какая-то непонятная возня.
Прямо у дома стояла раздолбанная «копейка». В доме горел свет и доносились какие-то звуки. В ноябре дачная жизнь вымирает и сам факт, что в будний день кто-то копошится в летнем доме, уже настораживал.
Свояки тихонечко подошли к окнам и, через полузакрытые ставни, им всё было прекрасно видно и слышно, словно они находились в партере на премьере спектакля.
На «сцене» солировал высоченный дылда в спортивном костюме. Рядом, засунув руки в карманы кожаной куртки, стоял мужичок чуть ли ни в два раза меньше ростом. На стуле, держась на сердце, сидел Милончик.
– Хватит нам втирать про таможню! – дылда рассмеялся, оголив свои кривые и выпирающие клыки. – Мы не лошки, которым ты несуществующую водку впариваешь. Ещё раз повторю: наши фуры выехали с металлом. До пункта назначения не доехал никто. Два вопроса: где фуры с металлом и где деньги?
– Мне сказали: на таможне всё зависло… – задыхаясь, промямлил Милончик.
– Наши три миллиона баксов тоже на таможне зависли? – хмуро спросил второй мужичок.
– Таможня была на вас. С меня какой спрос? Я прошу, дайте воды. Таблетку нужно запить. Ну реально сердце колит.
– Нитроглицеринчику захотелось? – игриво произнёс дылда. – Тогда скажи: где деньги и фуры?
– Или ты, козёл старый, думал, уволишься с завода и с концами? – снова подключился мужичок в кожаной куртке. – Думаешь, мы не знаем про домик в Стокгольме? Что вся семья твоя ещё неделю назад туда перебралась? Пошарь у себя в кармане и найдёшь паспорт. Правда, фамилия не Милончик, а Левин. Странно, да? Рожа в паспорте твоя, а фамилия чужая. Думал, прослушка и слежка осталась в прошлом? Тебе всё это время деньги под честное слово давали, да? И мы будем тебя по всему Питеру искать и никогда не узнаем, что в этой облезлой халупе у тебя тайник и все документы и деньги ты здесь прячешь?
– Я умоляю, дайте таблетку… – Милончик тяжело задышал.
– Ты нам эти спектакли зря устраиваешь. Если так хочется таблетку, говори, где деньги и документы. – без эмоций произнёс мужичок.
Милончик побагровел и его «блинное» лицо стало красного цвета, словно в муку для выпечки добавили вишнёвое варенье. Продолжая держаться за сердце, он показал рукой на пол. Сбивчиво, с отдышкой, он начал говорить:
– В середине… три половицы снимите. Там сумки. Умоляю… дайте одну таблетку…
Дылда, не говоря ни слова, играючи отшвырнул три старых деревяшки. Оттуда, словно кролик из шляпы фокусника, показалась спортивная сумка. Скоро на полу стояло три сумки, плотно набитых зелёными купюрами.
Вдруг Милончик привстал и начал сжимать и разжимать ладони, будто хватая сумки за ручки. Дылда и второй мужичок даже не думали двинуться с места, а с интересом наблюдали: что дальше выкинет директор. Но тот лишь вскрикнул и рухнул замертво. Дылда подскочил к нему и, пощупав руку, без эмоций произнёс:
– Сдох.
– И хрен с ним. – закрывая на молнию сумки, произнёс второй мужичок. – Берём деньги и сматываем. Его здесь не скоро схватятся. Всё, погнали!
Дылда и мужичок, не оглядываясь, заскочили в копейку и дали газу. Валера и Георгий стояли у окон, как вкопанные. Ни говорить, ни двигаться они не могли.
Прошло, может, минут двадцать. Первым заговорил Валера:
– Пойдём в дом. Может, там ещё деньги есть?
Дверь оставалась открытой. Милончик так и лежал на полу. Свояки кинулись к тайнику – но тот оказался пуст.
– Давай его перевернём? Вдруг в карманах деньги? – предположил Георгий.
Только они его стали переворачивать, как из кармана выпал бумажник. Валера подобрал его и внимательно посмотрел каждое отделение.
– Ничего?.. – будто не веря своим глазам, произнёс Георгий.
– Сам видишь! Только паспорт.
Пошарив во всех карманах, они так ничего и не нашли.
– Чего делать-то теперь? – спросил Георгий, привыкший до этого момента во всём слушать своего старшего товарища.
– Поедем к Максу. – начал Валера. – Договоримся об отсрочке или хотя бы часть денег вернём сразу, остальное позже. Должен же он с братом поговорить. Всегда можно мирно всё решить. Мы же никуда не исчезаем. В крайнем случае – им в залог оставим машину.
– Без машины мы кафе не вытянем… – размышляя вслух, сказал Георгий. – Новый год на носу. Если мы с тобой под праздники закроемся, мы даже аренду не отобьём и ещё больше должны останемся…
– Знаю! Но договориться всё же стоит! Ну не звери же они? Толку с нас, мёртвых, им будет? А для нас эти деньги – буквально вопрос жизни и смерти. Нужно тестю срочно операцию делать.… Да и тёще лекарства Лена почти купила… Я деньги обещал на этой неделе отдать.
Тут, словно в подтверждении своих слов, Валера достал из своего внутреннего кармана пакет из финской Призмы. В нём – как раз та, последняя десятка, которую они должны были сегодня утром отдать Милончику.
Георгий понял: все деньги Валера не отдаст ни в какую. Любые попытки договориться лишь гарантируют, что убивать их будут долго и мучительно. С такими людьми, как брат Макса, на словах решать ничего нельзя. Их легче пристрелить, чем договориться.
Валера не осознавал, что существовало лишь два варианта: или брат Макса получает всю сумму, как и было оговорено. Или вся их семья: они сами, их жёны и больные тесть с тёщей идут в расход. Третьего, справедливого варианта нет и не будет!
Свояк, с его порядочностью, честностью и желанием справедливо уравновесить интересы всех сторон, становился лишним в это жучье время. Там, где нужно стрелять в бешеного пса, он будет пытаться кормить его с руки.
Ему бы жить веке в XIX или середине XX. Валера стал бы учёным или возглавил бы какой-нибудь институт или общественное движение. Они бы с Ленкой гармонично смотрелись на каком-нибудь семейном портрете рядом с кучей детишек и пожилыми родителями. Но на дворе девяностые года XX века. Сегодня нужны пистолеты, а не слова.
Здесь и сейчас жизнь оценивается количеством денег. И, если всё, что накопил Валера, составляет 500 купюр по 20 долларов, что ж: в России конца XX века жизнь любого, даже гениального учёного будет стоить тех денег, которые он хранил в полиэтиленовом пакете.
Секунда и… раздаётся выстрел! Валера падает, как подкошенный. Из его затылка вытекает кровь, образуя огромную лужу. Георгий стирает свои отпечатки пальцев с еще дымящегося пистолета и вкладывает его в руку Милончика. Далее он старательно вытирает отпечатки пальцев с портмоне и паспорта Милончика, к которым они с Валерой прикасались.
Вдруг, цепляется ногой за дырку в полу, где ранее был тайник и со всей дури ударяется головой об пол. Тот план, который родился у него за секунду до убийства Валеры, стал реализовываться сам собой.
Он хотел представить всё так: Милончик ударил Георгия и выстрелил Валере в затылок. Потом Милончику вдруг стало плохо с сердцем и он умер. Георгий очнулся и застал уже два трупа. Рассечённый лоб и лужа крови должны стать доказательством того, что во время разборки Георгий не мог ничего сделать. Для этого он планировал разодрать себе лоб какой-нибудь деревяшкой, чтобы симулировать свою отключку и алиби.
Пистолет нигде не засветился. Отследить: откуда и почему он появился именно у Милончика, было невозможно. Про деньги Валеры семья не знала, как и не знала про замутку с водкой. То, что Георгий и Валера общались с Милончиком, были у него на работе и имели с ним какие-то дела, могли подтвердить многие. Равно как и то, что молодые коммерсанты, решив потребовать свои деньги за непоставленный товар, напоролись на пулю и удар по башке.
Георгий, прижав ладонь к голове, попытался встать, но не тут то было! Левая нога оказалась сломанной. Он взвыл от адской боли. Но план есть план! Взяв пакет с деньгами и засунув его во внутренний карман слева, Георгий выполз из дома.
У него теплилась надежда, что кто-то из немногих дачников ещё на месте и его заметят. Скакать на одной ноге не вариант: от сильной боли и кровотечения он не мог стоять. Кровь хлестала из рассечённого лба и Георгий почти ничего не видел. Он уже терял сознание, когда дополз до границы посёлка. Там его заметила проезжающая по трассе, машина. Вызвали скорую и милицию. Георгий держался до последнего: ведь в кармане, перепачканный ноябрьской грязью и кровью, лежал пакет с 500 купюрами по 20 долларов США.
Врачи приехали на вызов быстро. Они перевязали рану и повезли на скорой в больницу Луги. Хоть крови он потерял много, но рана на голове оказалась незначительной. Правда, нога оказалась сломанной в двух местах. Это ж надо очень постараться, чтобы упасть с высоты собственного роста и так сломать конечность! Но при правильном лечении, месяца через два можно бить чечётку. Как сказали врачи: отделался он легко.
Только мистикой, чертовским везением и лоховством со стороны соответствующих служб можно объяснить тот факт, что Георгия толком не обыскали и пакет с купюрами он сохранил. Но раз фортуна начинает улыбаться своему любимчику во все зубы, то этот оскал отпугивает все неприятности.
Из больницы позвонили жене. Та приехала с родителями. Георгий ей шепнул на ухо, чтобы она незаметненько взяла пакет с деньгами из его куртки. Затем он продиктовал телефон Макса и попросил супругу передала тому пакет прямо сегодня. Ведь от этого зависит: похоронят они лишь одного Валеру или рядом будут рыть ещё пять могил.
Супруга знала Макса и шансы остаться в живых после встречи с ним, равнялись 99 к 100. Во всяком случае, это было лучшим решением, чем ждать, пока проценты перекроют в разы основной долг или когда брат Макса со своей бригадой приедет домой выжигать паяльником свои деньги.
Обо всём остальном Георгий не сказал. Он сделал вид, что потерял сознание. Врачи снова забегали вокруг него и, таким образом, гарантировали, что супруга не задаст ему лишних вопросов.
До этого его уже опросили менты. Похоже, его дебильная версия совпала с версией следствия. Такие разборки случались каждый день. Ну, а раз есть не только трупы, но и мотив и орудие преступления, то дело старались побыстрее закрыть. В то время было не до «шерлок-холмсовщины». Никто бы не стал применять дедукцию или индукцию, чтобы установить: что на самом деле произошло в старой халупе.
Провалявшись несколько недель в больнице, Георгий быстро шёл на поправку. Хоть нога ещё в гипсе, но на нём всё заживало, как на собаке. Это было единственным плюсом. Во всём остальном – сплошной мрак.
Катя, его жена, заявила о потере ребенка. Лена, жена Валеры, не выходила из запоя. Тестя парализовало после инсульта. Тёща – в диабетической коме. Валерину девятку пришлось продать, чтобы оплатить лечение и хоть как-то свести концы с концами. Кафе дышало на ладан без хозяина.
