Нана Рай
Секреты Лилии
Глава 11. Трагедия Лиззи
Русамия. Велидар. 2016 год
Любовь…
Любить позволено не каждому. Когда я поняла, что вхожу в число избранных? Мне было четырнадцать. Слишком рано, но не тогда, когда тебе отмерена короткая жизнь. В этом случае нужно успеть многое. Совершить все ошибки, которые люди растягивают на долгие годы. Влюбиться неистово, пылко, навсегда. И разрушить все легким движением руки. Как падает карточный домик, так рухнула и моя жизнь…
Я смотрела в окно и от нетерпения кусала губы, дергала себя за волосы и не могла прекратить. Мама постоянно прикрикивала на меня, но я не слышала. Взглядом искала его. Когда же он появится и заберет меня? Когда?
Наконец мои молитвы были услышаны, и я увидела долговязого мальчишку с копной черных волос. Большая отцовская куртка висела на нем мешком. Он казался высоким и неуклюжим. Но сердце сладко замерло. Не важно, какой он. Смешной, растрепанный или неловкий. Он – родной. А остальное не имело значения. – Мам, я гулять.
Вряд ли мама слышала. С кухни повеяло запахом подгорелых пирожков, которые она хотела продать. А это значит – испорченный товар и шквал ругани.
Я поспешно выскочила из дома и понеслась навстречу другу. Его губы растянулись в улыбке, когда он увидел меня, и острое лицо преобразилось. Синие глаза напомнили драгоценные камешки. Кажется, они назывались сапфирами. И мне хотелось смотреть на них вечно.
– Натан! – Я кинулась ему на шею.
Он подхватил меня, словно младенца, и закружил вокруг себя.
– Ты долго, – сердито ударила я его кулачком по плечу.
Парень засмеялся и поставил меня на землю. Затем с задумчивым видом засунул руку в карман, долго‑долго что‑то искал и наконец вытащил. На его ладони лежал круглый леденец в зелено‑красную полоску. Он был обернут прозрачной бумагой и закреплен золотым бантиком. Такой красивый и нереальный.
– С днем рождения, Лиззи.
Я смотрела на подарок и чувствовала, как слезы противно щиплют веки.
– Не верю, Натан! Такие леденцы только Снежный дедушка 5 может найти. – Дрожащими руками я взяла волшебный подарок и даже боялась вздохнуть. – Ты ограбил магазин сладостей!
Парень хмыкнул:
– Знал, что тебе понравится.
Я внимательно посмотрела на Натана, на его загрубевшие руки, которые с двенадцати лет трудились на заводе после уроков. На впавшие щеки, потому что он экономил на обедах. Я знала, сколько стоит леденец. И понимала – таких денег у Натана нет.
– Эй, – он обеспокоенно заглянул в мои глаза, – ты что, плачешь?
Я крепко зажмурилась и замотала головой. Но вредные слезы уже текли по лицу. В конце концов я не выдержала и зарыдала в голос. Только почувствовала, как Натан притянул меня к себе. Уткнулась носом в его грудь. Всхлипнула:
– Я буду хранить леденец всю жизнь.
– Но тогда ты не сможешь его съесть! – засмеялся Натан.
Я подняла голову и серьезно посмотрела ему в глаза:
– Любовь не едят. Ее берегут.
– Как скажешь, малявка. – Он растрепал мне волосы.
Я взвизгнула и отпрыгнула в сторону, но леденец не выпустила из рук.
– Ты еще не видел мой подарок, – самоуверенно произнесла я и заговорщически вытащила из кармана широкой юбки маленький нож, – он тоже особенный.
Натан округлил глаза и, подыгрывая, закрыл голову руками:
– Надеюсь, ты не проткнешь меня этой штукой?
– Глупый. – Я прыснула от смеха и потащила парня за собой. – Пошли быстрее. Нас не должны видеть.
– Ты меня интригуешь.
– Самое интересное впереди.
Мы бежали по дороге, будто две беззаботные птицы, парящие высоко в небе. Рожденные в один день, с самой первой встречи мы знали, что предназначены друг для друга. О таких, как мы, в книгах красиво писали: две половинки единого целого. И если исчезнет одна, перестанет существовать другая.
Мы свернули и спустились по склону вниз к морю. Свежий воздух наполнил легкие, песок тут же забился в обувь. Быстрее, быстрее. Мы бежали вдоль побережья, опережая закат. Я запыхалась, но вместо усталости меня переполняло радостное возбуждение.
– Чем дольше мы бежим, тем сильнее мне кажется, что ты решила меня зарезать. – Натан хохотал.
Я с криком повалила его на мокрый песок, и мы упали прямо в воду. Вверх взметнулись соленые брызги.
– Ты намочил мое платье!
– Оно все равно некрасивое, – съехидничал парень, за что получил еще один тычок.
Задыхаясь от смеха, мы выбрались из моря. Я проверила драгоценный леденец и кивнула на утес Искупления. Он находился совсем рядом. Песчаная полоса резко обрывалась, и над морем нависал скалистый зуб, метров пятнадцать в высоту, который укутался травой, словно пледом, и сердито взирал на черные буйные волны, обивающие его подножие.
– Идем туда, – прошептала я. – Ты никогда не задумывался над тем, какое красивое слово «искупление»?
Мы поднимались по склону, солнце приятно обжигало кожу.
– Нет.
Натан смеялся, и мне нравилось слушать его звонкий смех. Это был наш день. Да, вечером нас ждет небольшой семейный ужин. Моя мама принесет некрасивый, но необычайно сладкий торт. Отец Натана и Кристины будет играть на гитаре, а их мать наденет самую нарядную юбку и станцует, как когда‑то в молодости. Но сейчас мы лишь вдвоем, и никто не смел нарушить этот момент.
Чем выше мы забирались, тем сильнее становился ветер. Он безжалостно растрепал мои волосы, и пришлось заплести их в кривую косу.
– Ты – белокурый бесенок.
Натан подтолкнул меня в спину, и мы оказались на самой вершине утеса. Море раскинулось перед нами, словно бесконечный ковер, убегающий вдаль. Стоит протянуть руку, и вот оно лежит на ладони. Бери его. Морской воздух опьянял, им невозможно было насытиться. Я и раньше приходила сюда. Но никогда вместе с Натаном.
– Я получу свой подарок или нет?
Я повернулась к нему и довольно прищурилась.
– Смотри. – Я подбежала к древнему валуну.
В легенде говорилось, что раньше здесь стоял памятник несчастной Элаизе. Эта сказка меня завораживала, и хотелось стать ближе к ней. Тем более я носила похожее имя.
– Я вырезала на нем наши инициалы. Несколько дней трудилась, – смущенно добавила я.
Натан присел на корточки и прикоснулся пальцами к маленьким неровным буквам внизу камня. «Н + Л»
– Хотела написать слово «любовь», но не хватило сил, – призналась я.
Он обернулся и посмотрел прямо мне в глаза. От его взгляда перехватило дыхание.
– Это самый чудесный подарок, Лиззи, – прошептал Натан, но я все равно различила легкую дрожь в его голосе.
– Нет. Подарок впереди. – Я уверенно вытащила нож из кармана.
Еще сегодня утром я сомневалась, но теперь, когда мы пришли сюда, сомнения развеялись. Нам предначертано быть вместе. Иначе быть не может.
– Натан Волков, – торжественно произнесла я и прижала нож к ладони, – здесь, на утесе Искупления, я хочу принести клятву.
Острое лезвие чиркнуло по коже, но боль была незначительной. Я не чувствовала ее. Лишь видела красную полоску крови. Голова закружилась, однако слабость почти сразу прошла.
Натан вскочил на ноги и испуганно уставился на мою руку.
– Я клянусь, что буду любить тебя вечно, Натан Волков. И даже смерть не разлучит нас! – Слова вырвались быстрее, чем я успела обдумать их.
Сейчас все потеряло смысл. Важно лишь то, как поступит Натан. Я протянула ему нож и ждала. Ждала, когда он решится.
Натан взял нож и задумчиво уставился на окровавленное лезвие. Я видела в его глазах страх и недоверие, но терпеливо ждала. Он сам поймет, что так надо. Так правильно. Мы должны быть вместе. Мы – судьба друг друга.
Он вскинул голову и посмотрел на меня. А потом так же резко провел ножом по ладони и крепко схватил меня за руку. Возникло чувство, что между нами пробежал разряд тока. Место, где наша кровь смешалась, загорелось огнем. Приятным огнем. И не хотелось, чтобы он угас.
– Клянусь! – серьезно произнес Натан. – Даже смерть не разлучит нас.
Я всхлипнула. Непрошеные слезы покатились по лицу. Я плакала и не могла остановиться.
Натан подошел ближе, но не разомкнул руки. Он прижался лбом к моему лбу, его дыхание опалило лицо.
– Не плачь, Лиззи. Я люблю тебя.
Но это было выше моих сил. Я плакала и плакала, понимая, что получила необыкновенный дар – настоящую любовь, которую многие люди ищут всю жизнь. И не находят.
Не помню, сколько прошло времени. Лишь когда горячие губы Натана коснулись моих, я замерла, а вместе со мной и слезы. И больше никаких слов не требовалось.
Я и он. Он и я. Мы. Неразделимы. Навеки. И даже смерть не разлучит нас.
У меня были маленькие песочные часы. Мне подарил их отец. Последний подарок, который я получила от него.
Отец умер легко. Во сне. Врачи сказали, что у него было слабое сердце, но скорее всего они не знали ответ. Мама заявила, что так решил Господь и забрал папу раньше срока, чтобы он оберегал нас на небесах. Но я была достаточно взрослой, чтобы не верить в эти сказки. Отец умер, потому что пил. И в тот вечер он выпил больше обычного.
Несмотря на печальные воспоминания, связанные с часами, я любила наблюдать, как тонкая ниточка песка переливалась из одной чаши в другую. Это околдовывало и приносило умиротворение. Поэтому я не замечала, как злополучный дар отца отсчитывал последние счастливые часы в моей жизни.
То лето 1949 года издевалось над нами. Солнце обжигало каждого, кто случайно попадал под его лучи. На лужайке перед детским домом № 75 тоже было жарко.
Митинг был в самом разгаре, когда я заметила Натана. Он стоял поодаль, улыбался и даже хлопал в ладоши, будто у нас был концерт. На самом деле мы воевали.
– Не позволим! – крикнула я и помахала перед носом строителей плакатом. – Этот детский дом – приют для замечательных детей, а также представляет историческую ценность для города. Сносить его – идти против Бога!
Наша команда из восемнадцати человек хором проскандировала лозунг: «Разрушаете дом – убиваете детей».
– Девчули, мы не собираемся никого убивать, – миролюбиво заявил старший и сплюнул, тут же испортив о себе впечатление. – Детей уже давно определили по другим детдомам. А тута построят торговую галерею.
– Люди проживут без очередных магазинов, а детям было хорошо здесь, – возмутилась я.
Я говорила от лица всех протестующих, и, хотя наша борьба длилась уже несколько недель, мы с грустью понимали, что проигрываем.
Строитель подтянул лямки комбинезона:
– Эй, Киря, когда приедет техника? А то барышни спекутся на солнце. Мозги у них уже точно… того, – последнее слово он подбирал особенно тщательно.
Я скрипнула зубами.
– Да уже должны были пригнать. Но чего‑то задерживаются, – прокричали ему в ответ.
Мои девушки зашептались:
– А вдруг наша петиция дошла до короля? – Лола тронула меня за плечо.
Я недоверчиво оглянулась на трехэтажный коричневый дом. Неужели это возможно? Чтобы мы победили?
Наверное, наши мысли обрели воплощение, потому что вместо строительной техники к детскому дому подъехала черная машина, и из нее вышел высокий худой мужчина в костюме‑тройке. Он молча подозвал к себе старшего. Мы напряженно замерли.
Они о чем‑то минут пять совещались, потом мужчина снова сел в машину и уехал. Строитель повернулся к нам. Багровое лицо договорило все за него.
– Сегодня вам повезло, девчули. Снос вашего дома задержали до подробного рассмотрения. Указ короля.
Визг девушек оглушил, и я чудом удержалась на ногах, когда они разом навалились на меня:
– Лиза, это твоя заслуга!
– Мы почти победили. Даже не верится, – щебетали они.
– Глупости, – я устало свернула плакат, – это наша заслуга. Без вас я бы не справилась.
– Предлагаю это отметить! – воскликнула Лола.
– Нет, девчули, – передразнивая строителя, сказала я, – на сегодня у меня другие планы. Так что празднуйте без меня.
Если бы я знала, что случится, то лучше бы пошла с подругами в кафе. Но я не умела предсказывать будущее. Лишь покорно плыла по течению.
Я отдала плакат Лоле и подбежала к Натану:
– Как тебе наш митинг?
– Как и четыре предыдущих, – восхитился парень и притянул к себе, – восхитительны.
– Ты льстишь и не краснеешь.
– Это называется сделать девушке приятно.
– Нет, Натан, это лесть, – засмеялась я.
Мы пошли в сторону его дома, разморенные от жары.
– Как ты не устаешь от митингов? Мне кажется, тебя уже все власти знают.
– Я не могу иначе. Когда твоя любимая власть решает учинить нечто вроде сноса детского дома, у меня сердце болит. И если бы я осталась в стороне, то никогда бы себя не простила. Тем более эти дети… Я ведь часто их навещала, а теперь их раскидали по неизвестным местам, и, даже если детский дом останется на месте, неизвестно, вернут ли их. Возможно, мы больше никогда не увидимся, – о, как я была права.
– Ты думаешь о других больше, чем о себе, – нежно улыбнулся Натан и поцеловал меня в макушку.
– А ты о ком думаешь? – слукавила я.
– О тебе, – поспешно ответил он и добавил: – А еще о том, что родители собрались к тете Анне.
Я скривилась. Анна жила за городом, разводила кур и держала корову, поэтому раз в две недели мы ездили к ней за свежим молоком и деревенскими яйцами.
– Нет, только не говори, что мама просила поехать с ней?
– Моя – нет.
– Натан! – Я стукнула его по плечу, и он засмеялся:
– А вот твоя – да.
Я застонала. Тряска на старой колымаге, которую выпускал наш несчастный машиностроительный завод, не воодушевляла:
– А Кристи не хочет меня заменить?
– Она купается с подругами и «вежливо» заявила, что не ест яйца и молоко. Ты же не бросишь маму одну?
– Кажется, я начинаю понимать. – Я хитро прищурилась и посмотрела на парня. Вдалеке показался его дом. – Ты сам не хочешь ехать и сплавляешь меня?!
– Нет, вовсе нет. – Он оскалился. – Просто твоя мама очень просила. Да и больше нет мест. А так я бы с удовольствием в жару поехал в такую даль в душной машине, – ирония переливалась через край. – Поэтому я вынужден присоединиться к сестре.
– Ты – самый несносный тип, которого я когда‑либо знала! – взвизгнула я и погналась за ним.
Когда мы подбежали к дому, родители уже загружали машину гостинцами.
Я млела от жары, а Натан собирался на пляж. И это безумно злило.
– Дорогая, ты вовремя, – обрадовалась мама.
– Знаю. – Я оглянулась на Натана и помчалась на задний двор.
Парень захохотал. Я успела добежать до цветов, когда сильные руки обхватили мою талию, и через секунду мои ноги уже болтались в воздухе. Натан стиснул меня в объятиях, звонко поцеловал. Я хихикнула, с нежностью посмотрела на его загорелое лицо, растрепанные волосы.
– Скажу по секрету, что все равно тебя люблю.
– Никто и не сомневался, – фыркнул Натан.
Я засмеялась, выскользнула из его рук и подошла к люпинам.
– Посмотри, какая красота!
Я вдохнула пряный аромат, провела ладонью по верхушкам стройных цветов.
– Ты говоришь это каждый день, а мама сетует, что разрешила тебе засадить весь сад волчьими цветами.
– Они не волчьи, они – прекрасны! – Я возмущенно уперла руки в бока. – У меня больше не осталось места дома, – уже тише добавила.
Натан захохотал:
– Успокойся. Ты ведь знаешь, что тебе можно все.
Мы замерли друг против друга. И казалось, в этот миг застыл мир. Даже бабочка, порхающая с цветка на цветок.
– Лиза!
Крик матери разрушил волшебный момент, и мы со вздохом побрели к машине.
– Буду скучать, Лиззи, – напоследок прошептал Натан.
– Я уезжаю не навсегда.
– Но мне будет не хватать тебя… пока я буду купаться в море, – трагичным голосом произнес Натан и ловко увернулся от моего кулака.
– Я тебе припомню!
– Боюсь, боюсь, – Натан помахал родителям, – передавайте привет тетушке.
– Присмотри за Кристиной, – крикнула ему мама.
Парень кивнул. Они обменялись улыбками, и в эти короткие секунды на меня накатила странная слабость. Перед глазами помутнело, сердце заколотилось в груди, словно безудержное. Но предчувствие прошло столь же быстро, как и началось.
Я ухватилась за руку матери. Она с беспокойством посмотрела на меня. Хотелось закричать, чтобы не смели ехать за город. Чтобы переждали, когда исчезнет саднящее чувство в душе. Но вместо этого я послушно села в машину, списав все на проклятое солнце.
А в голове крутились слова, которые я случайно обронила: «Я уезжаю не навсегда». Но почему мне казалось иначе?
– Надо было остаться у Анны, – ворчал отец Натана, – переночевали бы, а завтра утром домой.
Природа не просто подвела. Она жестоко подставила нас. Жгучее солнце, которое еще час назад душило жарой, неожиданно скрылось за тучами, и серый ливень рухнул с неба. Родители Натана долго ругались, решая, ехать обратно или нет. Победила Любовь Михайловна, мама Натана. Ей в шесть утра надо было идти на работу, лишиться которой семья никак не могла.
Я надеялась, что мы хоть чуть‑чуть переждем дождь, но решили не медлить. Было почти восемь, в пути еще около часа, а то и больше. Ждать не имело смысла.
И вот теперь мы медленно крались по дороге. Уставшие «дворники» судорожно дергали метлами, пытаясь смахнуть яростные потоки дождя. Но они не справлялись. Со стихией никто не мог сразиться.
– В такую погоду только с какао перед камином греться, – сладко вздохнула мама.
Я знала, она старалась не думать о том, что ее ждет выпечка. Завтра рынок, и нужно успеть приготовить пироги, чтобы потом продать их за гроши.
– Мы могли бы устроить сегодня выходной, – предложила я.
Мама улыбнулась, но промолчала. Мы обе знали, что это невозможно.
– Вам бы только мечтать, – проворчал отец Натана, – а здесь за жизнь борешься. – Мужчина напоминал застывшего истукана. Каждая клеточка его тела наполнилась взрывоопасной смесью.
– Валерий Григорьевич, хотите, сделаю вам массаж? – Я протянула руки через кресло и принялась шутливо разминать ему плечи.
Он хмыкнул:
– Не надо, моя девочка. Дорога – непредсказуемая вещь. Лучше не расслабляться.
Я откинулась обратно на сиденье и вгляделась в окно. Но ничего не увидела, кроме густой стены дождя. Извилистая узкая дорога вела нас домой, но путь казался бесконечным.
– Валера, осторожно. – Любовь Михайловна испуганно вздрогнула, когда мимо пронеслась встречная машина.
– А я что делаю? Еду с закрытыми глазами? – Мужчина стиснул пальцами руль и пригнулся к окну, надеясь хоть что‑то разглядеть. Но жидкий свет фар не мог пробить ливень.
Напряжение повисло удушливым облаком, и в горле зачесалось от рвущегося наружу кашля. Но я упрямо терпела, потому что боялась – лишний звук усугубит ситуацию.
Я прислушалась к шуму дождя и услышала рев гоночного автомобиля. Он промелькнул за окном, а Любовь Михайловна схватилась за сердце. Даже мама судорожно выдохнула.
– О, господи, женщина! – взревел Валерий Григорьевич. – Сама захотела ехать, так хоть не нервируй меня.
Внутри груди вновь возникло то чувство, которое я испытала перед поездкой. Сердце заколотилось. Его стук дробью звучал в висках. До безумия хотелось оказаться рядом с Натаном.
«Буду скучать, Лиззи».
Только он называл меня так. Больше никто. И сейчас ужасно не хватало его. Я прижалась к холодному стеклу, мечтая поскорее вернуться домой и забыть эту кошмарную поездку.
Мимо снова промчались машины. Из‑за густого ливня они словно возникали из дождинок и так же неожиданно исчезали.
Валерий Григорьевич выругался. У мужчины сдавали нервы.
Свет ярких фар разрезал полотно дождя. Я присмотрелась, но не успела ничего сказать. Лишь безумная мысль промелькнула в голове: он едет прямо на нас!
Валерий Григорьевич вывернул руль. Но было слишком поздно…
Машину наполнили отчаянные крики людей. Удар. На секунды, которые вдруг растянулись, как резина, я повисла в воздухе. А затем наступила кромешная тьма.
Руслана собрала разбросанные листы и спустилась с лестницы. Несколько раз ноги подгибались, но она упрямо держалась за перила, которые дрожали под ее весом. В голове кружилась история таинственной Лиззи. И Лана отказывалась поверить, что это написала она.
– Господи! – Руслана влетела в спальню и рухнула на кровать, глотая воздух.
Пальцы мяли бумагу, словно могли стереть напечатанные на ней слова.
Лана отчаянно пыталась привести мысли в порядок. Полностью сосредоточилась на дыхании. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох…
Она вскочила с кровати и набрала номер мобильного бабушки. Нужно было подтверждение, что Руслана не сходит с ума. Иначе приступы лунатизма, печатная машинка с пересохшей лентой – все это означало приближение шизофрении. Возможно, она до такой степени зациклилась на секретах Натана, что решила придумать собственные разгадки. От этого предположения холодела кровь.
– Бабушка! – громко воскликнула Лана.
– Руслана? Ты рано звонишь. – Кристина Валерьевна громко зевнула.
Часы и правда показывали шесть утра, тем более бабушка относилась к тем людям, кто любил поспать подольше.
– Прости, но мне необходимо знать кое‑что. – Руслана постаралась говорить спокойно. – Скажи, в жизни Натана была некая Лиззи?
– Кто? – Бабушка закашлялась.
– Лиззи, Лиза.
Кристина Валерьевна молчала, и Лана стала опасаться, что сморозила глупость.
– Где ты это нашла? – голос бабушки охрип.
– Так это правда? – От облегчения она едва не заплакала. – Я нашла старый дневник. Там рассказывалось, как Натан и Лиззи принесли клятву в вечной любви на утесе Искупления. И об аварии, в которую попала девушка с матерью и родителями Натана. – Лана не осмелилась признаться, что никакого дневника нет.
– Это были и мои родители тоже. – Кристина Валерьевна говорила тихо, но душевная боль придала особое звучание ее словам. – Я даже не знала, что Лиза вела дневник. Что там еще написано?
– Пока ничего.
– В смысле?
Руслана прикусила язык. Поняла, что проговорилась.
– Точнее, я еще не все прочитала. Хотела убедиться, что это правда.
– Правда, – Кристина Валерьевна будто смаковала это слово. – Я бы все на свете отдала, чтобы не знать ее. И тебе не советую. Еще раз прошу, возвращайся домой. Русамия – чудесная страна, но она не для нашей семьи.
Лана пропустила совет бабушки мимо ушей:
– Я виделась с мадам Тигровой. Только теперь ее зовут графиня Маврос, – выпалила она и, как будто наяву, увидела, как глаза женщины расширились от изумления.
– Она еще жива?
– Да, бабушка. И я не вернусь, пока не узнаю все до конца. Не могу объяснить, но мне кажется, что история Натана и Лили как‑то связана со мной.
– Не дури, пуговка, – мягко произнесла Кристина Валерьевна.
Руслана вздрогнула. В детстве бабушка часто называла ее пуговкой, но потом Лана посчитала, что она уже слишком взрослая для такого прозвища. На глаза навернулись слезы.
– Ты не понимаешь, Ба, – прошептала она. – Я позвоню тебе, когда узнаю еще что‑нибудь.
– Ох, Руслана, и в кого ты такая упрямая!
Лана улыбнулась ворчанию бабушки:
– Догадайся с трех раз.
Она положила телефон на тумбочку и перевела дыхание. После разговора Руслана немного успокоилась и смогла еще раз прочитать историю Лиззи. Хотя бабушка подтвердила, что это не выдумка, Лана хотела найти другие доказательства. Без раздумий она натянула зеленый спортивный костюм, завязала волосы в хвост и отправилась на берег.
Солнце уже окрасило безмятежное море предрассветными лучами нежно‑розового цвета. Пустынный пляж встретил Руслану прохладным ветром. Она застегнула кофту и побежала по песку, наслаждаясь морским воздухом.
Впереди высился скалистый зуб, так красочно описанный в воспоминаниях Лиззи. Кончики пальцев заболели, напоминание Руслане, что это написала она. И Лана снова глубоко задышала, прогоняя паническую атаку.
Путь на утес занял около двадцати минут, но, когда Руслана наконец взобралась на самый верх, она вдруг ощутила необычное спокойствие, которое уже давно не навещало ее.
От чудесного вида захватывало дух. Казалось, что она может обнять весь мир.
Лана не выдержала и громко закричала, высвобождая наружу свое внутреннее Я. А потом без сил опустилась на колени и прислонилась плечом к большому валуну, который за долгие годы на ветру сгладился. Теперь черные слова на белых листах приобрели объем, и Лана словно воочию видела мальчика и девочку четырнадцати лет. Они серьезно смотрели друг на друга, а их руки, перепачканные кровью, были крепко сцеплены.
Что же случилось с ними? Неужели Лиззи погибла в той аварии?
Руслана не верила. Она чувствовала, что история девушки из прошлого не могла закончиться так скоро. И Лиззи вернулась с того света, чтобы рассказать ей правду. Ту правду, которую отчаянно скрывала бабушка.
Руслана пригляделась и увидела внизу камня едва заметные маленькие буквы. «Н+Л». Еще одно подтверждение.
Лана судорожно вздохнула и прикоснулась к надписи семидесятилетней давности. Кажется, пришло время вскрыть шкатулку. И достать оттуда очередной секрет.
