bannerbannerbanner
полная версияЗапредельность

Надея Ясминска
Запредельность

Полная версия

А две недели назад в Косое Подворье приехали Ирена и Павел.

Истинную причину их появления пан Януш узнал лишь недавно, сложив воедино взгляды, паузы и обрывки разговоров. Молодая женщина сбежала от тяжелого на руку мужа и теперь боялась, что тот найдет их и увезет обратно. Вот почему Ирена напоминала дворовую кошку, которую только-только взяли в дом: она ступала по старым половицам так, что они даже не скрипели – осторожно и бесшумно, на напряженных ногах, прислушиваясь к каждому шороху. Павел же, исключительно деловой человек восьми лет, и не думал тревожиться. С первого дня он полностью растворился в Косом Подворье. Он изучал комнаты, книги, вещи, заглянул в каждый шкафчик и на каждую полку; судя по передвинутой стремянке, мальчишке даже удалось пролезть на чердак. Пан Януш и не думал делать ему замечания, потому что прекрасно помнил свое детство, проведенное здесь, в старой частной школе.

И почему человек не может всегда оставаться восьмилетним?

Пан Януш очнулся от раздумий, подошел к столу регистрации и открыл книгу записей. Ну конечно, старый дурень Кнупель накануне хлебнул лишнего. Вот же роспись нового постояльца от девятнадцатого марта сего года. Буквы какие-то чудные, похожие на готические… Как же его имя? Ручка потекла, и слово смазалось, оставив только большую заглавную «Г». Герасим? Гектор?

За спиной он ощутил легкое дыхание, которое уже научился узнавать.

– Добрый день, – сказал пан Януш, поворачиваясь к Ирене. – Надеюсь, завтрак вам понравился? С утра забыли привезти свежий хлеб, поэтому пришлось заменить его блинами. Наверное, не самая лучшая идея…

– О нет, все было чудесно, – заверила Ирена, улыбнувшись одним уголком губ – второй уголок, по всей видимости, еще не приучился улыбаться.

– А где же Павел?

– Честно говоря, даже не знаю. Для матери это ужасное признание, но здесь я просто не могу за ним уследить. Он как будто растворяется, сливается с обстановкой. Скоро я начну путать его с рыцарями, что стоят в коридоре!

– Что ж, я ему даже завидую… Кстати, вы ничего не знаете о следах во дворе?

Хрупкая фигурка Ирены сразу же стала натянутой как струна.

– Какие следы? – почти шепотом переспросила она. – Мужские?

– Нет-нет, – поспешил успокоить ее пан Януш. – Оленьи, лошадиные или вроде того. Похоже, к нам заглядывали гости из леса, вот я и хотел спросить: может, вы видели что-нибудь из окна.

– А, вот оно что, – с облегчением выдохнула женщина. – Как удивительно. Нет, я ничего такого не заметила.

В этот момент в библиотеке послышался грохот и озадаченное «Ой!». Ирена, всплеснув руками, поспешила туда, чтобы урезонить не в меру любопытного сына. А пан Януш направился на кухню за кофейником, попутно отметив, что дверь постояльца в левом крыле была приоткрыта, но оттуда не доносилось ни звука.

* * *

Вечером все той же пятницы пан Януш, закончив бумажные дела, осторожно вышел из кабинета. Он намеревался проскользнуть в свои комнаты тайком от пани Вольской. Обычно эта дама терпеливо поджидала его в кресле у самых дверей – и пан Януш перетащил кресло в другое крыло. Тогда она облюбовала табуретки в коридоре – от них тоже пришлось избавиться. Пространство вокруг кабинета опустело, но, проходя мимо лестницы, хозяин Подворья понял, что рано радовался. Пани Вольска сидела на перилах.

Она лукаво стрельнула черными глазами из-под тяжелых морщинистых век, и пан Януш в который раз подумал, что этой женщине не к лицу старость. Не в том смысле, что возраст делал ее безобразной – вовсе нет, пани Вольска была очаровательной старушкой. Просто создавалось впечатление, что она без спросу надела на себя седину и морщины – словно девочка, напялившая мамины туфли – и теперь никак не может снять.

– Вот и вы, – радостно возвестила пани Вольска. – А я уже заждалась. Я не все рассказала вам вчера, и теперь эта мысль не дает мне заснуть…

– Э-э, – протянул пан Януш, беспомощно озираясь по сторонам.

– Я почему-то считала, что все это было в Италии, но нет, тогда нам еще не дозволялось выезжать. Скорее всего, я познакомилась с ним у своей тетки – знаете, на одном из тех вечерних приемов, когда матери болтают без умолку, пьют шампанское и совсем не следят за своими детьми…

– Может, вы хотите чаю? Я принесу поднос в вашу комнату.

– О да, пожалуйста, три чашки. Так вот, тетка была та еще ведьма, и мой молодой человек ей сразу не понравился. Глаз у нее был стеклянный, и это выглядело жутко. Она все время по нему стучала, когда глядела на нас: мол, имей в виду, я все вижу! Но к счастью – ох, простите, непристойно так говорить – в тот вечер ее скрутил ревматизм…

– Я за подносом, – быстро сказал пан Януш и шагнул в сторону кухни. – А зачем столько чашек?

– Ну, вы же составите мне компанию, правда, святой отец? И Казимир, я думаю, не откажется.

– Казимир? – озадаченно переспросил пан Януш.

– Ох, как неловко! – схватилась за голову пани Вольска. – Я ведь не должна была говорить, он сказал, что пока не нужно… Казимир живет в верхних комнатах, как раз рядом со мной. Он пока не платит за постой, но вы поймите, это временно – просто он еще не разобрался с нашими деньгами. Так и заявил: какие странные монеты, ни унции серебра! Но вы не подумайте ничего такого, святой отец. У нас все в рамках приличия, и ночью я запираю свою дверь на ключ.

Пан Януш не нашел что ответить. Он просто смотрел в глаза своей постоялицы, а та отвечала ему открытым честным взглядом, в котором застыло ожидание и притаилась крупинка лукавства. Исповеди были уже привычным делом, но вот Казимир – это что-то новенькое! Тревожный звоночек – впрочем, как его и предупреждали… Хозяин Подворья вздохнул и как можно мягче сказал:

– Пани Вольска, ваши родственники вчера звонили. Они очень волнуются. Говорят, что в доме престарелых, под хорошим присмотром, вам будет лучше, чем здесь. Все-таки у вас есть некоторые… эм-м… определенные проблемы с… э-эм-м… с сердцем.

– Вздор!

Старушка затрясла головой, отчего ее легкие волосы распушились, и она стала похожа на упрямый одуванчик.

– С сердцем у меня полный порядок. Оно закаленное, уж поверьте. А вот почки уже никуда не годятся. Это Казимир мне сказал. Мое время скоро придет, он убедил меня не бояться, а я и так не боюсь. Видите ли, я устала носить все это на себе…

В коридоре скрипнули половицы. Пан Януш обернулся и увидел Павла с кипой книг в одной руке и увесистым канделябром в другой, а потом вновь посмотрел на пани Вольску.

– Да, понимаю, – с многозначительной улыбкой кивнула та. – Конечно же, не при детях.

Она легко соскочила с перил и пошла по ступенькам вверх, что-то шепча себе под нос и покачивая головой.

Павел тем временем приблизился к хозяину Подворья.

– Я могу взять в комнату это и это? – деловито осведомился он, носом указывая на книги и канделябр. – Хочу попробовать почитать при свечах. По-моему, здесь только при свечах читать и надо, если только у вас не завалялась керосинка.

Пан Януш ответил не сразу – ему нужно было прийти в себя после разговора с пани Вольской. Мальчик тем временем терпеливо ждал, переминаясь с ноги на ногу.

– Конечно, можешь. Что у тебя за книги? Так, «Жизнь и удивительные приключения морехода Робинзона Крузо», «Остров сокровищ» и э-эм-м… «Как понять сложные законы физики». Ну что же, отличный выбор для вечернего чтения!

– Я буду читать вслух! – гордо заявил Павел. – Сэр Гваделот сказал, что этому не мешает научиться. Книги нужно декларировать, вот что!

– Декламировать, – с улыбкой исправил пан Януш. – Что-то не припомню, из каких историй сэр Гваделот? Легенды о короле Артуре? Там вроде бы был сэр Гавейн…

Мальчик вдруг замялся и отвел глаза в сторону, словно оглядываясь на кого-то. По спине хозяина постоялого двора пробежал холодок.

– Только не говори мне… – выпалил он (Боже, что за глупость он несет! Ну да ладно, раз уже начал). – Только не говори мне, что сэр Гваделот живет среди нас!

Павел облегченно выдохнул и улыбнулся:

– Ну, раз вы уже знаете…

– И он сейчас здесь? – спросил пан Януш, чувствуя себя полным идиотом.

– И да, и нет. Он не совсем обычный. Я не всегда его понимаю, но сэр Гваделот сказал, что со временем обязательно пойму. Впрочем, кое-что от него я могу показать. Хотите?

– Да, – просто ответил пан Януш.

Мальчик кивнул, как маленький профессор перед серьезной лекцией, и протянул книги с подсвечником.

– Тогда возьмите, а то я устал все это держать.

Хозяин Подворья принял груз, и Павел, размяв затекшие руки, потрусил по коридору в сторону левого крыла. Пан Януш двинулся за ним. В его голове был полнейший винегрет, состоящий из обрывков фраз и мыслей. Да, пятница никогда не предвещала ничего хорошего, но сегодняшний день побил все рекорды. Кнупель с его конем, пани Вольска со своим Казимиром, а теперь и Павел с неким загадочным сэром… Послушать одного, так в доме почти никто не живет, послушать другого – так стены трещат от непонятных личностей. Ну ладно, мальчишка хочет кого-то показать. Может быть, сейчас все и прояснится…

Павел завернул за угол и остановился так резко, что пан Януш едва не налетел на него и не выронил канделябр.

– Вот и он, – сказал мальчик. – Сэр Гваделот.

Они оба застыли перед рыцарем в доспехах, молчаливо подпирающим стену.

– Ох, – наконец проговорил пан Януш. – А я почти о нем забыл.

– Сэр Гваделот так мне и сказал, – кивнул Павел. – Ну что, я пойду? А то мама, как всегда, уложит в десять, и я совсем не успею почитать.

Мальчик взял назад свои сокровища и гулко потопал прочь. А пан Януш остался. Какое-то время он просто стоял возле рыцаря и смотрел в узкие щелки шлема – туда, где должны были находиться глаза. Потом со смешанными чувствами протянул руку и осторожно поднял забрало.

Разумеется, внутри была пустота.

«Какой же я болван, – подумал пан Януш. – Уже готов поверить во что угодно. Конечно, паренек придумал себе воображаемого друга. Разве я в его возрасте так не делал?»

 

Он опустил забрало и похлопал рыцаря по плечу.

– Хоть вы-то ведите себя разумно, сэр Гваделот! Ночами не расхаживайте, цепями не лязгайте и все такое прочее. В конце концов, здесь же приличное заведение!

Винегрет в голове постепенно рассасывался. Теперь все казалось таким забавным: и следы лесного зверя, и старческое слабоумие, и детские фантазии. По отдельности все выглядело не так уж странно, а вместе расшатывало реальность. Впрочем, бывают самые невероятные совпадения. Бывает даже парад планет…

Ну и денек сегодня, в самом деле!

– Кнупель! – позвал хозяин Подворья. – Будь добр, завари чай и отнеси его в комнату пани Вольской.

– Я в разносчики не нанимался, – послышался ворчливый голос из кухни.

– Хорошо, тогда сними гардины в зале. Их уже давно нужно постирать.

Повисла пауза. Какое-то время в воздухе ощущалась работа мысли, а потом тот же голос спросил на полтона ниже:

– Куда вы дели чайник?

* * *

После пятницы наступила суббота, и жизнь пана Януша вернулась в привычное русло. По крайней мере, так казалось за завтраком, когда в столовой витал аромат кофейных зерен, а масло плавилось на горячих тостах. Пани Вольска вязала в уголке и чему-то мечтательно улыбалась. Павел ковырялся в тарелке с шоколадными хлопьями. Ирена пила кофе, трогательно обхватив чашку двумя руками, словно пытаясь согреться. А на кухне звякала посуда и фоном бубнило радио «Кнупель-волна» на мотив «сил моих больше нет». В общем, все проходило как обычно.

Если не считать того, что нового постояльца среди них не было.

Пан Януш не видел его с момента заселения, с того самого вечера, как гость, записавшись в книге регистрации и расплатившись за неделю, молчаливо исчез в своей комнате. Уборщик утверждал, что в левом крыле вообще никогда никто не жил, но это вздор – пан Януш видел того человека своими глазами. Наверняка все объяснялось очень просто. Либо пана Г. вызвали по делам так срочно, что он не успел об этом предупредить, либо ему не понравилось Подворье. Пана Януша огорчала последняя мысль, но все же он не мог не признать: его постоялый двор, такой родной и любимый, все же был далек от совершенства. Сам он видел в доме целый мир, волшебный замок своего детства. Для остальных же это была лачуга, забавная, экзотическая, но давно не знавшая ремонта. Так ребенок видит изумруд или сапфир в кусочке стекла, для остальных же это просто бутылочный осколок.

Но, может быть, не для всех?

Павел был без ума от этого места, и его матери оно почему-то нравилось. Нельзя сказать, что Ирена не замечала паутину или пятна на обивке – нет, конечно, она все это видела. Но смотрела без ужаса в глазах, а с интересом и даже участием: вот в этом серванте можно поменять стекла, а люстру – начистить… Впрочем, вполне возможно, что хозяину Подворья это только казалось.

Мальчик одолел последнюю горку хлопьев и с набитым ртом выскочил из-за стола.

– Не торопись так, – мягко одернула его мать. – Допей молоко и скажи «спасибо».

Павел послушно сделал глоток, отчего его щеки раздулись, как у хомяка.

– Мамибо! – промычал он и выбежал из комнаты.

– Ему не терпится приступить к игре, – со смущенной улыбкой пояснила Ирена. – Он ищет здесь сокровища и боится не успеть. Все-таки каникулы заканчиваются уже через два дня…

– Вы уезжаете?

– Да, к сожалению.

Она принялась вертеть в руках чашку.

– Я подыскала школу в новом районе и комнату неподалеку. Но летом мы бы хотели вернуться, если будет свободно. У вас здесь так…

– Необычно? – поспешил закончить фразу пан Януш, опасаясь слов вроде «старомодно» или даже «анахронично».

– …Хорошо! – искренне сказала Ирена и углубилась в созерцание кофейной гущи на донышке.

Повисла пауза, нарушаемая лишь стрекотом спиц пани Вольской. Пан Януш раздумывал, стоит ли заводить об этом разговор, и в конце концов решился:

– А вы видели нового постояльца из восьмой комнаты? Я так и не успел с ним как следует познакомиться.

В глубине души он боялся, что Ирена спросит: «А что, там кто-то живет?» – и пятница начнется снова. Но женщина подняла на него глаза и едва заметно покраснела.

– Вальда? Да, мы пили чай, разговаривали и даже ходили на прогулку в парк. Павел обожает с ним возиться. Говорит, что Вальду нужен учитель. Вы же видели этого человека? Вот уж не представляю, чему еще его можно учить!

– Значит, его зовут Вальд? – удивленно протянул пан Януш. – А в книге была запись… Хотя, конечно, это могла быть и фамилия.

– Вообще-то его полное имя Теогвальд, представляете? Он сказал, что его родители были «целиком и полностью из средневековья». Не думала, что уже тогда началось сумасшествие с именами. Моя свекровь хотела, чтобы я назвала сына Арчибальдом. Слава Богу, хоть в этом я не уступила…

Скулы Ирены напряглись, и она с трудом сглотнула, но потом тряхнула волосами, словно сбросив воспоминания.

– А я уж было решил, что он съехал в первый же вечер, – сказал хозяин Подворья. – Ох уж эти кабинетные дела. Под самым носом кипит жизнь, а я ничего не вижу!

– Нет, нет, все совсем не так…

Ирена вдруг вспыхнула и стушевалась.

– Мы не ходили на свидания, если вы об этом подумали. Просто разговаривали, а иногда гуляли молча. Это было похоже на терапию, понимаете? Вроде ничего особенного, а становится легче. У меня даже мелькнула мысль, что Вальд на самом деле врач. Бывают детективы под прикрытием, а он – этакий тайный психолог. Правда, это слово ему не очень подходит. Скорее нужно что-то средневековое, например, лекарь… Да, отчасти лекарь, отчасти рыцарь…

Пан Януш, немного сбитый с толку таким откровением, попытался пробормотать «Ну что вы…», но собеседница его опередила:

– Я понимаю, что такие подробности вам совершенно неинтересны, но мне почему-то было важно вам об этом рассказать.

– А где сейчас… э-э… пан Вальд? – спросил хозяин.

– Он ненадолго уехал, – ответила Ирена. – Сказал, что ему нужно «привести своих». Наверное, решил показать это место друзьям или кому-нибудь из близких. Возможно, пан Заремба, ваше Подворье-под-Ясенем скоро будет битком набито гостями. Хотя мне оно больше нравится полупустым – такое чувство, будто дом принадлежит только тебе.

Она снова погрузилась в игру с кофейной гущей, и пан Януш почувствовал, что беседа себя исчерпала. Пожелав приятного дня, хозяин Подворья покинул столовую и вышел во двор.

Небо было серым, как обычно в это время года, ноздри щекотал запах прошлогодней травы. Весна как весна. Люди как люди. И все же ощущение чего-то необычного не покидало хозяина постоялого двора – хоть, вроде бы, всему находилось объяснение.

Какое-то время пан Януш просто стоял на крыльце и размышлял, потом позвал:

– Кнупель!

– Чего такое? – всклокоченная голова уборщика высунулась из окна кухни.

– Я же просил тебя закончить с листвой.

– А я и закончил!

– Неужели? А что за свинство возле яблони?

– Это ветер принес, – раздраженно заявил старик. – И еще принесет. Я с силами природы бороться не нанимался. Сегодня я прочищаю дымоходы и о листьях ничего не знаю!

– Ну-ну, – пробормотал пан Януш.

– Что, не верите? – ощетинился Кнупель. – Тогда подойдите и своими глазами гляньте. Я там всю землю утоптал – просто так, что ли?

Его негодующий лик исчез прежде, чем пан Януш успел что-то ответить. Потом с кухни донеслось «уволюсь» (два раза) и «пожалеете» (три).

Разумеется, никаких следов под деревом не оказалось. Хозяин лишь покачал головой и сам взялся за грабли. Кнупель был неисправим, но он являлся такой же частью Косого Подворья, как старый чулан и поржавевшие мечи над камином.

Когда листья были сброшены в компостную яму и прижаты камнями, пан Януш с чистой совестью отправился готовить себе обед. Уже на ступеньках он обернулся и критически оглядел свою работу.

Вокруг яблони было чисто. Земля была чуть взрыхлена, желтоватая трава приглажена. Даже без отпечатков ног, словно всю работу сделал ветер.

* * *

Там не было никаких следов. Ни Кнопеля, ни его собственных. Эта мысль настигла хозяина Подворья ночью; она билась у него в голове и не давала покоя. Ведь такого не может быть! Пан Януш прекрасно помнил, как подошвы его ботинок утопали в рыхлой почве. И вид чистой, нетронутой земли вдруг превратился для него в странный ночной кошмар.

Теогвальд… Гваделот…

Пан Януш вскочил на кровати. Ему почудилось, что за дверью проскрипели половицы. Старый дом прекрасно умел воспроизводить музыку шагов: по коридору кто-то крался. Не тихо шел на кухню или в туалет, стараясь никого не разбудить, а именно крался, замирая и озираясь по сторонам.

Хозяин Подворья тихонько выглянул за дверь. В самом конце, у поворота, мелькнул огонек свечи. Кто-то шел в левое крыло.

Накинув халат, пан Януш двинулся следом. Он ощущал нервную щекотку под кожей, смесь страха и возбуждения – словно ребенок, который захотел молока среди ночи. Вот он идет к холодильнику мимо стен, наполненных монстрами, и гадает: съедят или не съедят? Это не похоже на чувство, когда идешь проверять, не забрались ли в твой дом воры. Да и какие воры со свечой? Даже самые консервативные из них предпочитают фонарь.

Тогда что же – привидение?

Пан Януш тряхнул головой. Он не хотел верить в подобные штуки, но все же не мог ничего с собой поделать: человеку, выросшему среди старинных книг и доспехов, уже не стать реалистом до мозга костей.

Огонек свечи, плясавший вдалеке, опустился вниз и замер: подсвечник поставили на пол, прямо перед дверью комнаты номер восемь. Осторожно-осторожно, ступая лишь по проверенным половицам, хозяин Подворья приблизился к темному силуэту, который оказался на удивление маленьким и тщедушным…

– Эй! – негромко окликнул он.

– Ай! – испуганно донеслось в ответ.

– Павел? – удивленно спросил пан Януш. – Ты что здесь делаешь среди ночи, а?

Мальчик схватил подсвечник; его рука ощутимо дрожала.

– А, это вы, – протянул он с облегчением и вместе с тем с легким разочарованием.

– Да, всего лишь я. А ты ждал кого-то другого?

Ответ последовал не сразу. Какое-то время Павел раздумывал, потом огляделся по сторонам и поднялся на цыпочки. Пан Януш наклонился к ребенку и услышал его шепот с запахом жвачки:

– Ну, вообще-то я жду их.

– Кого?

– Тех самых… Тех, кого хотел привести сэр Гваделот. Разве мама не говорила? Сэр Гваделот предупредил, что я могу испугаться, но я же не девчонка!

– Ты хочешь сказать, что среди ночи к нам приедут гости? И много их там будет? Комнаты никто не бронировал, и завтрак заказан только на пятерых. В конце концов, есть раскладушки, но может не хватить постельного белья…

Последние фразы хозяин постоялого двора уже бормотал себе под нос, забыв о том, что стоит на корточках в темном коридоре, в халате и пижаме, а перед его носом плавится восковая свечка. Если бы Павел читал Диккенса, то решил бы, что перед ним вылитый Эбенезер Скрудж, вообразивший себя директором – только ночного колпака не хватало. Но до таких книжек мальчик еще не дорос, и поэтому тихонько тронул взрослого за рукав:

– Я думаю, им не понадобится белье.

Пан Януш замолчал. Он понял, что у него лишь один выход: включиться в игру. Иначе мозг закипит так, что на макушке можно будет жарить яичницу.

– Почему не понадобится?

– Думаю, они прекрасно обойдутся без кроватей, – доверительно шепнул Павел. – К тому же, сэр Гваделот сказал, что всем хватит и одной комнаты.

Пан Януш вопросительно посмотрел на дверь. Мальчик кивнул. И тогда хозяин Подворья медленно нажал на ручку.

Комната была пустой. В глаза сразу бросалась большая кушетка, застеленная Кнупелевским методом: покрывало вывернуто наизнанку, а подушки стоят тощими пирамидами. Занавески были задернуты, окно плотно закрыто, и повсюду витал запах старого дома.

Никаких личных вещей. Никакого намека на то, что здесь кто-то живет или жил пару дней назад.

– Теперь я понимаю Кнупеля, – пробормотал пан Януш. – Я бы тоже решил, что левое крыло пустует, если бы не видел гостя своими глазами.

– А пан Кнупель его встречал?

– Нет, ни разу. Странно, правда?

– Ничего странного, – серьезно ответил Павел. – Значит, он из тех, кому это не нужно.

– Что не нужно?

– Ну, я не совсем понял. Искать, понимать, задавать вопросы – наверное, так.

Рука пана Януша потянулась к выключателю, но потом он передумал. Вместо этого он взял свечу и принялся разглядывать комнату. От его движений в воздухе поднялась пыль, в углах блеснули рваные нити паутины. Ох уж этот Кнупель!

Но беспорядок вызывал скорее досаду, чем беспокойство; все эти пыльные углы давно стали частью дома, словно старческие пятна на коже. Нет, что-то другое привлекало внимание, резало глаз. Пан Януш сначала не мог понять, что здесь не так, но потом сообразил: ковер в дальнем углу был откинут.

 

– Ух ты! – восхитился Павел. – У вас здесь настоящий тайный ход!

– Это всего лишь погреб, – отозвался хозяин Подворья. – А я совсем забыл, что вход именно в этой комнате.

Они оба уставились на тяжелое кольцо на крышке, сделанное в ту эпоху, когда люди не принимали простых, банальных, практичных вещей. Оно было витым, «росло» из причудливого железного цветка с узорной серединкой и опиралось на такой же цветок, но поменьше.

– Что там находится? – поинтересовался мальчик. Его зрачки казались огромными, как блюдца, и в них отражалось пламя свечи.

– Старые вещи, которые я не смог выбросить. В основном парты и скамейки. Много-много парт. Я ведь рассказывал о том, что когда-то здесь была школа? Три года назад я все перетащил туда и больше уже не спускался.

– А вы бы хотели туда спуститься… сейчас? Вам не страшно?

– Не знаю, – честно признался пан Януш. – Пожалуй, немного страшно.

– И мне тоже, – сказал Павел, но в его голосе явно чувствовалось предвкушение.

Их руки одновременно потянулись к железному кольцу на полу.

И в этот момент раздался крик.

* * *

Пан Януш почти выронил подсвечник. Он успел вновь поймать его в воздухе, но свечка упала на пол и погасла.

– Это мама? – колючим от страха голосом спросил мальчик и схватил его за рукав. – Это ведь мама кричала!

– Тише! – шикнул пан Януш. – Быстренько лезь сюда и сиди тихо, понял?

Павел, всхлипывая, покорно забрался под стол.

– И не волнуйся, я сейчас во всем разберусь. Наверняка твоя мама крысу увидела. Знаешь, какие здесь бывают крысы? Больше кошек, глазищи горят, но бестолковые – жуть! Возьму метелку Кнупеля и вымету зверюгу во двор. А ты погоди здесь!

– Но если это крыса… – Павел перестал хныкать и громко вытер нос, размазав его содержимое по щекам. – Если это всего лишь крыса, зачем мне сидеть под столом?

– Таковы правила игры!

Хозяин Подворья ляпнул первое, что пришло в голову, а потом пояснил:

– Понимаешь, маме потом будет очень стыдно, что она боялась одна.

– Ладно, – шепнул мальчик и затих.

Пану Янушу тем временем удалось распахнуть старое окно с заржавевшими шпингалетами. Бежать по коридору слишком долго, лучше выпрыгнуть во двор. Крысы? Сроду не было в подворье никаких крыс, а жаль. Сейчас так хотелось в них верить…

Тапки увязли в грязи где-то между яблоней и кустом смородины, и хозяин Подворья дальше бежал босиком по чавкающей траве и колючим веткам. Но он не чувствовал ни боли, ни холода. Весь холод был в груди, словно сердце стучало о ледяную корку: неужели воры? бандиты? пьяные отморозки? А у него нет ни ружья, ни ножа, лишь подсвечник, да и тот не слишком тяжелый…

Казалось, он бежал по двору целую вечность, и лишь в конце этой вечности, спустя много-много лет, вдруг споткнулся и уткнулся лицом в окно пани Ирены.

В комнате находился какой-то мужчина. Пани Ирена знала его, поскольку на ее лице читался не только страх. Там была целая гамма чувств: от ужаса до отвращения, и среди них – умоляющая нотка. Она что-то говорила мужчине, отчаянно жестикулируя, а тот неподвижно стоял спиной к окну. И даже через грязное стекло было видно, что эта каменная, напряженная спина не предвещает ничего хорошего.

«Ее муж», – догадался пан Януш.

Он хотел рвануть раму на себя, чтобы хоть как-то отвлечь внимание мужчины, показать Ирене, что она не одна, – но тут заметил внутри еще одну фигуру. За спиной женщины стоял бородатый Вальд. Рядом с хрупкой Иреной он казался великаном, и пан Януш наконец-то перевел дыхание.

«Не даст в обиду, – пронеслось у него в голове. – Конечно же, не даст».

Но тут стало происходить нечто странное.

Непрошеный гость сжал руку в кулак и замахнулся на свою жену. Он словно не замечал другого мужчины в комнате. Бородач нахмурился, но не шелохнулся. Ирена повернула к нему испуганное лицо…

И тогда пан Януш вломился прямо через окно.

Вернее, начал ломиться – и тут время будто остановилось. Стекло медленно покрылось трещинами, как морозным узором. Потом во все стороны полетели – нет, поползли – осколки, словно воздух вдруг превратился в кисель. Щепки, труха, крохотные мумии давно почивших за рамой насекомых – все это зависло вокруг хозяина Подворья, и он почувствовал себя маленькой девочкой в кроличьей норе. И вместе с тем он абсолютно ясно видел, что происходит в комнате. Кулак мужа Ирены со всей яростью надвигался на нее; бедняжка кинулась к Теогвальду, и тот что-то сунул ей в руки. Какую-то трость с тяжелым резным набалдашником. Ирена дрожащими руками взяла трость, размахнулась… В тусклом свете лампы блеснуло лезвие. Это что же, меч? Где они, черт побери, его раздобыли?

Меч плашмя обрушился на голову мужчины, и тут наваждение закончилось. Пан Януш неуклюже ввалился в комнату.

Он вскочил на ноги, машинально стряхивая с пижамы щепки и осколки. Мужчина лежал на полу, не шевелясь, а над ним склонилась Ирена с совершенно бесцветным лицом.

– Я его убила! – прошептала она. – О Господи, я его убила!

– Вовсе нет, – отозвался Теогвальд. У него был низкий, глуховатый голос, который напоминал шум ветра в печной трубе. – Посмотри на свои руки.

Женщина послушно склонила голову, и пан Януш увидел, что она держит вовсе не меч, а начищенную до блеска сковородку с витиеватой ручкой.

– Все хорошо, – продолжил бородач и легко провел тыльной стороной ладони по щеке Ирены. – Он придет в себя. И это будет уроком…

От его прикосновения Ирена как-то обмякла, закрыла глаза и сонно опустилась в кресло. А Теогвальд наконец-то посмотрел на хозяина Подворья.

– Что… что здесь происходит? – ошарашенно выдавил пан Януш.

Вдруг его тело как будто решило очнуться и бросилось обратно в окно. Мозг еще не успел переварить происходящее, а ноги уже оттолкнулись от рамы и чуть ли не по щиколотку погрузились в землю. Хозяин Подворья добежал до самой ограды, прежде чем заставил себя остановиться и перевести дух. Что это было? Как понимать? А ведь понять как-то надо…

В этот момент из-за туч показалась луна и огромным круглым прожектором осветила двор.

Пан Януш с изумлением и ужасом увидел, что вся земля испещрена следами. Вереницы отпечатков ног, больших и маленьких, женских и мужских, тянулись от забора к дому.

На смену панике пришло туманное оцепенение; пан Януш отупело смотрел на следы и никак не мог сообразить, что же со всем этим делать. Тело отчаянно призывало бежать, куда угодно: в город, в лес, в полицейский участок. Но какая-то часть мозга, еще не совсем замороженная происходящим, монотонно твердила, что Косое Подворье – его оплот, его корабль, и капитану нужно быть там во что бы то ни стало.

Когда в этой внутренней борьбе наметился победитель, пан Януш сделал шаг. Впоследствии он уже не помнил, куда собирался идти – к дому или прочь от него. Да это было и не важно. Ведь рядом с ним оказался Теогвальд, огромный и косматый, как медведь-шатун, и отчего-то мерцающий в лунном свете.

– По-моему, самое время потолковать, – произнес постоялец.

* * *

Возможно, с любым другим человеком эта история продолжилась бы иначе. Были бы крики, бормотания о том, что не нужно так много пить и пора бы проснуться. Но пан Януш вырос в Подворье и с детства чувствовал, что здесь рано или поздно должно что-то произойти. Читая истории об обычных людях, с которыми внезапно случается необъяснимое, маленький Януш всегда негодовал, насколько же герои не умеют сохранять лицо. Много лет назад он поклялся себе не растеряться, если с ним случится что-нибудь эдакое, и теперь вспомнил о своем обещании. Хозяин постоялого двора глубоко вдохнул, расправил плечи и со всем достоинством, которое только может быть у босоного человека в пижаме, согласился:

– Да, самое время.

– Ты уже понял, кто я такой? – спросил Теогвальд, глядя с усмешкой в глаза пану Янушу.

– Явно не турист, который едет на курорт, – осторожно ответил тот.

Постоялец вдруг расхохотался. Его густая рыжая борода затряслась, а усы ощетинились над рядом довольно неухоженных стертых зубов. Он хотел хлопнуть пана Януша по плечу, но потом будто передумал, и широкая ладонь зависла в воздухе.

– Я в тебе не разочарован! – сообщил он. – Так и думал, что из этого тощего мальчишки выйдет толк. Нам сейчас нужны такие, как ты – те, кто способен понять и поверить. Грядут большие перемены, и к ним лучше хорошенько подготовиться.

Рейтинг@Mail.ru