Надея Ясминска
Запредельность
Таксист кивнул и нажал на газ. Незаметно сгустились сумерки. Город исчезал.
– Все-таки удивительно, что вы вспомнили, – наконец подал голос он. – Даже то, что плащ – это условный знак. Ведь не должны были. Такой удар по сознанию – хватило бы, чтобы отбить память и у слона.
– Я сильнее слона, – без тени улыбки отозвалась Дора.
– Вы обычная женщина.
– Нет, не обычная. Потому что прежде всего я – мать.
Водитель помолчал, потом выпустил изо рта струю табачного дыма, хоть у него не было ни сигареты, ни трубки.
– Она сама так решила.
– Знаю, – кивнула Дора. – Она так похожа на Микеле, своего отца. Всего шестнадцать, а какой характер! Как обычно, хочет справиться со всем в одиночку.
– Хочет уберечь вас.
– И все же уму непостижимо, неужели Юкс на самом деле думала, что я ее забуду? Все равно что вырвать человеку руку, ногу, глаза с мыслью: «Да ладно, он и не заметит!» Пусть исчезли вещи, образы на фотографиях, любая память о ней – вот только сердце не перекроить по новой мерке. Мыслей нет, а чувства остаются!
– Чувства, – задумчиво изрек водитель, – это древнейшая сила…
– Что с ней сейчас? – перебила его женщина.
– Она с другими – теми, кто борется. Наша война отзывается и у вас: все эти катастрофы, которым тут же находят логичное объяснение… Самое смешное, что мы никогда не разглядим и не поймем друг друга, но будем бок о бок испытывать боль. Вы, госпожа Дейна, исключение, и все же вы не одиноки. Есть и другие родители, братья, сестры, дети… Почему среди вас рождаются такие, как мы – вот на этот вопрос ответа пока нет.
– Значит, никакой аварии не было. И больницы тоже.
– Это замещенные воспоминания – у вас, у близких и знакомых. Авария должна была объяснить недомогание и провалы в памяти. К сожалению, ваша дочь еще не вполне развила свои навыки, поэтому не смогла сделать подобную операцию – как у вас говорят? – без задора.
– Без задоринки, – машинально поправила Дора. – Вы называете это магией?
– Нам больше нравится слово «воздействие».
– Мне нужно быть рядом с ней. Я смогу быть полезной – правда, не знаю как.
– Что же, – снова пыхнул невидимой трубкой таксист, – в войну не отказываются от добровольцев.
Дора долго смотрела на дорожные фонари за окном – они утопали в тумане и становились все причудливей, словно посаженные в клетки звезды. Наконец, она произнесла:
– Знаете, что странно? Память вернула мне прозвище – Юкс. В любимой дочкиной сказке был такой зверек Юксаре, который бродяжничал и терпеть не мог правила. Даже в школе ее так называли. Малышка Юкс – это все чувства, под кожей. Но так глупо, я не могу вспомнить имя!
– Имя – самое сокровенное, оно всегда на дне сундука, – произнес водитель. – Ее зовут Далия.
– Далия, – выдохнула Дора. – Ну конечно!
И она едва слышно прошептала:
В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир – в зерне песка,
В единой горсти – бесконечность,
И небо – в чашечке цветка.
Автомобиль со знаками такси на потрепанных боках плавно оторвался от земли и направился за лесопарк, туда, где бушевала гроза.
СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ
Черный кот сливался с темнотой: его шерсть служила мантией-невидимкой после захода солнца. Он шел медленно, то и дело замирая и прислушиваясь. Раздался какой-то звук, и ухо кота мгновенно повернулось в сторону дома с горящими окнами. Но это были всего лишь неуклюжие человеческие шаги.
– А я говорила, – донеслось из-за деревянной стены. – Говорила ведь, что будет еще один покойник. Никто меня не слушает, а я-то все знаю!
Голос был женский, высокий и пронзительный. Кот недовольно сложил уши, но знакомое слово привлекло его внимание, и он подошел ближе к окну. В тот же момент из глубины дома послышалось заспанное «Угу», явно принадлежащее мужчине.
– Жаль, конечно, бедняжку, – продолжила женщина. – Совсем не успела пожить на свете. Я, конечно, сразу раскусила, что она одной ногой в могиле. Родителям советы давала, так они меня за порог выставили! И теперь неприкаянная душа дочери останется на их совести…
– М-м-м, – произнес мужчина со слабым намеком на протест.
– Что мычишь? – в женском голосе послышались визгливые нотки. – Ты ведь со мной согласен?
– Угу, – торопливо последовал ответ.
– Они не приняли меня всерьез. Никто не принимает. А я знаю об этом мире побольше многих. Даже бабушка не раз говорила мне, что у меня третий глаз или что-то вроде… Фе-е-едь!..
В окне возникла темная фигура, и кот понял, что зазевался: развесил уши и попал под свет фонаря.
– Федь, там кошка! В нашем дворе!
– И что с того? – лениво спросил мужчина.
– Черная кошка с бельмом на глазу! Я видела ее полгода назад, когда хоронили Михалыча. А теперь вот на новые похороны явилась. Нечистая сила, новую жертву себе высматривает! Федя, гони ее прочь!
Мужчина вздохнул и отложил в сторону только что открытую бутылку с пивом. Набросив плащ поверх семейных трусов, он вышел во двор и увидел, как черная кошка усиленно метит куст смородины, доказывая то, что она – кот.
– Федя! – Дом содрогнулся от истерического выкрика. – Ну что ты там стоишь? Смерти моей хочешь?
Нехотя мужчина поднял с земли камень и запустил в животное. Кот отскочил, поджав лапу, и укоризненно посмотрел на человека. И этот взгляд почему-то разозлил пьяного Федю. Он бросился к будке за верандой, вытащил за шкирку здорового сонного пса, как две капли воды похожего на хозяина, и отстегнул ошейник.
– Полкан, взять его! Фас!
Пес непонимающе заскулил, и хозяин дал ему пинка, указывая направление. Тогда Полкан, наконец, увидел свою цель. С утробным рычанием он устремился за котом. Тот перемахнул через забор, а пес влетел в открытую калитку. Поселок наполнился визгом и лаем; к этим звукам добавились завывания других собак и раздраженные окрики людей.
Кот мчался по улочке, перепрыгивая через лужи, а Полкан гнался следом. Оба с разбегу завернули за угол… и тут дорога оборвалась. Это был тупик, глухая стена. Кот оттолкнулся мягкими лапами от кирпичей и, сделав кувырок в воздухе, припал к земле. А потом спокойно сел в ожидании. Подбежавший пес, который должен был разорвать хвостатого в клочья, вдруг резко затормозил и тоже сел.
Так они сидели и смотрели друг на друга, как два маленьких актера незримого театра. Потом кот как будто кивнул псу, и Полкан, отряхнувшись, медленно побрел домой.
А кот, прищурившись, стал нюхать воздух и навострил уши. Со стороны могло показаться, что он готовится к мышиной охоте – но этого зверя интересовали вовсе не мыши. Он прислушивался, щупал вибриссами темноту и, в конце концов, уловил нужный звук – тоненький, как паутинка, детский плач.
Кот черной молнией метнулся по огородам и вскоре оказался в старом дровяном сарае. Там, в самом дальнем углу, за кучей хлама, сидела девочка и всхлипывала, обхватив руками колени.
– Здравствуй, – сказал ей кот.
Малышка подняла голову и испуганно посмотрела на него.
– Не бойся, я пришел тебе помочь.
– Коты не умеют разговаривать, – недоверчиво протянула девочка, но всхлипывать перестала. – Они знают только «мур» и «мяу».
– На свете есть много миров, – возразил кот. – И мы с тобой как раз в том, где все понимают друг друга.
– Это такая сказка?
– Лучшая из всех, что ты слышала.
– А где моя мама? Почему она делает вид, что не видит меня? Мне совсем не нравится эта игра…
– Мама придет, – пообещал кот. – Когда наступит время, я приведу ее. А теперь ты должна идти за мной. Ну-ка, глянь на меня!
Он подошел к девочке, погладил ее пушистым хвостом и обнюхал лицо. А та, как зачарованная, смотрела в его глаза – вернее, в правый глаз серебристого цвета, который издали можно было принять за бельмо. В глубине зрачка скрывалось то, от чего малышка в удивлении приоткрыла рот, а потом улыбнулась.
– Все так и будет? – восхищенно спросила она.
– Именно так, – подтвердил кот.
– Тогда я готова. Пойдем!
Девочка вышла из сарая вслед за черным зверем. Она ступала босыми ногами по влажной земле, совсем не чувствуя холода. Изредка она с легкой грустью оглядывалась на дома, где все еще горел свет. Но если бы кто-то в этот момент выглянул из окна, то увидел бы только кота, бредущего по дороге.
Когда они дошли до первого перекрестка, зрачки кота сузились, словно он увидел свет. Малышка же радостно вскрикнула, показала кому-то «нос», а потом, протянув руки, сделала шаг и исчезла в темноте.
Кот смежил веки и заурчал; через мгновение его зрачки расширились. Он еще долго сидел на пересечении дорог. Вылизывая саднящую от удара камнем лапу, он думал о том, что Хозяин мог бы дать им, Проводникам, неуязвимое тело. Но беда в том, что Хозяин слишком высокого мнения о людях. Вот только люди вряд ли когда-нибудь это поймут, хоть с третьим глазом, хоть с четвертым.
Затем его уши встали торчком, а ноздри вдохнули легкий порыв ветра. Кот подорвался с места и поспешил в лес, за которым начинался город.
ДОМАШНЯЯ ФЕЯ
Моросил дождь. Автомобиль ехал по узким улочкам, наматывая на колеса сырость мостовых.
– Я этого так не оставлю! – сказал Артур Гейл. Ему было двадцать три года, и юношеский запал бурлил у него внутри – даже шляпа слегка подрагивала, словно крышка на котле. – Не оставлю! – упрямо повторил он и сжал трость.
Шофер безразлично пыхнул трубкой.
– Я сразу понял: что-то здесь не так, – продолжил молодой человек в полной уверенности, что ему внимают. – С той самой минуты, когда Гарольд пригласил меня на званый обед. Он же беден, как церковная мышь, в его ли положении устраивать приемы? Я спросил: «Братишка, что происходит? Ты получил наследство, о котором я не знаю, или постиг тайны карточных игр?»
– У-кхум, – сказал шофер и высморкался в рукав.
– И тогда пошло-поехало: мисс Браун то, мисс Браун это… Ангел, спустившийся с неба, идеальная экономка, которая одновременно и кухарка, и горничная, и няня! Сразу же взяла весь дом в свои цепкие лапки. Уверен, она загнала беднягу Гарри в жуткие долги с этими гостями и вечерами. И самое главное: чудесная мисс Браун не берет денег за свою работу! Говорит, что Гарольд может с ней рассчитаться, когда выйдет в люди.
– У-кхум, – снова сказал шофер.
– Не представляю, что задумала эта мошенница, но я хочу показать ей: у моего мягкотелого братца есть кто-то с мозгами в голове. Я просто посмотрю ангелоподобной мисс Браун прямо в глаза и скажу ей… Знаете, что я ей скажу?
– На выход!
– Да, что-то вроде этого. Но, конечно, не так прямо…
– На выход, мистер, поживее. Мы уже приехали. За гроши я не буду ждать, пока вы там с собой наговоритесь, я же вам не домашний кучер!
– Прошу прощения, – пробормотал Артур и немного неуклюже выбрался из машины. Вечер тут же обдал его своим влажным дыханием. Молодой человек перешел улицу и остановился возле приоткрытой калитки напротив жилища своего брата.
Дом Гарольда Гейла напоминал затонувший корабль, который кто-то по непонятным причинам решил поднять со дна. Его деревянные бока раздулись от старости, дикий виноград свисал наподобие водорослей. Внутри царила сырость, кое-где протекал потолок. Только такое жилище и могла позволить себе их семья после уплаты долгов. А ведь было время… Впрочем, разве время помнит о том, каким оно когда-то было? Артур вздохнул и прошел внутрь.
– Арчи, мы тебя заждались! – Старший брат вышел навстречу и стиснул его в добрых медвежьих объятиях, совсем как отец. – Анна даже испугалась, что малышка Лиз слопает весь ужин.
Анна, жена Гарольда, стояла чуть поодаль. Она всегда была незримо рядом, спокойная и ласковая – только такая женщина могла стать тихой гаванью для корабля и его капитана. А по лестнице, утонув в жалобном скрипе ступенек, уже бежал белокурый ураган в светло-розовом платье.
– Дядя!!
– Здравствуй, Лиза Бонн! – Артур ловко подхватил племянницу на руки и подкинул ее в воздухе. Лиза Бонн – ее любимое прозвище. – Как поживает моя принцесса?
– Мама говорит, что у меня скоро не будет зуба.
– Какая беда. Надеюсь, на его месте не вырастут два, как у лернейской гидры? Иначе родителям придется держать тебя в клетке.
– Вот еще! – Слова сыпались из Лиз, как конфетти из хлопушки. – Хочешь, я тебе покажу свою шляпку с бумажными цветами и башмак? Только потом, сейчас я такая голодная, что могу съесть слона!
После ужина, тихого и неторопливого, Анна пошла укладывать дочь, и Артур, наконец, решил приступить к разговору.
– Послушай, Гарри, я заметил в твоей жизни кое-какие… новшества…
– Здесь стало так хорошо, ты не находишь?
– Да, – вынужден был признать Артур. – Дом изменился. Больше красок и тепла. Будто невидимый дворецкий подкрался ко мне и укутал в плед. Но тебе не кажется, что это всего лишь маскировка? Уютный дурман?
– Мисс Браун сказала, что…
– Конечно, вездесущая мисс Браун. Как раз о ней я и хотел потолковать. Мне кажется, что вокруг тебя плетут паутину, Гарри. И ты уже завяз в ней, сам того не замечая.
– Арчи, ты не знаешь, о чем говоришь. Мисс Браун – настоящее чудо. Я долго отказывался от ее услуг, но она убедила меня, что это вовсе не благотворительность. Новый дух дома – ее рук дело. И здесь начали бывать люди, влиятельные люди. Сэр Реджинальд Стайн – ты слышал о нем? В последний свой визит он намекнул, что ему требуется толковый парень в адвокатской конторе…
– Я понимаю, ты цепляешься за любую возможность. Но неужели не видишь, что здесь что-то нечисто? С какой стати ты сдался этой женщине? Женатый человек с маленьким ребенком и грошовым содержанием…
Гарольд не ответил. И почему-то именно сейчас Артур решился выдохнуть то, что застревало у него в горле многие годы:
– Гарри, мне очень жаль, что так вышло. Ладно – я, старый холостяк, но у тебя же твои девочки… Если бы отец не спекулировал, не занимал…
– Брось, Арчи, – брат крепко сжал его плечо. – Я смотрю на это по-другому. При прежнем нашем состоянии родители не позволили бы мне даже взглянуть на Анну. А теперь она наполняет воздухом мои легкие. И Лиз – папино сокровище. Неужели ты думаешь, что без них бы я как сыр в масле катался? Нет, я сломал бы себе шею в первой же дырке этого сыра.
– Гарри, ты святой, – вздохнул Артур. – В конце концов, это тебя погубит.
– Всех нас рано или поздно что-нибудь погубит, – проявил рассудительность Гарольд. – Святость в этом смысле – не худший порок. А теперь проведай Лиз. Ты же знаешь, она не заснет, пока дядя не пожелает ей спокойной ночи.
Лиза Бонн, уже готовая ко сну, сидела на своей кроватке. Мир ее детской составляли шкаф, сундук, две тряпичные куклы, пустая клетка и разрисованный башмак.
– Сказку! – закричала она, едва Артур ступил на порог.
– Сказку? – лукаво протянул дядюшка и присел рядом. – Что-то я их все позабыл.
– Есть такая страна Португалия… – напомнила ему племянница. Все сказки начинались одинаково, и она их очень любила.
– Да, есть такая страна Португалия, и там находится большой город ЛизаБонн – у вас одинаковыве имена. Его окружают горы – леденцовые горы, такие высокие, что их вершины упираются в облака из сахарной ваты. А на самом пике, среди облаков, стоит маленький замок. В нем ровно сто комнат, и половина из них – детские, до потолка набитые игрушками…
– Я туда когда-нибудь попаду? – сонно пробормотала Лиз.
– Если очень-очень захочешь.
– Спокойной ночи, дядя Арчи. Желаю тебе сто миллионов тысяч фунтов и еще два пенса.
– А я тебе желаю двадцать мешков шоколадных конфет и один торт высотой с этот дом! Спокойной ночи, милая.
Девочка, уткнувшись веснушчатым носом в подушку, уже спала. Артур поправил ей одеяло, погасил ночник и вышел из комнаты.
Гарольд и Анна сидели у камина и тихо разговаривали. Стараясь их не потревожить, молодой человек прошел на кухню, где горел тусклый свет.
– Вот и вы, – хмуро бросил он, упершись взглядом в белоснежный чепчик.
– Чем могу быть полезна? – спросил голос из-под чепчика. Маленькие проворные руки мыли тарелки и складывали их в приземистые колонны.
– Я только хочу сказать, что меня вам не провести. И я выведу вас на чистую воду.
Послышался легкий смешок, и мисс Браун обернулась.
По ту сторону чепчика оказалось лицо юной девушки. И это лицо привело Артура в легкое замешательство. Она не была простушкой, не была и роковой красавицей. Ничто в ее чертах не говорило о хитрости или хватке. Острый, немного задранный носик, глаза глубокого темного цвета. Мягкие каштановые завитушки выбились из-под кружев. Накрахмаленный фартук казался слишком тяжелым для ее тонкой, почти невесомой фигуры.
– Вы считаете меня мошенницей? – спросила мисс Браун. В ее тоне не было ноток недовольства или обиды, только искренний интерес человека, который вдруг узнал для себя что-то новое.
– Э-м-м, – протянул Артур, начиная чувствовать себя неловко. Его решимость слегка угасла. – Давайте во всем разберемся.
– Давайте, – согласилась девушка. – Не хотите ли вытирать вот эти тарелки? Так вы сможете хоть куда-то деть руки. И не хватайтесь за полку, там рассыпан крысиный яд.
– О, – молодой человек выпрямился и взял полотенце. – Хорошо, мисс Браун. А могу я узнать ваше имя?
– Фада Браун.
– Весьма… экзотично.
– Оно португальское. Есть такая страна, верно? Но я думаю, вы здесь не ради изучения культур.
– Пожалуй, – Артур откашлялся. – Признаться, я не был здесь достаточно долго, и сейчас я очень удивлен. Этот дом… он изменился. И разговоры о приемах…
– Да, дом достаточно старый, но живой, вы не находите? Придать ему уют было несложно – все равно что разговорить нелюдимого, замкнувшегося в себе человека. Конечно, нужно было сшить ему обновки: обивку, занавески и прочее, но ткань обошлась совсем недорого. И потом, я пустила слух о том, что здание создано известным архитектором еще при Георге III и дом нельзя перестраивать. Гости сразу стали видеть шарм в скрипучей лестнице и разбухших потолках.
– А гостей в эту старую развалину привели званые обеды, которые уж точно не по карману моему бедному брату.
– Вот тут вы ошибаетесь, – с улыбкой возразила мисс Браун. – Люди с большим состоянием рано или поздно ощущают на себе это проклятие. Пресыщение. В надежде побаловать свой усталый желудок они требуют блюда из несочетаемого. Ищут самые неприличные части самых редких зверей. Рыщут в тех уголках земли, где мать-природа вообще не думала соприкасаться с человеком. И при этом такие люди забывают главное. Помните сказку? Самое сладкое молоко – на блюдечке у печки!
– То есть…
– То есть на званых обедах я потчевала гостей куриным бульоном на корешках, домашней лапшой с бабушкиным соусом, старой доброй кашей с изюмом… Конечно, названия блюд пришлось изменить, дабы мозг не обманул желудок. И люди восхищались, возвращались, звали других. Они думали, что приходят тешить свои рецепторы и любоваться на ветхое дитя архитектора-гения. Но на самом деле их притягивал дом, понимаете? Не стены и крыша, а ощущение дома, для многих почти забытое.
Артур положил на стол последнюю сухую тарелку. Какое-то время он обдумывал сказанное.
– И вы, мисс Браун, – наконец произнес он, – утверждаете, что все идеи зародились в вашей голове? В этой самой голове под чепцом? В таком случае, вы должны быть или очень пронырливой, или непостижимо умной…
– Это как вам угодно, – сказала Фада.
– Тогда какого черта при вашей сообразительности вы похоронили себя среди кастрюль? Вы могли бы…
– Стать машинисткой? Поменять салатницы на листы бумаги?
– Нет, я не то имел в виду. Вы могли бы выйти замуж…
– Ах, вы считаете, что мне бы удалось так же выгодно преподнести себя, как и этот дом? Благодарю за признание, но это не решило бы моих проблем.
– У вас такие серьезные проблемы?
– Видите ли, когда-то я была очень самонадеянной и натворила много беспорядка в жизни. Если бы только в своей… Теперь приходится восстанавливать равновесие.
– Ну, наводить порядок у вас получается безупречно, – смущенно протянул Артур.
– О, у меня огромный опыт.
– Не может быть, вам же… Простите, если покажусь нескромным, но сколько вам лет?
– Больше, чем вы можете себе представить.
Повисла неловкая пауза. Мисс Фада Браун убрала посуду в шкафчики, расстелила новую скатерть и завернула в бумагу начищенные до блеска столовые приборы.
– Я… я все-таки хочу понять, – нарушил молчание Артур. – Мне не ясна ваша выгода. Помочь брату выйти в люди и только потом взять деньги за свою работу. За весь этот труд… На сестру милосердия вы не похожи!
– А на кого похожа? – вдруг спросила девушка.
Она приблизилась к молодому человеку, и тот почувствовал, что не может оторваться от ее глаз. Темные озера в обрамлении длинных камышей – нет, не озера, ведьмины топи, древние, как сама земля, зовущие куда-то далеко, где есть ответы на все загадки, где стерты границы, разделяющие мир.
– Вы хотели знать, мистер Гейл, имею ли я что-то со своей работы? С этих чугунных котлов, мешков с крупой, кусков мыла и накрытого полотенцем теста? С чашек чая на подносе и золы в камине? Со штопки теплых одеял и смахивания паутины со старой люстры?
Артур не отвечал. Он находился не здесь, не на кухне, пропахшей копотью и пряностями. Наверное, он почти утонул, но тут его незримым движением вернули обратно.
– Да, имею, – мягко сказала мисс Фада Браун, и камыши сомкнулись над озерами. – Если человек того стоит.
Артур не помнил, как он оказался в своей комнате и каким образом в город проникло утро.
* * *
Больше Артур Гейл не встречался с Фадой Браун. Он стал часто наведываться к брату, но экономка пропадала то на рынке, то в швейной мастерской, то готовила обед на много блюд, и ее нельзя было отвлекать. Да и Артур не всегда мог пораньше уйти с работы. В конце концов его застало врасплох письмо Гарольда: сэр Реджинальд Стайн предложил ему хорошее место. А мисс Браун… она просто исчезла. В одно прекрасное утро Гейлы обнаружили на кухонном стуле только накрахмаленный фартук. Поиски не увенчались успехом. Девушка не предоставляла рекомендации и в агентствах по найму не числилась. Гарольд и Анна были расстроены, но вскоре подыскали себе новую экономку за вполне приличное жалование – теперь они могли себе это позволить.
– Я очень скучаю по Брауни, – как-то сказала Лиза Бонн. Они с Артуром строили кукольный дом в ее детской. – Мне жаль, что она ушла. Но, наверное, кому-то она нужнее.
– Брауни? А-а, мисс Браун. Но почему ты называешь ее так?
– А как мне ее еще называть? – удивилась девочка.
Артур посмотрел на нее. Какое-то старое воспоминание шевельнулось в мозгу. Да, много лет назад он слышал, читал… Молодой человек поднялся с сундука, на котором сидел.
– Погоди, милая. Я сейчас вернусь.
Он прошел в маленькую, почти заброшенную комнату, где теперь располагалась отцовская библиотека. Нашел толстый томик легенд и сказаний – книгу, которой зачитывался ребенком. Брауни… да, конечно. Среди карт и старых открыток из разных стран Артур отыскал португальский словарь. Палец скользнул по строкам на букву «ф»…
Артур вернулся в детскую. Лиз еще не спала. Она сидела в кроватке, обняв новую куклу, и с любопытством смотрела на него.
– Я думала, ты сразу понял, – протянула девочка.
– Куда уж мне понять. Твой дядя ничем не лучше старой кочерги. Он вырос и забыл мир, представляешь?
– Брауни мне сказала то же самое, только кочергу пропустила. Ты взобьешь мою подушку?
– Я твой верный раб! – покорно воскликнул Артур и несколько раз подбросил подушку в воздух. По комнате закружились белые перья, тихо предупреждая о наступающей зиме. Лиза Бонн улеглась в свою мягкую постель, и дядя сжал ладошку девочки.
– Она вернется? – вдруг спросил он.
– Если очень-очень захочешь, – уже засыпая, прошептала Лиз.
– Ну, за этим дело не станет, – молодой человек поцеловал ее в лоб и подоткнул одеяло. – Сто фунтов печенья и карамелек тебе, принцесса.
– А тебе семьсот… размильонов… и перетысяч… золотых монет, – ответила девочка и засопела.
– Не надо, – проговорил Артур, уже обращаясь к себе. – Может, если я останусь бедным и благородным, кто-нибудь однажды разведет огонь и в моем очаге.
Он попрощался с родными и вышел на улицу, чтобы поймать последний ночной экипаж.
ГУЛЛИВЕРОВЫ ДРАКОНЫ
Начну свой рассказ с того, что я всегда мечтал оказаться в сказке. Даже первая запись в моем дневнике гласит: «ПАПАСТЬ БЫ В ВАЛШЕПСТВО!..» Сейчас мои каракули – все эти «пасти» и «папасти» – выглядят такими детскими и смешными, но речь совсем не о них.
В сказке я готов был стать кем угодно – принцем, королем, разбойником, пиратом… Да хоть вездесущим дедом-провидцем, у которого «борода до пят, а глаза как молнии сверкают»! Думал ли я, что мне уготовано совсем другое место, да такое привычно-обычное, что я не сразу его заметил.
Но ближе к делу – к июлю двухтысячного года и тем жарким дням, когда под ногами хрустели высохшие желтые листья, почти как осенью.
Мы с братом проводили лето у бабушки. Мне было двенадцать, а ему восемь. Деревянный домик, сад-огород и сама бабушка казались уголком прошлого в наступившем новом веке. Это место словно законсервировали с давних-предавних пор – деревянный уют без удобств, но с русской печкой, домашняя живность и сметана в глиняных горшочках.
А если совсем близко к делу, то ранним утром меня вытряхнул из постели вопль брата:
– Ди-имка! Димка-а! Глянь, все как в сказке!
За любую другую фразу, разбудившую меня в семь утра, Юрка получил бы крепкий подзатыльник. Но – «Все как в сказке!» – этих слов я ждал, пожалуй, всю свою жизнь! Я спрыгнул на дощатый пол, нащупал босыми пальцами один тапок и выскочил во двор.
Юрка, белобрысый и загорелый до черноты, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Чего кричишь? – с показным равнодушием спросил я. – Где твоя сказка? Показывай.
– Пошли в курятник, – заявил брат.
Признаюсь, это немного охладило мой пыл. Ну что невероятного могло случиться в курятнике? В конюшне – еще куда ни шло. Во многих сказках упоминалась именно конюшня. Но курятник?.. Разве что одна из кур снесла золотое яичко.
Я поплелся за Юркой. По дороге нас облаял хранитель будки Маркиз (слишком напыщенное имя для дворняжки), и я наступил босой ногой на щепку (не больно, но обидно). Наконец, мы оказались в курятнике, который пахнул курятником и был битком набит пестрыми курицами – белые почему-то у бабушки не приживались.
– Ну и где? – спросил я, стараясь не вступить в опасные точки босой ногой.
– Вот! – благоговейно прошептал Юрка, показывая на нечто, копошащееся в углу.
Это нечто оказалось маленьким, жутко страшным цыпленком, покрытым редким пухом вперемешку с навозной коркой.
– Что. Это. Такое? – стал медленно закипать я.
– Ну, я же говорил, как в сказке. Помнишь, мама читала. Этот, как его… гадкий цыпленок!
– Гадкий утенок, олух!
– Но это ведь цыпленок…
– Цыпленок, утенок, страусенок, какая разница! Ты ради этого меня поднял в такую рань?
– Так интересно же, разве нет? – округлил глаза Юрка.
Я тогда разозлился не на шутку. Подумать только: семь утра, а я стою посреди курятника в трусах и одном тапке. Отвесив брату подзатыльник (несильный, правда – уж очень подкупали его невинные глаза), я побрел досматривать сон.
А вот Юрка не угомонился. Следующие два дня он то и дело заглядывал в курятник посмотреть на своего «сказочного» цыпленка, который, к слову, становился все непригляднее. Бабушка только отмахивалась – всяко, говорила, на свете может быть. И телята двухголовые рождались. А смотреть на чудо-птицу времени нет, хлопот по хозяйству полно.
На третий день гадкий цыпленок пропал.
Отыскался он весьма забавно – тогда, когда мы заметили, что Маркиз наотрез отказывается заходить в свою будку. «Никак, домовой там завелся», – пошутила бабушка. Мы с Юркой, слегка подрагивая от страха, заглянули в конуру и обнаружили там нашего гадкого цыпленка! Изловить мы его не смогли – такой верткий! Только заноз нахватали, а он остался жить там. Маркиз поселился на улице. Каждый раз, когда я проходил мимо и видел его, сиротливо свернувшегося возле будки, стыдил: «Здоровый псина, а выгнать какую-то мелкую заразу не можешь!» На что Маркиз лишь жалобно скулил и прятал нос в лапы.
Гадкий цыпленок почти не высовывался из собачьей конуры, и постепенно мы забыли о нем. Даже Юркин интерес поутих. Неделю-другую нас занимали более важные вещи: купание в озере, лесные ягоды, домик на дереве, в общем, все то, что так редко доступно простым городским мальчишкам. Поздними вечерами, когда бабушка уже спала, мы тихонько, вползвука, смотрели телевизор – обычно страшные фильмы, которые в деревне казались еще страшнее. И вот во время такого привычного просмотра Юрка вдруг застыл, округлив глаза. Они у него и так большие, а в тот момент и вовсе превратились в два блюдца.
– Ага, испугался! – толкнул я его локтем. Но брат ткнул дрожащим пальцем не в экран, а в окно за ним.
А там, в нашем дворе, полыхал приличных размеров костер! Мы выскочили – горела будка Маркиза. Сам пес почему-то не лаял, а лишь жалобно поскуливал в сторонке.
– Колодец, быстро! – скомандовал я. Ведро-другое, и мы погасили пожар. Хорошо, что Маркизова будка стояла отдельно, посередке двора, и огонь не перекинулся ни на что другое.
– Цыпленок! – вдруг заплакал Юрка. – Мой цыпленок! Он ведь все время там сидел… Он сгорел!
– Да погоди, – стал утешать его я. – Он дурак, что ли, сгорать? Убежал он, чудик твой!
– Ку-уда-а он мо-ог… – начал было всхлипывать брат и вдруг умолк. Потому что прямо из еще дымящейся будки выскочил комочек, весь в саже, и побежал, хлопая крыльями, к родному курятнику.
– Цыпленок! – закричал Юрка. – Живой!
Мы кинулись за ним и ворвались в курятник, порядком распугав сонных кур. Цыпленок метался туда-сюда с хрипением, чем-то напоминающим рык. Наконец, нам удалось загнать его в угол…
Юркины глаза-блюдца превратились в миски. А моя челюсть упала и точно укатилась бы куда-то, если бы не была прочно прикручена к голове.
То, что мы с самого начала приняли за уродливый клюв, оказалось на деле маленькой пастью с довольно острыми зубками. А навозная корка при ближайшем рассмотрении превратилась в чешую. И крылья, с ноготь длиной, пока не окрепшие, – но не как у птицы, а как, скорее, у летучей мыши…
В общем, это был вовсе не гадкий цыпленок. Это был крошечный дракон.
Ко мне, как к старшему по возрасту, первому пришел дар речи.
– Этого н-не м-может быть, – выдавил я.
– Так ты видишь то же самое? – прошептал брат.
Нет, давайте еще раз. Чуть заостренная мордочка – теперь на ней были видны ноздри размером с булавочную головку, из которых тоненькой струйкой шел дым. Передние лапки прижаты, оттого мы их раньше не замечали. Хвост… он раньше не был таким длинным, там появились зеленые шипы, точь-в-точь елочные иголки.
Глаза не обманывали. Дракон!
– Не может быть, – еще раз повторил я.
Дракончик сел в углу и сердито засопел, поглядывая на нас желтыми глазками. Его раздражение и досада были такими очевидными, словно он хотел сказать: «Ну что ж вы, люди, жить мешаете!» А потом он… чихнул. Просто чихнул, сплевывая при этом сажу.
