Надежда Верещагина
Гори оно ясным пламенем
3
Эрик уступил нам свою спальню. Точнее, мне. Потому что оба они вряд ли собираются сегодня спать. Здесь весь день было нараспашку окно – прохладно до сих пор. Странно лежать – будто натянутая пружина изнутри не даёт. Сажусь в кровати, включаю настенный светильник. Всё ещё слишком яркий и непривычный – не сбоку, а над головой. Отворачиваю его в сторону. В пятне света на тумбочке – мои очки. А рядом – креветка, Костина поделка из капельницы. Творил одной рукой и немножко зубами, выплеснув в этот шедевр всё раздражение от ситуации и своей временной частичной беспомощности. Рана будет затягиваться недели две. Потом ему вживят новый чип. Это, вроде бы, почти не травматично.
На улице что-то хлопает. Мало ли, дорожные работы, ветер… Двумя пальцами придвигаю к себе очки и надеваю их. К чёрту. Тянусь к брошенным в изножье кровати джинсам и толстовке. Хоть и в нескольких метрах от людей, хоть и в полностью изолированной от сети квартире, мне до удушья страшно.
Одеваюсь, выключаю свет, выхожу из спальни без звука, на цыпочках делаю пару шагов по коридору. Дверь в кабинет открыта наполовину. Там горит настольная лампа и светится экран ноутбука.
– Выжечь весь сектор к едрене фене… – вполголоса предлагает Костя.
Медленно заглядываю внутрь. Он стоит посреди комнаты, чуть придерживаясь незабинтованной рукой за спинку стула и слегка отклоняясь назад. В восхищении пялюсь, насколько правильным вычерчивается в таком свете его и без того почти классический профиль. Нашариваю в кармане телефон – но отказываюсь от затеи: ничего не получится сейчас такой камерой, да и вспышка…
Эрик балансирует на задних ножках стула, свободно свесив обе руки, будто пытается дотянуться до пола кончиками пальцев:
– Чудесно… Хватит! Довыжигались. Подставим ребят под удар… года на три.
Отшатываюсь в сторону и прячусь, прижимаясь к стене щекой. Кажется, никто не заметил.
– Нет. Токарев рассчитал! Успеем перекрыть нейроимпульс, пока режется сектор.
– Ага! Если врубим все генераторы… А то твой Токарев не знает, что мы на неделю застрянем без энергии потом? И всё равно не успеем! Поверь моему чутью! Явно есть ещё… – голос запинается, Эрик точно выкинул сейчас какой-то кульбит – наклонился под стол или что-то подобное, – фактор. Неизвестный нам. Слишком много странного… Выход только один.
– Выходов полно! – непривычно раздражается Костя. – Вы просто не хотите меня слушать.
– Надёжный – один. Шесть из семи попыток были успешными. У меня всё получится, – уже безо всякой эксцентричности уточняет Эрик. И добавляет, ещё теплее: – Ты хоть понимаешь, что этот засвет может быть не единственной нашей проблемой? Если перестроятся ячейки…
Костя не отступает:
– Попробуем срезать сектор. Я сам. Не получится – неделю продержимся здесь. И тогда уже ваш план. Откроете доступ?
Глухой стук – Эрик, видимо, приземляет передние ножки стула на паркет. И с подчёркнутым любопытством спрашивает:
– Это что выходит? Руководить теперь будешь ты?
Молчание в ответ. Представляю себе, какую пантомиму сейчас выдаёт Костя. Секунд через пять он чётко произносит:
– Нет.
И – тише:
– Эрик Юрьевич…
– А если нет – делай, что я говорю.
Медленные шаги. Не успев понять, чьи и куда они движутся, я скачком на цыпочках пересекаю коридор и возвращаюсь в спальню. Лучше бы никто из них не знал, что я подслушала этот диалог. В некоторых сценах хочется раствориться – видеть их, но не присутствовать внутри. Хотя один-то, скорее всего, меня заметил. Потому что обычно не склонен так уж опереточно рисоваться. Но он не выдаст, это факт.
В общем, теперь нам угрожает не только сеть, но и какая-то очередная идея Эрика Юрьевича. Поэтому я совершенно спокойно засыпаю.
***
Двенадцатый час. Отвратительная рань. Утро похоже на скрип ржавой калитки в густом тумане. Эрик жарит мне яичницу. Костя на дальнем краю длинного белого стола сосредоточенно смотрит в экран ноутбука. Между нами – метра два. Отбиваю нервный ритм пальцами по своему плечу. Долго они собираются молчать? Начинаю в такт отстукивать ещё и ногой. Костя слабо улыбается и, не отрываясь от работы, сдаётся:
– Эрик Юрьевич решил сразиться с сетью.
Перестаю шуметь и округляю глаза:
– Э… как супергерой, что ли?
– Именно. Человек-паяц.
Эрик сияет, довольный признанием своих талантов. Нагружает тарелку яичницей, помидорами и хлебом и подсовывает её мне:
– Минут через сорок всё дозарядится. Ребята смогут включить мне на машине максимальный щит. Я вброшу вирус в сеть – он заставит все зацепившие нас лучи собраться в одном месте. Приманим их подальше от города. Вы останетесь здесь. Будьте готовы в любой момент сорваться. Если что, Вовка вас заберёт! Танечка, я добавил его тебе в контакты. Остальных здесь не светить! При любом ЧП звони ему. Понятно?
– Понятно. А можно потом и мне чип вживить? Я же тоже…
Эрик щурится, жестом обрывает мой спич и указывает пальцем на Костю. Тот замечает движение сбоку, поворачивается ко мне:
– Да, – утыкается обратно в ноутбук и добавляет: – Но нет.
Разумеется…
– Эрик, а что ты будешь там делать? Ну, подальше от города?
Оба полностью меня игнорируют.
Вздыхаю и без аппетита принимаюсь за еду. Эрик дважды выходит из кухни и возвращается, молча что-то показывает Косте на экране. Дожёвываю последний кусочек яичницы и перехожу к самому вкусному – помидоркам черри. Почему этот день не может быть просто днём помидорок черри, а потом, допустим, и пирожных со взбитыми сливками…
Поднимаюсь и расхаживаю до окна и обратно с чашкой, отхлёбывая на каждом развороте.
– Волноваться не о чем! – реагирует на моё поведение Эрик, опять вернувшийся из коридора. – Ага. Мы это проделывали не раз.
– Да я и не волнуюсь! Это мужчины вечно всё принимают слишком близко к сердцу. У вас великие вопросы в каждом шаге. А у меня вот, знаешь, без всяких мыслей просто сами по себе ноги дрожат!
– Зачем так уж обобщать? – Эрик разряжает обстановку на свой лад. – Твои мужчины в основном были… э… не слишком реальными.
Догадываюсь, почему он уже не первый раз так бесцеремонно дёргает за эту ниточку. Слишком уж легко я проглотила полное исчезновение собственного прошлого. Куда делись эмоции, неизвестно. Думать об этом какой-то блокирующий слой сознания не даёт. Но Эрик не любит такие бомбы замедленного действия поблизости.
Костя морщится и надевает наушники. Будто это поможет.
– Не все они были нереальными… – отбиваюсь я. – Да хоть Комаров… Три года.
Эрик озадаченно вытягивает губы – наверное, того эпизода не было в досье на меня, – но продолжает троллить:
– Дай угадаю! Ты сбежала к какому-нибудь… – оглядывается на Костю, – очаровашке?
А вот это уже… Во даёт! Но я вхожу в раж:
– К вокалисту, – признаю я, – из любительской рок-группы. А на самом деле мне вообще-то не очень нравятся эти рокеры. Завывают… будто кто-то на ногу наступил. Так что это была глупая затея… Но Комаров… Ну слушай… но он же дурак! Так долго ничего даже не подозревал…
– Сомневаюсь. У него просто хватило ума промолчать, – пожимает плечами Эрик. И снова выходит из кухни.
Наливаю себе ещё чаю и продолжаю расхаживать по периметру.
– И кого ты пытаешься найти? – не выдерживает Костя.
– Думала, что тебя, – выцеживаю сквозь зубы.
И теряю способность подавлять раздражение – подкарауливаю Эрика на пути из коридора, набрасываюсь:
– Почему мы просто не можем подождать? Так ли уж надо сейчас разбираться с сетью? Ты не обязан никуда отсюда выходить! Да хоть год! Может, она отстанет?
Бахает полуденная пушка. Громко – будто прямо под окнами. Эрик отодвигает меня из дверного проёма, кладёт на стол козу и меняет направление провокации:
– То есть смириться? Разве это дело? Это вообще когда-нибудь вариант?
– Иногда просто… просто, что ли, нет выхода… Так или иначе… планету сменить нельзя.
– Но не смириться можно всегда. – Сжимает кулак, выбрасывает из него указательный палец и с размаху приставляет себе к виску.
– Ну… очень трудно решиться, инстинкт самосохранения… И… Всегда кажется, что ещё не всё потеряно…
Костя снимает наушники, отшвыривает их на пол и поднимается из кресла. Будет читать лекции об обратном захвате серотонина, не иначе.
– Ага, – прищуривается Эрик и двигает козу ко мне. – Чудесно. Держи, это твоя. Правда, держи! Константин сам всё настроил. И кстати, действует не только на сеть. И на обычных людей. И следов не остаётся, ага!
Я сжимаю девайс двумя руками, разглядывая непонятные панельки на поверхности. А он продолжает гнуть тему:
– Так что? Смиряться-то ты не хочешь? Или как?
– Не хочу! То есть… мне… я…
– Эрик, – говорит Костя, не делая ни шагу в нашу сторону, – прекрати это, пожалуйста.
4
Видео с дрона развёрнуто на весь экран двадцатисемидюймового монитора в кабинете. Бурая трава. Поле. Похоже, где-то в южном направлении от города. В нижнем углу – кусочек трассы. И пока ничего не происходит.
Костя оглядывает комнату в поисках точки приложения для своей тяги к трансформации пространства. И находит: один за другим хватает с книжной полки стоящие рядком кубики Рубика, за несколько секунд собирает каждый одной правой рукой, возмущается: «Кто так перемешивает!» – и возвращает на место. Всего шесть штук. Покончив с последним, разворачивает все синей стороной наружу и выстраивает пирамидкой.
Пиликает уведомление. В кадре появляется белый «Ленд Крузер» Эрика. Тормозит у обочины. Фары гаснут. Над полем пролетают две вороны. Я сажусь на краешек дивана и вглядываюсь в картинку издалека.
Эрик удивительно эффективен для человека, принимающего столько решений в единицу времени. Наверное, потому, что он легко позволяет себе ошибаться. Это создаёт некоторое количество проблем, но и поддерживает в нём непредвзятость – к самому себе.
Дверь машины распахивается, и он ступает на землю. Зачем-то ещё и вырядился в камуфляж. Капюшон натянул до бровей. На лице – какое-то навороченное забрало. Чуть ли не приплясывая направляется вглубь поля.
Всё звенит от подсвечиваемых программой лучей сети. Ясно: это данные прямо с устройства на лице Эрика. Похоже, без шпионских штук паутина по-прежнему невидима. «Это их режим ЧП»… Сеть будто собралась исчертить всё поле.
В зону подтягиваются ещё четыре дрона.
Не решаюсь допрашивать Костю: он напряжённо погружён в наблюдение.
Метров через десять Эрик резко останавливается.
Вытягивает руку перед собой и хватается за ближайший луч. Тот вздрагивает и уплывает выше – подсвеченная полоса у нас на экране. Один из дронов подаёт какой-то сигнал – программа показывает его схематично. Луч плавно движется на этот призыв. Эрик начинает с бешеной скоростью вцепляться во все остальные полосы перед собой. Его лицо кривится: будто обжигается каждый раз.
Но сеть наступает и сзади, и слева, и справа. Весь этот хаос берут на себя три оставшихся дрона – выманивают на периферию кадра. Первый беспилотник продолжает притягивать лучи, «обработанные» Эриком. Они так и висят в одной точке неба, как взлохмаченный сноп. А остальные норовят улизнуть от дронов – быстро соображают, что это помеха. Значит, придётся разобраться и с ними. Сколько всего лучей – внизу экрана есть цифры. Наклоняю очки под углом, чтобы разглядеть отсюда: двести пятьдесят семь!
Похоже, сеть реагирует на чип, который Эрик перепрограммировал, не узнаёт его и теряет интерес, не успев обнаружить, что перед ней сам Эрик. Как она вообще это может определить? Как она различает людей? И почему лучи, наткнувшиеся на «неподозрительный» теперь чип, впадают в апатию? Ждут перезагрузки, что ли? О боже…
Ясно только, что атаки сзади ничего хорошего сейчас не принесут. Потому дроны там и караулят.
– Что он делает?! – теряю терпение.
– Лучи – примитивные щупальца, – нехотя рассказывает Костя. – Они должны выполнить задачу, передать информацию в высший узел и сгореть. Узел устроен сложнее – может нас раскрыть. Поэтому Эрик перезаписал свой чип на более высокий статус. После контакта с ним лучи будут считать, что уже находятся на связи с узлом.
Расчистив всё поле перед собой, Эрик разворачивается, пошатнувшись, и принимается ловить «бодрые» лучи с другой стороны. Видно, что дроны не могут отгонять их – только притягивать, с большим трудом. И если бы не скорость его реакции… Одной рукой – левой, в которой чип… Вряд ли кто-то другой из нас справился бы с этой задачей.
Наконец поле свободно. Дроны, облепленные лучами, как магниты гвоздями, слетаются в одну точку. Эрик достаёт из кармана складной нож и какой-то плоский предмет, стягивает капюшон, отрезает клок волос – я громко ахаю, – оборачивает ими эту штуковину, размахивается и подбрасывает прямо в центр небесной композиции. Нервно усмехаюсь: похоже на шаманский ритуал, а не геройскую битву. Но ясно: задача у них – уничтожить Эрика. Получается, действительно по ДНК. Счастье, что они настолько примитивны.
Он шагает назад, оступается, падает на колено. Я подскакиваю к Косте, становлюсь за спиной. Лучи хаотично и очень медленно оседают на подброшенную приманку. А если он сейчас не успеет скрыться с поля?!
Эрик с усилием приподнимается и на каждом шагу страхует себя от падения, выкидывая вперёд растопыренную ладонь. Два луча, отставшие от общей массы, наплывают в его сторону. Медленно. Не успеют! Конечно, не успеют!
Костя не оборачиваясь протягивает мне руку над своим плечом. Из-под манжеты джемпера торчит краешек бинта. Накрываю его пальцы ладонью, стараясь не двигаться.
Добравшись до машины, Эрик резко, с неестественным надрывом, запрыгивает внутрь и захлопывает дверь. Через несколько секунд один из лучей облизывает её всю и поднимается выше.
Через лобовое стекло видно, что Эрик скинул забрало и просто сидит в кресле – пьёт из бумажного кофейного стакана.
– Почему бы ему не убраться оттуда? – раздражаюсь я.
– Двенадцать минут, – тихо отвечает Костя. – Время есть.
Отпускаю его руку.
– До чего?
– Да так… Он не сможет ехать, пока таблетки не подействуют. Шлейф у этой боли ещё сильнее. И заранее ничего не принять: обезболивающее влияет на чип.
Отлично… Я так понимаю, Эрик сейчас выпил ни разу не анальгин. О чём они думали раньше? Не мог кто-то с ним поехать? Я молчу, но Костя затылком считывает все эти вопросы:
– Он приказал никого не светить. В машине есть автопилот… Но мы усилили щит – и это вывело из строя радар. Поздно заметили. Таня, это не ралли «Дакар». Не страшно.
Лучи друг за другом опускаются на «приманку» и искрят.
Я начинаю их машинально пересчитывать. На шестнадцатом бросаю и почему-то именно сейчас спрашиваю:
– Слушай… ты действительно полностью не потерял сознание тогда?
Он молчит секунд пять – формулирует:
– Еле удерживал проблески.
– Знаешь, меня это всё сильно… сильно пугают такие вещи. Что на самом деле происходит в такие моменты?
– Сложные физиологические процессы, – тянется к клавиатуре. – Их описание никак не ответит на твой вопрос.
Знал бы он, как меня зато успокаивает его голос… Особенно когда вещает про сложные процессы: я просто впадаю в транс. Жаль только, по-настоящему разговорить такого человека – целое искусство.
Поворачиваюсь к экрану – Эрик машет нам на камеру дрона и наконец выезжает на дорогу.
Сеть собралась в кучу и мерцает, как смотанная новогодняя гирлянда. Один из лучей наливается алым, набухает и тянет за собой остальные. Дроны разлетаются. Сеть разрастается в огромный грязно-розовый ком, выкатывается вперёд – и взрывается мешаниной дряблых ошмётков. Картинка пропадает. Через несколько секунд возвращается: в пустом поле только пара островков догорающей сухой травы.
Костя что-то набирает на клавиатуре. На экране выстраиваются в мозаику изображения нескольких локаций – пара каких-то незнакомых дворов, наш двор, дом Эрика. Просто схемы, не видео. И везде сеть будто затухает. Только в последнем кадре – прямо там, где мы находимся сейчас, лучи, наоборот, становятся всё активнее.
– Это… – начинаю я.
