Надежда Калинина
Причуды чуда
Глава 10 Гости – реальные и призрачные
Им не суждено было больше встретиться. В эту ночь Людмила Сергеевна умерла во сне. Просто не проснулась. Об этом Юлии Павловне рассказал доктор Геннадий Михайлович, позвонивший ей по телефону утром следующего дня. К счастью, Геннадий Михайлович не отличался сентиментальностью, а потому говорил исключительно по делу. Потом доктор перезвонил ещё одни раз, сказал, что нужно делать, где и когда можно забрать тело и отключился. Юлии Павловне предстояло заниматься похоронами и поминками. И она вспомнила о Вадиме Олеговиче.
– Надо бы известить его, что Людмила Сергеевна умерла, может он согласится прийти на похороны, – подумала Юлия Павловна и решила зайти в офис домоуправляющего.
В этот раз секретарша оказалась на месте и быстро организовала встречу Юлии Павловны со своим руководителем.
– Вам кофе или чай? – предложила Вероника услужливо, параллельно открывая дверь к Вадиму Олеговичу.
– Спасибо, ничего не надо, я ненадолго, – проговорила Юлия Павловна и быстро вошла в кабинет.
– Добрый вечер, Вадим Олегович, хорошо, что вы ещё на работе. У меня плохие новости. Моя соседка, Людмила Сергеевна, сегодня утром умерла в больнице. Представляете, еще вчера жива была, я разговаривала с ней, а сегодня…, сегодня её уже нет. Похороны послезавтра, у нее ни друзей, ни родственников, только я, вот я и подумала, может, вы съездите со мной на кладбище, вы же знали ее, в гостях у нас были. Если не заняты, конечно. Послезавтра, в одиннадцать, – выпалила она на одном дыхании.
Вадим Олегович вышел из-за стола, сделал шаг навстречу, взял ее за руку, пристально посмотрел в глаза:
– С вами все в порядке, Юлия Павловна?
Юлия Павловна сперва удивилась тому, как Вадим Олегович ещё помнит, не забыл её имя, но тотчас сообразила, что представилась секретарше, а та сообщила как её зовут своему боссу.
– Да, теперь всё хорошо, я уже в норме. Просто не хочется одной быть на кладбище, тяжело очень. Вообще эти мероприятия всегда даются мне с трудом. И хоть не раз уже это приходилось переживать, привыкнуть к похоронам никак не могу, – Юлия Павловна нерешительно высвободила свою руку и постаралась спрятать её в карман пальто.
Возникла небольшая пауза. Вадим Олегович продолжал смотреть на Юлию Павловну, одновременно нащупывая на столе ежедневник, затем, наконец, отвел глаза, нашел взглядом нужную страницу, что-то размашисто вычеркнул там, снова поглядел на Юлию Павловну и едва заметно улыбнувшись, произнес:
– Да, конечно, я могу послезавтра. Приду прямо к вам в квартиру, если не возражаете. Буду у вас в десять тридцать, – произнес Вадим Олегович и сразу же отошел от посетительницы, будто понимая, что смутил ее.
– Хорошо, договорились. Спасибо. Большое спасибо! Извините, что помешала работе, – заизвинялась непонятно почему сконфуженная Юлия Павловна и в спешке покинула офис фирмы «РемСпецМонтаж».
Уходя, она спиной почувствовала, домоуправляющий провожает её долгим пристальным взглядом.
– Почему он так смотрел на меня? – думала женщина, поднимаясь по лестнице в своей парадной, – наверное, лицо у меня слишком зарёванное. Может, пожалел меня. Странно, на этот раз он был совсем не похож на того сурового директора, которого я увидела в первый раз. И на того галантного кавалера, каким предстал, когда нанёс нам визит. Что же он за человек?
Мысль о Вадиме Олеговиче ненадолго увела её от тяжёлых дум, но, придя домой в сумрачную пустую квартиру, женщина вдруг представила, каково ей будет здесь одной после похорон. Как поползут по стенам зловещие тени, когда она будет бесконечно вслушиваться в ночную тишь, тщетно стараясь услышать знакомые шаги в коридоре. Картина эта была невыносимой. Юлия Павловна включила в квартире все лампы, села на свою кровать и тихонько заскулила точно бездомная дворняжка.
Просидев так с полчаса, она вдруг почувствовала, как печаль её сменяется на гнев. И гневается она на себя. «Какого мандарина ты раскисла как гнилая навозная жижа, – Юлия Павловна нарочно выбирала самые резкие из приходящих ей в голову выражений, чтобы скорей прийти в чувство, – да, всегда тяжело терять близких людей, но ты давно знала, что всё кончится именно так. Ты была готова к смерти Людмилы Сергеевны. А теперь тебе всего лишь надо довести дело до конца, похоронить бедную женщину, а ты тут шоу с жонглированием соплями устраиваешь. Жалеешь себя по привычке. Лахудра…»
При слове «лахудра» весь запал Юлии Павловны сразу вышел, потому что это было слово Людмилы Сергеевны, и она с новой силой ощутила сосущее невыносимое одиночество. «Саша, помоги мне», – по-детски заискивающе попросила она вслух и закрыла глаза ладонями, чтобы лучше сосредоточиться. Но на этот раз её призыв остался без ответа. Тем не менее, почему-то Юлия Павловна ощутила себя бодрее. «Нужно пригласить кого-нибудь в гости, чтобы не оставаться тут одной», – поняла она. Но мысль о том, что этими гостями могут быть Олечка и Максим прогнала сразу. Ей подумалось, такой визит станет неуважением памяти умершей, ведь её друзья вечно отзывались о соседке плохо. «А что, если…», – начала вслух фразу Юлия Павловна, вспомнив глаза домоуправляющего, но не закончила её, а лишь прикрыла рот ладошкой. Ей стало как-то неловко. Но страх одиночества оказался сильнее.
И тогда Юлия Павловна решила приготовить поминальный обед и после посещения кладбища пригласить на него Вадима Олеговича. Этим она убивала двух зайцев: спасалась от призрака пустой квартиры и могла отблагодарить соседа за то, что поддержал ее в трудную минуту. Почти весь оставшийся до похорон день Юлия Павловна провела на работе, ушла со службы последней, после того как вахтёр дважды заглянул к ней в комнату, недвусмысленно намекая, мол, пора бы и честь знать. Дома, не ужиная и не умываясь, а только отправив естественные потребности, сразу же юркнула в кровать и закрыла глаза. Свет в комнате она оставила.
Спала Юлия Павловна отвратительно уже которую ночь подряд, просыпаясь едва ли не каждые полчаса. Где-то среди ночи ей приспичило в туалет, но она держалась до последнего. Мысль о том, что придётся идти по тёмному коридору, повергала женщину в какой-то первобытный ужас. Наконец, не в силах больше терпеть, Юлия Павловна осторожно пробралась к закрытой двери в коридор и выглянула в сгустившийся мрак. И вдруг как призрак из темноты вылетел ей навстречу образ Людмилы Сергеевны, какой она была в ту самую памятную ночь, при их первой стычке. Вид возникшего перед ней бледного лица соседки показался Юлии Павловне настолько реальным и даже осязаемым, что женщина не выдержала и резко захлопнула дверь. Не помня себя, она бросилась в кровать. И только в постели поняла, что ноги и трусы у неё мокрые, как и простыня с пододеяльником. «Ещё и это», – горько подумала Юлия Павловна, но бельё среди ночи менять не стала.
Похороны прошли на удивление быстро и гладко. Юлия Павловна, которая уже пролила по Людмиле Сергеевне столько слёз, сколько и не сосчитать, на кладбище приехала отрешённой и спокойной. Умом она где-то понимала – это, наверное, не правильно быть такой замороженной на похоронах близкого человека, но не смогла проронить ни слезинки. Стояла во время траурной церемонии словно пустой сосуд, никаких эмоций у неё просто не было.
Юлия Павловна и Вадим Олегович не стали долго задерживаться у могилы и быстро ушли, оставив рядом с памятником огромный букет каких-то пронзительно алых роз. Цветы эти пламенели на снегу так, что их было видно за несколько сотен метров. Букет был от Вадима Олеговича, и Юлия Павловна отметила его щедрость и хороший вкус, потому что букет действительно был великолепен.
Вадим Олегович не стал ломаться и отказываться от поминального обеда. Они с Юлией Павловной поднялись в её квартиру, а потом долго сидели на кухне. Сначала сидели практически молча, обмениваясь немногословными фразами. Выпили несколько рюмок водки. Затем, когда алкоголь слегка согрел и расслабил их, начали неспешный разговор. Лёд недоверия между ними таял с каждой последующее рюмкой, и Юлия Павловна, полностью доверившись своему собеседнику, поведала всю историю своего знакомства с Людмилой Сергеевной и их совместной жизни, вплоть до сегодняшнего печального дня.
Вадим Олегович слушал внимательно, не перебивая, и лишь в конце этой исповеди сказал:
– Хорошо, что Людмила Сергеевна оставила вам эту квартиру.
И, встретив недоумённый взгляд женщины, пояснил:
– Одной коммуналкой меньше стало в нашем доме.
– Она ещё кучу денег мне оставила, что мне делать с ними не знаю, – болтала захмелевшая Юлия Павловна.
– Небедным быть лучше, чем наоборот, уж поверьте мне. – спокойно отреагировал на это известие Вадим Олегович и добавил, – А насчет денег не надо волноваться. Пройдет время, и вы поймете, для чего они посланы. Главное не торопитесь.
Поразительно, Вадим Олегович почти слово в слово повторил то, что сказала по поводу денег Людмила Сергеевна! Юлия Павловна отметила это, но не очень удивилась тому, что эти двое, похоже, были на одной волне. Наверное, после всего произошедшего она вообще не могла чему-то сильно удивляться. После слов Вадима Олеговича про деньги на кухне ненадолго воцарилось молчание. За окном прогудел далёкий автомобиль, потом раздался шорох шин. Прозвучали чьи-то голоса. Вадим Олегович налил ещё по рюмочке и потянулся за закуской.
День подходил к концу, уже начало темнеть, и Юлия Павловна пошла к дверям кухни, чтобы включить свет. Вдруг до её ушей донесся приглушенный звук. На телефонный звонок не похоже, но она все же пошла за своим телефоном, вынула его из сумки, взглянула на экран – все чисто, никто не звонил. Она вернулась на кухню.
– ЧуднО! Мне почудилось, будто телефон звонит. Но нет, на моем нет звонков. Может это ваш? – с нервным смешком сказала женщина, обращаясь к гостю.
Ей почему-то стало не по себе.
– Вы не в пальто мобильник свой оставили? – добавила Юлия Павловна на всякий случай.
– Нет, мой всегда при мне, – и Вадим Олегович достал свой телефон из кармана пиджака.
– Мне тоже никто не звонил, – констатировал он, взглянув на экран, – может, показалось?
– Наверно, показалось, – согласилась Юлия Павловна.
И тут оба услышали тихий, но отчётливый звук мобильного телефона.
– Такой гудок бывает, когда телефон разрядился, – догадался Вадим Олегович, – слушайте, а вдруг это Людмилы Сергеевны телефон?
– Точно, её, – Юлия Павловна разом вспомнила, где слышала этот звук. Да в комнате Людмилы Сергеевны и слышала! И как только могла его забыть?!
– Кажется, она мобильник свой в больницу не брала. По крайней мере, я его там не видела. Неужели она дома телефон оставила? Я и не подумала даже посмотреть! – словно оправдываясь, затараторила Юлия Павловна.
Похолодев от охватившего её нового приступа страха, она беспомощно взирала на своего гостя. Не говоря ни слова, Вадим Олегович широким шагом направился в комнату Людмилы Сергеевны, Юлия Павловна держалась за ним следом. Мужчина решительно отворил дверь, включил свет. На столе в гостиной лежал мобильник умершей соседки и молил, чтобы его «покормили». Юлия Павловна поспешила поставить телефон на зарядку, воткнула вилку в розетку, аппарат мгновенно ожил, и вместо заставки на его экране возникли и побежали какие-то строчки. Самая верхняя из них гласила «Л.С. Поповой посвящается». Это было стихотворение Юлии Павловны, которое попросила её когда-то записать на телефон Людмила Сергеевна.
От неожиданности Юлия Павловна ойкнула, попыталась взять мобильник в руки, но Вадим Олегович опередил её и проворно схватил телефон со стола. Мужчина увеличил картинку, с любопытством стал читать:
Людмиле Поповой посвящается
Я улететь хочу за облака,
Где свету не мешают облака,
Где не имеет четких линий горизонт
И не мешает солнцу крыши зонт.
Бескрайние просторы там пусты.
Безмолвие не терпит суеты.
Величествен далекий небосклон,
Но лишь во сне к себе пускает он.
Закрою темной ночью я глаза.
Пустите меня в гости, небеса.
Когда глаза открыть не захочу,
Навеки в это небо улечу.
Юлия Сорокина
– Что это за Юлия Сорокина? Никогда не слышал о таком авторе! – Вадим Олегович глянул на Юлию Павловну, которая покраснела как гранат и опустила глаза долу.
– Так это вы что ли? Это ваши стихи?! Вы что, писательница? – мужчина недоуменно смотрел на женщину, протягивая ей телефон.
– Ну да, моё, – всё так же уставившись в пол, промямлила Юлия Павловна, принимая мобильник соседки в руки.
Теперь ей почему-то стало стыдно. Но – вероятно, причиной тому был выпитый алкоголь, приличная доза алкоголя, – а может быть и эмоциональное опустошение последних дней не позволили женщине долго строить из себя скромницу. Она быстро поборола смущение и с некоторым вызовом сказала:
– Вообще-то стихи пишут поэты, но я и не поэт и не писатель. Так, увлекалась когда-то давно стихосложением. Просто Людмиле Сергеевне этот стих понравился… В общем, было и было! Я даже подумать не могла, что она эти строчки вместо заставки поставит.
– Но меня удивляет другое, – призналась Юлия Павловна.
– Что именно?
– Почему Людмила Сергеевна телефон в больницу не взяла?
– Наверно знала, что он ей больше не понадобится, – задумчиво сказал Вадим Олегович и в свою очередь поинтересовался, – а вы почему сюда не заходили? Теперь ведь вся квартира ваша. Давно бы его нашли.
– Да я вообще до девяти дней сюда заходить не собиралась. И потом, мне всё время кажется, Людмила Сергеевна ещё тут. Встаю утром, слышу, на кухне кофе варит. Ложками звенит, воду наливает. Вхожу туда – никого. Кстати, хотите кофе?
– Давайте лучше по рюмочке пропустим, а то опять реветь надумаете, а я женские слезы не люблю, не выношу даже. Они меня в ступор вгоняют. Поэтому, если хотите ещё поговорить, слезы на потом оставьте. Чтобы уже без меня.
На кухне уже полностью оправившаяся от былой робости и прилично захмелевшая Юлия Павловна защебетала как иволга. Ей не хотелось отпускать Вадима Олеговича как можно дольше. Страх одиночества, притуплённый, правда, принятой дозой алкоголя, так и не ушёл полностью. Поэтому женщина старалась как могла:
– Я, конечно, не хочу, чтобы вы уходили! Кстати, я про вас совсем ничего не знаю. Сегодня только я все болтаю, болтаю, а вы только слушаете терпеливо. Можно я вас ещё о чем-то спрошу?
И не дожидаясь согласия, Юлия Павловна выпалила сразу несколько вопросов:
– Вадим Олегович, у вас семья большая? Живёте, вон, в такой огромной квартире, наверно большая должна быть семья? Может, дети с вами живут или внуки. А кстати, внуки у вас есть? А жену, правда, Пенелопой звать? Странное имя, ну, впрочем, сейчас как только не называют.
– Пенелопа? Мою жену зовут Пенелопа?! – Вадим Олегович округлил глаза, а потом раскатисто захохотал.
– Откуда вы это взяли? – сквозь смех задал он вопрос.
– Людмила Сергеевна часто говорила, что вы со своей Пенелопой у нее над головой вечно разборки устраиваете по ночам. Мы ещё всё гадали, что у вас там – спальня или гостиная.
Тут Юлия Павловна опять смутилась и пробормотала виновато:
– Господи, дурочка, зачем я только спросила об этом? Неудобно как, простите меня, пожалуйста!
Осознав неловкость ситуации, Юлия Павловна по привычке начала терзать подол своего платья, свисавший с закинутой на ногу правой ноги. Вадим Олегович мягко взял её за руку и, положив эту руку на стол, тут же убрал свою.
– Да бросьте вы, Юлия Павловна! Это Людмила Сергеевна просто в шутку сказала.
– Да, она в шутку, а я за чистую монету приняла, даже не переспросила ни разу!
– Я не обиделся, и перестаньте уже расстраиваться по любому поводу, иначе никаких нервов не хватит, – добродушно пробасил Вадим Олегович.
Потом наклонился чуть ближе и сказал, ободряюще подмигнув Юлии Павловне:
– А над той комнатой, где Людмила Сергеевна спала, у меня кабинет. Я там засиживаюсь допоздна. Вот иногда с Марусей в кабинете и разговариваю. Не знал, что такая слышимость, а то бы давно звукоизоляцию сделал.
– Маруся?
– Марина вообще то, но я зову Маруся. Она бесится от этого, а мне имя Марина не нравится. Поэтому называю жену Марусей, но исключительно за глаза. А так, в быту использую безличные выражения – милая, там, родная, солнышко…
– А дети у вас есть?
– Есть две дочери от первого брака. Одна взрослая уже, которая старшая. В Америке живёт, училась там и замуж вышла. У неё уже двое детей, две девчушки. Я их не видел живьем ни разу. Только по видеосвязи иногда общаемся. Да и то – разве это общение, маята одна. Внучки по-русски всего пару слов знают, а я столько же по-английски. Пока дочка туда-сюда переведёт, девчушки уже устали, им бегать хочется. А с младшей дочерью мы вообще не о общаемся, жена бывшая постаралась, – и Вадим Олегович, коротко вздохнув, обратил взгляд куда-то вдаль, очевидно задумался.
– Можно ведь вам туда слетать, в Америку, в смысле? Погостили бы, пообщались с внуками, дочку повидали. Долгая дорога, конечно. Но мне кажется, оно того стоит, – предложила Юлия Павловна, – вон звезды шоу бизнеса чуть не каждый месяц туда-сюда летают и нормально!
– Я не люблю летать, путешествую только на поезде или на машине, у меня аэрофобия, – чуть смущённо отреагировал не эти слова Вадим Олегович, – боюсь, сердце не выдержит, если полечу.
Он поднялся с места, повернулся к окну и уже довольно сердито закончил:
– Не хочу даже пробовать! Если лететь не смогу, самолет из-за меня обратно не повернет. Может, их когда уговорю прилететь, но дочка всё никак не соберётся: дети, работа, много всяких причин.
– Я вас понимаю, тут из другого города людей никак не вытащить, а уж из-за океана, тем более, – поддакнула Юлия Павловна, ей стало жаль Вадима Олеговича. Сейчас он совсем не выглядел таким железобетонным, как в своём кабинете, когда она впервые зашла туда.
– А в этом браке почему детей нет? – спросила она чуть погодя.
– Маруська не хочет. Говорит, молодая еще детей заводить. Успеет, дескать, – Вадим Олегович отвечал, по-прежнему стоя лицом к окну. Юлия Павловна могла видеть лишь кусочек его профиля. Кусочек этот выглядел пасмурным.
– А сколько ей лет?
– Двадцать четыре.
Юлия Павловна тихонько присвистнула, сложив губы трубочкой. Потом хихикнула, покачала головой, но говорить ничего не стала, многозначительно промолчав.
– Ну что, вы же явно хотите что-то сказать! Ну, говорите, не стесняйтесь, Юлия Павловна, – Вадим Олегович, наконец, отлип от окна, сел и подался грудью вперед, призывая собеседницу высказаться, показывая всем своим видом, что готов к любому разговору на эту тему.
– Да не мое это дело. Это же ваш выбор, мне-то что, – Юлия Павловна попыталась уйти от опасного поворота в беседе, но было поздно.
– Ну, я же вижу, что вас прямо распирает. Значит, есть, что мне сказать. Говорите! – в голосе мужчины прорезались директорские интонации, уже слышанные Юлией Павловной в его кабинете.
– Ладно, – уступила женщина, – я вообще не сказать, а спросить хочу. Вот, меня всегда этот вопрос мучает – о чем зрелые, состоявшиеся мужчины с молодыми девчушками разговаривают? Ей, небось, лет меньше, чем вашим дочерям? Это, по сути, неравный брак. Вы же как отец и дочь. У нее еще вся жизнь впереди. В отличие от вас, уж простите. Вы же для неё даже не муж, а костыль! Всегда под рукой. Всё для неё сделаете, за всё заплатите. Все проблемы решите, или как там теперь говорят, разрулите.
Юлия Павловна поняла, что её понесло, но остановиться уже не могла и продолжила с жаром:
– Значит, сама она ничего в этой жизни не добьется. А зачем ей, если есть вы? Так и будет жить всё время одинаково – не набьет шишек, не упадет ни разу, ну и взлететь не получится наверняка. Ее мнение о тех или иных вещах вечно будет иметь налёт ваших взглядов и вашего опыта. Ну это хорошо, когда отец и дочь, а когда муж и жена? По-моему, лучше, когда оба развиваются вместе, никто не зависит от партнёра больше, чем этот партнёр от тебя. Только в этом случае мнение и опыт каждого будут равносильны. Тогда каждый самостоятельная личность, и каждый учитель для другого. А у вас игра в одни ворота, получается.
Вадим Олегович провел ладонью ото лба к затылку, как будто у него на голове все еще густая шевелюра, шумно выдохнул, видимо обдумывая, как лучше ответить на все эти вопросы и начал издалека:
– Видите ли, уважаемая Юлия Павловна, у меня всегда были проблемы с противоположным полом. Ну, не нравился я девчонкам почему-то. Друзья давно с подругами, причём, всё время разными. Пока не переженились все, я имею в виду. А у меня – ну, никак. Меня даже знакомить много раз пытались, то друзья, то их подруги, то потом уже их жены, но все напрасно.
– Вы что, долго девственником оставались?
– Ну, не до такой степени, конечно! Связи были, разумеется. Но мы же говорим об отношениях, о чем-то серьёзном и длительном.
– А как же вы с женой познакомились, ну с первой?
– Представьте себе, классический служебный роман. Моя жена была очень властной женщиной. Это она меня выбрала. Взяла, что называется, тепленьким. Знаете, как бывает, когда нет вариантов кроме одного, будто идешь по узкому коридору, назад – уже не интересно, ты там только что был, а впереди – лишь вот это. И никаких ответвлений у коридора, никаких дверей по бокам, вот и идешь вперед как баран.
– Очень понимаю вас, сама недавно была в той же самой ситуации. Правда, я вроде как два варианта рассматривала, а на самом деле выбора не было, – дипломатично вставила Юлия Павловна и вновь подзадорила гостя, – и что, вы не любили ее, жену первую?
– Любил, наверное, – раздумчиво промолвил Вадим Олегович, помолчал с секунду и с невесёлым смешком пояснил, – какое-то время! Пока не понял, что я для неё не человек, личность, а ресурс. Если хотите, объект для вложения капитала. Или даже предмет, который можно предъявить, чтобы люди сказали: «О, смотрите-ка, какое сокровище у нее есть!»
Вадим Олегович вновь прервал рассказ, вероятно решив слегка успокоиться, но после паузы продолжил ровным голосом:
– Я не сразу это всё это понял. Видимо, должно было пройти время. Сначала мне нравилось даже – наконец-то, красивая женщина обратила на меня внимание, захотела жить со мной. Мне это льстило. Потом дочка старшая родилась, а уже спустя пару лет или больше чуть-чуть мы начали ссориться. Куда поедем в отпуск, решала только жена, меня даже не спрашивала. Сначала вуалировала свои претензии на безоговорочное лидерство потребностями ребенка. Типа, надо ехать на юг, к морю, морской воздух полезен малышке. Нужно весь отпуск лежать, загорать, а я терпеть это не могу, на солнце быстро сгораю. И вообще, мне плохо, когда людей полно, на пляже ступить некуда. Потом, когда дочь подросла, я наивный, предположил, что могу позволить себе отдохнуть, как я хочу.
– И куда вы решили поехать?
– Я хотел попутешествовать по миру, повидать что-то интересное. Или на природу выбраться, да хоть с удочкой на Ладоге, вдали от шума и людей. Я мог бы даже без них, один уехать. И тут неожиданно выяснилось – одного меня отпускать не хотели, как собачку на коротком поводке держали. «Ты нужен дочке, ты нужен мне. Родил ребенка, так воспитывай! Что ты за отец, раз не можешь проводить время с ребенком». У жены всегда находился повод, почему я не могу отдохнуть, как хочу. И мне приходилось соглашаться, а что было делать? В чём-то супруга была права. А вот мою правоту никто не хотел принимать во внимание. Но ладно, отдых! В конце концов, он лишь раз в году бывает. Хуже другое – почти всё свободное от работы время мы делали ремонт в квартире. Бесконечно что-то красили, шкурили, прикручивали. И заново переделывали! Если вы помните, в Советском Союзе в магазинах нечего нельзя было купить, а если даже и удавалось достать какие-то товары, их качество было весьма сомнительным. Вот и получалось, что, если про случаю приобретались обои или краска получше предыдущих, надо было немедленно переклеивать или перекрашивать уже сделанное. Жена никак не желала останавливаться на достигнутом, ей вечно было мало…
– Да помню я эти времена!
– Вот-вот, и наш ремонт никогда не кончался. Я говорил жене – давай уже остановимся, хоть чуточку поживем спокойно, на что-нибудь интересное время потратим, а не на ремонт этот вечный. Но нет, ей важно было демонстрировать наш достаток друзьям и родным, она все время пыталась соответствовать чьим-то стандартам, мои же её не устраивали. А когда Советский Союз распался, супругу было уже не остановить – понадобились железные двери, пластиковые окна, потом импортная мебель и конца этому не было. Однажды меня просто порвало, и я ей всё высказал. Сказал, что устал постоянно откладывать жизнь на потом, что хочу хоть раз в год дышать запахом хвои, а не краски. И так далее…
– И что она ответила вам на это?
– О, жена не осталась в долгу и тоже вывалила мне кучу претензий. Оказалось – меня нашли на помойке, и я должен её всю жизнь благодарить, за то что меня подобрали и отмыли, человеком сделали. И вообще, столько всего в меня вложили, ценник зашкаливает, а я, неблагодарный… В общем, не расплатиться мне с ней вовек. И нечего кочевряжиться, надо соответствовать статусу, который она же для меня и выбила, буквально выгрызла. Однажды чуть до драки у нас не дошло. Я даже вещи собирать начал. После этого жена, кажется, поняла, что я могу сорваться у неё с крючка и быстренько вторую дочку родила. Понятно, пока девочки не подросли, я уйти не мог. Но за это время будто озверел. Представляете, однажды ездили к друзьям на дачу, и я пошел один за грибами, никто не захотел идти со мной, якобы в этом лесу грибов нет. А я пошел, мне было все равно – есть грибы, нет. Долго бродил по исхоженному дачниками лесочку, вышел на какую-то полянку, сел на поваленное дерево. Солнце светило, было тепло и тихо, пели птицы, в траве тоже что-то жужжало и стрекотало. Я закрыл глаза, сидел так неподвижно какое-то время и с ужасом понял, что не могу расслабиться, не могу преодолеть въевшийся в моё естество, в мою голову долг перед семьей. Даже находясь на поляне, в одиночестве, не могу наслаждаться тем, к чему стремился все эти годы. Сидел и чувствовал напряжение в каждом члене. Сидел и знал, еще два-три часа, и снова окунусь в бесконечное давление: надо, должен, обязан, плохой отец, мало зарабатываю, ни на что не гожусь… Ощущение было таким явным, что я, сам того не осознавая, открыл глаза, но не увидел лес, природу, а только лицо жены с пристальным, сверлящим меня взглядом. Я жил и нежил одновременно. И вот тогда, на этой поляне, я решил, мне нужно уйти из семьи, пока меня не сожрали окончательно. Пока ещё могу, если не расслабиться, то хоть увидеть, как все плохо. Если не уйду, то останется только глушить свою проклятую жизнь водкой. Ну и ещё работа спасала, я все силы туда направил, а любовью только с дочерьми делился. Да, что говорить, – Вадим Олегович махнул рукой, потянулся к бутылке, налил себе до краев рюмку и медленными глотками выпил ее до дна.
Возникшую было паузу, прервала Юлия Павловна:
– А потом вы научились подминать под себя всех и Марусю тоже?
– Нет, что вы. После неудачного брака, я думал, не женюсь никогда больше. Видимо опасался повторения. Считал, что в жизни бывает только так и не иначе. Позволял себе лишь кратковременные романы. Так, ничего серьезного. Но шли годы, и я изменился. И тут появилась Маруська – светлая, юная, звонкая, смотрит на меня снизу-вверх, всем восхищается. Я почувствовал себя «мачо», не меньше. Решил, что наконец-то встретил идеал, теперь заживем в гармонии.
Юлия Павловна ощутила накатившую волну раздражения, почти ярости. Её взбесила эта жалостливая история, где главный герой предстал незаслуженным страдальцем, а его бывшая жена – монстром, истинным дьяволом. Хотя с новой супругой история повторялась с точностью до наоборот.
– Ну и что? Гармонии не получилось, судя по орам в кабинете? Теперь уже Марина не желает жить под вашим каблуком? Значит, не дурочка, тоже чего-то в жизни хочет добиться. Своего чего-то, не вашего. Вам не кажется, что вы на себя примерили роль бывшей супруги, подавляете свою Марусю? – язвительно осведомилась она.
– Может вы и правы, – задумчиво произнес Вадим Олегович. – Мне такая мысль в голову как-то не приходила.
Он удивленно посмотрел на Юлию Павловну, по-новому её оценивая:
– Кстати, я вообще о своей жизни никому до этого момента не рассказывал. Да, никто никогда не интересовался – у всех свои проблемы, каждый занят самим собой. А сейчас с вами поговорил и задумался. Ведь правда, у нас с Марусей получается прямо как у меня с первой женой. Надо же как! Вот не стал бы сегодня с вами беседовать, никогда бы этой аналогии не увидел. Есть над чем подумать!
– Может все-таки кофе сварить? Или жена вас потеряет, опять поссоритесь? – Юлия Павловна уже остыла и даже начала корить себя за проявленную резкость. И правда, почему она так завелась?
– Нет, мне и вправду пора. Да вы устали – такой тяжелый день. Спасибо за все, я, наверно, пойду, – Вадим Олегович неторопливо встал и протянул Юлии Павловне ладонь.
Пожатие его было тёплым, крепким и дружеским. И снова Юлия Павловна почувствовала, как неудержимо краснеет. К счастью, её спутник не обратил на это внимание, смотрел на часы. А потом пошёл по коридору, где свет не такой яркий. Уже в дверях Юлия Павловна почти жалобно попросила Вадима Олеговича, ей так захотелось, чтобы он зашёл к ней снова:
– Приходите на девять дней, в среду. Я с утра на кладбище съезжу, а вы приходите прямо сюда, часов в пять. Придете?
– Не знаю пока, но я постараюсь, – буркнул её гость, не повернув к женщине лицо. То ли уже был мысленно со своей Пенелопой, то ли по каким-то причинам не хотел смотреть на неё.
