Надежда Храмушина
Ледяные отражения
– Ты всегда видишь всё, что он видит? – Спросила я.
– Да, каждое его мгновение. Раньше я ждал смерти, чтобы закончились мои мучения, но теперь я думаю, что и смерть меня от этого не освободит, и та бездна затянет меня так же, как и моего брата. Вот какую мерзость сотворили люди.
– Значит там двое несчастных – человек и птица. Я хочу помочь им обоим.
– Нет у тебя таких сил, я это вижу. Там, где они – только холод и забвение. Эту бездну сотворили такие силы, которые не подвластны никакой человеческой магии.
– Какие бы силы не сотворили это, там не место потерянным душам, они оказались там случайно, волею несчастного случая. Мы должны помочь им.
– Кому есть до этого дело! Мало что ли затерянных душ по миру? Кто их ищет? Кто им помогает?
– Я не успокоюсь, пока не найду того, кто сможет нам помочь!
Гавран приподнялся на лапах и захлопал крыльями. Со всех сторон к нам полетели чёрные птицы. Десятки птиц рассаживались по крышам, заборам. Они слетались молча, словно на панихиду. Когда птицы расселись, я снова услышала голос Гаврана в своей голове:
– А ты не побоишься просить помощи у того, кто ненавидит людей, кто загубил столько жизней, что ими можно было бы покрыть необъятное поле от горизонта до горизонта?
Я задумалась. Он что, говорит про дьявола? Снова раздался голос Гаврана:
– Нет, это не дьявол. Но и не человек. Он когда-то был горой, стоял неподвижно тысячу лет, так он нёс наказание за то, что был кровожаден без меры и заносчив без меры. Он бросил вызов всему миру, и был за это наказан. Так сказал моему отцу его отец, а тому его отец. Я могу тебе открыть к нему путь, но там я тебе не смогу помочь, нет мне пути туда. Никто, обладающий магией, не может приблизиться к нему. Готова ли ты идти просить помощи, не зная, какую цену запросят за помощь? В одном только я уверен – если он не вернёт потерянных, это не сделает никто.
Я инстинктивно нащупала оберег в своём кармане и сжала его.
– Там он тебе не поможет. Там нет магии. – Он помолчал, а потом добавил – Если ты отпустишь моего брата, я произнесу слова исполнения клятвы, и прощу людей, которые заставили меня принять её. Какую ты хочешь награду за это?
– Я помогу и твоему брату, и человеку, который заключён в пещеру. Но сделаю я это не из-за того, чтобы получить награду от тебя.
– Ты боишься.
– Да, боюсь. Я не знаю, кто этот не человек и не дьявол. И я там буду одна. Но я пойду. Показывай мне дорогу. Это далеко?
– Это здесь.
И в то же мгновение он сорвался с забора и полетел прямо на меня. Я видела, как с испуганным криком отшатнулась Валентина Тарасовна и повалилась на бок. Я зажмурила глаза и наклонила голову. Я почувствовала шелковистые перья на своём лице, и полная темнота окутала меня, закрыв от меня весь мир.
Глава 8. Воздушная дорога
Вокруг меня всё стало серо, словно наступили сумерки. Я огляделась. Я стояла на каменистой дороге, а вокруг меня были чахлые низкие кустарники, с мелкими коричневатыми листочками, сплошь опутанные тонкой паутиной. С одной стороны дороги – сухая комковатая земля опускалась вниз, и там начинался редкий лес, местами совсем сухой, только палки голые торчат, и не одной травинки. С другой стороны дороги громоздились огромные валуны, словно высыпанные в беспорядке друг на друга каким-то великаном. На одном из валунов сидел Гавран.
– Отсюда начинается наш путь. Здесь нет дня и нет ночи. У тебя исчезнет чувство времени. Не поддавайся тревоге. Здесь тихое место. Никогда нет ветра, иногда идёт дождь, но земля сразу поглощает воду, только та долетает до неё. Иногда на небе появляется луна. Это она приносит дождь. Здесь обитают только пауки, такие же безмолвные, как и всё вокруг. Не знаю, на кого они охотятся, но кругом эта паутина. Не дотрагивайся до неё. Тебе не понравится, когда увидишь, кто выползет, когда ты потревожишь их плетение.
– Что это за место? И где оно?
– Между двумя кольцами древа миров. Там, над нами, мир людей, а внизу – мир Духов. Иди за мной, дальше дорога пойдёт в гору.
Он поднялся в небо, сделал большой круг надо мной и полетел впереди меня. Я заспешила за ним. Воздух был пыльный, сухой, словно я шла по пустыне. Да, Гавран правильно сказал, тихое это место, слышны только мои шаги, и моё дыхание. Когда мы поднялись выше, я подошла к краю дороги и заглянула вниз, посмотрела на равнину. Пейзаж совсем не менялся. Кругом сухая серая земля и сухой лес. Кто бы здесь ни жил, его, видимо, не волновало однообразие окружающей природы. Невозможно было определить расстояние, которое мы прошли, глазу не на чём было зацепиться, всё беспросветно и уныло. Сначала я пыталась считать хотя бы свои шаги, так как я надеялась вернуться домой этим же путём. Потом задумалась, сбилась со счёта, и успокоила себя тем, что Гавран, наверняка, меня встретит. То, что он может меня не встретить, я даже думать об этом не хотела. Или я такая наивная, что поверила тому, кто не любит людей, и у него на это есть причины.
Мы прошли достаточно долгий путь, и я почувствовала усталость. Я присела на серый плоский камень, и Гавран сразу же подлетел ко мне и сел на дорогу передо мной.
– Тот, к кому ты идёшь, не имеет собственного имени, не имеет желаний, не помнит о былом, не задумывается над сущим, не загадывает вперёд, не ощущает голода, холода, тепла, света, у него нет сострадания, нет понимания боли, нет интереса к изменениям. Очень сложно представить себе существо, о котором ты знаешь только то, чего у него нет. Поэтому никому не удивляйся, кто бы ни встал у тебя на пути, просто попроси его о помощи, но запомни, если он хоть на минуту задумается, он забудет о твоей просьбе, и тебе снова придётся просить его, если он даст тебе такую возможность. Но если он потеряет к тебе интерес, отвернётся от тебя и уйдёт, ты его не сможешь найти в этом мире, если он только сам снова не выйдет к тебе. Но это не самое плохое, что может случиться. Он может просто высушить тебя, как это он сделал со всеми этими деревьями.
– Я не дерево.
– Люди отсюда тоже редко возвращаются.
– И что, были такие, которые остались здесь навсегда?
– Да. На памяти моего рода только двое возвратились отсюда.
– Они тоже просили помощи?
– Конечно, зачем иначе людям приходить сюда?
– Расскажи мне о них.
– Я слышал историю только одного человека, который получил то, зачем сюда пришёл, это произошло во времена, когда жил мой дед. А другой человек, который отсюда вернулся, жил очень давно, и сохранилось только воспоминание о том, что он вернулся, но с какой просьбой он пришёл, и чем пожертвовал, этого я не знаю. Тот человек, который жил во времена моего деда, всю жизнь жил праведно, помогал людям, чем и разозлил бесов. Они хитрыми уловками затуманили его разум, и он убил сестру свою. Очнулся он оттого, что сидит над ней, и держит вёрёвку, которой стянута её шея, она уже не дышит, вся посинела, а он всё ещё с силой прижимает её к земле. Застонал он от горя, повалился прямо на труп сестры, и белый свет померк перед его глазами. А бесы прыгают вокруг него, радуются, говорят, что на одного праведника стало меньше на земле, и теперь они до последнего его часа будут рядом с ним, чтобы потом увести его туда, где терзают и мучают всех убийц и злодеев. Испугался праведник гнева людского, а больше испугался бесов, и убежал из дома своего. Начал он скитаться по свету, и бесы с ним. Они не давали ему ни крестом себя осенить – сразу хватали его за руки, ни перед иконой поклониться – утаскивали его в поле. Но один глупый бес проговорился ему, что они боятся отшельника, который не знает про них. Вот так человек и узнал о том, кто может помочь ему избавиться от бесов. Далёк оказался его путь сюда, очутился он здесь уже глубоким старцем, еле дополз до межевого камня. И только перелез через него, как тот, к кому он шёл, сразу же оказался перед ним. Старик только успел сказать ему, что бесы не дают ему житья, как он очутился снова над трупом сестры. Выскочили из дома и закричали испуганные ребятишки, прибежал разъярённый муж сестры, схватил праведника, потащил его по улице, к нему присоединились другие люди и начали его избивать, но староста не дал свершить над виновным самосуд, а посадил его под запор до утра, чтобы решить, как быть с ним дальше. Вот тогда мой дед прилетел к нему на рассвете, потому что почувствовал скорую казнь, и праведник ему рассказал, что с ним случилось, и указал ему это место. Утром несчастного повесили прямо на площади. Вот так и закончился его поход сюда за помощью.
– Так чем он расплатился?
– Жизнью своею.
– Да, недешёвая цена.
– А вечность в аду?
– Ну да, если на это посмотреть с такой точки зрения, то, пожалуй, стоит это того. Значит, он отбирает жизни за свою помощь?
– Не думай о цене. Мне кажется, что сам праведник назначил цену за свою просьбу. Он готов был пожертвовать своей жизнью, чтобы избавиться от бесов, вот и получил это. Если тот, к кому ты идёшь, не имеет желаний, не помнит прошлого, то откуда он может знать меру поступкам? Просто попроси его.
– Но как совместить быстроту просьбы и её убедительность?
– Я думаю, слова просьбы не так важны. В твоей голове уже есть слова, которые ты скажешь. Ты ведь именно за этим пришла. Ну что, отдохнула?
Странное это место, вроде мы поднимаемся в гору, но панорама вокруг нас совершенно не меняется. Мы поднимаемся выше, но и вся местность тоже поднимается с нами, будто это не дорога вовсе, а беговая дорожка под крутым углом. Весь этот мир какой-то наклонный, будто лежит он на боку. Хотя нет, если сделать несколько шагов с закрытыми глазами, то чувствуешь, что с силой тяжести всё нормально, она чётко отцентрована. И ещё я заметила, что хоть нет никакого светила в небе, но короткая тень, только очень светлая, почти сливающаяся с дорогой, бежит впереди меня. Один раз я даже обернулась, чтобы посмотреть, не появился ли на небосклоне, или наверху на камнях, какой-нибудь источник света. Ничего не увидела, ни луны, ни отсвета на макушках камней, поэтому происхождение тени так и осталось для меня загадкой. Я всё-таки увидела одного из обитателей этой серой страны. На камне сидел паук, который держал другого паука. И, по-моему, он его уже доедал. Паук был очень крупный, ростом сантиметров пятнадцать. Я сначала подумала, что вид у него был обычный, земной. Но подойдя ближе, я увидела клыки, торчащие из его жвал, а каждая лапа заканчивалась острым крючковатым когтем. Я бы сказала, что у этого паука когти были немногим поменьше, чем у Гаврана. Какой бы он не был воинственный, но он перестал обедать и затаился, пока я проходила мимо. Видимо понимает, что я представляю для него опасность. Интересно, откуда он может знать об опасности, если здесь никого нет.
Когда мы дошли до большого камня, который перегородил нам дорогу, Гавран сел на дорогу перед ним, дождался, когда я подошла к нему, и сказал:
– Всё, дальше пойдёшь одна. Это межевой камень. Я даже не могу заглянуть за него. Я буду ждать тебя здесь. Помни всё, что я тебе говорил. И ещё, дай мне свою руку.
Я протянула ему руку, он захлопал крыльями, и мне на ладонь медленно спланировало небольшое чёрное перо. Я подхватила его и обрадовалась:
– Оно мне поможет?
– Нет, оно тебе не поможет. – Он наклонил голову набок – Но если всё закончится для тебя плохо, я разделю твою участь.
– Зачем? – Опешила я – Это будет ненужная жертва. Этим ты мне не поможешь.
– Этим я помогу нам обоим. Теперь ты будешь чувствовать, что я рядом, а уверенность придаёт силы. За межевым камнем дорога будет коварна и ненадёжна, это последний привал, где ты можешь отдохнуть. Дальше, как бы ты ни устала, не сворачивай с дороги, и не останавливайся на одном месте.
– А долго мне идти?
– Не знаю. Как только он будет готов появиться перед тобой, он появится. Может, ты прошагаешь час, может день. Может, он сразу захочет к тебе выйти, а может, захочет вымотать тебя. Я никуда отсюда не улечу, буду тебя ждать. Мы с тобой вместе вернёмся домой. Иди.
Я подошла к межевому камню и разглядела на нём небольшую выемку, куда можно было поставить ногу, а чуть повыше ещё одну. Камень оказался тёплым, и приятным на ощупь, к тому же он не был скользким, и я спокойно полезла наверх. Когда я очутилась наверху и посмотрела вперёд на дорогу, по которой я должна была идти дальше, у меня сердце заколотилось, как у пойманного воробья. Дорога там была, широкая и прямая. Да только она висела в воздухе, вернее камни дорожные висели в воздухе, а под ними была серая бездна. Я обернулась к Гаврану и посмотрела на него испуганными глазами. Он не видел, что меня ждёт впереди, но увидел мой испуг, и тихо сказал:
– Не всегда верь своим глазам. Но будь осторожна, там всё коварно. И думай. Может, он уже почувствовал гостя, и сразу решил испытать тебя.
Я села на камень и соскользнула на его край с другой стороны. Потом опустила одну ногу и надавила на камни. Вроде нормально, не прогибаются, будто на твёрдой поверхности лежат, хотя очень трудно в это поверить, так как мои глаза говорят другое. Вокруг этой воздушной дороги раскинулись бесконечные полупрозрачные холмы – тучки. И где-то впереди, там, куда уходила дорога, у самого горизонта, виднеется что-то тёмное, будто вход в пещеру. Опять вход в пещеру! И любит же всякая сказочная живность пещеры, да чтобы они непременно потемнее и поглубже были. Ну что ж, сиди – не сиди, а идти вперёд надо. Я боюсь высоты. Я очень боюсь высоты ещё с детства. А тут не просто высота, а будто меня скинули с международной космической станции, и лечу я совсем не к Земле, а совершенно в противоположную от неё сторону. Я про себя усмехнулась, вспомнив слова Гаврана, чтобы я не останавливалась и не сходила с дороги. Конечно, я чётко готова следовать его инструкции. Я поставила одну ногу на камни и меня просто заколотила дрожь. Но это не оттого, что там какая-то не такая энергетика у камней, это мой страх наконец-то проявился в полной мере. Когда меня хорошенечко протрясло, я сползла и встала другой ногой на дорогу, потом осторожно пошла по ней. И снова меня обуял леденящий страх. Если бы можно было идти с закрытыми глазами, я именно так бы и сделала. Но, к сожалению, мне надо было смотреть под ноги, потому что не везде был плотный слой камней, где-то они очень даже и просвечивали. Но пройдя шагов двадцать, я уже увереннее пошла вперёд, даже по сторонам успевала смотреть. Потому что дорога была под моими ногами совершенно твёрдой, и не в одном месте ноги не проваливались, даже когда я вставала всего на один камушек, подошвой я чувствовала невидимую поверхность. Значит тот, к кому я иду, не совсем отмороженный шутник. Про себя я несколько раз подумала: « Я хочу тебя попросить освободить Любаву и воронёнка!» Потом я шёпотом повторила просьбу, потом сказала её громче. Мне даже понравилось, как прозвучал мой голос в этой странной пустоте, так торжественно и спокойно, будто в старом кино, а не испуганно-заикающе, если учесть состояние моей нервной системы.
Я шла и не чувствовала совсем усталости, тёмная пещера стала ближе ко мне, и я увидела, что это не пещера вовсе, а тень от высокой горы, которая возвышалась с правой стороны дороги. Я вглядывалась в эту тень, и не понимала, на какую такую поверхность гора отбрасывает тень. Там же просто воздух. А на воздухе тень не должна задерживаться, и вообще, очень чёрная она для тени. Камень под моей левой ногой скрипнул, но я не стала оглядываться, чтобы посмотреть, на что я наступила. Но при следующем шаге снова под левой ногой скрипнуло, а потом при каждом шаге начало скрипеть. Тут уж я невольно опустила глаза, и от испуга сделала несколько быстрых шагов вперёд. С левой стороны дороги, на камнях было растянуто что-то, или кто-то, или кожа от кого-то, серовато-желтоватая, и это она отвратительно так скрипела, когда я наступала на неё. Я буквально подскочила на месте. Кожа была живая, и это я сразу почувствовала, она будто бы дышала, немного сокращаясь и подрагивая. Помня о том, чтобы не останавливаться, я медленно перешла на правый край дороги и пошла рядом с непонятной кожей. Через некоторое время я заметила, что она передвигается по камням параллельно со мной, просто очень сложно это заметить, она очень плавно скользила по камням, стараясь не отставать от меня. Совершенно безумная мысль пришла в мою голову, но ведь какой мир, такие и мысли! Я начала вслух рассказывать историю Любавы, потом про несчастного воронёнка, про Гаврана, который страдает вместе с ним. Я говорила тихо, потому что в такой полной тишине меня можно было услышать даже у той горы, которая отбрасывает чёрную тень на воздух.
Так мы и шли вместе – я, рассказывающая уже по третьему кругу историю несчастных пленников, и безмолвная серая кожа, бесстрастно ползущая рядом со мной. От её присутствия, при всей её необычности, я не чувствовала опасности. Она не пыталась ко мне подползти ближе, и только за одно за это я была ей благодарна. Я попыталась определить её размеры, украдкой оглянувшись назад, но в сером сумраке, который окружал дорогу, серая кожа сливалась с дорогой. Но даже то, что я смогла увидеть, впечатляло. Мне кажется, она тянулась на километр, никак не меньше. Когда я уже всё ей рассказала, и не один раз, я замолчала и краем глаза стала наблюдать за ней. Она на мгновение остановилась, а потом стала наполняться объёмом. Я невольно ускорила шаг. Хотя куда я могла от неё убежать! Если это и есть сам хозяин, тогда тут от него нигде не спрячешься. Вид у кожи стал угрожающе напоминать мне какую-то ящерицу, и она стала тянуться к моим ногам. Я с испуга снова начала рассказывать о Любаве и воронёнке, и кожа снова распласталась по камням и мирно поползла за мной. Значит, тебе всё-таки здесь скучно, и ты готова слушать мой рассказ сколько угодно раз.
Гора впереди меня уже закрывала половину неба, пик её был острым и напоминал закрученный рог. По её поверхности струилась вода, если это была вода, но капли не летели вниз в пустоту, а исчезали у её подножия. Когда я поравнялась с ней, вокруг меня всё затрещало, и пустота под ногами исчезла. Теперь внизу и вокруг меня была всё та же серая сухая земля, и только мокрый круг темнел вокруг исполинской горы. Кожа, до этого мирно ползущая рядом со мной, вдруг стала стремительно съёживаться, словно закипела, потом необычайно быстро скользнула к камню и буквально впечаталась в его поверхность. Я, на всякий случай, отступила на пару шагов от горы, и пошла к её тени, которая висела прямо в воздухе. И вдруг тень зашевелилась, на ней проступили сначала серо-жёлтые пятна, потом она вся словно оделась в кожу, которая была моей спутницей, и передо мной выплыло лицо, высотой метров пятнадцать, с пустыми глазницами и раскрытым ртом. Лицо было неподвижным, но не производило впечатление мёртвого. Я остановилась перед ним и сказала:
– Помоги мне!
Это всё, что я успела сказать, потому что в следующее мгновение из открытого рта прямо ко мне поплыла светлая дымка, на которой проступили блестящие блики, потом они стали больше походить на неровные льдинки, и колючий холод пробрал меня до костей. Эти льдинки громоздились одна на другую, они качались, будто подвешенные на невидимых нитях, сталкивались друг с другом, ломались, издавая хрустальный звон, но обломки тут же хаотично соединялись между собой, снова раскачивались, снова сталкивались друг с другом, ломались, и соединялись с другими обломками. И всё это летело по кругу, напоминая снежную бурю. Словно бесконечная мозаика закрутилась у меня перед глазами, мне казалось, что я уже сама лечу по этим длинным ледяным коридорам, и ветер свистит у меня в ушах, иногда заглушая звон льдинок. В глазах у меня плясали разноцветные искры, это тонкие чистые льдинки отбрасывали свет друг на друга, преломляя белый свет на его составляющие. Некоторые льдинки темнели, но натыкались на другие льдинки, ломались, и когда соединялись со светящимися обломками, тоже снова вспыхивали. Из этого кружащегося вокруг меня ледяного хоровода, выплыли навстречу мне две маленькие фигурки, вылепленные из чистейшего снега, размером не больше ладони. Они зависли на уровне моего лица. Слева от меня была фигурка женщины, а справа – птицы с расправленными крыльями. И тут же они стали истощаться, терять плотность, словно таяли на моих глазах. Я потянулась к птице, взяла её в руку, и почувствовала, что она тает в моей руке. Я быстро протянула руку за второй фигуркой, но её уже не было. Она растаяла! И вдруг, снежная птица в моей руке затрепыхалась, я разжала руку, она выпорхнула и стала подниматься в воздух. Но сделав несколько взмахов крыльями, снежная птица рассыпалась на лёгкие пушистые снежинки, которые долетели до земли уже каплями воды и сухая земля поглотила их, не оставив от них даже следа. Я почувствовала, как обожгло мои пальцы, и от этой боли у меня подкосились ноги. Я подняла руки к глазам и увидела, что кожа на моих пальцах стала розовой и тонкой, как после ожогов. Я прижала руки к лицу, ощутив нестерпимый жар. Я подбежала к горе, и подставила руки под струи воды. Приятная прохлада отпустила боль, и я стояла так, пока не наступило облегчение. Пальцы с трудом сгибались, и мне казалось, что кожа на них лопнет, если я сожму руки в кулак. Я подумала, что очень уж быстро произошла расплата за помощь. Сразу представила кожу, которая ползла рядом со мной, и меня передёрнуло от отвращения. Теперь и часть меня будет тут ползать по камням.
У меня вымокла вся одежда от непрерывно льющейся воды, и ещё я вспомнила, что у меня в кармане телефон, но это уже было не важно, с такими негнущимися пальцами мне сейчас ни в какой карман не попасть. Значит, он выполнил только одну мою просьбу, выпустил воронёнка из ледяной пещеры. В моей памяти снова всплыла пещера с ледяными зеркалами. То, что я заглянула именно туда, во владения Стыни, не было никакого сомнения. Но она мне не показалась ужасной, или такой, от вида которой можно сойти с ума. С другой стороны, я ведь и не видела отражения в этих льдинках, они слишком быстро мелькали вокруг меня. И самое главное, Стынь не была застывшей и неподвижной, я увидела, что там ледяные отражения постоянно находится в движении. Я отошла от камня. Передо мной больше не было огромного лица, я снова стояла перед межевым камнем, за которым меня ждал Гавран. Я посмотрела на гладкий валун и на свои руки. Не представляю, как теперь я буду цепляться за камень, я даже согнуть пальцы боюсь. Позади меня что-то зашуршало, и я полезла на камень. От напряжения, из ран потрескавшейся кожи выступила кровь, поверхность камня стала скользкой от неё, и я буквально рычала, когда цеплялась за выступы. Очутившись наверху камня, я сначала растянулась там, закрыв глаза, и ждала, когда моё сердце хоть немного успокоится. Потом я перевалилась на боковую поверхность камня и соскользнула на дорогу, упав на колени. Гавран от неожиданности несколько раз подпрыгнул и поднялся в воздух, потом сразу же опустился на дорогу передо мной. Я сидела в пыли, вся измазанная кровью, и прижимала к себе руки, стараясь не закричать от боли.
– Он исполнил только одно желание. – Только и произнесла я – Но воронёнок не далеко улетел, а рассыпался на снежинки.
– Его больше нет в пещере, он обрёл покой, я это уже знаю. Почему ты выпустила его, а не человека? – Внимательно глядя на меня, спросил Гавран.
Я решила его не обманывать, а сказать, как есть.
– Я не знала, что мне нужно выбирать кого-то одного. И, не задумываясь, я взяла воронёнка, а другая фигурка из снега в это время растаяла.
– Что у тебя с руками?
– Он взял у меня кожу с пальцев. Очень болит. Там вода текла по камню, и пока я держала руки под ней, боль прошла, но сейчас я разбередила их. Ничего, до свадьбы заживёт.
– Зачем ему твоя кожа? Или это и есть плата?
– Да. За помощь.
– Странная плата. Какой он?
– Не знаю, рядом со мной по дороге ползла только серая кожа. Это, видимо и есть он, или какая-то часть его. Теперь он будет на несколько сантиметров длиннее. – Попыталась я пошутить – Видать, я далеко не третья тут побывала, нас было гораздо больше, очень большая у него кожа. Ужас какой-то. Потом вся эта кожа стала лицом. Теперь-то я думаю, слава богу, что этот шкурник взял у меня кожу только с пальцев, пальцы заживут, хуже было бы, если бы он с какого другого места содрал её.
– Я думаю, что этот Шкурник себя заново создаёт. Он ведь тысячу лет был каменной горой, и от тела его за это время ничего не осталось.
– Если это так, то хорошо, что начал с кожи, а не с каких других органов. Гавран, если ты видел пещеры глазами воронёнка, значит, ты видел тех ужасных созданий в ледяных отражениях?
– Да, но я бы не назвал это ужасом. Видишь ли, моё восприятие отличается от восприятия человека. То, что для вас является кошмаром, я воспринимаю как далёкие и отстранённые образы. Для меня был невыносимым только бесконечный испуг потерянного в пещерах воронёнка, его тоска по родной стае, по лесу, солнцу, небу. Жизнь уходила из него, и я вместе с ним испытывал холод от пробиравшейся в его сердце гибели. Когда ты его отпустила, я подумал, что разорвалось моё сердце, и мне всё ещё больно, но эта другая боль, она пройдёт. Я теперь только здесь, и я за долгие годы отвык от этого, ко мне ещё не пришло в полной мере осознание этой свободы. Я тебе благодарен. Так что ты хочешь за свою помощь?
– Нет, я сделала это не за плату. Я хочу, чтобы ты был свободен, и чтобы в твоей жизни больше не было ледяных пещер.
– Благодарю тебя за бескорыстие. Очень редкое качество. Постарайся быстрее забыть эти ледяные коридоры, не надо о них думать.
– Я представляла себе их по-другому, как холодное царство льда и покоя, а то, что мне показал Шкурник, оказалось безумным хороводом бесконечно ломающихся и звенящих льдинок, всё так стремительно менялось, что невозможно было в них ничего разглядеть. Я не видела там никаких жутких монстров! Просто зима и лёд.
– Нет там никаких хороводов. – Гавран задумался, потом снова повторил – Нет там хороводов, и вообще никакого движения там нет, только медленное движение внутри зеркал, но за границу поверхности ни одно существо из них не выползало. Эти зеркала-ловушки там кругом, их очень много, они не поддаются счёту. Они тонкие, хрупкие, но нигде не было разбитых. Они как чешуйки на рыбе, каждое на своём месте, висят неподвижно. Изображения в них появлялись только тогда, когда воронёнок пролетал мимо них. Кроме зеркал там больше ничего нет, кругом только холодные длинные коридоры с застывшими ледяными зеркалами.
– Но я видела!
– Я тоже видел. Семьдесят лет смотрел на это. Ты увидела эти коридоры, когда в них появился Шкурник, чтобы забрать пленников. И это он там всё закрутил и завертел. У него и вправду безграничная сила, если ему удалось это сделать. Другой вопрос, что осталось там после него.
От его слов неприятные предчувствия зашевелились в моём сердце. Если Шкурник на самом деле всё там поднял вверх дном, всё переколотил, словно слон в посудной лавке, что тогда стало с Любавой? Её мир в один миг закрутился, разбившись на осколки, и её саму выхватили из её ледяного дома, а потом снова бросили обратно. И не усложнит ли вмешательство Шкурника нашей попытке помочь Любаве? Но в глубине души я радовалась, что удалось помочь Гаврану. Я вспомнила, что давно уже хотела спросить у него.
– Гавран, мне кажется, что ты раньше был человеком. И не просто человеком, а колдуном.
– Нет. Я никогда не был человеком, и никто в моём роду не был человеком. Мы – во́роны. А насчёт колдуна… Мой дальний предок Гавран Первый жил у колдуна Вапа́са, тот взял его к себе ещё желторотым птенцом, и прожил он в его замке больше ста лет, до самых последних минут колдуна. Вапас обучал его своим премудростям, и Гавран Первый долгие годы был единственной живой душой рядом с колдуном, был его помощником и собеседником, его советчиком и стражем, преданным ему товарищем. Вапас научил его не только говорить, но и научил читать колдовские книги. А Гавран Первый помогал ему творить заклинания, участвовал в его чёрных мессах, жертвоприношениях, и за это колдун дал ему силу оборачиваться. Не было в ту пору, на многие вёрсты от замка, опаснее и хитрее хищника, чем мой предок. У Вапаса в замке были полные подвалы золота и драгоценных камней, но ему всё было мало. В его конюшнях стояли лучшие жеребцы, самые дивные красавицы жили в его замке, а сам Вапас возлежал на мягких коврах в парчовом халате, расшитом золотом, словно царь. Так продолжалось много лет. Вапас стал единоличным правителем своего края, он не боялся ни разбойников, ни вражеских войск, пока в один момент всё круто не изменилось. Ему приснился сон, что он стоит по пояс в болотной грязной воде, а вокруг него полыхает гроза, ветер срывает с деревьев листья, гнёт их до самой земли, и только над болотом тишина и покой. Из-под воды всплывает небольшая чёрная змейка, и, ухватившись за его рубаху, начинает медленно подниматься к его шее. И Вапас знает, что как только она доберётся до неё, он умрёт от смертельного укуса. Но он не может пошевелить ни рукой, ни ногой. И вдруг рядом с ним оказывается маленький мальчик, который протянул руку к змейке и погладил её. Вапас просит мальчика, чтобы он снял с него змейку. Мальчик поднимает к лицу Вапаса свои руки и Вапас видит, что на месте его рук окровавленные обрубки, и с них кровь капает прямо в болото, окрашивая его стоячую воду в чёрный цвет. Вапас оглянулся и увидел, что вокруг него стоят сотни покалеченных и окровавленных людей, и вода в болоте уже чёрная от их крови. А мальчик ему отвечает: « Вапас, как же я помогу тебе, ты же мне сам отрубил руки! Но у тебя есть золото, попроси его тебе помочь». А змейка уже подползла к шее Вапаса и впилась в неё своими острыми зубами. И понял Вапас, что никакое золото не поможет ему, когда придёт его час. После того сна он изменился. Он раздал своё золото беднякам, отпустил всех своих наложниц, велел кормить всякого, кто проходил рядом с его замком. А сам на долгие годы закрылся в своей башне, допуская к себе лишь Гаврана Первого. Он страдал оттого, что руки у него были в крови невинных жертв. Ему казалось, что они приходят к нему, смотрят на него, показывают ему свои незаживающие раны, и обещают скорое отмщение. А потом Вапас стал сходить с ума. Он бегал по пустым и огромным залам замка, спасаясь от видимых только ему гостей, и ему казалось, что его замок весь залит кровью, и он всё мыл и мыл под проточной водой свои руки, но кровь его жертв никак не хотела смываться с них. Не в силах больше слышать стенания погубленных им людей, и обессиленный от бессонных ночей, он поднялся на самую высокую башню и спрыгнул с неё. Гавран Первый увидел это и кинулся к нему, стараясь крыльями задержать его падение, но колдун из последних сил отшвырнул его от себя и тут же разбился о каменную мостовую, которая окружала его великолепный замок. После этого Гавран Первый улетел в дальний лес, и остаток жизни провёл в своей родной стае. Он передал все свои знания моему прадеду, тот своему сыну, тот – своему. Так эти знания и дошли до меня. Но дар оборачиваться наш предок не передал своим потомкам, потому что считал, что это плохой дар, он его называл поганым. Когда он умирал, он наказал своему сыну не приближаться близко к людям, пока не пройдёт семь поколений его потомков, и после этого уже не передавать свои знания следующему поколению, а уйти в страну вечного забвения вместе с ними. Наказы нашего предка строго хранили только четыре поколения его потомков, дед же мой увел стаю из глухих лесов, а отец вообще поселился рядом с жилищем людей. Вот я и расплачиваюсь за грехи отца и деда, за то, что нарушили они наказ Гаврана Первого. Хоть у меня нет и десятой доли знаний моего далёкого предка, но кое-что я могу. Где перо, которое я тебе дал перед тем, как ты забралась на камень? – Я достала перо из бокового кармана джинсов, и он мне сказал – Поводи им по своим ранам.
