Н. Черняк
Досье без названия
Глава пятая.
26.01.2016, Париж. Квартира Юдифь
Камилль плохо спала и встала рано. Уже в восемь часов была у Ле Метров, которые уехали кататься на лыжах еще до ее отъезда в Израиль и квартира всё это время оставалась пустой. Нужно было только вытереть пыль, пропылесосить и полить цветы, так что, быстро всё сделав, к девяти она была в квартире Юдифь.
Сегодня она решила убирать внизу до встречи с Рафаэлем, чтобы заняться верхом во время своих небольших перерывов. Так можно было создать хотя бы иллюзорный барьер между собой и сюжетом, который поглощал ее всё больше и мешал даже нормально спать. Два часа она надраивала ванную и к одиннадцати всё еще не была довольна результатом.
Рафаэль появился в назначенное время с обычным приветствием – «Добрый день. Как дела?» – и положил на стол открытку с репродукцией «Вида на канал Сен-Мартен». Сегодня он вел себя чуть иначе – и при этом стал совсем не похож на человека, с которым она разговаривала вчера. Теперь Камилль почти пугало то, с какой легкостью он мог полностью преобразиться, не меняя внешность.
Он вынул из сумки свой компьютер и еще мобильный телефон, который протянул ей.
– Это вам. Будем общаться вчетвером, как и договаривались.
– Прямо сейчас? Но мне еще нечего рассказывать.
– Мы просто проверим, всё ли работает.
За две минуты он ей всё показал и убедился, что она поняла и запомнила, потом каждый сел на свое место и они начали разговор с Моисеем и Гедеоном.
Ее восхищало их терпение и понимание. Они безо всякого напряжения следовали тем правилам, на которых она настаивала, и ждали, когда ей нужно было время, чтобы что-то написать. Не она рассказывала что-то, а ей сообщали нужную информацию. Они проверили всех друзей и родственников. Никого из них не могло быть в Париже, кроме Рафаэля. Моисей сказал, что он не знает, как можно с уверенностью утверждать, что того не было в городе в день убийства.
Они попрощались, назначив следующую встречу через сорок восемь часов, и каждый удалил у себя весь прошедший разговор. Камилль выключила телефон и отдала его Рафаэлю. У нее было заготовлено много вопросов на сегодняшний день, но слова Моисея изменили ее планы.
– Почему так трудно доказать, что вас не было в тот день в Париже?
Он на некоторое время задумался – видимо, чтобы не сказать больше, чем нужно.
– Те, кто может подтвердить, что я был в другом месте, не должны ничего знать об этом деле или подозревать, что я веду двойную жизнь. Не говоря уже о том, что они вообще не должны слышать слово «Израиль».
– И начиная с какого момента точно известно, где вы находились?
– Через одиннадцать часов после того, как нашли тела, я получил приказ прервать работу и вернуться. После этого все мои передвижения можно проследить.
– Это в порядке вещей, что они вас отозвали? Всё из-за того, что вы братья?
– На первый вопрос ответ нет, на второй да. Это совершенно ненормально, но не каждый день происходит убийство сына агента и брата агента Моссада. И, конечно, нужно было убедиться, что я никак не связан со смертью брата. А еще было бы очень подозрительно, если бы меня не было на похоронах.
– А чисто теоретически было возможно слетать в Париж, успеть всё сделать и вернуться обратно до того, как пришел приказ?
Он опять задумался.
– Сложно, но возможно. Но пришлось бы всё подготовить заранее и рассчитать по минутам. Кстати, это косвенно доказывает, что в Париже меня не было. Если бы мне надо было их убить, я бы выбрал другое время. К тому же можно было бы придумать что-нибудь попроще и, конечно, запастись надежным алиби.
Камилль внимательно слушала и пыталась понять, как он на самом деле ко всему этому относится. С одной стороны, его отстраненность помогала ей концентрироваться на фактах, но с другой, чтобы лучше его понять, ей хотелось уловить, что именно он чувствует. Рафаэль был прекрасным посредником между ней и своим миром, но совсем не позволял понять, кто он такой.
– Давайте сделаем перерыв.
– Как хотите.
– Вернусь через час и пообедаем.
Камилль внезапно поняла, как ее раздражает отсутствие этого последнего алиби. Это бесило, как грязное пятно на идеально чистой поверхности, и мешало двигаться дальше. Она была так зла, что ей срочно надо было чем-то заняться. Нужно было немедленно увидеть плоды своего труда, и она бросилась мыть окна. Монотонные движения всегда успокаивали, а необходимость следить за тем, что и как делаешь, заставила сразу выкинуть из головы сложные передвижения шпионов и их странную работу.
Четыре больших окна в комнатах и маленькое в ванной легко поглотили слишком короткий час. Она вернулась вниз с обедом, думая, что есть они будут в полном молчании, но внезапно Рафаэль спросил:
– У вас хорошие отношения с отцом?
– С отцом? Почему это вас интересует?
– Хочу убедиться, что всё в вашем досье – правда.
– В моем досье? А, ну да, конечно, у вас должно быть на меня досье… Но я ведь могу начать выдумывать истории, верно?
– Вы должны знать, что «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным».
– Эта цитата сюда не подходит, там о другом речь. И что же мне вам сказать… мне кажется, у нас с отцом очень хорошие отношения. Он меня очень поддерживал, пока мама болела, и после этого тоже. Мы с ним всегда можем найти общий язык.
– То есть?
– Ну, например, он всегда сомневался, что я когда-либо смогу зарабатывать своими книгами, и поэтому настаивал на хорошей коммерческой школе, но согласился, что потом я могу делать то, что считаю нужным. Я получила диплом, который его устраивал, и после этого сделала свой выбор. Ему, конечно, совершенно не нравится, как я живу, но он не лезет ко мне с нравоучениями и соблюдает наши договоренности.
– А вы тоже не лезете к нему с нравоучениями?
– Я? По какому поводу?
– Например, по поводу развода.
– Во-первых, я считаю, что это не мое дело. А во-вторых, по многим причинам, мне кажется, что если бы не их развод, мы бы ни за что не были сейчас так близки.
Подумав немного, она добавила:
– И к тому же, я думаю, он счастлив. Жена его очень любит.
– А с ней у вас какие отношения?
– Сейчас нормальные. Она обожает отца и сначала ужасно ревновала его ко мне. Но они уже больше десяти лет вместе и, наверное, она смирилась с моим существованием. А может быть наконец поняла, что я не имею ничего ни против нее лично, ни против их брака. А может быть заранее думает о том, как мы будем делить наследство. В любом случае, она не так давно изменилась, и я всё еще воспринимаю ее как персонажа, а не как живого человека. Пока мы не очень близки, я могу придумать много историй с ее участием.
– Скажите, а что Грэг знал о вас?
– Откуда мне знать? Это у вас есть доступ к его отчетам.
– Но все-таки? У вас же есть мнение?
– Он разговаривал с моей подругой Марион, но я не знаю деталей. Ему было известно, чем я занимаюсь в жизни и что меня можно встретить в Орсэ каждое первое воскресенье месяца. В том документе, который мне показал ваш отец, Грэг говорит о моих персонажах и сюжетах, значит, он как-то прочел мои книги. Если вам нужно больше, нужно спрашивать у Марион, но я не представляю, как это сделать, чтобы не вызвать расспросов.
– Он знал, что вы хорошо готовите?
– Вряд ли. Откуда?
– Ваша подруга могла ему сказать.
– Не думаю, что они говорили обо мне достаточно долго, чтобы добраться до таких деталей.
– Но она же успела ему рассказать, что вы всегда голосуете против всех.
– Да? Ну, в любом случае я бы очень удивилась, если бы она упоминала какие-то другие мои дарования за исключением способности придумывать истории, – сказала Камилль. Потом, помолчав, добавила: – Первый раз в жизни я изучаю и создаю персонажей и в то же время сама являюсь персонажем. Не очень приятное ощущение.
– Следовало подготовиться к тому, чтобы однажды пройти через то, что вы делаете с другими.
– А могу я задать вам один личный вопрос?
– Смотря какой, но попробуйте.
– Почему вы все были уверены, что я соглашусь помочь? Вы спорили о том, стоит ли меня вовлекать во всё это, но никто не сомневался, что я соглашусь.
– Грэг считал, что сначала надо использовать ваше любопытство, а всё остальное доделает ваше желание использовать свой талант. К тому же он был уверен, что вы способны принимать неординарные и безумные решения, не как обычные люди.
– Мне по-настоящему страшно от того, сколько он смог обо мне узнать всего за две недели.
Последнюю фразу она произнесла, уже выходя, чтобы приготовить кофе. Когда вернулась, положила перед собой чистый блокнот и, не глядя на собеседника, спросила:
– Почему Рафаэль?
– Так меня назвали.
– Кто?
– Мой отец.
– Вы хотите сказать, что это ваше настоящее имя?
– В этой информации вы не нуждаетесь. Отец называет меня Рафаэль, потому что это значит «Бог исцелил».
– А жаль, не потому, что это ангел-хранитель Товии. Ну расскажите мне тогда биографию Рафаэля.
– Вы знаете уже почти всё, что может быть вам полезным. Младший сын из хорошей семьи, тридцати – тридцати пяти лет.
– Есть ли у вас враги, которые могут пытаться добраться до вас таким образом?
– С какой целью?
– Не знаю, сделать больно, например.
– Не думаю. Слишком сложно и не очень продуктивно. Грэг и я, мы знали, что нас связывает, но никто другой этого знать не мог. Его смерть могла вообще ничего для меня не значить.
Это могло быть правдой. Всё это время они говорили только о смерти его брата, но она так и не могла понять, трогает ли его это хоть как-нибудь. Смотреть на лицо было всё равно бесполезно, и поэтому теперь она изучала его руки, вырабатывая мнемонические правила, чтобы точно запомнить их и опознать, если понадобится. Ей было жаль, что сейчас, не в Израиле, а парижской зимой, она может видеть только кисти рук, но не больше.
– Ну хорошо, а если придумать что-нибудь еще более бредовое, например, что целью было просто привлечь ваше внимание?
– Убив брата и друга? Во-первых, нужно было знать, что с каждым из них мы по-прежнему близки. К тому же никто не мог предположить, что начальство согласится из-за этого прервать мою миссию. Я мог легко узнать обо всем спустя месяцы.
– А что вы можете рассказать мне о Грэге? Например, как он работал?
– Понятия не имею, мы никогда не работали вместе.
– Ну хорошо, а вот, например, его акцент?
– Акцент? О каком языке идет речь?
– О французском.
– У него не было акцента, он говорил как я. Но мог прекрасно изобразить любой акцент, если нужно. А с вами он говорил как канадец?
– Да.
– Его мать была франкоязычной канадкой. Он часто проводил там каникулы и научился говорить так, что никому в голову не приходило, что он не местный.
– Где вы оба научились так чисто говорить по-французски?
– Вам не нужна эта информация.
– Да? Ну ладно, я придумаю, как это объяснить. И значит, вы ничего не можете мне рассказать о нем как о профессионале?
– Я прочел его досье всего несколько дней назад.
– Меня интересует не его досье, а ваше мнение о брате.
– Он был очень похож по характеру на отца, всех очаровывал, мог со всеми найти общий язык. И мог уговорить любого сделать всё что угодно.
– Со мной это не сработало.
– Может быть, ему просто не хватило времени, чтобы вас убедить.
– Возможно. А какие у него были недостатки?
– У него их не было.
– А слабостей?
– Тоже.
– Вы совсем не хотите мне помочь, и к тому же это неправда. Недостатки и слабости есть у всех.
– Вас же не интересует его досье. Вас интересует мое мнение, ну так вот: у него не было недостатков.
– Ну хорошо, допустим, это возможный взгляд на вещи. Но слабости, например, часто являются продолжением наших сильных сторон. Какие из его достоинств могли пойти ему во вред?
– Я не понимаю, к чему вы клоните.
– Ну подумайте сами, с чем мы имеем дело: человек без слабостей и недостатков, который вдруг попал в западню. Вот я вас и спрашиваю, как это стало возможным? Как к нему подобрался убийца? Чтобы придумать историю от начала до конца, мне нужно найти хоть что-то, что может объяснить, как он оказался в этой квартире. Если я ничего не найду, то ничего и не придумаю.
Он молчал, и ей пришлось продолжить:
– Убийца должен был обнаружить слабые места Грэга, не заглядывая в его досье. Как и вы должны были всё это знать до того, как прочли несколько дней назад. Расскажите мне о его недостатках, чтобы я хоть за что-нибудь могла зацепиться.
Подождав еще немного, Камилль поднялась и закончила:
– Я иду наверх и буду в квартире до шести часов. Можете оставить свои ответы здесь, или нам придется перенести всё на завтра. Я могу прийти к одиннадцати.
– Если у меня будет что вам сказать, я сделаю это сегодня. Если нет, продолжим завтра, – ответил он.
Камилль была в бешенстве. Ей хотелось больше никогда с ним не встречаться. Слишком личные вопросы, которые он задавал за обедом, заставили ее пробивать бетонную стену, которой он себя окружил. Но ее усилий было недостаточно, чтобы Рафаэль хотя бы чуть-чуть стал походить на обычного человека. Чтобы перестать думать об этом, она полировала ванную Юдифь и, перед тем как уйти, спустилась в комнату для игр, но не нашла там ничего нового.
26.01.2016. Записи Камилль Руше
Несколько человек курят перед офисом. Все смеются. Среди них женщина, смеющаяся вместе со всеми, но ее улыбка искусственна, а глаза абсолютно безумны. Все мышцы лица напряжены; столько усилий, чтобы коллеги не решили, что с ней что-то не так.
Встреча после паломничества; не могу ничего написать для их небольшого отчета. Кошка называет меня «эта дебилка» и старается говорить достаточно громко, чтобы мне было слышно.
Мадам Тревиен совершенно ненормальная. Всего лишь написала, что больше ничем не могу ей помочь, а она впала в истерику. Не только по-прежнему настаивает, чтобы я показывала людям квартиру, но еще и хочет, чтобы занялась вывозом вещей. Ее мейлы отвратительны. Если так будет продолжаться, просто отдам ключи консьержке. С чего она взяла, что я должна всё бросить и заниматься только ее делами? Ей никто никогда не говорил нет? Или она считает, что одной показательной истерики достаточно, чтобы заставить повиноваться любую домработницу?
Надо будет подкрутить отопление в квартире Юдифь, чтобы можно было носить летнюю одежду.
Глава шестая.
27.01.2016. Париж. Квартира Юдифь
Когда она пришла, Рафаэль был уже на месте и читал биографию Сислея. Произнеся условленную фразу, он сразу приступил к делу.
– У него было несколько слабостей. Он был гурман, ненавидел плохую еду и доверял любому, кто хорошо готовит.
– Так вот почему вы спрашивали, знал ли он, что я хорошо готовлю. А что еще?
– Он был склонен считать, что опасность не может исходить от женщины.
– То есть?
– Если он выбирал из нескольких подозреваемых, то его первым порывом было выбрать мужчину, даже когда для этого не было никаких оснований. Он был рыцарем на белом коне, спасающим принцессу от дракона.
– Как интересно. Это всё?
– Очень плохо переносил мысль о том, что его близким может угрожать опасность.
– И кто входил в круг близких?
– Точно могу сказать, что наши родители, я и его подруга. Но не коллеги или друзья.
– А что имеется в виду под опасностью? Авария? Неудачное стечение обстоятельств?
– Нет, скорее что-то постоянное, неустранимое, чем мы пренебрегали и от чего он не мог нас защитить.
– Вы не могли бы привести пример?
– Например, он запретил бы нам ездить в Израиль, будь это в его силах. Сам-то он мог делать что угодно, но когда речь шла о ком-нибудь из нас, он в первую очередь бросался защищать нас во что бы то ни стало. А еще для него стало ужасным ударом узнать, что я пошел в Моссад.
– И что он сказал?
– Что многие годы молился о том, чтобы у меня даже мысли такой не возникло. Это был единственный раз, когда я видел его плачущим.
– Но… как же он узнал? Вы что, имеете право рассказать об этом членам семьи?
После длинной паузы Рафаэль ответил:
– Я должен был надолго уехать и точно знал, что он начнет меня разыскивать, если я исчезну.
– А что бы сделал он, если бы это вы погибли?
– Точно не знаю, но думаю, что возмездие было бы суровым.
– А для вас это тоже так?
– Я сделаю всё, чтобы его убийца расплатился за то, что совершил.
– Вы уверены, что он был убит?
– У меня нет никаких доказательств кроме того, что предоставили нам вы, но да, я уверен, что он был убит.
– Я? Когда? Я ничего подобного не делала.
– Вы сказали, что 4 января в его записной книжке была ваша визитная карточка. Но ее не оказалось среди его вещей.
– Он мог ее потерять.
– Он? Потерять информацию? Никогда.
– Запомнить и выкинуть?
– Тоже нет. Карточка исчезла, и это доказывает, что там был кто-то третий.
– Ну не знаю. Мне кажется, можно найти столько логичных и простых объяснений… Но в конце концов, это вы профессионал. Давайте лучше продолжим. Вот если бы у него были дети, вам было бы легче пережить потерю брата?
– Не знаю. Может быть, видеть детей, растущих без отца, было бы еще хуже.
– А у вас самого есть подруга или жена, есть дети?
– Вы не нуждаетесь в этой информации.
– Как раз наоборот, это очень важно. Если есть, почему они не вошли в круг близких? Это могло бы быть серьезной причиной для разрыва.
– Настолько серьезной, чтобы я решил его убить?
– Почему бы и нет? Может быть, вы решили связать свою жизнь с настолько неподходящим человеком, что Грэг был готов на всё, чтобы вас разлучить.
– С такой точки зрения, наверное, это важно. У меня нет никого, кого можно было бы включить в круг близких, и у меня нет детей.
– То есть получается, есть всего четыре человека, которых он готов был защищать любыми средствами. Могли бы сказать мне это и вчера! А теперь я буду терять время, придумывая, почему вы не хотели упоминать об этом.
– Не теряйте времени, я уже говорил и могу повторить – я не понимаю, зачем вам нужно лезть в нашу жизнь.
– А я вам уже объясняла, что я не полицейский и не шпион и вообще не знаю, что нужно делать, чтобы вы смогли найти этого мифического убийцу. Если Грэг не считал меня предателем, то, значит, на самом деле думал, что я могу ему помочь. Понятия не имею, зачем Моисей с Гедеоном поставили на меня, но это их дело, хотя я чувствую себя исключительно как «раб ничего не стоящий». Но теперь уж я тут, поэтому делаю, что могу и умею. А умею я только придумывать персонажей и сюжеты. Вот и всё.
– Вы хорошо знаете: я был против того, чтобы вы во всем этом участвовали.
– Ничего я не знаю. Всё это были лишь предположения, и до сих пор у меня нет никаких доказательств, что это так. А кстати, почему вы против? Или были против, если ваше мнение изменилось?
– Вот в этой информации вы точно не нуждаетесь.
– Как хотите. Давайте тогда поговорим об Ари. У вас есть какие-нибудь его фотографии кроме тех, из полицейского досье?
Рафаэль взял одну из коробок, принесенных в первый день, и достал оттуда несколько толстых конвертов с надписью «Ари». Он вскрывал каждый и выкладывал на стол всё новые стопки фотографий, которые, как заметила Камилль, не были отсортированы хронологически. Когда он наконец закончил, она принялась раскладывать их в относительном порядке, чтобы увидеть, как менялся Ари с детства до последних лет.
Он был красив, очень красив, этот молодой человек, и привлекал взгляды и мужчин, и женщин, походил на родителей, но был выше отца и не такой сухопарый. Камилль опять подумала о том, какое горе переживает сейчас его мать.
– Если бы вы могли показать мне только две фотографии, какие бы вы выбрали? – спросила она Рафаэля.
Поднявшись, он встал рядом с ней. Пожалуй, впервые она могла сказать, что видит его за работой. Не успела она сосчитать до трех, как он уже нашел и отдал ей снимки. Камилль сложила остальные обратно в конверты и стала рассматривать те два, что лежали перед ней. Оба были сняты, видимо, в один и тот же период, когда Ари было лет двадцать пять.
На первой фотографии было много людей и Ари что-то рассказывал. Он был центром внимания, все смотрели только на него. На второй он напряженно о чем-то размышлял. Не замечая, что его фотографируют, он печально смотрел прямо в объектив.
– Кто смог его так сфотографировать?
– Его мама. Она никогда не расстается с фотоаппаратом.
– Вы можете объяснить, почему он был одинок?
– Я об этом не думал. У него было полное право жить так, как он хотел.
– В чем заключалась его работа в посольстве?
– Он был дипломат.
– Это всё, что вы можете мне сказать? Я понятия не имею, в чем заключается работа дипломата в посольстве Израиля во Франции.
– Да тут и знать особо нечего. Никаких врагов, прекрасная карьера, разве что он продвигался быстрее остальных, но это было совершенно нормально для его способностей.
– Талантливый?
– Именно так.
– Ну и обычный вопрос: что вы можете рассказать о его недостатках, слабостях или каких-то отличительных чертах?
– Совсем немного, в последние десять лет я нечасто общался с друзьями. Я знаю, что он боялся крови, был очень требователен к себе и к другим тоже. Блистал в обществе, но при этом был крайне скромен и всё время сомневался в себе.
– Ну что же, – сказала она, подумав, – давайте прервемся ненадолго.
– Немного уборки до обеда?
– Как всегда.
Она вышла из комнаты, забрала пылесос и пошла наверх – нужно было привести в порядок спальню Юдифь, пока вещи не вернулись из чистки. К счастью, шкафы были пусты и оставалось только всё как следует вымыть. Она терла, мыла, вытирала, избавлялась от пыли и грязи, не пропуская ничего, пока в конце концов двери, ручки, шкафы, кровать, мелкие безделушки – то есть вся комната от пола до потолка – не стали сиять.
А во время обеда Рафаэль опять вернулся к своему допросу.
– Почему вы ходите именно в этот приход?
– По разным причинам.
– И какова же первая из них?
Она отложила вилку и уткнулась лицом в ладони. Голова так сильно давила на руки, что, наверное, было видно, как напряглись мышцы. Через некоторое время она выпрямилась и посмотрела на него.
– Я обязана отвечать?
– Нет, но это было бы лучше для вас.
– Что значит «лучше»?
– Так вы точно сможете понять, насколько это неприятно.
– Вы что, хотите равенства между нами?
– В целом да.
– Ну что же, хорошо. Я хожу в этот приход, потому что там священникам есть что сказать о Библии.
– Это всё?
– Еще я просто люблю эту церковь, она прекрасна, а я люблю доставлять себе удовольствие, глядя на красивое. И сам приход очень интересный, я нашла много полезного, чтобы разнообразить своих персонажей. Этого достаточно?
– Да, вполне.
– А что же вы не спрашиваете, верю ли я в Христа?
– Мне кажется, это совершенно неуместно.
– Почему же, это и надо было спросить первым делом. Это единственный вопрос, на который я должна была бы ответить.
– А, так вы из тех, кто «идите, научите все народы»?
– Я вам уже говорила, вы плохо выбираете цитаты. Я из тех, кто знает, что «кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным».
– Вы, я смотрю, помните свои тексты наизусть.
– Вы свои тоже.
Обед они закончили в полном молчании. Потом Камилль сходила за кофе, но и тогда разговор не возобновился до тех пор, пока она внезапно не воскликнула:
– Вот идиотка! Как же я сразу не сообразила!
Рафаэль ничего не сказал и лишь ждал, когда она продолжит.
– Вы нарочно плохо выбирали цитаты, чтобы проверить, насколько я соответствую своему досье. Просто дура!
Он не ответил, и Камилль вернулась к своей чашке кофе. Через некоторое время она попросила снова показать ей материалы полицейского расследования, но в этот раз, бегло просмотрев фотографии, принялась читать отчеты. Все они были очень разными, в каждом тексте был виден автор, некоторые были недоступны понимаю такого дилетанта, как она, но тем не менее она продолжала читать. Целый час она изучала выводы, к которым пришла полиция, и сравнивала их с собственным впечатлением.
– Мне надо идти, – сказала она, возвращая компьютер Рафаэлю. – Давайте встретимся здесь завтра в одиннадцать.
– Почему всегда в одиннадцать?
– Утром я работаю. Обычно с девяти до часу, но из-за всей этой истории расписание пришлось изменить.
– И как же вы объяснили это своим работодателям?
– Просто сказала, что это временно, из-за срочной уборки свинарника.
– Прекрасное оправдание. Тогда до завтра.