Монтегю Родс Джеймс
Рассказы о Привидениях Антиквария – Собирателя Древних Книг. Бледный Призрак и Прочая Нежить

Полная версия

Ясень

Любой из тех, кому приходилось путешествовать по Восточной Англии, наверняка помнит небольшие сельские домики, которыми нашпигована вся округа. Такие дома обычно бывают довольно сырыми. Как правило, построены они в итальянском стиле, к тому же, часто вокруг них разбиты земельные участки от восьмидесяти до ста акров. Меня всегда тянуло к таким домам с серыми изгородями из дубовых досок, рядом с ними деревья, горделиво расправившие свои плечи, пруды, в которых дно заросло водорослями и густой непроходимый лес, шелестящий листвой поблизости. Но еще, мне всегда нравились особняки времен королевы Анны, поддерживаемые колоннами и отштукатуренные, с портиками в греческом стиле – такие портики были очень популярны в конце 18 столетия. Потолки в холле такого особняка поднимаются до самой крыши, а внутри к тому же имеется небольшой орган. Мне нравятся библиотеки в таких особняках, в них всегда можно найти что-нибудь интересное, начиная от Псалтыря 13 столетия до маленьких сборников стихов Шекспира. Также мне нравятся и картины, развешанные там по стенам. А больше всего я люблю представлять какой была в таком особняке жизнь, когда его только построили. В те времена, когда высокородные лорды приходили сюда на балы, а не в наше время, когда, даже если у вас и нет большого состояния, развлечений хоть отбавляй и жизнь от этого представляется весьма интересной. Да, я хотел бы иметь такой особняк и иметь достаточно денег, чтобы содержать его и приглашать в него своих друзей на веселые празднества.

Впрочем, я что-то увлекся. Дело в том, что я хотел рассказать вам историю, произошедшую в одном из таких особняков. Я говорю о Кастринггэм Холле^[60] в Суффолке^[61]. Вполне вероятно, с того момента как вышел этот рассказ в нем уже многое изменилось, но в основном, наверняка, он остался прежним. Всё также сохранился там портик в итальянском стиле, несущий квадратный остов белого дома (внутреннее убранство которого и тогда казалось более древним, чем он выглядел снаружи), парк, граничащий с лесом, и озеро. Но главной достопримечательности, благодаря которой этот особняк всегда можно было отличить от других таких же как он, уже нет. Раньше, если смотреть со стороны парка, то можно было увидеть справа от дома высокий старый ясень, растущий на расстоянии пяти-шести ярдов от стены и почти касающийся её ветвями. Полагаю, он стоял здесь с того самого времени когда Кастрингэм перестал быть военной крепостью а его ров засыпали и построили усадьбу для Елизаветы. Во всяком случае, к 1690 году этот особняк уже, фактически, приобрел тот вид, который известен нам.

В тот год в графстве, где находится Кастрингэм Холл, проходило много судов над ведьмами. Причем, мне кажется, потребуется еще очень много времени, прежде чем мы, просмотрев все имеющиеся материалы, задумаемся над тем, а существовали вообще хоть какие-нибудь причины того, что вызывало всеобщий страх перед ведьмами в Средние Века? Может быть те люди, которых обвиняли в том, что они были ведьмами и колдунами, на самом деле сами себе внушили, что они обладают какими-то сверхъестественными способностями? Впрочем, вполне может быть, они очень хотели, по крайней мере, пусть не обладать таинственной силой, но делать зло своим соседям. Возможно также, что все их признания, которых было очень много, добыты посредством применения жестоких пыток, к которым прибегали охотники на ведьм. На все эти вопросы, насколько я знаю, ответ еще не найден. Но материалы, имеющиеся у меня, дают мне право самому анализировать и делать выводы. Я не могу всё это сразу и одним махом отбросить прочь, как пустые выдумки и бред. Читатель должен сам составить свое мнение.

Дело было так, однажды в Кастрингэме одну несчастную женщину приговорили к смерти через повешение под торжественное аутодафе^[62]. Звали её миссис Мозерсоул, и она отличалась от обычных деревенских ведьм тем, что была намного их богаче и занимала более влиятельное положение в обществе. Несколькими уважаемыми местными землевладельцами были предприняты попытки её спасти. Они сделали всё для того, чтобы оправдать её, и приложили все свои силы к тому, чтобы изменить вердикт присяжных.

Вероятнее всего, роковыми для неё оказались показания тогдашнего владельца Кастрингэм Холла – сэра Мэтью Фелла. Тот под присягой поклялся, что видел её три раза из своего окна, как он утверждал, – «на ясене возле моего дома^[63]». По его показаниям она сидела на ветке дерева одетая только в женскую сорочку и срезала маленькие веточки каким-то странным кривым ножом, а когда она это делала – было видно, что она разговаривает сама с собой. Каждый раз сэр Мэтью делал всё возможное, чтобы поймать эту женщину, но каждый раз её пугали случайные шорохи, которые возникали по его милости. Поэтому, единственное, что ему удавалось увидеть каждый раз, когда он шел в сад её изловить, – это зайца, бежавшего через тропинку по направлению к деревне.

На третью ночь он изо всех сил старался догнать её и бежал до самого дома миссис Мозерсоул. Затем ему пришлось четверть часа стучать в её дверь, прежде чем та вышла очень рассерженная и с виду очень заспанная, как будто только что встала с постели. А он не смог найти никакого оправдания для такого позднего своего визита.

Главным образом на основании этих свидетельских показаний (были и другие, хотя и не такие сногсшибательные и неопровержимые, от других односельчан – прихожан одной церкви), миссис Мозерсоул была признана виновной и приговорена к смерти. Её казнили через неделю после суда в городе Бери-Сент-Эдмундс^[64], а вместе с ней повесили еще пять или шесть других несчастных женщин.

Сэр Меттью Фелл, в то время он был помощником шерифа, сам лично присутствовал при казни. Было тоскливое мартовское утро, моросил мелкий дождь, а телега с приговоренными к смерти тащилась за Северные Ворота на поросший дикой травой холм. Туда, где стояли виселицы. Другие обреченные были вялые и безразличные к своей участи, или же были сломлены пытками, но миссис Мозерсоул была совсем другой, как в жизни, так и перед смертью. Её неистовый гнев, как свидетельствовал в своем отчете о проведенной казни протоколист, оказал настолько сильное влияние на очевидцев, даже на палача, что это послужило неопровержимым доказательством того, что она является живым воплощением демонической силы в глазах тех, кто видел её. К тому же она не оказывала никакого сопротивления служителям закона. Лишь только смотрела на тех, кто посягнул на её жизнь таким ядовитым змеиным взглядом, что один из присутствующих при казни впоследствии рассказывал – шесть месяцев после этого мысль о ней преследовала его, и он никак не мог от неё отделаться.

При этом, всё, что она, согласно этому протоколу, произнесла, были бессмысленные на первый взгляд слова: – "Будут у вас гости в Холле", которые она полушепотом повторила несколько раз.

На сэра Мэтью Фелла поведение этой женщины на эшафоте впечатления не произвело никакого. У них по этому поводу состоялся разговор с Викарием их церковного прихода, в компании которого он возвращался домой после казни. Он говорил ему о том, что свои показания в суде он не особенно охотно давал. У него не было мании преследования ведьм, но, как он утверждал впоследствии, он не мог дать никаких других показаний по этому делу кроме тех которые он дал, и что он ни в коем случае не мог ошибиться, рассказывая о том, что видел собственными глазами. Весь этот суд с последующей казнью были ему глубоко отвратительны, потому что он такой человек, которому больше нравится делать добро людям. Тем не менее, он убежден в том, что чувство долга его обязывало поступить именно таким образом, и он всё сделал правильно. Такие мысли терзали душу сэра Мэтью Фелла по дороге домой, а викарий приветствовал подобные откровения, поскольку, как считал он, так на его месте поступил бы любой истинно верующий человек.

После этого события прошло несколько недель. Наконец, когда в мае наступают дни полнолуния викарий и наш достопочтенный сквайр опять встретились в парке. Они вместе шли по дороге, направляясь в Холл. Леди Фелл уехала к своей матери, которая тяжело заболела, и сэр Мэтью остался в доме один. Поэтому для него не представляло особого труда уговорить викария, отца Кроума, зайти к нему на ужин, хотя было уже довольно поздно.

В этот вечер сэр Мэтью был не особенно расположен поддерживать компанию. Главным образом они разговаривали на темы, касающиеся семьи и церковного прихода, к тому же, пользуясь удобным случаем, сэр Мэтью составил для себя в письменной форме памятку, в которой он изложил то, как он собирается обустроить свое поместье и эти записи впоследствии оказались исключительно полезными.

Когда около девяти часов вечера отец Кроум засобирался домой, они вместе с сэром Мэтью решили немного прогуляться по покрытой галькой дорожке, находящейся за домом. Тогда и произошел случай, который произвел очень сильное впечатление на отца Кроума. Они были около ясеня, а он, как я уже говорил, рос рядом с домом, ветвями касаясь его окон, вдруг, сэр Мэтью внимательно посмотрел на дерево и сказал:

– Что это там бегает то вверх, то вниз по стволу? Это случайно не белка? Но белки в это время уже должны спать.

Викарий посмотрел туда и увидел существо, которое копошилось в ветвях, правда, при свете луны он не смог различить какого оно было цвета. Смутные очертания его ему все-таки удалось разглядеть, да и то, всего лишь на одно мгновение. При этом увиденное им глубоко засело в его памяти. Он говорил, что мог бы поклясться в том, что всё это правда, хотя это, впрочем, и похоже на выдумку. Белка там была или нет, но то существо имело больше четырех конечностей.

Кроме этого за такой короткий промежуток времени они ничего не смогли заметить. Спустя некоторое время они расстались. Возможно они встретились бы снова, но судьба распорядилась по-другому.

На следующий день в шесть часов утра сэр Мэттью Фелл не спустился вниз, как он это делал обычно. Не спустился он ни в семь, ни в восемь. Вследствие этого слугам пришлось самим подняться наверх и постучать в дверь его комнаты. Я думаю, нет никакой необходимости рассказывать о том, с какой тревогой в глазах все слуги этого дома собрались под дверью, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате, а потом опять и опять стучали в дверь. В конце концов, они сломали замок, зашли внутрь и нашли своего хозяина мертвым, его окоченевший труп к тому времени уже покрылся красными трупными пятнами. Предположений возникло великое множество, стоит отметить, что после первого осмотра комнаты каких либо признаков борьбы и насилия обнаружить не удалось, но окно в его спальню было открыто.

Одного из слуг послали за священником, а затем, уже по распоряжению священника, другого отправили за коронером. Отец Кроум приехал в Холл сразу, как только смог, и его тут же проводили в ту комнату, где лежал покойник. Среди своих бумаг он оставил записки из которых видно насколько искренне он уважал сэра Мэтью и печалился о его кончине, там также был и отрывок, который я скопировал, поскольку он должен помочь понять то, что в действительности произошло, а кроме этого способен рассказать о том какие суеверия существовали в то время в обществе: – «Каких-либо следов преступного проникновения в дом или признаков борьбы в комнате обнаружено не было, но оконная створка была открыта, впрочем, мой несчастный друг в такую погоду всегда оставлял окно открытым. Он обычно выпивал свой вечерний эль из серебряного кубка вместимостью около пинты, а в этот вечер он из него не пил. Этот эль был тщательно проверен врачом из того же города, Бери-Сент-Эдмунс, господином Ходжкинсом, который, как бы там ни было, не смог, как он впоследствии заявил под присягой в присутствии коронера, определить наличия в нем хоть малейшей дозы отравляющего вещества. После того, как был засвидетельствован отек мягких тканей и появление трупных пятен, свойственных в случаях отравления, был проведен допрос всех, кто проживал рядом с умершим и по этой причине становился подозреваемым в убийстве. Тело, которое лежало на постели, выглядело до такой степени спазмированным и скрученным страшными конвульсиями, что возникало единственное предположение о том что мой дорогой Друг и Покровитель отошел в Мир Иной в страшнейших муках, сопровождаемых жуткой агонией. Всеми фибрами своей души, где-то на уровне подсознания я чувствую, что должно существовать доказательство тому, что это ужасное, варварское преступление было совершено злоумышленниками по заранее разработанному плану – я это знаю. Потому что женщины, которым было поручено омовение и одевание трупа, обе очень известные и уважаемые на своем скорбном поприще, пришли ко мне испытывая Великую Боль и Душевное Смятение. При этом они обе, находясь в абсолютном телесном и душевном здравии, заявили, что после того, как они осмотрели тело покойного, они не сразу принялись за работу. Лишь только после того, как они его раздели и прикоснулись руками к его груди, они почувствовали какую-то странную боль и покалывание в ладонях, а потом их руки до самых предплечий на непродолжительное время заметно опухли, причем, болезненность в них оставалась надолго. В результате, как потом выяснилось, в течение нескольких недель они были не способны выполнять свою работу, хотя на коже их не осталось никаких следов.

Услышав это, я тут же послал за врачом, который всё еще находился в этом доме, после чего мы провели тщательный осмотр кожи той самой части тела, настолько тщательный – насколько это могло позволить небольшое увеличительное стекло из горного хрусталя. Но этот инструмент нам не дал возможности обнаружить ничего кроме пары маленьких проколов, похожих на укол шипом, которые, как мы потом догадались, были отверстиями через которые яд ввели в тело. Тут мы вспомнили о перстне папы Борджиа^[65] и о других случаях применения ужасного искусства итальянских отравителей в прошлом столетии.

Так много было сказано о следах, которые были обнаружены на теле покойного. В отношении этого я хотел бы добавить, что всё это мои личные наблюдения, которые должны дойти до последующих поколений, чтобы те могли сами определить представляют они какую-либо ценность или нет. На столике стоявшем возле кровати лежала небольшого размера библия, которую мой друг, вплоть до дня своей смерти, всегда открывал по ночам, и утром, когда просыпался, для того чтобы прочесть из неё какую-нибудь строчку, и то место он затем отмечал закладкой. Взяв её в руки, я не мог не проронить слезу, вспоминая о нем, и эти пропитанные скорбью воспоминания от этой скромной копии Книги Книг перенесли меня к мыслям о её Великом Оригинале. Так всегда в моменты отчаяния мы готовы идти на едва мерцающий лучик, который нам обещает то, что яркий свет ждет нас впереди. Я попытался гадать по Библии, используя старый и многим известный способ, открывая наугад первые попавшиеся страницы. О возникновении этого метода и его применении сейчас много говорят и пишут в своих трудах его Величество Король Карл 1^[66], да хранит его Господь, и господин Виконт Фолклэнд.^[67] Я должен признаться, что эта моя попытка не особенно мне помогла. И еще, для того, чтобы суметь понять причину произошедшего я записал полученные результаты на тот случай, что возможно они смогут указать на действительное происхождение злой силы совершившей это преступление более развитому интеллекту и уму, который сильнее чем мой.

Затем я три раза гадал открывая книгу и ставя палец на слова: в первом случае я получил три слова в Евангелии от Луки XIII. 7 глава, – «Победи это»; во втором из стиха XIII в Книге пророка Исаийи. 20 глава, – «Это место никогда не будет обитаемо»: а в третий раз, в Книге Иова, стих XXXIX. 30 глава, – «Её потомство тоже пьет кровь».

Это всё, что требовалось привести из записок отца Кроума. Сэр Мэтью был положен в гроб и похоронен, надгробное слово было сказано над ним на следующее воскресенье самим отцом Кроумом. После чего была напечатана статья под заголовком «Пути Неисповедимые; о том, что угрожает Англии или злые козни Антихриста". Викарий, также как и большинство земляков сэра Мэтью были убеждены в том, что почтенный сквайр стал очередной жертвой папистского заговора^[68].

Его сын. Сэр Мэтью Второй, унаследовал имя отца и его имение. На этом закончилось первое действие Кастрингэмской трагедии. Стоит сказать о том, скорее всего это никого не удивит, что новый баронет не стал жить в той комнате, в которой умер его отец. К тому же в этой комнате никогда не останавливался ни один из гостей во время своего пребывания в этом доме. Он умер в 1735 году, и я не могу сказать, что его управление своим имением было отмечено каким-либо знаменательным событием. За исключением, правда, одного. Неизвестно по какой причине выросла смертность среди скота и прочей живности. Причем, по прошествии некоторого времени, была отмечена тенденция к её постепенному росту.

Те, кого заинтересуют подробности, могут обратиться к статистическому отчету напечатанному в форме письма в журнале «Джентльмен’с Мэгэзин» 1772 года, в котором приводятся факты из личной документации баронета. Он нашел очень простой способ, который помог положить конец этому бедствию, став запирать всю свою живность в стойле и сараях на ночь, и убрав всех овец со двора. Так как он заметил, что никто так не гибнет в хлеву, как овцы по ночам. После этого мору пришлось удовлетвориться только дикими птицами и зверями в лесу. Тем не менее, поскольку у нас нет никаких данных о симптомах этой болезни, то даже при том условии, что мне придется сидеть и ломать голову над этим всю ночь напролет, это все равно не даст нам никакого ключа к разгадке. Поэтому я не буду сейчас сосредоточивать свое внимание на точном определении того заболевания, которое суффолкские фермеры назвали «Кастрингэмская падучая».

Как я уже говорил, сын сэра Мэттью умер в 1735 году, и по закону все права на титул и имение унаследовал его сын, сэр Ричард. Это при его жизни на северной стороне приходской церкви было отведено место для захоронения членов его семьи. Идеи, которыми руководствовался молодой сквайр, были настолько глобальны, что пришлось убрать несколько могил находящихся на неосвященной стороне церкви для того, чтобы удовлетворить его требования. Среди них оказалась и могила госпожи Мозерсоул, расположение которой было точно известно из имевшейся записи в плане церкви и внутреннего двора, которая была сделана отцом Кроумом.

Различные пересуды пошли по деревне, когда стало известно, что будет произведена эксгумация тела известной ведьмы, которую еще до сих пор помнил кое-кто из жителей. Причем чувство удивления и неподдельной тревоги охватило всех после того как выяснилось, что гроб, в котором она должна была лежать, до сего дня никто не открывал, но тела внутри не оказалось – ни костей, ни праха. Действительно, весьма любопытный случай, так как в те времена, когда её хоронили, на такое могли пойти разве только похитители трупов, так называемые «воскрешатели^[69]», поскольку другого, в какой-либо степени разумного объяснения мотивов похищения тела покойника, кроме как для нужд прозекторской сложно предположить.

Этот случай сразу оживил в памяти все рассказы о судах над ведьмами и кознях ведьм, о которых никто уже не вспоминал около сорока лет, и поэтому, хотя приказ сэра Ричарда сжечь этот гроб был встречен обществом как довольно сумасбродный, был он должным образом выполнен.

Сэр Ричард определенно страдал манией рационализаторства. До того, как он стал полноправным владельцем Кастринг Холла – это был прекрасный особняк, выложенный из приятного для глаз красного кирпича. Но, лишь только сэр Ричард побывал в Италии, где заразился любовью ко всему итальянскому (к тому же имея больше денег, чем его предшественники), как тут же задался целью переделать доставшийся ему в наследство английский дом в итальянский дворец. Так что кирпич спрятали под тесанным камнем и штукатуркой. Каким-то далеко не лучшего качества итальянским мрамором облицевали вестибюль и дорожки в оранжереях. После чего, на противоположном берегу пруда построили точную копию храма Сивиллы^[70] в Тиволи^[71]. Благодаря этим новшествам Кастрингэм приобрел абсолютно другой и, позвольте мне отметить, менее привлекательный вид. Не смотря на это все им восхищались, он служил образцом на который ориентировалось большинство соседей из мелкопоместной знати на протяжении многих лет.

Одним ненастным утром (это было в 1754 году), сэр Ричард встал с постели, промучившись долгую ночь. Дул сильный ветер и труба над его домом коптила, к тому же еще было очень холодно, поэтому ему приходилось подбрасывать дрова в камин. Что-то постоянно стукалось об окно, да так что никто в доме не мог найти покоя. В этот день он ждал гостей – все они были знатными людьми, которым непременно захочется игр и развлечений, только вот приступы хандры и дурного настроения, которые случались у него во время игры в последнее время стали настолько частыми, что он начал опасаться за свою репутацию радушного и гостеприимного хозяина. Во всяком случае, то, что его действительно беспокоило (со всей уверенностью можно сказать это и была еще одна из причин того, почему он очень плохо спал в эту ночь), так это то, что ему вдруг начало становиться невыносимо тягостно в этой комнате. И до того тяжело и муторно становилось на душе, что он не мог в ней больше находиться.

Это была главной темой для размышлений за завтраком. А после завтрака он начал обход комнат своего дома, желая подобрать для себя наиболее подходящую, ту, которая устроила бы его по всем параметрам. Много времени он потратил на осмотр, прежде чем нашел одну такую. В ней было одно окно, которое выходило на восток, и другое, которое выходило на север. Да только вот беда, мимо её двери всегда ходили слуги, и к тому же ему не понравилось то, как в ней была поставлена кровать. Нет, ему нужна комната с видом на запад, такая чтобы солнце не будило его своими лучами рано поутру, и в то же время она должна быть в стороне, чтобы вся суета, происходящая в доме, не мешала ему отдыхать. Его экономка уже и не знала что и придумать.

– Сэр Ричард, – сказала она, – знаете что, в этом доме есть такая комната.

– И что это за комната? – спросил сэр Ричард.

– Это комната сэра Мэтью, та самая «Западная Комната».

– Ну что ж, постелите мне там и уже сегодня я буду спать в ней, – сказал хозяин. – Впрочем, да, а почему бы и нет? Я хочу спать в той комнате, – сказал он и прибавил ходу.

– Ой, сэр Ричард, в этой комнате никто уже сорок лет как не спал. Там даже ни разу не проветривали после смерти сэра Мэтью. – Отвечала она, пытаясь поспеть за ним, при этом шурша своей юбкой.

– Миссис Чиддок, пойдемте, откроете мне дверь. Я хоть взгляну, что там за комната.

Комнату открыли. Правда, воздух в ней действительно был тяжелый. Сэр Ричард подошел к окну и с раздражением, так свойственным ему, движением руки раздвинул жалюзи и распахнул окно. С этой стороны рядом с домом находился единственный объект, который оказался почти не задет произошедшими в имении переменами. Это был ясень, который, не смотря на свои громадные размеры, почти всегда оставался в стороне от посторонних глаз.

– Проветрите её, миссис Чиддок, проветривайте весь день, а потом, после обеда, перенесите сюда мою постель. Да, вот еще, епископа из Килмора^[72] поселите в ту комнату, где я жил раньше.

– Извините, сэр Ричард, – произнес незнакомый голос, прервав их разговор, – не могли бы Вы уделить мне немного времени?

Сэр Ричард обернулся, и увидел на пороге комнаты мужчину в черном, который кивнул ему головой в знак приветствия.

– Сэр Ричард, я прошу меня извинить за то, что я столь бесцеремонно прервал ваш разговор. Вряд ли, думаю, Вы меня знаете. Меня зовут Вильям Кроум, мой отец был викарием в те времена, когда еще был жив Ваш отец.

– Очень рад Вас видеть, – сказал сэр Ричард, – имя Кроум всегда было уважаемо и почитаемо в Кастрингэме. Очень хотелось бы поддержать дружбу между нашими семьями, которая длится уже на протяжении двух поколений. Чем могу быть полезным? Если судить по времени вашего визита, у вас ко мне что-то срочное?

– Да, это действительно так, сэр. Я еду из Нориджа^[73] в Бери-Сент-Эдмундс^[74] со всей той поспешностью, на которую только способен, а к Вам я заехал по пути для того, чтобы отдать эти документы, на которые мы наткнулись, когда разбирали бумаги, оставшиеся после смерти моего дедушки. По-моему, в них есть что-то из того, что касается Вашей семьи.

– Премного благодарен Вам, господин Кроум. И буду весьма польщен, если Вы согласитесь пройти со мной в гостиную и выпить там по бокалу вина, а потом мы с Вами посмотрим их вместе. А вы миссис Чиддок, как я уже говорил, проветрите комнату. Да, именно в этой комнате умер мой дедушка! Похоже, что этот ясень делает её немного сыроватой и темной. Нет, нет, я не хочу ничего больше слушать. Прошу вас, не перечьте мне. Я вам дал задание? Всё. Выполняйте. Итак, господин Кроум, вы принимаете мое предложение?

Они пошли в кабинет. Должен сказать, тот пакет, который молодой господин Кроум привез с собой, был такой увесистый, что можно было подумать будто он, изучив его собирается поступить в Клэр Холл^[75]. К тому же он еще привез с собой огромный том Полиэна^[76], на страницах которого были пометки, оставленные старым викарием, пытавшемся при помощи гадания узнать что-нибудь о смерти сэра Мэтью. В первый раз в своей жизни сэр Ричард встретился с загадочным методом гадания по книге при помощи закладок, о котором я уже рассказывал. И те ответы, которые он получил, оставили его в сильном замешательстве.

– Прекрасно, – сказал он. – Библия моего дедушки дает мне весьма дельный совет «сруби его». Если это о ясене, то пусть он будет покоен, я не премину им воспользоваться. Подобного рассадника всякой заразы и болезней, даже если хорошенько поискать, нигде не найдешь.

В гостиной лежало несколько книг из семейной библиотеки, которые ожидали прибытия всей коллекции, собранной сэром Ричардом в Италии. Кроме того, он собирался выделить под библиотеку целую комнату, подходящую ей по размерам. Сейчас их там было совсем немного.

Сэр Ричард оторвал глаза от документа и посмотрел на книжный шкаф.

– Интересно, где это старое пророчество? Мне казалось, я его видел где-то.

Он прошел через всю комнату и взял в руки невзрачного вида библию, на форзаце которой было написано посвящение: «Мэтью Феллу, от любящей его крестной матери, Анны Альдоус, 2 сентября, 1659.

Неплохо было бы погадать еще, господин Кроум. Держу пари, мы получим пару ответов из Хроник.^[77] Так, так, так, что тут у нас? «Пойдешь искать меня утром, и не найдешь». Просто потрясающе, на мой взгляд. Кстати, для вашего деда эта великолепная фраза могла послужить и пророчеством, не так ли? Ладно! Хватит лезть туда, куда Бог не велел. Всё это выдумки. Господин Кроум, я крайне признателен Вам за этот пакет. Боюсь, что Вам не терпится продолжить свой путь. Прошу Вас, не отказывайтесь еще от одного бокала вина перед дорогой.

Со всем радушием, которое действительно было искренним (так как сэру Ричарду очень понравились манеры молодого человека и его умение держать себя в обществе), они расстались.

После обеда приехали гости: епископ из Килмора, леди Мэри Херви, сэр Вильям Кентфилд и другие. Обед был в пять. Они пили вино, играли в карты. Потом был ужин, а затем все разошлись по своим комнатам – отдыхать.

На следующее утро сэр Ричард был явно не в том настроении, чтобы развлекать своих гостей. Он беседовал с епископом из Килмора. Этот прелат, в отличие от многих других епископов в Ирландии того времени, сначала приехал посмотреть на свою будущую епархию, а после этого остался здесь и уезжать пока не собирался. Этим утром они вдвоем прогуливались по террасе и разговаривали о том, как можно лучше благоустроить этот дом. Епископ показал на окно Западной комнаты и сказал:

– Ни один человек из всей моей ирландской паствы в жизни не остался бы ночевать в этой комнате, сэр Ричард.

– А почему, господин епископ? Ведь теперь это моя комната.

– У ирландцев существует поверье, согласно которому нельзя спать рядом с ясенем, потому что это приносит несчастье, а этот ясень растет очень близко к вашему дому. Причем, расстояние от него до окна менее двух ярдов. – Возможно, – продолжал епископ, с улыбкой на лице, – он уже начал оказывать влияние на Вас, но Вы это еще не почувствовали. Мне кажется, что для Вас сейчас всё в диковинку, ведь сейчас Вы спите на новом месте, да еще к тому же Ваши друзья хотят быть рядом и общаться с Вами.

– Может быть, в этом суеверии что-то и есть, господин епископ. Действительно так, с двенадцати ночи до четырех утра я никак не мог глаз сомкнуть. Завтра это дерево срубят, а сейчас я не хочу больше ничего слышать об этом.

– Я приветствую Вашу решимость, сэр. Вряд ли есть польза в том, чтобы дышать воздухом, проходящим сквозь эту листву.

– Думаю, в этом Вы правы, Ваша светлость. Хотя я не открывал окна этой ночью. Там стоял какой-то шум, с полной уверенностью могу сказать, шумели ветки этого ясеня, это они били и царапали по стеклу и не давали мне глаз сомкнуть.

– На мой взгляд, такое вряд ли возможно, сэр Ричард. Взгляните на Ваше окно с этого места. Ни одна, даже самая близко находящаяся ветка не касается рамы, они смогли бы лупить по стеклу лишь только при сильном ветре или в бурю, но в прошлую ночь не было ни урагана, ни шторма. Сейчас они примерно на фут не достают до окна.

– Точно, так и есть. Тогда что же это могло быть, ведь что-то царапало и шуршало всю ночь, да еще осталась грязь на моем подоконнике какие-то подтеки, пятна и полосы?

В конце концов, они пришли к выводу, что это были крысы, которые залезли вверх по плющу. Это предположение сначала пришло в голову епископу, а сэру Ричарду оно показалось наиболее верным.

Прошел еще один день, и наступила ночь Все гости разошлись по своим комнатам, пожелав сэру Ричарду спокойной ночи.

Сейчас мы в его спальне. В ней горит свет, и сэр Ричард лежит в своей постели. Комната находится над кухней. На улице спокойная и теплая ночь, так что окна оставили открытыми.

Над остовом кровати горит слабый свет, не смотря на это в самой постели заметно какое-то копошение. Кажется, будто сэр Ричард интенсивно кивает головой, вверх – вниз, вверх – вниз, с едва уловимым шорохом. А сейчас попытайтесь представить, ведь полумрак настолько иллюзорен, что мерещится будто у него не одна голова, а несколько круглых и коричневых, которые медленно поднимаются вверх и опускаются вниз, так же как вздымается его грудь. Ужасное зрелище. Что это – обман зрения? Или может быть здесь что-нибудь еще? Вдруг, что-то размером с котенка мягко плюхается с кровати на пол и стремительно бежит к окну. За ним следуют еще четыре таких же существа, и все опять погружается в тишину.