Михаил Осипович Гершензон
Пушкин и графиня Е.К. Воронцова

Если это так, т. е. если Раевский пишет Пушкину действительно о Воронцовой, то эти строки письма являются лишним аргументом против вигелевской легенды: они всем содержанием противоречат этой легенде, – это ясно с первого взгляда, и здесь даже не требуется подробного анализа. Укажу только на одно обстоятельство. Из слов Раевского явствует, что Воронцова (назовем так «Татьяну» письма) узнала о высылке Пушкина только post factum, т. е. что в момент высылки (конец июля) ее не было в Одессе; это совпадает и с сообщением Вигеля об ее отъезде в Крым в половине июня. Но в таком случае – как могла она сговориться с Пушкиным о переписке, раз она, уезжая из Одессы, еще вовсе и не знала, что больше не застанет его в Одессе?

Итак, безусловно отвергая легенду, я считаю возможным – исключительно на основании «дон-жуанского» списка – утверждать только то, что Пушкин, долго ли, коротко ли, был влюблен в графиню Воронцову. Существование каких-нибудь интимных отношений между ними приходится решительно отвергнуть, хотя бы уже на том основании, что такие отношения не могли бы ускользнуть от ревнивых взоров Раевского, безумно любившего Воронцову и близкого к ней по-родственному; результатом их была бы неизбежно жестокая ненависть Раевского к Пушкину, чего мы в действительности не видим и тени. Эти соображения заставляют отрицать всякую законность за приурочением к Воронцовой каких бы то ни было стихотворений Пушкина, в особенности тех, где есть намек на обоюдную страсть. Г. Щеголев относит к Воронцовой четыре пьесы. Об одной из них – «Сожженное письмо» – мы уже говорили. Другое, «Ненастный день потух», написанное осенью, вероятно 1824 г., рисует пейзаж несомненно не одесский, а крымский: ни один человек, видавший одесское взморье, не усомнится в этом, ибо там нет ни «гор», ни «брегов, потопленных шумящими волнами», и, конечно, не вид с дачи Рено рисуют эти строки:

 
Там море движется роскошной пеленой
Под голубыми небесами.
 

Остальные две пьесы, о которых говорит г. Щеголев, – «Желание славы» и отрывок «Все кончено». В обеих речь идет о разделенной любви, о ласках («любовию и негой упоенный», «в последний раз обняв твои колени»), и потому, как сказано, они не могут быть относимы к Воронцовой, по крайней мере, до тех пор, пока какие-нибудь новые материалы не дадут нам на это права.