Михаил Осипович Гершензон
Пушкин и графиня Е.К. Воронцова
Но вот какое обстоятельство ускользнуло от внимания биографов. Год спустя после своей высылки из Одессы, в «Воображаемом разговоре с императором Александром», Пушкин сам – и не для чужих глаз, а единственно для себя – изложил причины своей вражды с Воронцовым. На вопрос царя: «Как это вы могли ужиться с Инзовым, а не ужились с графом Воронцовым?» – Пушкин отвечает характеристикой Инзова, представляющей определение от противного тех свойств Воронцова, которыми и была, по убеждению Пушкина, вызвана эта вражда. И вот тут, отрицательно изображая Воронцова в лице Инзова, Пушкин в числе причин, почему он с Инзовым мог ужиться, называет и такую: «Он (т. е. Инзов) уже не волочится, ему не 18 лет; страсти, если и были в нем, то уже давно исчезли». И важно то, что это соображение он ставит на одно из первых мест (ему предшествует одно, главное: «он (Инзов) не предпочитает первого английского шалопая всем известным и неизвестным своим соотечественникам»[6].
Это показание слишком важно и слишком конкретно, чтобы можно было им пренебречь. Здесь важный намек на какую-то романтическую историю, на соперничество в любви – но к кому? Вся фраза в целом и слово «волочиться» исключают мысль о жене. Прямой смысл этих слов указывает на другую женщину, ставшую яблоком раздора между Пушкиным и Воронцовым. Указывая на это странное свидетельство Пушкина, я отнюдь не желаю обогащать его и без того легендарную биографию еще одной досужей выдумкой: я хочу только собрать воедино все разрозненные данные о причинах одесской истории. Построить из них правдоподобную гипотезу мы не можем, и вопрос должен пока оставаться открытым.
II
Пушкин несомненно был влюблен в Воронцову, но повторяю, мы ничего не знаем об этом, кроме голого факта. Имя Воронцовой фигурирует в «дон-жуанском» списке – вот и все. Это еще ничего не говорит ни о продолжительности, ни о характере этой любви. В этом списке много имен; рядом с женщинами, которых Пушкин любил глубоко и долго, здесь отмечены и героини его мимолетных увлечений, вероятно вовсе не увенчанных взаимностью. Но биографы и здесь не отступились. Стремление «округлить» эпизод, разработать голый факт в полную романтическую историю, породило целый ряд догадок, со временем превратившихся в факты, о которых более не спорят. В 1825 году Пушкин в Михайловском написал стихотворение «Сожженное письмо» («Прощай, письмо любви, прощай! Она велела…»). А сестра Пушкина рассказывала Анненкову, что когда получалось из Одессы письмо с печатью, носившей точно такие же каббалистические знаки, какие были на перстне ее брата, Пушкин запирался у себя в комнате и никого не пускал к себе. Этот перстень Пушкину подарила Воронцова; отсюда заключили, что письма из Одессы были от Воронцовой. Это повторяют все биографы до П. Е. Щеголева включительно[7], и в любом издании сочинений Пушкина можно найти указание, что стихотворение «Сожженное письмо» относится к Воронцовой, а в монументальном Венгеровском издании эта пьеса для большей ясности даже сопровождается портретом Воронцовой. Нужна весьма малая острота ума, чтобы понять нелепость этой басни. Есть ли малейшая вероятность, что графиня Воронцова имела два одинаковых перстня с древне-еврейской надписью: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа старца, да будет его память благословенна», или что прежде чем подарить перстень Пушкину, она заказала себе дубликат? Правда, в стихотворении упоминается перстень:
