bannerbannerbanner
полная версияПоследний президент

Михаил Голицын
Последний президент

Полная версия

Вечером решили поужинать на улице, сын и зять растопили костёр, на котором женщины зажарили пойманную в реке рыбу, добавили к ужину консервированных овощей и вина. Когда ужин уже закончился все сидели около костра, ночь постепенно опускалась на землю, тем более в лесу она приходила даже чуть быстрее. Легкая прохлада уже касалась спин, а лицо ещё помнило тепло костра… Первый нарушил тишину Ратмир:

– Я уже неделю думаю над вашими словами, Михаил Владимирович, – он хоть и был не первый год женат на дочери Голицына, но всё ещё продолжал называть его по имени-отчеству, – у нас вроде бы здесь всё есть, чтобы прожить этот год, а вот для того, чтобы жить следующие года у нас нет необходимого. Понятно, что рыбу мы наловим, уток или ещё какую птицу тоже, грибы по осени. Ну и всё что можем. Конечно для обеспечения жизни организма нам этого хватит, но в действительности этого мало. Если позволите, я выскажу как вижу решение этой проблемы.

– Мы слушаем. – Ответил ему Голицын, усмехнувшись про себя, что даже на «необитаемом острове» Ратмир всё равно останется физиком-теоретиком.

– Так вот, – продолжил Ратмир, – я тут записал минимум того, что нам нужно, кроме того, я посмотрел навигатор и обнаружил, что в пяти километрах от нас есть небольшая деревня. Если там есть люди, то мы можем купить у них то, что нам надо, ну или, если деньги не нужны, обменять на украшения, они же золотые.

Да, всё гениальное просто. И до этого гениального додумался первым Ратмир. Как бы это не было странно, человек всё время, преподававший теорию физики в академии, на практике оказался более сообразительным, чем все остальные. Голицын протянул руку и взял список: семена (злаковые и овощи, можно фрукты может даже саженцы), садовые инструменты (лопаты, тяпки, грабли, вилы, всё что найдётся), проволока, пластиковые трубы, различные пилы, в том числе по металлу, гвозди… Список ещё продолжался, Голицын его просмотрел вскользь.

– А трубы пластиковые нам зачем? – Спросил он.

– Полив огорода будем делать. – Ответил Ратмир.

– В трейлере ещё есть немного бензина, на пару поездок хватит, так что давайте завтра разгрузим его по максимуму и ближе к обеду поедем. – Заключил Голицын.

Возражений не было.

На следующий день с первыми лучами солнца, а в лесу они появляются чуть позже обычного, начали разбирать трейлер, сняв всё, что можно было снять, чтобы освободить место. И ближе к обеду Голицын и Ратмир на трейлере двинулись к деревне, Степана решили не брать с собой, чтобы остался мужчина охранять дом, да и мать побоялась отпускать его. К тому же дома оставались внуки – Минька и Санька, которых и в городе было опасно оставлять вдвоём, а тут уж и подавно.

Ехать долго не пришлось, даже по грунтовой дороге доехали быстро. Трудно назвать это деревней или селом, больше подходило на одиноко стоящие дворы. Всего их было 5. Остановились у первого. Сначала вышел Голицын, держа ружьё на перевес, за ним вышел Ратмир.

Тишина. Ни лая собак, ни голосов, ни чего. Это больше пугало, чем успокаивало.

– Есть кто живой! – Крикнул Голицын.

В ответ тишина.

– Мы пришли с миром! – Прокричал он ещё раз. – Нам нужно немного, и мы готовы купить.

Опять тишина.

Толкнув калитку, они вошли в первый двор. Прям у входа стояла конура, цепь и расстёгнутый ошейник лежали на дорожке. Голицын не спеша прошёл в средину двора и ещё раз позвал – ответа не последовало. Он прошёл к дому – деревянный, построенный на скорую руку (это было видно по окнам, расположенным на разной высоте), снаружи замазан глиной, которая в некоторых местах уже отвалилась, оголив обрешётеку. Ближе к дому начал чувствоваться сладковато-тошнотворный запах. Двери были заперты изнутри, да и входить не было желания. Подойдя к окну, Голицын посмотрел в него и тут же отпрыгнул.

– Что там? – спросил Ратмир.

– Там всё окно в мухах. Думаю, в доме труп или трупы. – Глотая слюну проговорил Голицын. – Давай лучше осмотрим другие дома.

Вот сейчас становилось по-настоящему жутко, нет, не из-за трупа, который разлагался в доме. А от того, что мозг стал понимать сколько таких домов, деревень, может быть городов, где покойники, не дождались своего захоронения, вот так лежат, распространяя заразу. Голицын не помнил долго ли в мёртвом теле живёт чума, но само осознание этого было ужасным. Вспоминая расстёгнутый ошейник, он понимал, что, видимо хозяин, чувствуя скорую кончину, решил спасти животное от голодной смерти. Даже перед глазами смерти люди остаются гуманными. Осмотрев сараи, стало понятно, что освобождённая собака была единственным животным в этом дворе, и, скорее всего, хозяин был стар.

Разумно решили, что никому уже не пригодится имущество «умерших дворов», Голицын предложил осмотреть все, а потом взять всё что нужно. Из пяти домов два оказались «умершими», остальные закрыты и оставлены. Ни животных, ни следов людей не было. Видимо, когда чума коснулась этого уголка, не заразившиеся решили покинуть это место. А может и нет, может эти люди умерли от старости, а другие дома покинули раньше, например, уехали в районный центр или город какой-нибудь, а тут как дача на лето. А в связи с пандемией не до дачи. Может и так. Ратмир посчитал, что в этом случае будет кража вещей, а вот в «умерших дворах» взять можно. Посчитав это логичным, начали сбор необходимого в двух дворах. Этим и отличался сельский двор от городского – тут было всё, что нужно и даже больше. Список «садово-огородной утвари», как назвал это Ратмир, собрали быстро и без проблем, забрав всё что было цело. Ориентироваться приходилось по ходу, уже на тот момент было понятно, что это не последняя прогулка в «мёртвую деревню», поэтому всё, что было тяжёлым грузили в трейлер, оставляя то, что потом можно перенести руками. Единственное, что не удалось найти, так это семян, зато нашлась небольшая сеть для ловли рыбы, старые и порванные раколовки, большой запас соли, чугунная плита от угольной печи (Ратмир предложил её установить на улице, чтобы готовить было легче), пластиковых труб не оказалось, да и железных не было. А в остальном улов был богатый. Трейлер заметно присел, поэтому решено было ехать обратно, чтобы довезти, а не нести потом полдороги.

Дорога обратно далась легче, хотелось быстрее покинуть «мертвую деревню», какое-то неприятное чувство было, что кто-то смотрит в спину. И от него по коже бежал холодок. Голицын передал управление трейлером Ратмиру, а сам на всякий случай держал ружьё на изготовке. Вернулись за светло, без приключений и происшествий, но всё же увиденное оставило в памяти неприятные воспоминания. Желания идти ещё раз туда не было, хотя и понимали, что всё же надо. А кроме того надо было раздобыть семена на посадку в следующем году. К счастью часть крупы, которую припас Молотов, уже отделили для этих целей.

На ближайшую неделю была работа – починить сеть и раколовки, наточить лопаты, тяпки, привести в порядок остальные «приобретения». За это время сложили уличную печь, даже получилось из камня и глины сложить тандыр. В деревню не ходили, вроде бы и не было нужды, да и впечатления были не из приятных. Постепенно обязанности в семье стали разделяться: мужчины были заняты добычей провианта, заготовкой дров; женщины же готовили пищу, стирали вещи. Вместе только подготавливали импровизированный огород на песчаном пустыре.

Август уже подошёл к своей средине, бензин в трейлере был израсходован полностью, последние гаджеты сели, поэтому машину решили разобрать для технических хитростей Ратмира. Основная часть работ была произведена, несколько раз ещё сходили в «мёртвую деревню», пришлось с собой взять и Степана, так как нужны были свободные руки. Да и его любопытство пригодилось – в огородах нашёл дико выросшие помидоры, куст огурцов и тыкву. Решили собрать плоды и на следующий год вырастить их у себя, в добавок к этому нарезали виноградной лозы, выкопали молодые побеги яблони, сливы, вишни, смородины, ещё какие-то цветы, с оставшихся по срывали семена.

Сидя вечером у костра (так уж повелось, семейная традиция что ли), строили планы не следующий год.

– Я вот, что подумала, – оторвавшись от кружки с травяным чаем сказала Таисия, – у нас муки и яичного порошка до лета хватит, потом нет. Из чего хлеб будем печь?

– Чем можем заменить? – спросил Голицын дочь.

– Не чем. Нужно искать пшеницу и яйца, ну или кур.

– До того, как сел навигатор, я смотрел окрестности, – подхватил тему Степан, – там за рекой есть поля, не могу сказать точно, как далеко, но не думаю, что больше пары-тройки километров. Есть вероятность, что они не были убраны после посадки, ну или не полностью, может быть где-то на краю поля остались колосья.

– Может быть и так, я считаю, что нужно посмотреть. – Заключил Голицын. – Завтра и посмотрим, что там и как.

– Раз я это предложил, – тут же сказал Степан, – то я пойду тоже.

– А тут кто останется? Нет. Мы с Ратмиром сами пойдём. – Отрезал Голицын.

– Так не честно, я уже не ребёнок, да и где поле я только помню, а вы там блуждать будете. Лучше ты дома останься. Или Ратмир.

– Нет. Лучше будет как я скажу.

– Пап, ну что там может случиться? Я же не в деревню иду, там и опасностей нет никаких. Ну что мне теперь до смерти тут сидеть безвылазно?

Голицын посмотрел на сына: вроде физически развит, даже выглядит больше своих 15 лет, а лицо так и осталось по-детски милым, глаза горят как у ребёнка при виде новой игрушки. Ему стало даже немного смешно смотреть на то с каким рвением сын хочет окунуться в этот новый мир.

– Хорошо, тогда пойдём мы с тобой, а Ратмир останется за главного.

На том и порешили. Утром следующего дня Голицын со Степаном сели в лодку и поплыли к противоположному берегу. Течение реки не было сильным, поэтому плыли спокойно. Около берега оказалось, что есть ещё два острова, которые изначально приняли за заводь. Их отделял от берега небольшой пролив. Осмотрев его решили, что было бы неплохо поставить тут сети и раколовки. Лодку вытянули на берег почти на половину, после чего привязали к дереву. Подниматься приходилось по крутому склону. Песчаник осыпался под ногами и подниматься было тяжело. Преодолев подъём, они вышли в такой же лес, какой и был вокруг их дома. Только идти тут приходилось через поваленные деревья, молодую поросль, кустарники и траву. Быстро идти не было возможности, много сил тратилось на расчистку дороги. В лесу было влажно, жарко, кружилась мошкара, да ещё и трава попадалась колючая и обжигала открытые участки тела. Идти пришлось почти час. К тому моменту, когда лес стал редеть, оба были мокрые и тяжело дышали. Отдыхать решили потом, поэтому пошли дальше, несмотря на усталость.

 

Расчёты Степана оказались верны. Примерно через пару километров они пересекли лесополосу и вышли к полю. Скосить его действительно не успели, много пшеницы было повалено ветром, много росло сорной травы. На краю поля решили сделать привал. Голицын смял траву, в это время Степан раскрыл рюкзак, достав оттуда провизию и воду.

– Пока погода позволяет нужно набрать зерна как можно больше, – проговорил с набитым ртом Голицын, – часть посеем весной, а часть на муку перемелем.

– У нас же мельницы нет. Камнями мелить будем что ли?

– Камнями. А чем же ещё? Учил по истории как древние люди жерновами зерно мололи? Вот так и мы, если Ратмир ничего не придумает более простого.

– Ну да. Может конечно и придумает. Хотя зимой особо делать нечего.

– Ничего и на зиму придумаем что-нибудь.

Поев, они с края поля стали ножами рубить пшеницу, складывая колосья в принесённый с собой мешок. Когда мешок был уже полон пошли обратно.

– Нужно из дома взять топоры в следующий раз, чтобы тропинку прорубить. – Проговорил Степан.

– Нужно. И лестницу какую может связать, чтобы на берегу не лезть по песку. – Добавил Голицын.

– Сегодня ещё пойдём за пшеницей?

– Нет, эту отвезём, возьмём топоры, пилы и постараемся до вечера расчистить тропу.

С мешком идти было ещё труднее, поэтому шли дольше. А вот спускаться оказалось легче, чем лезть наверх. Плыть назад оказалось тоже не трудно. Поэтому, пообедав, решили все втроём пробивать тропу. До самого вечера они стучали топорами, пилили деревья, оттаскивали их с дороги. Солнце начало опускаться за горизонт, но тропа была ещё не готова, да и лестницу не сделали ещё. Поэтому и следующий день был продолжением предыдущего. К концу третьего дня уже была хорошая, проходима тропа, из срубленных деревьев сбили лестницу. Всё было готово для жатвы. За это время дома женщины сшили из двух мешков один. Так легче было нести, да и помещалось больше. Решили ходить по двое, при этом после каждого похода кто-то один менялся, оставаясь «на заставе» – так стали называть свой дом. Во дворе дома расстелили несколько покрывал, на которые сваливали колосья, которые тут же и молотили все вместе. За три дня похода набрали нужное количество пшеницы, поэтому решили прекратить «походы за золотыми колосьями».

Занимательно было, что многие привычные названия стали менять на какие-то эпитеты, было что-то в этом занимательное, какая-то семейная тайна. Когда семена были уже провеяны, просушены и засыпаны в тару, пришло время ужина. В этот день решили наварить раков, которых тут водилось безмерное количество. К тому моменту, когда раки кончились, у всех уже болели языки и пальцы от соли и панциря речного жителя. Костёр догорал. Земля была ещё тёплой, поэтому сидели прям на ней. Взрослые развалились в тепле костра, дети скакали вокруг.

– Санька, – крикнул Голицын, – принеси мне воды.

Два раза внучку просить не пришлось, и она тут же помчалась в дом, следом за ней, с подожжённой палкой помчался Минька.

– Ты сейчас весь дом спалишь! – Крикнул ему Голицын. – А ну неси палку в костёр!

Минька уже привык не спорить с дедом, собственно это был единственный человек с кем он не спорил, поэтому вернулся сразу и сел, надув губы. Голицын посмотрел на него, потом притянул его ближе к себе и обнял. Минька тут же «растаял». Голицын уткнулся носов в макушку внука и вдохнул этот удивительный запах волос детей: запах детства, медового спаса, немного пыли и солнца, запах семьи, родного человечка. Внучка принесла воды и прижалась к деду с другого бока. В то время, когда Голицын правил страной он видел внуков чаще по видеосвязи, или уже спящих. Редкие дни, когда с ними он проводил пару часов. А тут они всегда были рядом, и он с ними, при этом добрый дед всё же был авторитетом, слово которого привыкли слушаться и исполнять. И вот сейчас эти семилетние внуки жмутся к нему, как птенцы. Жена принесла всем чай, села рядом и тут же Санька прильнула к бабушке. Голицын негромко засмеялся, а Саша обняла внучку, и начала аккуратно гладить её волосы. Костёр тихо трещал, языки пламени вспыхивали всё реже, уступив место красно-чёрным углям. На небе уже зажглись звёзды.

– Деда, – пробормотал Минька, – расскажи про звёзды, которые нужны кому-то.

Голицын улыбнулся. Кто бы мог подумать, что семилетний человечек оценит стихи Маяковского, которого и взрослые то не все любят и понимают. И он начал:

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают -

значит – это кому-нибудь нужно?

Значит – кто-то хочет, чтобы они были?

Значит – кто-то называет эти плевочки

жемчужиной?

И, надрываясь

в метелях полуденной пыли,

врывается к богу,

боится, что опоздал,

плачет,

целует ему жилистую руку,

просит -

чтоб обязательно была звезда! -

клянется -

не перенесет эту беззвездную муку!

А после

ходит тревожный,

но спокойный наружно.

Говорит кому-то:

«Ведь теперь тебе ничего?

Не страшно?

Да?!»

Послушайте!

Ведь, если звезды

зажигают -

значит – это кому-нибудь нужно?

Значит – это необходимо,

чтобы каждый вечер

над крышами

загоралась хоть одна звезда?!

– Деда, я это правда, что звёзды зажигает Бог. – Спросил Минька.

– Может и правда, кто ж его знает. Всё что происходит не случайно, всё закономерно, и нам – людям – не в силах контролировать всё, так что, наверное, есть кто-то выше, и он выстроил этот порядок.

– А вот та болезнь, что случилась – она тоже закономерность? – Не унимался внук.

– Закономерность, Минька. И виной этой закономерности люди.

– Почему?

– Потому что не научились отдавать отчёт своим действиям, – ответил ему Голицын, потом подумал, что этот ответ внуку ничего не разъяснит, – в данном случае виноваты, что не следили за чистотой, не мыли руки, лечились всем подряд, не убирали мусор и, когда заболели, не сказали никому.

– А если бы сказали, что ничего бы этого не было?

– Думаю, что не было бы. Но уже ничего не вернёшь.

– А мы не заболеем?

– Нет, конечно. Мы тут в безопасности.

– Это хорошо, а то я не хочу болеть. Зима скоро, а меня гулять не выпустят тогда.

Минька залез на колени деду и, прижавшись к груди, начал засыпать. Да, пора уже ложиться. Завтра будет день опять.

11.

Сентябрь в этих широтах ещё не так холоден и дождлив, как в Москве, хотя уже и летнего тепла не наблюдается, но всё же днём солнце приятно греет, а осенний ветерок обдувает прохладой. И всё же чувствовалось что осень приближается: уже и деревья начали менять свой цвет, вода из сине-зелёной становилась всё более зелёной, а там, где течения почти не было, то цвет доходил до изумрудного. За тот небольшой промежуток времени, что семья находилась в Охотничьем домике, они уже привыкли к быту, частично его обустроили, даже не следующий год нашли возможность кормиться. К счастью рыбу и раков в этом месте давно никто не ловил и сети всё ещё кормили семью. К тому же было ружьё для охоты, но Голицын не спешил его использовать, так как патронов было не много, а взять их негде было. Но и эту проблему удалось решить: из куска бревна выстругали арбалет. Конечно он был далёк от идеала, да и времени ушло много, чтобы пристрелять его и научиться с ним обращаться. Далеко он не стрелял, но плавающие у берега утки становились хорошей добычей. Ратмир даже переделал тандыр в коптильню и уже в подвале висело с десяток закопчённых диких уток. Ратимир со Степаном вообще не теряли времени даром: разобрали трейлер и уже соорудили желоба для полива, прорубили бак, для сбора дождевой воды. Пока не наступили дожди и не пришло время собирать грибы все мужчины усилено занимались заготовкой дров, сделали ещё один дровник, уже больше размера и усилено наполняли его сухими дровами. К счастью в округе их было не мало. Голицын помнил, что здесь зимы не суровые, снега часто смываются дождём, сырость становиться соратником холода, поэтому и решили, чтобы не экономить, напилить дров с запасом.

Вечерние посиделки у костра становились уже не так часты, зато баня стала новым местом отдыха. Банный вечер теперь разделился на две части – женская и мужская, теплая и сухая, горячая и влажная, с запахом трав и с обжигающим паром. А ещё был чай. Не тот, который продают в дорогих магазинах, собранный где-то далеко и чуть ли не единственный в мире. А местный, собранный или веточек и листьев смородины, вишни, яблони. В условиях дефицита традиционного чая этот напиток принимался всеми с удовольствием. За чаем уже стало традицией обсуждать что нужно сделать в будущем. И Голицын к этому относился с той же последовательностью, что и раньше к жизни в стране. Всё что предлагали члены семьи обдумывалось, вносили какие-то поправки, изменения и в результате принимали то или иное решение. В эти моменты на Голицына накатывали волны воспоминаний о его прошлом, о работе на посту президента, о решаемых вопросах, о поиске лучшего варианта. И тогда глаза его опять загорались тем служебно-рабочим блеском, что и раньше при решении важных вопросов. Это видели и в семье и даже иной раз специально начинали развивать разные теории и методы, чтобы огонь в его глазах разгорался сильнее. Как это было не удивительно, но все члены его семьи очень быстро приспособились к жизни в изоляции, они активно строили планы на будущее, обустраивали быт, искали новые решения каких-то проблем. Голицын и сам был активным участников этих бесед, но иной раз всё же накатывало на него. И эти воспоминания не давали покоя по нескольку дней. Он заново переживал случившуюся беду со страной, анализировал свои действия, просчитывал развития событий при той или иной ситуации, делал прогнозы и искал свои ошибки. Вновь и вновь он переживал эту проблему вместе со страной. А потом всегда наступало эмоциональное истощение, осознание того, что ничего не вернёшь, не сделаешь по-другому и не изменишь. В такие дни Голицын под предлогом исследования окружающей местности уходил из «заставы», и бродил по опушкам и лесам, сидел на берегу реки, а к вечеру возвращался домой. Вся семья уже выучила его такое поведение и давали ему погрустить не более дня, потом вновь втягивали его в свои заботы, и он опять с рвением хватался за новые дела.

В конце сентября начались первые дожди, не сильные, периодически сменяющиеся солнцем, но уже подарившие земле ту сырость, при которой лес начинает подносить людям дары. Первый такой дар вырос прям во дворе – маленький неказистый маслёнок, держащий на своей шляпке комок из мха и листьев. Настало время сбора осеннего урожая, это было занятие для всей семьи, поэтому прям с утра они выдвинулись на поиски грибов. Дождь и солнце сделали своё дело на отлично – грибы росли чуть ли не на каждом шагу. Конечно особой ценностью пользовались белые грибы, но и маслята, рядовка, рыжики и грузди шли в корзину. Были и ещё какие-то грибы, но брать их не рискнули, потому что никто не смог вспомнить их название. Далеко идти не пришлось до обеда собрали по нескольку корзин и уже после до самого вечера перемывали и отбирали их. Сушить решили в бане, а часть просто засолили в пластиковом баке из-под воды, которую вынули из трейлера. С каждым следующим днём они уходили всё дальше и уже не просто собирали грибы, а искали непременно белые. Их и обрабатывать легче было, да и на вкус они лучше. Так путешествуя от опушки к опушке, они вышли небольшому озеру. Конечно назвать его озером было неправильно, но другое название в голову не приходило. Больше похожее на оставшуюся от разлива реки воду, подпитываемую родниками, но главное было даже не в этих водоёмах, а в берегах. Берега покрывали белые полосы, причудливо извивающиеся по контуру берега.

– Солончак. – Торжественно объявил Голицын. – Это солончак, понимаете. Соль, пусть не чистая, но всё же соль. Если сможем собрать её, то запасы наши буду безграничны. Осталось только собрать.

По дороге домой бурно обсуждали как собрать соль. Основными идеями конечно было выпаривание, ведь все остальные способы требовали оборудования или химический реактивов. Проблема была в том, что в этом году соль уже не добыть, но на следующий необходимо сделать запасы.

 

– А ведь это удача, что мы нашли соль, – констатировал Степан. – Ведь солончаки в этой местности – это аномалия. А что если эта соль содержит в себе примеси каких-то ядовитых веществ?

Этот вопрос поставил ещё в больший тупик, но его решение было отложено до лета.

Когда заготовка грибов была уже окончена, приготовление к зиме уже были сделаны, а октябрь ещё не осыпал землю дождями настало время осенней тоски.

Семья за этот короткий период, что жила на «заставе» привыкла, что каждый день занят работой, а сейчас все насущие дела окончены, заготовки сделаны. Не скучали только Санька с Минькой, дети постоянно находили чем себя занять, так что их смех – это единственное, что не давало совсем загрустить. Пока женщины готовили, мужчины от нечего делать охотились с арбалета на уток, оттачивая мастерство, ловили рыбу и раков. Но всё равно это желание чего-то нового не оставляло их. Первым этот разговор начал Степан, когда все вместе сидели ужинали:

– Мы мёртвую деревню уже всю осмотрели, всё что могли сюда принесли. А ведь она же не одна такая.

– Я не думаю, что это хорошая мысль. – Понимая к чему клонит сын, сказал Голицын.

– Па, ты подожди, я же не говорю, что нам надо иди и воровать что-то. Нет. Но ведь есть такие же деревни, брошенные, в которые уже никто не вернётся и то, что там осталось пропадёт. А нам ведь нужна обувь, лекарства, спички. Эти же запасы кончаться и что потом? Ладно огонь мы с помощью очков твоих разожжём, а одежда и обувь, лекарства? К тому же я посмотрел карту – тут рядом есть тоже небольшие деревушки.

– Степан прав, Миш. – Вступилась за сына Александра, – Санька с Минькой растут и на следующий год уже вся одежда и обувь мала будет, да и наша поизноситься. Мы же не будем как первобытные люди из шкур шить или ткать из шерсти. Да и лекарства нужны на всякий случай.

– Да, пап, видишь и мама понимает, что надо.

– Я вижу всё. Но вы не думали, что там может остаться бактерия чумы, или животные ей заражённые, в доме остался вирус. Наши учёные так и не смогли точно сказать сколько живёт эта чума.

– Я понимаю, но ведь и сидеть тут у нас не получится, нам в любом случае нужно необходимое. А там мы предпримем меры, чтобы обезопасить себя. Уксусом обработаем открытые участки тела, не помню где-то читал об этом. К тому же мы же были в мёртвой деревне и всё нормально.

– Это было необдуманно.

– Но ведь было. И всё прошло нормально.

– Нет, я всё же не считаю это правильным решением. Сейчас осень, время, когда болезней куча, не известно, что и как будет. Да и лечить потом как? Я против.

– Пап, – Таисия поставила кружку с чаем, – ну если сейчас это так опасно, то давайте подождём до морозов, тут они когда начинаются? Ноябрь? Декабрь? Зимой то уж точно все вирусы и бактерии неактивны на улице. Тогда и можно сходить с минимальным риском. Ты ведь сам понимаешь, что всё это нам нужно.

Голицын сидел молча. Он и сам уже ни раз думал о том, что нужно семье, думал то, о чём говорил Степан. Но и риск осознавал тоже. А предложение Таисии выглядело самым оптимальным решением. Он отпил чай.

– Ну хорошо, давайте тогда с морозами и выдвинемся. А пока нужно посмотреть куда идти, приготовиться к походу.

– Я уже подумал, что нам надо. – Ратмир поставил чашку. – Не в деталях конечно, но всё же. Нам всё равно в зиму это всё надо, ведь не будем же мы сидеть дома? – Он улыбнулся.

– Ну тогда рассказывай, Кулибин. – Голицын налил себе ещё чай.

– Для начала нам нужны сани, чтобы не нести всё на плечах, – голос Ратмира стал серьёзным, – теплая одежа у нас есть, нужна палатка, на случай если не успеем вернуться за светло, а так… всё остальное у нас есть.

– Уже придумал как сделать? – Спросил Голицын.

– Нет, но за пару дней придумаю.

Как и было обещано, через пару дней был готов чертёж. Фантазии Ратмиру было не занимать, Голицын даже пожалел, что он на стал работать в каком-нибудь конструкторском бюро. Ратмир предлагал сделать из дерева двое саней, длиной по два с половиной метра, а шириной по полтора, при этом если их соединить боками, то поверх устанавливался каркас для палатки, а в средине металлический короб, снятый с трейлера, в нём разожжённый костер не даст замёрзнуть и загореться сани не могут, палатку придётся шить из подручных материалов, по типу тех, в которых живут оленеводы на севере, ну и вверху оставить отверстие, чтобы дым выходил. Так же эти сани цеплялись одни за другие, чтобы тянуть. Чертёж утвердили сразу и тут же принялись делать.

На постройку саней ушло три дня, ещё столько же ушло на пошивку палатки. Теперь оставалось ждать снега.

12.

Октябрь уже пересёк свой экватор, заморосили мелкие дожди, пропитывающие землю на сквозь, на улицу без надобности уже не выходили, занимаясь домашними делами, все ждали снега. Уже изучили карты, выбрали маршрут, через окно перерисовали карту на отдельный лист, который запаяли в полиэтиленовый пакет, а снега всё не было и не было. За то свободного времени было хоть отбавляй и этим прекрасно пользовались дети. Пришлось вспомнить множество игр из детства, когда не было телефонов и интернета, когда погода не позволяла выйти из дома, а хотелось каких-то развлечений. Вот и втягивались в игры всей семьёй, после того как женщины приготовят еду, с детьми проведут уроки (знаний всех школьных предметов, конечно, не хватало, но всё же старались обучить каким-то азам их все члены семьи). Потом начинался вечер, в доме становилось тише, все собирались в большой комнате расстилали на полу покрывало и с упоением слушали рассказы бабушки и дедушки о юности, занимательные истории или просто что-то интересное, сказки. Уже привыкли ложиться рано и вставать с солнцем, поэтому после вечерних разговоров была горячая ванна и сон. Как самый старший в семье, Голицын купался последним. Ванная вообще была его любимым местом в доме. Он наливал воду погорячее, подбрасывал в камин дров, брал с собой чай и погружался в обжигающую воду. Когда вода становилась прохладнее, он выливал часть её, брал висящий в камине котелок и опять доливал. Ванна была место рассуждений, мечтаний, анализа и поиска новых решений.

Время, когда человек остаётся наедине с собой, являет самые откровенные моменты его существования. Тогда не нужно таить мыслей и эмоций, не нужно искать оправдания и виновных, никто не осудит. И Голицын в такие моменты опять вспоминал свой путь к власти, своё правление, конец которого выпал на тяжелейшее время в стране, опять искал пути решения, просчитывал и анализировал, приходил к новым выводам и всё к тем же. Потом прогонял эти думы и начинал размышлять как жить дальше, что ещё нужно достать или изготовить. Понимал он прекрасно, что жить всё время тут в затворничестве глупо и нужно находить контакт с людьми, но отсутствие сведений об эпидемии отодвигало это на потом.

Огонь в камине стал угасать, Голицын вылез из ванны, взял полено и кинул его в камин, искры тут же поднялись верх и вылетели в трубу, спустя какое-то время огонь охватил полено, комната наполнилась красновато-жёлтыми отсветами, полено затрещало и от камина повеяло теплом. Голицын сидел на краю ванны, сейчас он чувствовал себя спокойно и уютно, такого ощущения не было давно, да что там давно, с юности, с того времени как вредный подростковой период наглухо закрыл дверь в детство и вся та сказка, которая была тогда осталась там, за дверью. Тогда и пропало это чувство уюта, а пришло стремление, осознание того, что мир другой грубый, жестокий, сложный. И чтобы жить в нём нужно бороться. И вот борьба стала его жизнью, жизнью, где не было место человеческим слабостям, полноценному отдыху, дурачеству. А теперь всё то что было оказалось прошлым, а настоящее вернуло его в те самые эмоции из детства. И это было здесь, в изоляции от мира, от проблем, которые надумывает себе общество, от интриг и конфликтов. Здесь он был счастлив, в этом деревянном доме, с этими заботами, в окружении семьи. Тогда что же была вся его предыдущая жизнь? Гонка за властью? За благами цивилизации? Желание потешить своё эго? А может быть стремление построить новый мир по своим шаблонам? Тоски по прошлому и упущенным возможностям не было. Наверное, такая старость очень даже была кстати после той дороги, которую он прошёл. И, видимо, так думал и Молотов, построивший себе дом вдали от людей. Интересно как он там? Наверное, ему было трудно принять решение остаться, хотя и понимал необходимость этого. И понимал, что уже не получиться встретить старость как хотел, поэтому и отдал этот дом. Как много кардинально поменялось за этот промежуток.

Рейтинг@Mail.ru