Михаил Богословский
Петр Великий и его реформа
Совершенно иного рода военным деятелем был Петр. В личном мужестве он едва ли уступал Карлу, но он никогда не рисовался им и не храбрился напоказ. Карл не хотел знать ничьих советов; Петр в тех случаях, когда участвовал в сражениях, старался брать себе второстепенную роль: он бился как бомбардир или капитан, предоставляя команду своим генералам. Но, предоставляя блеск и лавры генералам, он брал на себя ту тяжелую, неприятную, но необходимую сторону дела, за которую всегда бранят в случае неудачи и редко благодарят в случае успеха. Но здесь он уже был главным распорядителем, центром, в котором сходились все нити военной администрации. Вся административная и хозяйственная сторона войны, движения войск, их расквартирование, провиант, оружие, амуниция, снаряды, набор рекрут и лошадей, вся эта будничная и прозаическая часть войны, но та именно часть, которая и рождает победу, лежала на нем. Мы видели, какую лихорадочную работу обнаружил Петр после поражения при Нарве. Петр не только сам действовал, он вокруг себя все приводил в движение. Он не только не терял присутствия духа во время неудачи, но и обладал уменьем утешить, ободрить и успокоить других. «Не извольте о бывшем несчастии печальным быть, – писал он Шереметеву, разбитому при Гемауертгофе, – понеже всегдашняя удача многих людей ввела в пагубу, но извольте забывать и паче людей ободрять». Это были качества драгоценные для той сложной операции, какою стала война в XVIII веке. Карл решал победу одним ударом; Петр подготовлял ее долговременного, трудною и хлопотливою работою. Вот почему его победы не были так неожиданны, поразительны и блестящи, но зато и поражения, им испытанные, не были так решительны, отчаянны и безнадежны. Карл был замечательным командиром на поле битвы, Петр – замечательным военным организатором. Успех доставался ему трудно, но этот успех был прочен. Вполне он обнаружился в Полтавской битве.
Полтавская победа имела очень важные последствия для дальнейшего хода военных действий. Шведская армия была теперь уничтожена. Карл XII с небольшою свитою бежал в турецкие владения и поселился в городе Бендерах на р. Днестре, возбуждая Турцию к войне с Россией. Уничтожение шведской армии развязало руки Петру на севере. Осенью того же 1709 года началось завоевание Лифляндии. В ноябре начата осада Риги; царь первые три бомбы пустил сам и писал об этом Меншикову: «Благодарю Бога, что сему проклятому месту сподобил мне самому и отомщения начало учинить». Летом 1710 года окончено было покорение Лифляндии и Эстляндии: в короткий промежуток времени сдалась Рига, Пернов, Аренсбург и Ревель. В то же лето взяты были главные города Карелии: Выборг и Кексгольм.
Вторым последствием Полтавской битвы была война с Турцией, 1711 года. Очень может быть, впрочем, что она вспыхнула бы и без этого повода. С самого мира 1700 года отношения Петра с Турцией были очень натянуты. Азов в руках русских был для турок бельмом на глазу. Эта крепость была в слишком близком соседстве с подчиненным Турции ханством Крымским; из нее легко было напасть на Крым. Это был также военный порт, где находил себе пристанище и защиту с каждым годом увеличивающийся, благодаря деятельной работе воронежской и таганрогской верфей, русский флот, который мог сделать набег и на самую Турцию. Турция и слышать не хотела о дозволении русским торговать на Черном море. «Султан смотрит на Черное море, как на свой внутренний дом, – говорили турецкие государственные люди, – куда он не пустит ни одного чужеземца». В Константинополе подумывали даже засыпать пролив, соединяющий Азовское море с Черным, и на созданном таким образом перешейке воздвигнуть сильные крепости для устрашения запертых русских кораблей. Ясно, что при таком настроении Турции достаточно было какого угодно предлога, чтобы вспыхнула открытая война. Такой предлог был доставлен Полтавской битвой. Карл деятельно агитировал за войну при турецком дворе, посылая туда своих приближенных. Самая его личность, кроме того, служила поводом к раздорам. Русское правительство требовало сначала его выдачи, на что, конечно, Турция согласиться не могла; в ответ на эти требования она жаловалась на нарушение ее прав русскими войсками, которые, преследуя Карла, перешли границу и вступили на турецкую территорию. Тогда Петр очень энергично потребовал высылки Карла из турецких владений, грозя в противном случае войною. Он чувствовал себя связанным в дальнейших действиях против Швеции, так как постоянно должен был опасаться нападения турок под предводительством такого полководца, каким был Карл. Как раз во время посылки этого ультиматума Карлу при помощи интриг удалось добиться в Константинополе отставки дружественного России визиря и посадить на место враждебного, и ответом на ультиматум Петра было объявление Портою войны 20 ноября 1710 года. Военные действия начались только уже в 1711 году. Весною русские войска стянуты были к реке Днестру. Царь заключил союз с господарем княжества Молдавии[1] Дм. Кантемиром. Желание защитить владения союзника и надежда на восстание подвластных Турции христианских народов, вожди которых в переписке с Петром обещали это, побудили Петра двинуться к реке Пруту, несмотря на то, что войско не снабжено было запасами, а весь хлеб в той стране, через которую надо было проходить, был поеден саранчой. Поход на Прут был поэтому труден, солдаты были истомлены. Едва русские передвинулись на эту линию, показалась вдруг огромная турецкая армия, до 190 тысяч человек, которой никто не ожидал встретить так скоро. Положение русских, которых всего было около 38 тысяч, притом без провианта, было отчаянное. Только недоразумение спасло Петра: визирь, вероятно, не знал хорошо положения дел в русском лагере и поторопился заключить мир, как только его предложили. Петр готов был идти на самые тяжкие условия. Отправляя к визирю подканцлера Шафирова для переговоров, он разрешил ему не только соглашаться на уступку Азова, но и на возвращение всех завоеванных у Швеции областей, кроме Ингрии, за которую разрешал, однако, пожертвовать старым русским городом Псковом. Но с турецкой стороны удовольствовались только Азовом да обязательством срыть крепость, построенную на границе с Крымом. На этих условиях и был заключен мир 12 июля 1711 года. Один из иностранцев, служивший в русском войске, замечает, что «если бы утром 12 июля кто-нибудь сказал, что мир будет заключен на таких условиях, на которых был заключен, то его сочли бы сумасшедшим». Однако и эти условия, на которые не смели даже и надеяться, были очень тяжелы. В особенности чувствовал тяжесть их Петр, которому приходилось терять плоды многолетних забот и трудов, потраченных на завоевание Азова и постройку Азовского флота. Заключение мира с Турцией позволило опять все силы направить на продолжение войны с Швецией.
После Полтавской битвы возобновился тот союз, которым начата была Северная война. В сентябре 1709 года, возвращаясь в Петербург, царь имел свидание с саксонским курфюрстом, которого вновь посадили на польский престол, свергнув избранника Карла, Станислава Лещинского, и Август опять заключил союз с Петром против Швеции. Весть о Полтавской победе заставила примкнуть к союзу в октябре того же года и Данию, без всякой денежной субсидии, которой она раньше требовала за присоединение к союзу. Так Полтавская победа подняла головы прежним союзникам Петра и побудила их протянуть руки русскому царю. Эта победа произвела сильное впечатление в Европе и заставила переменить взгляд на значение и силу русского государства. Знаменитый философ Лейбниц после битвы при Нарве высказал свое сочувствие шведам и предсказывал Карлу XII завоевание всей России до Амура. После Полтавской битвы он переносит свое сочувствие на царя, называет эту битву достопамятным событием в истории и полезным уроком для будущих поколений. Маленький Вольфенбюттельский князек, с которым Петр начал переговоры о браке своего сына царевича Алексея с его дочерью Шарлоттою, едва удостаивал царя вниманием, указывал на опасное положение Петра в России и, считая его ничтожным в ряду государей, говорил, что никогда Россия не добьется видного положения в Европе, так как ее никогда не допустят до обладания Балтийским побережьем. Теперь этот самый князек приходил в восхищение от мысли породниться с русским домом, и брак царевича очень скоро устроился. Выдающееся положение, которое Россия заняла после битвы, побудило примкнуть к Северному союзу два немецких государства, до сих пор медлившие и выжидавшие, – Ганновер и Пруссию (1714 год). Приманкой для вступления в союз были для того и для другой шведские владения в Германии: для Ганновера – Бремен и Верден, для Пруссии – Померания. Союз с Ганновером был, однако, непрочен и непродолжителен; союз с Пруссией отличался, наоборот, большою прочностью. Сближение с Пруссией началось сейчас же после Полтавской победы. После свидания с Августом II Петр виделся в Мариенвердере и с прусским королем Фридрихом, с которым заключен был оборонительный союз. Преемник Фридриха I, Фридрих Вильгельм I, вступил уже в союз наступательного характера (июнь 1714 года). Россия гарантировала Фридриху Вильгельму приобретение Штеттина, а Фридрих Вильгельм гарантировал царю приобретение Карелии, Ингерманландии и Эстляндии. Этот знаменитый король, строгий и скупой хозяин, любитель военных экзерциций, питал к личности Петра живейшую симпатию, а Петр умел ему угодить; зная его слабость к солдатам высокого роста, он дарил ему высоких гренадеров.
Итак, второй период Северной войны представляет борьбу союза России, Польши, Дании, Пруссии и Ганновера против Швеции. Вот вкратце ход военных действий. Весною 1712 года русские войска под начальством Меншикова, как решено было договором Петра с союзниками, вступили в Померанию, которая и сделалась одним из театров войны. Здесь выдающимися крепостями были Штеттин и Штральзунд. Первый сдался Меншикову, второй осаждали короли датский и прусский с июля по декабрь 1715 года, и, несмотря на то, что защитить его явился сам Карл XII, пробравшийся из Турции через Венгрию и Германию, Штральзунд сдался 12 декабря 1715 года. Таким образом Померания к концу 1715 года была завоевана.
Другим театром военных действий была шведская провинция Финляндия. Овладеть ею, как говорил Петр, надо было для того, чтобы занять выгодное положение при мирных переговорах со Швецией, имея что уступить. «Ежели Бог допустит летом до Абова, – писал он генерал-адмиралу Апраксину в конце 1712 года, – то шведская шея мягче гнуться станет». Весною 1713 года вышла под начальством Апраксина к берегам Финляндии эскадра и взяла без сопротивления финляндские города Гельсингфорс и Або. Высадившиеся войска проникли внутрь страны и разбили шведов при Таммерфорсе. В следующем 1714 году покорение Финляндии было закончено.
Наконец, третьего сценою военных действий было море и побережье самого Скандинавского полуострова. В июле 1714 года русская эскадра подлинною командою Петра одержала блестящую победу над шведским флотом при мысе Гангеудде; неприятельский адмирал с десятью галерами попался в плен. На современников эта победа произвела не менее сильное впечатление, чем Полтавская. Петр был за нее возведен Сенатом в звание вице-адмирала. Следствием этой победы было то, что Петр захватил и опустошил Аландские острова, всего в 15 милях от Стокгольма, и навел ужас на Швецию. С тех пор Петр стремился к тому, чтобы сделать высадку на полуостров. Летом 1716 года готовилась грандиозная высадка из Копенгагена на шведский берег. Четыре флота: английский, голландский, датский и русский, под командою Петра должны были перевезти союзные войска. Но эта высадка не состоялась: англичане и голландцы оказывали поддержку только для видимости – им одинаково невыгодно было допускать господство на Балтийском море как шведского, так и русского флотов, и все дело кончилось демонстративной прогулкой соединенной эскадры в виду шведских берегов, в память чего была выбита пышная медаль. На одной стороне над трофеями – изображение Петра и надпись: «Петр Великий Всероссийский», на другой – морской бог Нептун, держащий четыре морских флага государств, принимавших участие в экспедиции, с надписью: «Владычествует четырьмя». Однако эта лесть доставила Петру не много утешения в той досаде на союзников, которую он испытывал за неудачу в этой экспедиции, тем более что на нее он возлагал большие надежды. Уже в самом конце войны, в то время, когда велись переговоры о мире, русские корабли делали нападения на шведские берега и высаживали войска, опустошавшие окрестности Стокгольма. Эти набеги предпринимались с целью сделать шведов более уступчивыми.
Таковы были главные военные действия в рассматриваемый период. Из этого перечня видно, что их было немного, и они были не так важны, как битвы первого периода. Во второй период борьбу вели гораздо более дипломатическими интригами, чем военными движениями; больше скрипели перья в дипломатических канцеляриях, чем гремели выстрелы на полях сражений. Швеция теперь уже не имела достаточной армии для обороны; ее могущество было сломлено и средства подорваны так, что никаких крупных военных действий и нельзя было ожидать. Но между союзниками, действовавшими против нее, не было согласия. Интересы их расходились. Каждый старался урвать как можно больший кусок шведских владений себе, как можно меньше тратя сил при этом и меньше давая другим. Отсюда такое взаимное раздражение между союзниками, что, читая ноты их дипломатов, думаешь скорее, что дело идет между неприятелями, чем между дружественными державами. Вследствие этих усобиц война со Швецией тянулась вяло и нерешительно. На Петра такое положение дела производило удручающее действие. «Письмо ваше я получил, – пишет он раз Меншикову, осаждавшему Штеттин, – на которое ответствовать кроме сокрушения своего не могу, ибо… что делать, когда союзников таких имеем. Я себя зело бессчастным ставлю, что я сюда приехал. Бог видит мое доброе намерение, а их и иных лукавство. Я не могу ночи спать от сего трактования». Еще более резко его другое письмо к Екатерине из Копенгагена в то время, когда там готовилась неудавшаяся экспедиция на шведский берег. «О здешнем объявляем, – писал царь, – что болтаемся втуне, ибо что молодые (т. е. несъезженные) лошади в карете, так наши соединенные (союзники)». Петр тем сильнее должен был чувствовать последствия этих раздоров, что все союзники, кроме разве только прусского короля, были недружелюбно к нему настроены, и некоторые из них, как, например, курфюрст Ганноверский, худо скрывали свою ненависть и раздражение. Такое отношение союзников к Петру было вызвано преобладающим значением, которое получала Россия в союзе. Петр был хозяином положения. Русские войска стояли в Германии. Было опасение, что Россия потребует себе львиную долю добычи. Отсюда зависть, клеветы, обвинение Петра в измене общему делу, в намерении заключить сепаратный мир со Швецией, – словом, вся грязная международная накипь, которою наполнялись выходившие тогда многочисленные политическиё брошюры, доказывавшие, как опасно может быть для других держав чрезмерное усиление России. Отчасти Петр сам был виною такого опасливого и подозрительного отношения к себе союзников: он иногда слишком уж по-хозяйски распоряжался в их землях, не щадя их самолюбия. Приехав раз в Данциг, во владение польского короля, Петр немедленно распорядился оштрафовать жителей за то, что в гавани Данцига стояло несколько шведских кораблей.
Петр стал ясно понимать, что с Северным союзом он не добьется никаких важных результатов, и у него возникло стремление заручиться новыми союзниками. С этой целью он предпринял поездку в Париж, чтобы склонить Францию к Северному союзу. Но это дело было совершенно безнадежное: Франция, враждуя с Габсбургами, дружила с их врагами, действуя заодно со Швецией, с которой у России была теперь война, и с Турцией, с которой у России в царствование Петра были дурные отношения. Следовательно, интересы России и Франции были в то время прямо противоположны. В августе 1717 года в Амстердаме был заключен договор между Францией, Россией и Пруссией, который и был плодом поездки. Плод этот был не очень утешителен. Франция отказалась от всякого деятельного участия в войне, она даже выговорила себе право сохранять имевшийся у нее договор со Швецией до истечения его срока. Все, что она обещала, это признание будущего мирного договора России со Швецией.
Эта неудавшаяся попытка привлечь нового союзника побудила Петра подумать о заключении мира со Швецией. После продолжительных переговоров сначала на Аландских островах (1718–1719 годы), а потом в финляндском городе Ништадте мир был заключен 30 августа 1721 года. По Ништадтскому миру Россия приобрела значительную долю шведской территории, прилегающей к Балтийскому морю: Лифляндию с городом Ригой, Эстляндию с Ревелем, Ингрию и Карелию (теперешнюю Петербургскую губернию) и часть Финляндии с городами Выборгом и Кексгольмом. Приобретение моря, у которого сейчас же возникла столица, скоро выросшая до степени важнейшего торгового пункта России, сопровождалось огромными последствиями для хозяйственной жизни страны. Как только было завоевано Балтийское море, стало изменяться направление русской внешней торговли. Прежде она направлялась к северу, к Белому морю. Архангельск был главным пунктом этой торговли; туда каждое лето приходили европейские корабли, привозившие произведения западной фабрики и увозившие произведения русской природы. Направление торговли к Балтийскому морю, значительно более удобному, как по самому географическому положению, так и по тому, что на его берегу были приобретены гавани Ревель и Рига, быстро подорвало значение Архангельска, а вместе с тем рост и процветание северных русских городов, через которые шел прежний торговый путь, и эта часть государства, некогда кипевшая жизнью, затихла и запустела.
Не менее важны были и политические последствия Северной войны. Северная война отняла у Швеции то выдающееся положение, которым она до той войны пользовалась, и низвела ее до уровня второстепенной державы, какою она и остается до настоящего времени. Наоборот, Россия, прежде мало значившее государство, сделалась великой державой. Это значение великой державы выражается в той активной роли, которую Россия начинает играть с того времени в общей европейской политике. С тех пор ни одно крупное европейское событие не остается для нее чуждым. Это новое значение России было ясно сознано уже современниками Петра и выразилось в том новом титуле, который тотчас же по заключении мира принял ее государь: 20 октября 1721 года Сенат постановил поднести Петру титул Императора Всероссийского. Это поднесение состоялось 22 октября после торжественного богослужения в Троицком соборе в Петербурге. Канцлер граф Головкин говорил Петру приветственную речь, в которой указывал, что благодаря славным и мужественным воинским и политическим делам Петра его подданные «из тьмы неведения на феатр славы всего света и тако рещи из небытия в бытие произведены и в общество политических народов присовокуплены».
С окончанием Северной войны началась новая война – с Персией. Причины ее были такого же характера, как и причины войны со Швецией. Заботясь о развитии торговли на Балтийском море, Петр не упускал из виду ее успехов и на Каспийском. Оба моря были связаны водными путями; Балтийское должно было служить для торговли с Европой, Каспийское для торговли – с Азией. Торговые отношения и до Петра производились там в довольно крупных размерах. Петр надеялся развить их еще более. В инструкции отправляемому в Персию послом знаменитому впоследствии Артемию Петровичу Волынскому предписывалось проведать, «нельзя ли через Персию учинить купечество в Индию». Этому послу удалось заключить с Персией очень выгодный для России торговый договор. Но положение русской торговли было в то время незавидно благодаря тому беспорядку, в котором находилась тогда Персия. Волынский очень изобразительно говорит в своем донесении о персидском шахе и о порядках в Персии: «Здесь такой ныне глава, что он не над подданными, но у своих подданных подданный, и чаю, редко такого дурачка можно сыскать между простыми, не токмо из коронованных. Того ради сам ни в какие дела вступать не изволит, но во всем положился на своего наместника Ехтма-Девлера, который всякого скота глупее, однако у него такой фаворит, что шах у него изо рта смотрит и что велит, то и делает». «Все дела у них, – продолжает он, – идут беспутно, как попалось на ум, так и делают без всякого рассуждения. От этого так свое государство разорили, что, думаю, и Александр Великий (Македонский) в бытность свою не мог войной так разорить; не только от неприятелей, и от своих бунтовщиков оборониться не могут, и уже мало места осталось, где бы не было бунта». От этого беспорядка, благодаря отсутствию власти и защиты, страдали находившиеся в Персии русские купцы, которые часто подвергались грабежам и насилиям. Дипломатическим путем при таком положении дел в Персии трудно было чего-нибудь добиться для защиты русских торговых интересов, а слабость Персии давала надежду на успех вооруженного предприятия. Действовать вооруженной рукой возбуждал Петра и Волынский: «Нам без всякого опасения начать можно, – писал он государю, – ибо не только целою армией, но и малым корпусом великую часть (Персии) к России без труда присовокупить можно». У Петра еще задолго до окончания Северной войны созрела мысль о персидском походе, но он ждал заключения мира со шведами, избегая войны на два фронта. Как только этот мир был заключен, тотчас же начались приготовления к новой войне. К тому же летом 1721 года произошло событие, давшее законный и очевидный предлог к ее началу. Возмутившиеся против шаха его подданные напали на город Шемаху, в котором был центр русской торговли с Персией и жило много русских купцов. Несколько из них было перебито бунтовщиками, а имущество их и товары разграблены. Ускорить начало войны могло еще опасение захвата персидских владений со стороны Турции. В мае 1722 года Петр Окою и Волгою отправился на театр военных действий; 24 июля он высадился на персидскую территорию. В течение августа были приобретены приморские городки Тарки и Дербент. Успехи были настолько очевидны, что Петр в начале октября вернулся в Астрахань, предоставив окончание войны полковнику Шилову и генералу Матюшкину. 12 сентября 1723 года был заключен между Россией и Персией мирный договор, по которому оба государства вступили в далеко не равные обязательства. Россия обязывалась оказывать его шахову величеству постоянную дружбу и вспоможение против всех его бунтовщиков, а Персия в вознаграждение за эту будущую помощь уступила России в вечное владение города Дербент и Баку со всеми к ним принадлежащими землями и местами. Следствием этой войны было приобретение Россией западного берега Каспийского моря.
