Михаил Андреев
Честь Императора
Они спустились вниз по каменным ступенькам. Граф шёл впереди, освещая дорогу факелом. Ноги у гонца подкашивались. Он думал, насколько жесток этот мир, раз уж даже безобидного гонца решили обмануть и обесчестить. Есть ли правда в таком мире, справедливость?
Внизу их встретил широкий каменный зал, в дальней части которого, за стенкой, слышны приглушённые рычащие звуки. Вскоре оттуда же стал слышен и тонкий девичий голосок:
– Ну… Всё хорошо, Тео. Скоро придёт папа и ты наконец поешь. Не надо скрести по стенам ногтями. Всё хорошо.
Граф, гонец и охотник пошли на звук. Свернув налево, они оказались перед решёткой. Берг передал факел охотнику, отыскал ключ в кармане своего плаща и отворил её.
Гонец задумывался над тем, стоит ли бежать. Возможно, получится оттолкнуть охотника, а что дальше? Вокруг сплошная темнота, факел есть лишь у графа. Он не найдет лестницы, которая ведёт в наземную темницу, да и едва ли он сумеет открыть потайной люк.
Тогда его посетили ещё более мрачные мысли. Жить обесчещенным или умереть, но не даться развратникам? Он вспомнил о приключениях славных рыцарей, описанных в книгах, поставил себя на их место и понял, что они выбрали бы второе. Однако, жажда жизни взяла верх. Гонец никакой не рыцарь, он из черни, а значит и чести у него нет. Соответственно, незачем губить себя задаром.
Он вздохнул и продолжил следовать за графом. В тупике каменного коридора, в углу, сидели двое. В стене справа отсутствовал кирпич и оттуда пробивались тусклые солнечные лучи. Отверстие это выходило к оврагу, заросшему кустарником. Через ветви кустарника пробивался свет, как и воздух, благодаря чему в сырой темнице возможно было жить.
Гонец удивился, как возможно увидеть здесь солнечный свет, если они всё время спускались вниз. Но тут же послышался шорох в тёмном углу, и он встрепенулся.
В темноте были едва различимы две фигуры – маленькая и большая. Часть маленькой фигуры – край детского платья, освещало солнце. Большая же фигура сидела в полной тьме.
Граф приблизился к ним ближе.
– Папа! – крикнула девочка лет семи, бросилась из темноты на руки к графу. Он взял её и поцеловал в щёку. Большая фигура, что осталась сидеть в углу, радостно захрюкала.
По телу гонца пробежали мурашки. Возможно, там сидит какой-то прокажённый. Но зачем его сиятельство держит больного рядом со своей дочерью в тайной темнице?
– Познакомься. – граф повернулся к гонцу, приобняв девочку. – Это моя дочь Иллана.
– Привет! – лицо девочки озарилось красными лучами солнца.
Гонец кивнул, не отводя глаз от странного человека, что сидит в тени.
Внезапно Дайлз толкнул юношу ногой в спину. Он упал на живот прямо перед существом в тени, что в этот момент зарычало.
Его лысая морщинистая голова с острыми ушами вынырнула из тени. Гонец увидел огромные красные глаза, которые смотрели на него, как на добычу. Существо опёрлось на громадную когтистую лапу, напоминающую птичью, и принюхалось к юноше приплюснутым носом с большими ноздрями. Редкие белые волоски виднелись на его голове, в ушах и ноздрях. Существо чем-то напоминало гремлина из детских сказок, да вот только гремлин, которого встретил гонец, был под два с половиной метра ростом.
Это сгорбленное существо вынырнуло из тени и поднялось на ноги. Оно раскрыло искривлённую то ли ухмылкой, то ли необычным строением челюсти пасть, показывая юноше свой зубастый оскал. Клыки его напоминали длинные острые иглы, плотно вставленные друг к другу.
Гонец зажмурился, чтобы не видеть эту тварь. Он начал быстро и тяжело дышать, стараясь убедить себя, что это всего лишь сон. Только невероятный запах из пасти твари, где застряли меж зубов полусгнившие куски мяса, привёл его чувство.
Юноша резко задрыгал ногами, вскочил, чтобы убежать, но тут же лапа существа ударила по ногам гонца. Он упал на пол и побоялся пошевелиться.
– А теперь познакомься с моим сыном Тео. – сказал граф, протягивая к существу руку. Оно потёрлось о ладонь отца щекой. – Сегодня ему исполнилось семь лет.
«Семь лет?!» – подумал гонец, чувствуя, как сердце в его груди бьётся всё сильнее и вскоре, похоже, выпрыгнет из груди. – «Да эта тварь выглядит так, будто ей лет двести! Надо удирать отсюда!»
Дайлз отвёл лицо в сторону, чтобы не видеть, что сейчас начнётся. Гонец попытался заставить свои ноги работать, чтобы встать. Вдруг он понял, что ничего не происходит, тело его продолжает лежать на земле, хотя в голове своей он явно чувствует свои ноги.
Юноша глянул на нижнюю часть своего тела и вдруг понял, что ноги его заканчиваются в районе колен. Дальше идут кровоточащие куски мяса и сухожилий.
Он закричал не от боли, которой не чувствовал из-за шока, а от страшного зрелища.
– Уверен, ты был отличным подданым своего императора. Он переживёт эту потерю. – ехидным тоном произнёс граф, потирая руку об руку.
Иллина радостно захлопала в ладоши:
– С днём рождения, братик!
Стоны гонца оборвались, когда он потерял сознание. Когда же Тео насытился, Дайлзу пришлось тайно вынести из замка мешок с костями.
Граф Берг, оставив дочь играться с сыном, пошёл в покои своей сестры Афельтины. По дороге, в каменном коридоре замка, граф встретил Явинну, свою жену. Статная леди в длинном зеленоватого цвета платье блуждала повсюду, пытаясь отыскать мужа. Наконец, она нашла его:
– Муж мой, ты не видел нашу дочь?
– Наверное, гуляет где-нибудь в замке. – бегло сказал он, прекрасно зная ответ на этот вопрос. – Уверен, скоро найдется, любимая.
Удовлетворившись таким ответом, Явинна пошла в свои покои, чтобы готовиться ко сну. Она обладала высоким ростом, почти с графа, кроткими нравом и лицом, пышными длинными волосами тёмно-красного цвета. Графиня была красива, но столь смиренна и уныла, что мало у кого вызывала желания на близость с ней.
Берг же вошёл в покои своей сестры. Девушка сидела на кровати, уперев лицо к ногам, и плача. Русые волосы её опали вперёд, прикрыв белые колени. Она сидела в лёгком ночном платье на дорогом красно-золотистом диване, который подарил ей брат.
Перед её диваном было окно, которое выходило на пастбище и откуда сейчас в комнату проникал свежий вечерний воздух. Граф глубоко вдохнул его и подошёл к сестре.
Афельтина плакала каждый раз, когда наступал этот день. Он напоминал ей о фатальной ошибке, которую она когда-то совершила.
Граф обнял её:
– Ну что ты, милая. Пора бы забыть и смириться.
– Как такое можно забыть? Почему ты не можешь понять, что мы совершили ужасный грех? – не поднимая головы, прерываясь на хмыканье носом, ответила Афельтина.
– Наш ребёнок – благо. Далеко не всем боги даруют жизнь. Притом, Тео нравится и моей дочери.
– Лучше бы я тогда умерла. – она повалилась на кровать, закрылась от брата одеялом и повернулась к стене, продолжая рыдать.
Глава 8
– …Так славный сэр Рилли победил ужасного дракона, наводившего страх на всё королевство Улисс. Принцесса Гельда выказала свою признательность рыцарю, подарив ему свой платок и даже позволив его губам прикоснуться к своей нежной руке… Через пару дней король услышал о подвиге сэра Рилли. В благодарность он позволил ему жениться на своей дочери, принцессе Гельде. Сыграли пышную свадьбу, куда со всего королевства съехались знатнейшие из знатных и благороднейшие из благородных. Веселье и пляски не прерывались целую неделю!
– Но что же было дальше?.. – спросил маленький Рилли, лёжа в кровати под одеялом. Ему невероятно нравилось, когда мама читала ему о приключениях рыцаря Рилли.
– Когда свадьба состоялась, рыцарь Рилли и принцесса Гельда жили вместе долго и счастливо. Потом, через долгое время, они вместе стали править королевством справедливо и достойно, как завещал им король. Конец.
Самвилла поцеловала Рилли в лоб и вышла из комнаты. Мальчик ещё некоторое время лежал, раздумывая над тем, были ли приключения рыцаря Рилли настоящими или же это просто выдуманная сказка. Всё-таки, мир вокруг него не так прекрасен и добр, как это написано в книгах, которые читает ему мама.
– Эй, проказник… – рядом послышался женский голос.
Рилли повернул голову и увидел Пердитту, что облокотилась на окно с наружной стороны, скрестив руки на раме. Она улыбалась и её сияющее лицо освещали оранжевые лучи уходящего солнца.
Мальчик, даже несмотря на тяжёлые дневные тренировки, радостно откинул одеяло и выпрыгнул в окно. Вместе с Пердиттой они пошли на задний двор, где у семьи Рилли был огороженный огород, на котором обычно трудились рабы.
Пердитта взяла небольшой кочан капусты с грядки и кинула его в Рилли, крикнув:
– Лови!
Мальчик растерялся, но его руки, среагировав быстрее его мозга, поймали кочан. Рилли тут же понял, какую забаву предлагает Пердитта и кинул кочан ей в ответ.
Они кидали лиственный шар, словно это был мяч для игр, смеясь и прыгая по грядкам, пока окончательно не стемнело.
Самвилла наблюдала за игрой, глядя в заднее окно на втором этаже, выходившее на огород. Ей не нравилось, что порядки в её доме нарушаются, притом, Рилли и Пердитта портят огород.
Однако она решила стерпеть эту шалость. Сын скоро покинет её и, вероятно, уже не вернётся, как и остальные пятеро до него. Так что пусть порадуется, думала Самвилла, пока у него есть время, а как только Рилли покинет отчий дом необходимость в Пердитте отпадёт.
Вдоволь наигравшись, Пердитта и Рилли уселись в деревянной беседке, что была у самой ограды огорода. В ней обычно сидела Самвилла, взяв с собой кувшин лимонного сока, разбавленного водой, и наблюдала за тем, как работают рабы в огороде. Муж её в это время обычно водил легион или был в командном штабе Крипа – отдельном каменном здании для военных совещаний.
Наступила темень. Рилли и Пердитта сидели рядом на деревянной лавке.
– А ты хорош! В свои пять лет отлично ловишь!
– Мне почти шесть! – возмутился Рилли.
– Малыш, да ты ловишь на все десять!
Они рассмеялись. Пердитта удивилась тому, что Рилли не продолжил отстаивать свою детскую позицию и не надул щёки.
– Когда я вспоминаю твоё имя, мне хочется смеяться.
– Действительно, имя смешное! – сказала Пердитта. – Но раз уж боги наградили меня им, то носить мне его до гроба!
Смешки продолжились.
– Странно, я пока не чувствую никакого запаха.
Пердитта вопросительно глянула на Рилли.
– Я думал, что боги неспроста наградили тебя таким именем.
Девушка поняла его шутку, и они вновь рассмеялись.
Два этих человека, малец и юная Пердитта, за столь короткий срок успели проникнуться друг другом. Рилли был благодарен ей за то, что она защитила его от кнута дворянина, а Пердитта ему за то, что он уговорил своих родителей взять её в служанки. Таким образом она нашла крышу над головой и обрела семью.
– Мне кажется, что я могу тебе доверять… – тихо произнесла Пердитта. Хотя раскрытие тайны грозило ей огромной опасностью, девушке необходимо было разделить с кем-нибудь свои беды. Рилли казался ей не по годам умным, а потом она решилась сказать. – На самом деле это странное имя я выдумала. Меня зовут Рейна.
– Но почему же ты не назвалась своим именем?
– Я беглая рабыня из виллы барона на озере Саррад. Меня, вероятно, уже принялись искать.
– И ты не боишься?.. Ведь в любой момент могут нагрянуть те, кто тебя ищет!
– Мне бы только заработать немного денег, чтобы уехать отсюда. Думаю, поеду в Пустынное Царство или в Болотный Союз. Там меня точно не найдут…
Рейна рассказала Рилли всю история. Она говорила о том, как империя уничтожила её деревню, как убили её родителей, как она оказалась в рабстве у похотливого старика и его ревнивой жены.
Рилли слушал и удивлялся тому, как такая хрупкая девушка смогла всё это выдержать. Сейчас она осталась совсем одна в незнакомом ей городе и лишь крыша его родителей спасает её от смерти на улице. И при этом Рейна выглядит совершенно спокойной.
– Знаешь… – сказал Рилли, проникнувшись доверием девушки. – Иногда мне кажется, что я это не я… То есть… Я как будто заново родился. Порой мне приходят видения будто бы из другого мира. У меня такое чувство, что мой прошлый мир отличался от этого.
– Мне тоже порой кажется, что я это не я. Это не моё имя, не моё место и не мой мир. Славно, если бы мы жили в лучшем мире. – ответила Рейна, провожая взглядом уходящее за холмы солнце.
Внезапно посреди огорода послышалось шуршание. У края огорода всколыхнулась высокая трава.
Собеседники замерли. Шорох становился всё сильнее и ближе. Они всматривались в темноту, но едва могли различить хоть что-то.
Тут же из кустов за беседкой выпрыгнула собака, зубами оторвала деревянную обшивку и забралась внутрь. Рилли и Пердитта ринулись в объятия друг друга и закричали.
Спустя секунду они поняли, что это собака, которая весело машет хвостом, и, выдохнув, спокойно сели обратно на лавку. Собака прыгнула на ноги Рейне и девушка, увидев знакомые глаза, знакомый хвост и знакомый нос, радостно воскликнула:
– Гип!
Она почесала его по голове и наткнулась пальцами на репьи, высохшие колоски и засохшую кровь. Раненный пёс долго блуждал среди кустарников и нацеплял себе на шерсть всё, что только возможно.
– Как ты исхудал! Но ты выжил, дружище! – продолжила Пердитта, дёргая Гипа за щёки.
Мальчик удивился, осознав, что это тот самый Гип, который спас Рейну и который раньше принадлежал псарю Педалю. Он принялся гладить пса вместе с Рейной. Девушка сказала:
– Нам нужно почистить его и промыть раны.
– Думаю, найдется и что-нибудь съестное. – отозвался Рилли.
Вместе они пошли в дом.
***
Бездыханное тело Мариуса лежало на пьедестале. Над ним корпели бальзамировщики Ордена, одетые в белые балахоны.
Для начала два старца сбрили с лица Мариуса щетину, затем нанесли белую пудру, сохраняющую цвет лица. Этой же пудрой они смазали его руки. Когда всё было готово, труп одели в ученическую мантию.
Писарь сидел в крипте рядом с бальзамировщиками. Он писал в хронику Ордена – толстенную книгу, описывающую историю Ордена в мельчайших подробностях, основные события из жизни Мариуса, которая так быстро оборвалась в результате испытания воли.
– Магистр Аррен приказал сегодня же выставить тело. Завтра будет урок истории, и он хочет, чтобы жизнь этого юнца стала для учеников назиданием. – сказал один из бальзамировщиков.
– Джек мне сказал, что стеклянный гроб уже готов.
– Надо признать, этот пьянчуга не в меру рукастый.
Тут в разговор вмешался писарь, не отвлекаясь от своего дела:
– Удивительная жизнь. Согласно записям, она у него прямо-таки изобиловала неприятностями!
– Как будто наша жизнь блещет красками радуги! – прогнусавил бальзамировщик.
– Нет, нет, вы послушайте. Он был сыном вора и проститутки. Однако, каким-то образом такой отброс был знаком и со старшим хронистом. В записях сказано, что Квирр заступился за него, когда мальчишке хотели выколоть глаза за воровство.
– Должно быть, старший хронист любит помоложе. – ухмыльнулся второй бальзамировщик. – Понимаю его. Осточертело смотреть на морщинистых бабок.
Вскоре пришёл Джек – пятидесятилетний плотник, который трудится при дворе Ордена. Вместе со своим сыном он затащил в подземелье гроб со стеклянной крышкой.
– Привет, подземные крысы. Как же меня тошнит от колдунов и чародеев. – он плюнул красной винной слюной в угол бальзамировочной.
В широком зале стояло несколько каменных пьедесталов на случай, если погибнет сразу несколько учеников. На столах лежали инструменты, иглы и нитки, разнообразные мази, чтобы приводить в порядок изуродованные тела.
– А вот и наш пропойца! Рад услышать пару добрых слов от собрата по несчастью. Как-никак, а мы в Ордене низшее сословие! – с досадой произнёс один из бальзамировщиков, взяв Мариуса за ноги.
– Даже старый пьяница, который письменности эдейской не знает, живёт на поверхности и наслаждается дарами природы. А мы осуждены вечно прозябать в катакомбах Ордена! – сказал второй, взяв Мариуса за руки.
Они переложили труп в стеклянный гроб и закрыли крышку.
Все пятеро человек, находившихся в бальзамировочной, подошли к гробу, чтобы оценить красоту трупа.
– Недурно вышло. – сказал писарь. – При свете факелов будет выглядеть совсем живым.
– Да уж поживее тебя будет! У тебя столько складок на подбородке, что кажется, будто ты утопленник! – проворчал Джек, харкая на пол.
– Спасибо, старина. – мягко улыбнувшись, сказал писарь. – Я и не ожидал милости от необразованных крестьян.
– Каких ещё крестьян?! А ну повтори! – ущемлённый язвительным высказыванием Грек – сын Джека, поднял кулак к жабьему подбородку писаря.
– Спокойно, паренёк. Иди оприходуй дурнушку в стоге сена или подои корову. Должно быть, так вы снимаете напряжение? – вновь сострил писарь.
Грек ничего не понял и, задумавшись, опустил кулак.
– Пойдем, малый. Нечего тебе делить печали стариков. – сказал Джек, хлопая сыну по плечу. Вместе они ушли восвояси.
Бальзамировщики отнесли гроб в крипту. Факельщик заблаговременно осветил её. На то, чтобы зажечь все факелы, ему понадобилось два часа.
Как только старцы спустились по лестнице, их взору предстал длинный тоннель, где по обе стороны его каменных стен в углублениях стоят стеклянные гробы с трупами. Они нашли заранее подготовленное место для гроба между двумя стариками-магами, мирно лежащими под стеклянными крышками, и осторожно поставили его так, чтобы тело внутри смотрелось более выгодно.
Внизу, у ног трупа на деревянной дощечке было выбито: Мариус Доклиф.
***
Магификус Пурион вёл Алайну, ещё не оклемавшуюся от прерванного обряда, по коридорам подземелья башни. Магическая сила магов не успела наворотить бед в её голове, а потому ученица отделалась испугом и небольшой болью.
Пурион держал её за руку. Он с замиранием сердца то сжимал, то разжимал её белоснежную ручку, перебирал пальцами её пальцы и при этом вздрагивал всем своим естеством. Снаружи лицо Пуриона было сосредоточено; по лбу градом катился пот.
– Куда… куда вы меня ведёте? – спросила Алайна, звон в ушах которой наконец утих. Она оглядела с головы до ног магификуса и удивилась тому, что столь юный парень занимает такой высокий пост. Алайна помнила магификуса Креофага, который заступил на пост в шестьдесят и который скончался всего год назад.
– Тебе надо спрятаться!.. – пробурчал Пурион, быстро обернувшись к ней. Он тут же покраснел, обернулся, и продолжил вести девушку по коридору. – В крипте никого не должно быть. Это самое безопасное место в Ордене.
– Среди мертвецов?.. А зачем мне прятаться? Вы же сказали, достопочтенный магификус, что архимаг приказал передать меня в руки смотрителя мантии.
– Да! Да!.. – судорожно ответил Пурион. – Всё так. Ты подождёшь в крипте, а я пока за ним схожу.
– Постойте… – сказала Алайна, вырвав свою руку из потной лапы Пуриона и остановившись. – Если так, то мне нечего бояться. Я пойду в свои покои и найду Мариуса. Мне нужно поговорить с ним, пока меня не забрали.
– С Мариусом?.. Ах, это тот храбрец, что выбежал на экзамене? Так значит, он тебе не безразличен?
– Да вы что! Он моя душа, моя любовь и надежда. Без него бы я, наверное, умерла. Мариус заставляет меня верить в лучшее!
Пурион глянул на неё так, словно Алайна произнесла ужаснейшие в его жизни слова.
– Но не думаете ли вы, что и я могу быть лучиком света в вашей жизни? Вы мне понравились с первого взгляда и на экзамене я переживал за вашу судьбу не меньше того ученика.
Алайна снисходительно улыбнулась. Её большие, добрые глаза сверкнули, отражая танцующие под порывом ветра языки пламени факела, что держит Пурион в руке. Ветер в подземелье шёл из пропасти, над которой выстроены каменные плиты, соединяющие коридоры.
– Почётный магификус, я вижу, что вы человек добрейшей души. Но поймите, если и есть в этом мире что-то вечное, так это моя любовь к нему. Даже если кровавые реки Тамтала вернутся на землю, если грозный Эфраз поднимет огненную бурю, если братья семи небесных городов пойдут с армией титанов на людей, я всё равно останусь верна Мариусу!
Пурион печально вздохнул.
– Вам нужно знать, почему мы так торопимся. Архимаг не давал приказа передать вас смотрителю. Это я подделал его письмо, чтобы освободить вас.
– Вы?.. – удивлённо вскрикнула Алайна. – Но если так, то…
– Вам угрожает огромная опасность. Идёмте в крипту. Там вы спрячетесь, а я найду смотрителя мантии. Он ещё должен быть здесь.
Молча, раздумывая каждый о своём, они шли к крипте быстрым шагом. Путь их оказался свободным и даже когда они добрались до места, удача была на их стороне – бальзамировщики удалились отсюда ещё полчаса назад. Все факелы уже были погашены и лишь в руках Пуриона остался единственный источник света.
Магификус повёл Алайну глубже в крипту, чтобы её точно никто не нашёл. Ученица шла за ним, из любопытства глядя по сторонам. Она изучала мёртвых членов Ордена. Внезапно она увидела знакомое лицо и прошла мимо, ещё не осознав, кого увидела. Она остановилась и сказала магификусу:
– Стой.
Магификус развернулся и глянул на Алайну. Ученица сделал шаг назад и увидела тело Мариуса, лежащее в стеклянном гробу.
Она приблизилась и положила руку на стекло.
– О, любимый! Как я могла прийти к тебе так поздно! Как так случилось, что ты ушёл раньше меня!
– Он не выдержал испытания воли. – констатировал факт Пурион.
Алайна глянула на него так, что магификус мгновенно остолбенел.
Девушка припала к стеклу лицом и не смогла оторвать взгляд от любимого. Несмотря на то, что Мариуса напудрили, были заметны синяки под глазами, осунувшееся лицо и белёсый цвет лица. Девушка разразилась рыданиями. Она упала на колени и с размаху треснула своей маленькой ручонкой по стеклу гроба Мариуса. Стеклянная крышка мигом разлетелась на маленькие осколки.
– Тише! Нельзя, чтобы нас услышали бальзамировщики!
Окровавленной рукой Алайна провела по щеке Мариуса. На ней остался красный след.
– Милая, поднимись! Он мертвец! Забудь и думай о своей жизни! Мы ведь можем быть счастливы… Я же люблю тебя.
Алайна впала в безумие:
– Заткнись! Заткнись, прихлебатель душегубов! Ты и вся эта свора из Ордена не стоите и одного пальца на его ноге! Вы оскорбляли его, насмехались над ним, а сами топите друг друга и притворяетесь, будто это нормально!
Алайна чуть не упала в обморок. Удержала её лишь надежда, что нужное заклинание вернёт Мариуса к жизни.
– Свет и тьма, солнце и луна, небо и земля. – произнесла она, закрыв глаза и приблизившись к лицу Мариуса. – Пусть сила перетечёт из сосуда в сосуд, пусть боги подарят жизнь этому телу, пусть Эфраз передаст ему мою мощь!
Алайна открыла глаза, приложила свои окровавленные ладони к щекам трупа и поцеловала его в холодные губы.
– Ты лишилась рассудка! – крикнул Пурион.
Ученица, выждав пару секунд, отлипла от губ Мариуса и заплакала. Ритуал воскрешения не сработал.
Она поняла, что обречена. Весь мир рухнул. Если бы её сделали бичевателем, если бы казнили, это не стало бы столь ужасной участью, какую она претерпевала сейчас. Видеть тело Мариуса оказалось для Алайны невыносимым испытанием.
– За что?! За что я так провинилась?! – вырвался животный рёв из её рта. Она схватила крупный осколок стекла. Глаза её в этот момент расширились и загорелись безумным пламенем.
Пурион среагировал быстро: он припал к ученице, разжал её пальцы, которые уже успели покрыться кровоточащими ранами, и откинул осколок стекла в сторону.
Он не знал, что делать. Перед ним на полу сидело прекраснейшее существо, которое, однако, совсем не заинтересовано в его ласках. Она безоговорочно влюблена в труп и оттого Пуриону делалось ещё страшнее.
Девушка напоследок взглянула на Мариуса, ожидая, что он откроет глаза, подойдет к ней и неловко прошепчет: «Алайна…»
Как много было бы в этом слове! Одно оно возродило бы в Алайне желание жить.
Но её мёртвая любовь продолжала безмятежно лежать в гробу, сложив руки на груди. Девушка не выдержала и потеряла сознание. Магификус успел подхватить её на руки.
