Михаил Андреев
Честь Императора
Глава 6
Мариус шёл по тёмным коридорам подземелья башни в сопровождении дюжины бичевателей. Его совершенно не тяготило наказание, которое он должен понести, ибо все мысли он сосредоточил на Алайне. До последнего он верил, что слово императора возьмёт верх; её бы возвели на ступень мага, после чего отправили в легион.
Причём, повернись всё в положительном ключе, Мариус и сам бы в будущем мог встать на ступень мага, отправиться в легион и снова быть рядом с любимой. Но эти мечты рухнули с приходом Ортанны Мос.
Бичеватели провели Мариуса по коридору налево, после чего он увидел Зал Пробуждения. Это довольно широкий каменный зал с купольным сводом, освещаемый настенными факелами. Сверху, на цепях висит огромная чаша с пылающими углями. Несколько таких чаш в подземельях обогревают первые этажи башни магов.
Подземелья имеют куда более долгую историю, чем сама башня. До того, как племена, которые объединил Эдей, заселили Невирр – континент, где нынче расположились три воинствующие державы, люди жили под землей и назывался их не в меру развитый народ глацитами.
Однажды рабы Эдея, занимавшиеся раскопками, обнаружили подземелье, где нынче Мариус проходит испытание. Сеть тоннелей была удачно приспособлена под нужды магов.
Мариус разглядывал высокие своды и стены, и удивлялся необычным руническим знакам на каменных поверхностях. Прежде ему не приходилось здесь бывать – доступ в подземелье запрещен всем кроме тех, кто проходит испытания.
В центре зала стояла круглая чаша с порошком цвета серебра.
«Улион. Вот как называл порошок испытания библиотекарь Олден». – вспомнил Мариус. На ум ему пришло и более народное название: «мозговыжигатель», которое порошку дали маги.
После испытания, как слышал Мариус, мало кто возвращается. Да и те, кто выживал, особой говорливостью не отличались. Когда-то весёлые, хулиганистые юноши становились нелюдимыми затворниками. Многие из них заканчивали жизнь собственными руками. И теперь подобное необходимо было пройти Мариусу.
Бичеватели встали вокруг чаши. Один из них снял с настенного крепления факел, вышел к центру и опустил его огненную голову в каменное углубление чаши. Огонь быстро воспламенил порошок, и в ту же секунду из красного пламени родилось синее, в сердцевине которого сиял белый сгусток энергии.
Это зрелище показалось Мариусу удивительным. Порошок давно истлел, не осталось пищи, что могла бы продлить жизнь пламени, но синие языки упорно продолжали извиваться.
Мариус почувствовал, как чья-то рука опустилась ему на плечо. Он не успел среагировать и развернуться – бичеватель ударил ему под колено, заставив его склониться над чашей испытания.
Немые наблюдали продолжали спокойно стоять. Под их глубокими капюшонами были видны лишь подбородки, освещённые синим пламенем.
Один из них крепко держал Мариуса за плечи. Держал так, что тот не смог даже пошевелиться. Его ладонь легла на затылок Мариуса и начала медленно, но верно, давить его лицо к огню.
Мариус напряг все мышцы шеи, положил руки на края чаши, чтобы ими упереться, но тут же обжёгся – чаша накалилась настолько, что к ней было больно даже притрагиваться.
Бичеватель с каждой секундой усиливал давление. Наконец, Мариус сдался. Перед тем, как нырнуть лицом в огонь, он ещё раз представил себе Алайну, что спит рядом с ним на соседней кровати. Одно это воспоминание стоило всех непрожитых лет, ведь в его короткой жизни было мало что хорошего. Детство в нищете, выживание на холодных улицах Транца – города империи западнее Ведьминых Гор, неприглядная жизнь в Ордене, где за каждую малейшую оплошность по его спине прохаживались плетью. На него все косо смотрели – результат того, что высшие маги быстро прознали о грязном происхождении Мариуса. Учителя и ученики держались от него подальше, втайне называя его порочным семенем. Все, кроме Алайны.
Хотя Мариус и был холоден, но любовь к Алайне была до гроба в его сердце. Так уж устроены горемычные молчуны, подобные ему: они не умеют врать, услаждая женские уши сладостными речами, зато в их характере преданность и верность; они готовы доказать свою любовь на деле, когда появится реальная возможность.
К своему удивлению, опустив голову в чашу синего пламени, Мариус не испытал ни жара, ни боли, ни даже тепла. По его лицу пробегал холодный ветерок, словно бы он стоял на вершине холма в ненастную погоду. Вскоре у него появилось чувство, что его тело находится в невесомости. Синий водоворот пламени закружил его и выбросил в небо, где ему представилась возможность расправить крылья.
Но приятное чувство заменило нервное: в его артериях началась пульсация столь сильная, что он мог отсчитать ритм биения своего сердца. В какой-то момент Мариусу показалось, будто сердце вытащили из груди и, пока оно ещё бьётся, подставили ему под ухо. Беда не приходит одна: по телу его разлилась болезненная судорога, словно Мариуса охватила падучая. Он не мог открыть глаза, однако ясно чувствовал, что сейчас лежит на холодном каменном полу и корчится в муках.
Наконец, и этот ужас оставил его. Всё это происходило в считанные секунды; бичеватели наблюдали за страшным процессом.
Буря в крови Мариуса стихла. Мысли покинули его; он словно провалился в небытие.
Бичеватель подошёл к лежащему на полу телу ученика и пощупал его пульс. Убедившись, что его сердце не бьётся, он кивнул другим наблюдателям. Без слов несколько людей в мантиях подошли к телу, взяли его за руки и за ноги и перенесли на каменный пьедестал в погребальной комнате. В это время Мариус представлял, будто он лежит на тёплой подстилке, сплавляясь по руслу спокойной реки, смотрит на небо и видит там умиротворённое лицо Алайны, которое ещё не пробудилось ото сна.
***
Ортанна Мос вела Алайну по коридорам подземелья в Зал Очищения. Поникшая ученица уже не надеялась на чудо, смотрела себе под ноги, воспроизводя в голове ту странную сцену, когда Ортанна одним лишь взглядом повалила смотрителя мантии – императорского советника на пол. «Видимо, архимаг решил по своему разумению устанавливать порядки в Ордене». – подвела вывод она.
Но потом она подумала о том, что это пустые мысли, ибо её скоро сделают беспрекословным инструментом, бичевателем. Больше всего Алайна боялась, что причинит кому-то боль. В смерти своих родителей она винила себя, своё тело и магическое проклятие, которое и запустило цепочку злосчастных событий. В её голове всё это время жило противоречие: душа её устремлена к высокому, чистому, доброму, она бы хотела, чтобы в мире царила гармония, не было войн, и все жили в достатке, а тело её, в противовес душе, создано разрушать, губить самых близких людей.
Она хотела в первую очередь принести пользу людям, стать лучиком света в тёмные время. Во вторую, когда бы она сделала всё, что смогла, она стала бы верной женой Мариусу. Выбрать уединённую деревушку, возделывать землю и питаться её плодами с любимым человеком – вот о чём мечтала Алайна каждую ночь перед тем, как уснуть; эти же мечты поддерживали теплоту её души. Но случай решил всё иначе.
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, она спросила Ортанну, припомнив события в лазарете:
– Как вы это сделали?..
Ортанна, идя спереди, слегка повернула голову и вопросительно взглянула на маленькую девушку.
– Ну… вы просто взглянули, и смотритель мантии тут же оказался на земле!
– Такова моя сила. – немногословно ответила Ортанна. По её раздражённому лицу и тону голоса, не терпящему никаких возражений, любой другой бы понял, что Чёрная Рука не расположена к разговору.
– Ваша сила?..
Ортанна вздохнула. В глубине души она сочувствовала Алайне. Пускай Чёрная Рука и не была бичевателем в полноценном смысле этого слова, она сама сознательно сделала из себя идеальный инструмент. Эмоции были ей не в новинку, но она подавляла их ради службы.
Пытки, допросы, слежки она выполняла беспрекословно, когда приходилось выявлять нарушения законов Ордена. С затаённым торжеством Ортанна обрекала непослушных, строптивых учеников на процедуру очищения. В её голове, где всё было строго разложено по полочкам, свобода являлась низшим пороком, ведь она не верила, что обычный человек может укротить свои страсти.
И всё же эта золотоволосая девушка с добрыми глазами не была преступником. В этой милой, почти детской головке, считала Ортанна, не было даже ростка бунтарства или инакомыслия.
Она ответила со скрытым сожалением в голосе, из-за чего он прозвучал, как натянутая струна:
– Порой рождаются маги с особенностями. Как ты. Как я. Однако твоя сила куда опаснее моей. Она неконтролируема, и потому необходимо тебя её лишить.
– И поэтому я обязана стать бичевателем? Этим безликим монстром, у которого нет никакой радости в жизни? Разве виновата я, что родилась такой?
Произнося эти слова, Алайна чуть не заплакала. Сердце же Ортанны сжалось в маленький комок. Ученица посещала все занятия, вела себя добросовестно. Не будь в ней огненной зверской силы, она бы без проблем сдала экзамен.
Чёрная Рука, овладев собой, остановилась. Она резко развернулась, и глянула на ученицу сверху-вниз так уничижительно, что по телу Алайны пробежали мурашки.
– Знаешь, девочка, порой лучше просто выполнять приказы, чем мучаться вопросами совести.
Ортанна продолжила путь. Алайна последовала за ней.
– Но как же вы овладели собственной силой? Вас этому обучали? – продолжила расспрос ученица. Она хотела почувствовать перед очищением хотя бы немного тепла, пускай и от своего палача. Такова её природа: она считала всех людей хорошими, несмотря на их поступки и взгляды, и всегда искала в них добро, в которое верила.
– Закрыли вопрос. – холодно ответила Ортанна. Она больше не в силах была продолжать столь мучительный разговор.
Девушки прошли очередной каменный коридор и вышли на перекрёсток – каменный крест над пропастью, что соединяет три двери.
Ортанна повела ученицу к передней. Алайна подумала, что, вероятно, это последние мысли, что крутятся в её голове, а значит, нужно припомнить самое важное. Ведь как только её сделают бичевателем, она прекратит быть собой, останется лишь оболочка.
Алайна представила образ Мариуса. Этот смущённый юноша, на подбородке которого только недавно начала расти первая щетина, стал ей настолько родным, что она куда лучше помнила его лицо, чем лица своих родителей. В мельчайших чертах она представляла его лицо, припоминала каждую морщинку, каждую родинку, каждую тёмную чёрточку в его рубиновых, драгоценных зрачках. Если бы она знала наперёд, что потеряет воспоминания, эмоции, мысли, то заранее бы нарисовала портрет любимого. Ради этого Алайна готова была даже научиться рисовать.
Теперь даже призрак надежды в лице Мариуса меркнул с каждым шагом, что она делала в сторону заветной двери.
«Прощай, мой любимый». – мысленно она попрощалась с ним и в ту же секунду Ортанна открыла дверь в Зал Очищения. Алайна увидела просторный зал, в котором нет ничего, кроме каменного ложа, к портикам которого приделаны кандалы, и круглого отверстия в полу, что уходит под землю.
– Для чего это?.. – спросила Алайна, указывая на отверстие. В этот момент она вся задрожала, увидев у ложа несколько бичевателей и магов, которые ждали только её.
– Это… – задумавшись, сказала Ортанна и тут же собралась. – Это понадобится после процедуры. Прошедших очищение учеников выворачивает наизнанку.
Алайна стала белее полотна. Она думала, что уже смирилась со своей участью, но каждая новая деталь обряда была словно новым ударом в сердце.
Бичеватели стояли со снятыми капюшонами. Алайна отчётливо видела их безжизненные, равнодушные ко всему глаза и представила, как на месте одного из них окажется сама. Ей придётся карать учеников, делать из них подобных монстров. Разве заслуживают этого те, кого затащили в Орден насильно?
Люди в мантиях подошли к Алайне с обеих сторон. Она не стала сопротивляться; высоко подняла голову, чтобы сохранить перед страшным наказанием свою честь, прошла к ложу и легла на него. Холод от камня сразу передался её телу. Она задрожала и закрыла глаза, перебирая в голове всё доброе и чистое, что было в её жизни. Пускай никакое чудо её уже не спасёт, Алайна до последнего надеялась сохранить остатки человечности даже после очищения.
Бичеватели пристегнули её тело кандалами настолько туго, что она даже не смогла пошевелиться. Маги в красно-синих мантиях, что стояли по обе стороны от её лежавшего на ложе тела, подошли к её голове. Маленькими острыми лезвиями они обрили виски Алайны, после чего приступили к обряду. Суть его была в том, чтобы магической энергией уничтожить связи в мозгу, отвечающие за память, эмоции и мысли. Для такой работы Орден отбирал настоящих профессионалов, ведь если не уметь контролировать магическую энергию, можно сделать из ученика овоща или даже убить его.
Маги сосредоточились, направив руки к вискам Алайны. На кончиках их пальцев образовалась едва заметная магическая энергия, которая через секунду превратилась в бело-синие разряды, ударяющие в виски ученицы.
Первое время Алайна чувствовала щекотку, но уже через пару секунд начались покалывания. Она ощущала, как энергия проникает в её голову и распространяется по всему мозгу, вызывая резкие боли.
Её лицо скривилось. Бичеватель приготовил деревянный кляп на тот случай, если Алайна начнёт кричать. В залах подземелья, что соседствуют между собой, постоянно проводятся обряды и наказания. Тишина поддерживается там неспроста, ведь даже отсутствие звуков в тёмном помещении может стать наказанием.
На коже Алайны выступили капли пота, лицо её стало красным, вены взбухли на висках и лбу. Казалось, ещё немного усилий магов и её маленькая голова разлетится в щепки.
Ортанна отвернулась. Она принимала обряды очищения в Ордене, как должное, но в этот раз чувства дали о себе знать. Невольно Чёрная Рука подставила себя на место Алайны, ведь и сама Ортанна была и остаётся изгоем. Всё из-за необычной силы, данной ей с рождения. Как и Алайна, она не находила себе места среди обычных людей, которые остерегались и боялись её. Разница между ними лишь в том, что архимаг нашёл применение силе будущей Чёрной Руке, а силе Алайны нет.
Ортанна сделала шаг к ложу и, увидев муки Алайны, прикусила губу. Ей представлялось, что на месте ученицы лежит она сама.
Внезапно в Зал Очищения ворвался запыхавшийся магификус Пурион. На лбу его выступили крупные капли пота, подмышки его мантии налились тёмными пятнами.
– Остановить обряд! – быстро скомандовала Ортанна. Маги ошарашенно переглянулись и отошли от обессиленной Алайны.
Пурион суетливым взглядом оглядел комнату, остановил взгляд на лежащей ученице и подбежал к ней:
– Остановить очищение! Приказ архимага! – крикнул он и тут же дал по руке одному из магов, хотя тот уже ничего не делал.
Бичеватели схватили свои палицы и сделали шаг в сторону Пуриона.
Магификус удивлённо глянул на них и крикнул:
– Вы что, решитесь поднять оружие на почётного магификуса? Вы обязаны выполнять мои команды!
Ортанне не нравился этот молодой выскочка, который непонятно за какие заслуги стал почётным магификусом – вторым магом после самого архимага. Она всегда мечтала поставить его на место и теперь произнесла, едва заметно ухмыльнувшись:
– По магической ступени, почётный магификус, вы, быть может, выше меня, но не по званию. Я являюсь заместителем архимага в управлении Орденом, как Чёрная Рука, а также командую бичевателями. Так почему из-за вас мне пришлось остановить обряд очищения?
Пурион опустил взгляд, осознав, что его прижали к стенке. И действительно, он не всемогущ – ещё есть Ортанна, которая опытна и знает кухню Ордена изнутри.
Однако магификус тут же вспомнил про козырь, находящийся в его руке. Он развернул свиток, что принёс от самих покоев архимага, и прочитал на весь зал:
«Освободить ученицу Алайну Ирбисс от обряда очищения. Отдать её под руководство смотрителя мантии, согласно приказу императора Йестина Тельтора».
Ортанна выхватила свиток из нежных рук Пуриона и вчиталась в написанное. Чуть ниже только что прочитанных слов стояла подпись и красная печать архимага со знаком Ордена.
Чёрная Рука скептически взглянула в одутловатое лицо магификуса, как бы сверяя по нему подлинность написанного, и, немного поразмыслив, приказала отпустить Алайну.
Глава 7
Берг Анберс сидел на деревянном троне, подлокотники которого вырезаны в форме вороньих голов – герба его дома. Он раздумывал, глядя на письмо, скреплённое печатью императора. То, что написано внутри, может быть судьбоносным и для него, и для Хемта – северной части Болотного Союза, которой он правит.
Берг был мужчиной высокого роста с благородным, обаятельным лицом, которое украшают узкие бакенбарды, обрамляющие щёки. Его орлиный нос будто высечен из мрамора – до того он бел и неподвижен. Кроме маленьких ноздрей Берг обладал аристократическими маленькими ушами и маленькими изящными кистями. Вся его высокая, хрустальная, невесомая фигура, по вечерам бродившая в замке, издали напоминала призрака. Длинные седые волосы, завязанные сзади в круглый пучок, лишь дополняли образ.
Лицо его бледное, как у трупа, на котором выделяются красные щёки, будто только там и сосредоточилась вся кровь. Особенно примечательны две широкие морщины, которые очерчивают границы тёмных кругов под прекрасными зелёными глазами.
Граф Берг своей знатной внешностью влюблял в себя сотни женщин. Какое счастье испытали многие из них после соития с ним, когда ещё и узнавали, не выходя из постели, что он начитан и образован. Он часто рассуждал, лёжа рядом с любовницами, что важнее в нашей короткой человеческой жизни: долг или своё собственное счастье?
Он был эдейцем и потому перенял в одежде строгий эдейский стиль, а не трибовый – варварский, что так популярен среди коренного населения Болотного Союза. Берг носил длинную рубаху с открытым воротником, на которой всегда накинут синий короткий плащ по пояс. На шее у него виднелось изумрудное ожерелье. Ноги Берга украшали необычные чёрные штаны с синеватыми узорами, стянутые внутренними швами на коленях. Из-за этого кажется, что они разделены на две части. На ступнях у него были открытые серые туфли с маленьким каблуком.
Наконец решившись, граф открыл письмо и прочёл строки, написанные размашистым почерком. Он ухмыльнулся, обратив внимание на стиль письма:
«Сын перенял привычку деспота-отца – размахивать рукой так, словно пишет на стене, а не на листе бумаги. Собственно, это касается и необдуманных порывистых приказов, в результате которых погибли и ещё будут погибать сотни невинных». – подумал Берг.
Он прочёл обращение на письме: «Бергу Анберсу» и тут же понял, насколько «высоко» его ценит император. Наглец даже не удосужился обозначить его графский титул, признанный в империи во времена правления Гензо Безжалостного.
Далее было написано:
«Добрый человек, не знаю, как вас нынче называть – царём или быть может ещё более изощрённым именем, которое мятежники так любят придумывать себе. Тем не менее, не сочтите мои слова за оскорбление, ведь я просто не знаю, как к вам обратиться.
Несмотря на то, что я прямой наследник своего отца и имею право на ВСЕ территории империи, признаю за собой ошибку – моё правление ознаменовалось чередой неудач, из-за чего, видимо, народ взбунтовался, а восточные и южные территории империи распались. То была вина моя и вина моего отца, ибо он правил крайне жестоко. На выжженой земле, которую он мне оставил, не могут прорасти цветы перемен. Необходимы усилия. Наши с вами общие усилия.
Во всяком случае, Берг, сейчас вы являетесь правителем северной части Болотного Союза – нового государства, состоящего из шайки разбойников, и ваши территории граничат с моими. Мы долгое время держали нейтралитет, однако сейчас, как мне кажется, стоит забыть былые обиды и наладить сотрудничество.
Мне нужно, чтобы вы преклонили колено перед истинным императором Эдейской империи и поклялись мне в верности. Далее, друг мой, вы окажете моей державе содействие в торговле и в войне с грязными мятежниками, что окопались на востоке. Обещаю, что если вы выполните эти малые условия, то я забуду о вашем предательстве.
И вот ещё что… Если вы убедите и других правителей земель Болотного Союза выступить на моей стороне, то после принесённой вами клятвы я признаю ваш титул графа и одарю вас плодородными землями на западе Эфразии.
Также прошу вас обеспечить моего гонца охраной и указать ему путь до двух других провинций Болотного Союза, чтобы он мог передать моё послание их правителям.
С благими намерениями
Император Эдейской Империи Йестин Тельтор».
Первое, что испытал Берг при прочтении – невероятную ненависть к тщеславному сосунку, который настолько ограничен, что не видит всей картины целиком. Очевидно, его дядя куда сильнее. Это понимают все три правителя Болотного Союза и потому никто из них до сих пор не решился поддержать нового императора.
Однако, Берг по своей природе был осторожен. Он знал, что рано или поздно один из правителей захочет подмять под себя весь Болотный Союз.
Да и стоит ли рассчитывать на дядю императора? Что он захочет сделать в будущем?
Берг думал о том, что Харифу не нужны никакие союзники. У пустынного царя есть некая цель и эта цель – точно не победа. Это видно по его действия, по его пассивным ответам на попытки Йестина прорвать границу пустынного царства. Он тянет время, но для чего?
Какое же будущее ждёт Хемт? – думал Берг и на его широком лбу от напряжения появлялись изогнутые морщины. Совсем недавно ему исполнилось тридцать пять, но его мрачный опыт, который он получил в юности, похоронив почти всех своих родственников, сделал из него натуру предусмотрительную и нервную. Он был скорее мыслителем, чем лидером и в своих долгих размышлениях пытался найти ответы на вопросы настоящего, чтобы преуспеть в будущем.
Всё обдумав, он принял решение. Граф подошёл к камину в зале своего замка и бросил письмо императора в огонь. Согрев охладевшие ладони над пламенем, он облегчённо вздохнул. Не так давно Берг стал правителем Хемта, а потому его тяготила необходимость думать за весь народ. Перед глазами у него было множество плохих примеров по части правителей: Гензо Безжалостный, Ольгред Смелый, Реймар Бедный. Он часто вспоминал этих императоров Эдейской империи и анализировал их ошибки.
Реймар до того любил шик и пиры, что истратил всю императорскую казну, в результате чего народ зачах от голода. По всей империи гремели бунты. Однажды Реймар поскакал со своей свитой из замка на охоту. Кучка людей, что из-за бедности подалась в головорезы, растерзала его вместе с его людьми.
Ольгред был решительным и первое время даже завоёвывал территории на континенте. Потом, однако, решился поплыть на восток и обнаружил там королевство Шримонт, которое эдейский народ прозвал недружелюбным.
Король, как говорят, поставил Ольгреду условие – либо его свита сдаёт оружие и выказывает добрые намерения великому королевству, либо их ждёт смерть. Смельчак выбрал второе, вступив в неравный бой со всем королевством. Истинно, честолюбие его было непомерно. Вскоре голова его красовалась на высокой пике, всаженной в песок на берегу, откуда Ольгред и приплыл.
Поначалу Гензо считался хорошим императором. Он был сдержан, справедлив и в меру щедр. Всё изменилось, когда его верный друг, командующий легионами Лэйд, обрюхатил его сестру, а после, чтобы избежать немилости своего императора, убил её и сбросил с обрыва в море.
Клинки Ночи – так назывался тайный императорский орден, двое ассасинов из которого отыскали Лэйда в пещере на востоке, связали его и привели к своему императору. Гензо Безжалостный, пока он ещё обладал некоторыми чувствами и разумом, расплакался и принялся обнимать старого друга. Со слезами на глазах он приказал приковать его к пыточному столу.
Лэйду отрубили все пальцы, потом все конечности. Когда от него остался лишь обрубленный кусок мяса, ещё живого калеку положили на горящие угли. После этого мрачного случая император часто говорил, расправляясь подобным способом со своими врагами: «Животному – животная смерть. Хотя, зверюшки меньше заслуживают того, чтобы из них сделали жареные куски мяса».
Больше император никому не доверял и жестоко наказывал всех, кто вызывал хоть малейшие подозрения в предательстве. Легко представить, на что способен безумный параноик.
Три плохих императора, как их прозвал народ, стали для Берга примером того, как делать не надо. Граф зарёкся делать всё для своей семьи и своего народа, при этом не отступая от собственных принципов. Собственно, похожим образом и звучит девиз его дома: «Верность семье, жертва – державе».
Глядя на огонь камина, он вспомнил о просьбе своей дочери и, задумавшись, вышел из своих покоев. Быстрые шаги его раздавались в коридорах замка. Берг хотел провернуть это дельце тихо, и потому решился обратиться к самому надёжному своему человеку.
Граф отворил деревянную дверь, ведущую в нужную комнату. Здесь, как и в любом месте, где приживался его товарищ, царила лесная, несколько дикая атмосфера. Медвежья шкура на полу, на стенах – львиная и оленья. Над каменным камином, на котором Дайлз ножом уже успел вычертить обнажённую грудастую женщину, висит голова тинистого дракона – повод для гордости в землях Болотного Союза. Голова эта тёмно-зеленоватого цвета, сверху и по бокам видны были засохшие островки тины. Длинные усы дракона Дайлз смазал смолой, которая застыла и усы эти теперь вечно парят в пространстве. У больших глаз тинистого дракона взгляд свирепый и несколько ошарашенный, будто голова его только-только лишилась тела.
Охотник Дайлз сидел за столом в коричневой кожаной рубахе, подвязанной красной лентой, из-за коротких рукавов которой виднелась серая туника. Высокие чёрные сапоги, которые он запрокинул вместе с ногами на стол, были вычищены до блеска. Рядом с ними стояла деревянная чашка с нельским красным вином.
Как и всегда, охотник прилаживал свои чёрные, как смоль волосы деревянным гребешком. Он брился раз в две недели, а потому на его лице уже успела отрасти довольно густая и колючая бородка.
Берг прошёл в комнату и поглядел в лицо Дайлза. Оно выражало сразу несколько чувств; вечно ироничная улыбка его была скривлена, а брови подняты вверх. Граф никогда не понимал, что именно на уме у наёмника. Впрочем, выдавали Дайлза лишь его живые тёмно-сиреневые глаза, которые всегда говорили больше, чем он сам. Охотник имел привычку молчать, словно он всегда находился в засаде.
Дайлз приложился губами к чаше. Нельское потекло по его бороде.
Граф вздохнул, в который раз смирившись с отсутствием манер у охотника. Он не встаёт, когда заходит титулованный господин, более того, всем своим видом Дайлз показывает своё наплевательское отношение к любым знатным особам.
«Благо, этот нахал никогда не встречался с Гензо Безжалостным… Вот он бы ему показал!» – подумал Берг.
– Я тебя никогда не пойму, Дайлз. Ты носишь грязную мохнатку на лице, а твои покои и сапоги вычищены до блеска!
Дайлз покосился на графа, приподняв правую бровь.
– А я никогда не пойму высоких господ. На людях вы такие благородные, а в домах своих храните яд. Вы коварны, точно змеи. А я всего лишь делаю, что хочу.
Берг сел напротив него, положив руки на круглый стол. Конечно, ему не нравилось, что его наёмник столь своеволен. Однако, было в этом молодом человеке, которому недавно исполнилось двадцать восемь, нечто привлекательное, искреннее и сильное.
– Ты знаешь, где сейчас находится недавно прибывший гонец?
Дайлз кивнул и снова приложился к чаше.
– Через час приведи его в нижнюю темницу.
Граф вышел из комнаты Дайлза и пошёл к своей жене. Охотник накинул на рубаху пояс и вставил меч в металлическое кольцо на нём. Он вышел из комнаты, спустился по лестнице и прошёл в комнату для прислуги, которая была простоватой, но имела все необходимые удобства – кровати, тумбочки и даже отдельный туалет. На одной из кроватей Дайлз увидел молодого рыжего парня, что храпит, как огр. Он вымотался за эти три дня от беспрерывной езды на лошадях. Гонец рвался во весь опор, меняя лошадей у каждого трактира и деревни, чтобы успеть в срок передать послание императора.
Дайлз подошёл ближе и дёрнул его за плечо. Тот поморщился, на секунду прекратил храпеть, но вскоре продолжил. Тогда Друппер, забавляясь собственной задумкой, ухмыльнулся, облизнул указательный палец и резво сунул его в ухо гонцу.
– А-а! – вскричал юнец и тут же подорвался. В две секунды он оказался на ногах, непонятливо озираясь и вытирая ухо.
Дайлз согнулся от смеха, держась за живот, притоптывая ногой и повторяя: «Как я его! Ну как я его, балбеса!»
Гонец, испуганно глянув на странного верзилу, спросил:
– Кто вы? Что вам нужно?
Дайлз отдышался, смахнул слёзы с ресниц и сказал, пытаясь сдержать смех от своей проделки:
– Я всего лишь друг графа… Пошли за мной. Дельце есть от него.
Охотник развернулся и вышел из комнаты. Гонец стоял в растерянности, потом бросился за ним, дабы не навлечь на себя гнев его сиятельства. Вместе они прошли по лестнице замка вниз, спустились во двор, после чего Дайлз отворил ключом дверь темницы.
– Темница? Вы что, хотите посадить меня под замок? – отринув назад, спросил гонец.
– Да нет же, приятель! Думаешь, у нас полно харчей, чтобы кормить каждый рот? Просто дело тайное, рыжик, но оче-е-ень прибыльное и почётное.
У юнца отвисла челюсть. Не зря он настойчиво твердил отцу-конюху, который всю жизнь прозябал в нищете, что чтобы возвыситься, нужно знакомиться с нужными людями, а работа гонца самая располагающая к этому.
Они спустились в темницу. Перед гонцом раскинулся просторный зал с решётками, за которыми никто не сидел. Пройдя чуть дальше за охотником, к стене темницы, он увидел лицо графа, освещённое солнечным светом, льющимся из зарешёченного окна, и у него отлегло на душе. Граф был известен, как добрый господин, который придерживается порядка и чести. Значит, верзила не обманул гонца.
– А вот и ты, славный гонец! Пойдем! – сказал Берг, похлопав юношу по плечу. Щёки гонца налились румянцем от такой вольности графа. Возможно, он и вправду станет важным человеком! Нужно серьёзно отнестись к его поручению!
Граф развернулся и нажал на один из камней в стене. Тут же в углу темницы открылся ступенчатый ход вниз. Сердце гонца вновь затрепетало. Голос разума начал пробиваться посреди жажды наживы, что им руководила. Что это за тайное дело, в котором двум взрослым мужчинам понадобился совсем ещё молодой юноша?
Гонец глянул назад, где стоял Дайлз. Охотник улыбнулся и положил руку на эфес своего меча. Тогда юнец всё понял.
