Глава 1. «WELCOME TO THE KINDERGARTEN»
– Мисс Фоам, – врач оступился, раздумывая над правильной формулировкой того, что ей хотелось бы сказать.
Накрашенные глаза женщины, к которой она обращалась, выразили испуг, а из-под длинных красивых ресниц показались слёзы.
– Доктор, вы думаете, в дальнейшем ситуация будет ухудшаться? – её лицо в продолжении монолога приобрело бледноватый оттенок. Она без сомнений была расстроена случившимся и боялась за будущее своего ребёнка.
– Безусловно, на малышку навалилось слишком много проблем – начал объяснять психиатр, не хотя пугать взрослого человека, – это может перерасти в более серьезные последствия и диагнозы… – она остановилась, раздумывая, как и стоит ли ей вообще продолжать рассказывать о состоянии маленького пациента и как бы не шокировать опекуна наблюдавшегося ребёнка, но пожелала не убивать надежду в зародыше, – если не принять нужных мер. – Я не хочу вас пугать, но смерть матери, когда у тебя такое количество друзей, а точнее, их полное отсутствие – она уточнила, позже скривив брови от недовольства, что она подметила факт таким образом – трудно перенести даже взрослому – она объясняла бережно и кратко, – Вы у неё единственный близкий родственник? Крёстная мама, если не ошибаюсь? – уточнила врач. На её лице стало видно искреннее переживание за пациента.
– Да-да, всё так… Так и что вы можете порекомендовать? – с верой во взгляде спросила женщина врача.
– Я выпишу вам рецепт – любезно сказал доктор – учитывая диагноз вашей девочки, депрессия —достаточно серьезный диагноз, в её-то возрасте. Помимо этого, могу посоветовать… окружить девочку друзьями?.. – предположила доктор, – Всё-таки вы не можете находиться постоянно. Мэй они необходимы. Только… Постарайтесь выбрать с опытом. – намекнув, она слегка вскинула брови – И не усугубляйте сами, – бережно разъяснял врач.
– Хорошо, доктор, я поняла. – женщина встала, забирая свои вещи и, собираясь в сторону выхода, попрощалась, – До встречи.
– Прощайте, мисс Фоам.
Женщина вышла из кабинета, закрыв за собой двери. На стульчике, возле кабинета сидела девочка в ситцевом клетчатом платье. Она возилась со своей плюшевой игрушкой-овечкой в руках и сочиняла всякие рифмы себе под нос. Тёте стоило лишь чуть хлопнуть дверью, чтобы заострить внимание Мэйшес на ней.
– Солнышко, все в порядке? – поинтересовалась женщина, – Ты не скучала без меня?
– Нет, все хорошо. Я пыталась разговаривать с мамой, она рассказывала о том, что всё будет хорошо и мы обязательно переедем в Софтберк. Что он не умрёт… не успеет… только, я не понимаю о ком она?..
– Мэй, ну перестань, перестань, успокойся, – взрослый человек не хотел окунаться снова в проблемы, которые сопровождали его 24/7, и, как предполагает природа, он должен был быть сильнее и помочь ещё и ребёнку не сойти с ума ведь в кабинете у врача, как казалось даме, проблемы отступали, – как и выдумываешь свои стихи, правда? Не пугай меня, хорошо? – крестная мама взяла девочку за руку и повела вдоль больничного коридора, – мы начнём принимать таблетки, – она принялась за привычное ей дело – утешение себя и малышки, – доктор выписала нам хорошие препараты, они помогут тебе справиться со всевозможными проблемами, вот, смотри, – протягивая ребёнке упаковку с таблетками, желая, чтоб она была заинтересована в своём лечении не меньше чем и её крестная тётя, и, твердя одно и то же, мисс Фоам будто продолжала утешать не ребёнка, а себя.
– "А-тар-син", "Сти-му-лакс", – тётя Фоам, а от чего они? Ты уверена, что они нам нужны?
Чему вы удивляетесь? Детям в 5 лет позволительно читать по слогам, тем-более названия таблеток, которые они видят в своей жизни в первый раз.
– Эти таблетки от… – она задумалась, как бы объяснить возникновение у 6-летней девочки депрессии мягче для неё же самой, – слёз, милая. Так бывает, что человеческие организмы не справляются со всей тоской, появившейся на пути самостоятельно, и приходится им помогать. У нас всё обязательно будет в порядке, ты главное не волнуйся, хорошо? – с заботой объясняла женщина ребёнку "простые истины".
– Будто бы все на планете должны прибегать к "таблетной" помощи, чтобы выжить, тётя. Это странно. Почему люди постоянно должны запихивать в свой желудок разные пилюли лишь бы не сойти с ума? Какой умный ребёнок.
Тётушке оставалось лишь отвести глаза в сторону и, задумавшись, промолчать. В конце концов, Мэй была права, странное явление: в мире столько боли и за боль, данную нам не по нашей же воле, расплачиваются печень и сердце, а не те, кто доставил нам эту боль.
Двое, держась за мизинчики, вышли из клиники и направились по выстеленной тропинке из розовой плитки, обрамлённой аккуратно выстриженными кустами. Мэй, одной рукой держа овечку, а другой тётю, лишь иногда цепляясь волосами за ветви кустов.
День был жарким и девочка, несмотря на то, что дул ветерок, из-за этого чувствовала себя сонно и рассеянно. Пару раз она даже "терялась" в окружающей её обстановке и залипала, вяло поднимая голову вверх, на мягкие облака, и с ленью и приоткрытым ртом разглядывала всё то, что могло попасться под нос (то был и прилавок с духами разных цветов и благовоний, и ларёк сладкой ваты, и пекарня, и странноватый бар с нежно-розовой неоновой "Спокойной ночи" и украшающим её пастельно-желтым месяцем), пока они с тётей шли до детского сада и не спешили. В конце концов сегодня первый день, к чему тут спешка портить себе настроение?
Мэй смотрела на свою тётю и ожидала, что она заведёт диалог, но судя по всему, ту так тяготили мысли о возможном возникновении проблем, предположительно с головой девочки, что она хотела бы оставить положение дел на своих местах, а тишину нетронутой, и с полупустыми глазами глядела в даль и о чём-то тщательно думала: то ли её тяготили мысли о том, что вся ответственность за ребёнка теперь лежит полностью на ней, то ли она волновалась о возможных проблемах вливания Мэй в коллектив. Ведь со временем, как показывают зажившие раны, общество очень критично относится к тем, кто малейшим образом отличается от всей массы, и в дело входят неформальные санкции, от которых страдают все. Одни думают, что слава богу, что это не они – тот эпицентр, на который и направляется весь гнев и травля, а человек, которому социум внушает, что он больной – действительно потом заболевает. Так это и работает. И, достав из пачки выразительно сигарету, она закурила, хоть и старалась этого не делать, когда
Мэй была рядом. Она не переносила запах табака. Девочка поморщилась, подождав, когда они пойдут дальше, поджимая губы, и долго не решаясь, потому что ей каждый раз ей оказалось, что этот вопрос может раздражать тётю Мэй (что было далеко не так), но решила оборвать эту напрягавшую её пустоту ещё с того момента, как они вышли из клиники.
– Ты волнуешься, что у тебя такой плохой ребёнок? – внутренние переживания не давали покоя в противовес желанию не тревожить тётю "по пустякам", и она робко уставилась своими блестящими темными глазами в ожидании долгожданного ответа.
– Всё в порядке, Мэй, – отрезала без зла мисс Фоам, – ты не несёшь ответственности за своё окружение, его чувства – она остановилась будто раздумывая, так ли это на самом деле. Действительно ли мы не несём ответственности за чувства друг друга? – и правильный ли пример, а значит, и пищу для размышлений она подаёт маленькому ребёнку, словно протрезвев от минутной слабости и состояния раздумья и продолжила наставления, – его на тебя влияние, и, что могли позволять себе твои родители в отношении друг друга и тебя, в том числе.
– Мне кажется, это достаточно эгоистично… я имею в виду, если никто не несёт ни перед кем ответственности, то как возникают душевнобольные? Почему люди начинают чересчур много плакать? – Мэйшес с озадаченным выражением лица сдвинула брови, – Получается, я могу обидеть кого угодно и если он "заболеет", то это будет не моя вина? – ребёнок явно не понимал логики взрослого человека и была не совсем довольна её ответом.
Да и разве она не права? Почему если нас обидит один человек, то тратится на антидепрессанты и врачей должны мы, а не наши обидчики? – Мэй, – задумалась тётя, держа её за руку – ты знаешь, если бы все имели твой образ мышления, то наш мир был бы похож на ту самую страну чудес, но, к сожалению, некоторые люди привыкли поджигать других людей чтобы самим гореть, и только дикарь сочтёт это за "благие намерения". Ты предпочтёшь уделить своё внимание неблагодарным невежам, но для чего?
– Не каждый сторонник такой же логики, как у тебя, тётя, придёт к благому. Как ты и доктор можешь помочь мне спасти мою уставшую голову? Что можете вы, чего не могу я? – спросила Мэйшес.
– Взрослые умеют выстраивать свои громоздкие стены – защиты, когда кто-то пытается их "ударить", дети – нет. – объясняла ей мисс Фоам, вдыхая утренний воздух и оглядываясь по сторонам, – Существует три стадии равнодушия на протяжении жизни.
Я думаю, ты разберёшься в этом позже, когда станешь несколько старше. – невесело усмехнулась мисс Фоам, – Так скажем, твоя жажда справедливости таит в себе отчасти трагедию.
– Знаешь, я могу превратить эти три стадии равнодушия в ничто всего лишь отправившись нырять в какое-нибудь Софтберковское озеро. – Девочка недовольно хмыкнула, аккуратно ступая в след за тётей (из Мэй была плохая пловчиха).
– Разве ты не понимаешь, что для людей, загадавших постругать твоё сердце раз, твоё желание продемонстрировать то, что они буяны? Месть будет чуть больше чем пустым звуком? – мисс Фоам с вопрошающим видом взглянула на ребёнка, а затем снова приподняла голову смотря вперёд, а затем под ноги – Не потому, что это плохо, а потому что они безнравственные дебоширы чужих переживаний.
– Как мне помочь самой себе, если мои печали так огромны для маленького ребёнка? Я ведь и сама это понимаю, но… Я что, заслуживаю лишь одних печалей? – на её детских глазах выступили слёзы, какие обычно выступают от чудовищных обид, – Раздававший каждому по количеству печали в этом мире, должно быть, иногда бывает изрядно пьян.
– Не будь излишне самонадеянной, – она достала свой платок из кармана пальто и, сев на корточки, принялась вытирать ей стеклянную пелену с глаз, – не беги от реальности, а прими её и не бери всё на свой счёт, моя девочка. И главное, извлекай из своих страданий уроки и не забывай вовремя восстанавливаться, иначе рискуешь оставить их опытом на своём теле. Помни об этом.
– Я не понимаю, о чём ты, тёть, но, по-моему, от сигарет тебя штормит, тёть, – Мэй чуть отстранилась от неё, не хотя огорчать тётю, как только при близком контакте небольшой запах табака ударил ей в нос.
– А, по-моему, малыш, кто-то испачкал свою игрушку. Мы попросим отстирать её в детском саду. – Пожелав успокоить ребёнка, оторвала тётя Фоам в ответ на возможное возникновение новых переживаний и если бы та раньше заметила "казус".
– Мне греет сердце то, что ты так внимательна ко мне. – Мэйшес смущённо улыбнулась, а на щеках появился лёгкий розовый румянец. Ей нравилось, когда люди вокруг замечали вещи, происходящие с ней или возможные повлиять на её чувства.
Вдруг детскую голову одолели переживания:
– Ты думаешь, я сейчас понравлюсь ребятам? – забеспокоилась Мэйшес, сжимая крепче руку взрослого.
– Конечно понравишься, – продолжая успокаивать ребёнка, с добродушностью в голосе утверждала мисс Фоам, – твои переживания абсолютно адекватны, все мы хотим и заслуживаем любви. Прошлый опыт есть прошлый опыт. – Она усмехнулась, пытаясь подбодрить Мэйшес, и слегка ласково щёлкнула своим указательным пальчиком по носу ребёнка – К тому же, я слышала, что мисс Машрум одна из лучших воспитательниц. Уверена, она придётся тебе по душе.
Тётя вела Мэйшес за руку с надеждой, что всё именно будет так как они только что обсудили. Обе они были в умеренно хорошем настроении, освещая своей улыбкой дорогу. Улицу с различными заведениями сменила аллея со множеством изящных и интересных деревьев, а затем паре глаз показался детский сад. Забор в "прованском" стиле и кусты изящных роз окружали здание, вымощенное розовым кирпичом со скатной крышей из лесно-зелёного сланца. От порога строения шла тропинка из камня в форме сердец, придающая виду ещё больше романтики.
– Так, – тётя Фоам присела на корточки, разглядывая реакцию Мэй на вид, представший ею: невооружённым взглядом можно было заметить, что ребёнок в восторге, её все время привлекала подобная атмосфера, по-детски спокойная для её эстетического вкуса. Она чувствовала комфорт находясь рядом с такими местами.
– Обещаешь сохранять такое же спокойствие внутри и, если чуть что – не плакать? – без злобы и искренне улыбаясь в глаза ребёнку, тётя задавала вопросы и разговаривала с Мэй перед тем, как они подойдут к зданию.
– Обещаю, – улыбаясь в ответ взрослому, сказала Мэй, смотря на свою тётю сверху вниз, – только если ты обещаешь мне поскорее вернуться.
Она вновь любезно и интеллигентно усмехнулась и, взяв её за запястье, погладила ладонью ребёнка собственную щёку. Вокруг было очень спокойно, утро ещё только-только наступало. Вовсю щебетали маленькие птички, а кожу обдувал приятный летний ветерок. На кустах и деревьях радуя взор играло солнце, играя тенями и отдавая своим светом на разных участках листьев бликами.
От находившихся позади детского сада сосен, дубов и елей, образующих маленький лесок позади детского сада, веяло прохладой.
В их ветвях, должно быть, проживали свою жизнь тысячи маленьких зверушек. Бутоны розочек мягко время от времени колыхались от тёплых потоков воздуха, окружая здание и территорию возле соответствующим лёгким ароматом. Казалось, поток времени здесь тёк так беззаботно и не спеша, тем самым клоня в сон всех пришедших и находившихся здесь.
– Ну, что, – женщина встала, оттряхнув свой длинный подол юбки, – идём? – она взяла ребёнка за мизинец, в то время как та протянула ей свой в ответ, чтобы пойти вперёд.
– Идём.
И пара, шагая по тропинке из каменных сердец, слегка заросших травой, двинулась к порогу детского сада.
***
У входа тётя Фоам позвонила в дверной звонок, расположенный справа от двери. На пороге появилась женщина в матовых туфлях, одетая в незамысловатое платье с длинными рукавами-фонариками, белым хлопковым воротником с кружевными оборками, пышным подолом, также отделанным кружевом и белым фартуком. Её внешний вид был ей к лицу, как и место, где она работала. Она улыбалась гостям, стоящим на пороге.
– Доброе утро, – женщина выглядела очень приветливо, источая (помимо ландшафта снаружи) уют и спокойствие, – как здорово снова увидеть вас вновь, мисс Фоам. Вы всё-таки решили порадовать нас вашей очаровательной девочкой? – на её лице прояснилась отдающая лёгкой грустью заботливая улыбка, что сразу было и не сказать, если быть чёрствым в обращении внимания на подобные детали.
– Здравствуйте, Аннтуанэта. Да, – она с чувством и расстановкой на пару секунд перевела взгляд на Мэй, не спеша отмечая глазами приведённого ею ребёнка, – мы решили пойти к вам, – утвердительно выражалась мисс Фоам, – надеюсь, в вашем коллективе нашей натуре найдётся место.
– Вы не беспокойтесь, – Аннтуанэта погладила ребёнка по голове, – в нашем детском саду к каждому индивидуальный подход и я обещаю присматривать за вашими детьми как за своими родными.
Глаза Мэйшес вдруг стали влажными. Некая тревожность охватывала детское тело.
– Хочу к маме… – Мэйшес потрясла тётю за руку, другой вытирая выступившие слёзы.
Женщина чувствовала, что тревожит ребёнка, печаль наполняла сердца обеих. Она опустилась на корточки, чтобы вытереть мокрые глаза, делая бы она это стоя процесс выглядел бы как-то цинично. Она обнимала ребёнка, гладя по спине, повторяя о том, что всё будет хорошо, но она не сможет находиться с ней 24/7, и ей, несмотря на это, нужно не бояться вступать в различные этапы её жизни, объясняя, что детский сад – это та же ступень. Немыслимой тоской было вспоминать о тех, кого уже не предоставляется возможности вернуть. Смерть, конечно же, не всегда тому причина (и тогда уже сердце не позволяет вернуть человека), но, к сожалению, у семьи Мэйшес был именно этот случай.
Воспитательница знала о произошедшей у них трагедии. Она, присев на корточки, принялась гладить по голове и успокаивать ребёнка. Действительно утешающие слова было всегда сложно подобрать, но её тётя всегда в таких случаях старалась поддержать ребёнка для того, чтобы тот пришёл в себя. Да и разве помогут ли какие-то альтернативные сказки про то, что твой родитель улетел в космос или уплыл в далёкое плаванье, когда собственная мать умерла на руках. Для ребёнка окружающий мир в этот момент становился таким пустым без человека, на которого ты раньше во всём хотел быть похож? Кажется, ты только что чувствовал "почву" и "опору" под ногами, как твоё сознание вновь решает выбросить тебя из привычного сонного спокойствия.
– Малыш, может, тебе стоит хотя-бы попробовать? – Аннтуанэта тоже попыталась внести свой вклад в критическую обстановку и сменить тему, вытирая катящуюся очередную слезу, – у нас прекрасные детки, я уверена, ты с кем-то подружишься. К тому же у вас всегда есть я, к которой, в случае чего, вы можете обратиться даже если вам просто станет очень-очень грустно. Я обещаю всегда быть рядом.
Взрослые, окружившие ребёнка, встали. Он, постаравшийся успокоиться, не вербально дал этим согласие на то, что он готов "идти" дальше. Мисс Фоам попрощалась с ребёнком, поцеловав в лоб на прощание и поблагодарив воспитательницу за тёплый приём. Аннтуанэта взяла малышку за руку, и после того, как она и Мэйшес с тётей Фоам помахали в знак разлуки друг-другу, они вдвоём зашли внутрь детского сада.
Глава 2. «HEY KIDS»
На стенах коридора висели различные красочные, на детский лад картины в рамках нежно-розового цвета, располагались достаточное количество пастельных оттенков шкафчиков для детей, на которых были изображены и клубнички, и мишки, и зайчики, и различные другие "опознавательные" рисунки для того, чтобы детям было проще находить свой шкафчик.
Родители начинали приводить своих детей, кто-то заходил дальше порога, кто-то прощался с отпрыском возле детского сада, естественно удостоверяясь в том, что воспитательница взяла ребёнка под своё крыло. Мэйшес, кладя овечку в шкаф, наблюдала, сидя на скамейке за тем, как родители оставляют своих детей.
Первым, кого она увидела, был кудрявый мальчик с соской в руке с отцом и матерью.
– Зачем ему соска? Он что, ещё не вырос из этого? – было её первой мыслью, когда она завидела это зрелище.
За приоткрытой дверью Мэйшес заметила привязанную собаку, внешне которую не часто углядишь на улице и, скорее всего, принадлежащую именно им.
– Это же русская борзая. Она такая… необычная и пугающе привлекательная, – размышляла Мэйшес, вытирая немного мокрые глаза, – но не в плохом смысле, конечно… Интересно, сколько же им пришлось отвалить за такую красоту? – исключительно из своего любопытства она бы обязательно поинтересовалась у его родителей, но ей показалось, что это будет бестактно, да и не совсем к месту. Поэтому она снова переключила своё внимание с заинтересовавшей её собаки на пришедшую семью. Рядом с мальчиком были очень богато выглядевшие взрослые, но они, к удивлению Мэй, почему-то совсем не обращали на него внимания, несмотря на то, что, должно быть, уже давно переросший грудное вскармливание малыш то и дело дёргал обоих за одежду или руки, желая обратить на себя внимание. Расстались они с воспитательницей довольно быстро, и она, погладив его по голове, видимо пытаясь таким образом дать мальчику внимание в отличие от его ветреных по отношению к нему папы с мамой, отвела его за руку в группу.
Позже на пороге появилась семья, своим внешним видом дающая повод подумать, что они являлись очень воспитанными и скромными "аристократами". Мужчина – начальник мясокомбинатного завода – горделиво стоял в пальто и время от времени поглядывал на наручные часы. Под ним виднелась жилетка на пуговицах цвета хаки, под которой была надета полосатая рубашка. На ногах сидели брюки делового стиля и лоферы на толстой подошве.
Внешний вид, стоящей рядом с ним женщины, всё время поглядывающей на своего любимого мужа, был ему под стать – изысканное с различными деталями винтажное строгое платье, под которыми красовались матовые туфли с серебряной застёжкой на устойчивом каблуке. Среди них стояла их дочка в оливковой рубашке с ажурными элементами, поправляющая в таком же стиле, как и у матери, винтажную пышную вельветовую юбку с отделкой кружева на лямках. На ногах красовались коричневые туфельки со шнуровкой. В руках она, кажется, держала плюшевого кролика, а лишь по одному её взгляду можно было говорить о наличии интеллекта и воспитания.
– Веди себя хорошо, Меррелейн. – Наказывал со строгим видом отец дочери, держа ту за руку и поправляя волосы за ушко. Не заставив долго ждать, тут же подключилась и его супруга, приходившаяся своей неподдельной любовью к своему чаду наверняка девочке мамой, пожелав не оставаться в стороне родительского воспитания и уделить должное внимание ребёнку:
– И будь умницей, мы с папой тебя очень любим.
Поцеловав Меррелейн в лоб и попрощавшись с ней, как и большинство взрослых, они ещё какое-то время обсудили с воспитателем превосходность их ребёнка и, наконец, окончательно передали её под воспитательское "крыло", вскоре исчезнув за порогом и поспешив покинуть детский сад навстречу взрослым хлопотам.
Следом вошла, быть может, не столь богатая как первая, но тоже обеспеченная небольшая семья (то была одна мама) с девочкой, платье которой воротником напоминало школьную японскую форму. Цветом оно было что-то между "пыльной розой" и нежным коралловым, с ажурными оборками на подоле и как раз-таки тем самым японским воротником с галстуком на пару оттенков темнее чем платье. Копна длинных волос была заплетена огромной декоративной шёлковой резинкой, на ногах были надеты обычные с отделкой из кружева детские носочки и обувь на небольшой подошве. На румяных коленях колорита в образ добавляли пластыри с ещё незажившими под ними ранами и синяками.
Разрез глаз её и родителей, а также изящные черты лица выдавали в ребёнке явно восточное происхождение или явных предков оттуда. Её подбородок был слегка приподнят, а выражение лица немного надменным. Увидев её, на лице Мэйшес почему-то отразилось беспокойство, и она отошла в туалет.
А взрослые всё продолжали приводить своих детей.
Наконец, когда вся группа была, кажется, в сборе, воспитательница, собрав всех, начала им показывать, что и где находится.
Рядом с дверью, ведущей в коридор, располагался столик для
Аннтуанэты, где, соответственно, она могла пообедать, заняться своими "воспитательскими" делами. По центру группы располагались необходимое количество деревянных стульев и семь из такого же материала столиков по одному на пару для принятия пищи или досуга, вся мебель была выкрашена в цвет слоновой кости. В углу, напротив стола воспитательницы, находилась игровая с выступом и шторками сверху комната. Здесь также был сделанный из дерева стеллаж под игрушки: сидели всякие куклы, клоуны, стояли плюшевые и сотворенные из других материалов игрушки эстетичного старого образца, с которыми дети могли бы играть, и которые красовались на полках стеллажа. Висела и одна из таких же картин, которая находилась на входе. Рядом стояла каталка-качалка в виде пони с будто настоящей гривой, упряжью и уздечкой молочных и небесных оттенков. Комнату огораживала ширма, расцветка которой напоминала сахарную вату. Стены в этой части были детского голубого цвета с украшающими рисунками маленьких облачков, всё остальное огромное помещение, как и коридор, было обклеено обоями пастельно-розового оттенка. Далее воспитательница проводила детей в другую часть группы: слева от столиков находилась маленькая библиотека с детскими книгами, стеной между местом для принятия пищи и местом для чтения служил самодельный выкрашенный бледно-зелёной краской заборчик длинною в полметра. Для удобства лежал огромный пушистый ковёр, на который можно было присесть, возле стоял мягкий удобный диванчик, на случай если маленьких читателей соберётся много.
– А сейчас приглашаю всех добросовестно помыть ручки и присаживаться за столики, – Аннтуанэта помогала каждому ребёнку вытереться и следила за тем, чтобы все дети тщательно помыли свои руки, мимоходом объясняя простые правила гигиены
– Только не бегом, вы можете поскользнуться или случайно толкнуть кого-нибудь!
Наконец, все дети расселись за по своим местам. Меррелейн, так звали девочку из той самой "аристократичной" семьи, вызвалась помочь воспитательнице разносить тарелки с едой и чаем.
Подходя к каждому вместе с Аннтуанэтой, они подавали ребятам к столу по порции на одного только что сваренной на кухне геркулесовой ароматной каши.
– Странно – вслух размышляла Мэйшес.
На неё обратил внимание её сосед:
– Что, странно? – сидевший возле мальчик задал ей вопрос, совершенно не понимая, о чём она.
Мэйшес, слегка подняв брови, внимательно посмотрела на него:
– Я разве сказала это вслух?
– А я разве похож на того, кто умеет читать мысли? – мальчик, поведя бровью, в той же манере посмотрел на неё.
Она в свою очередь, задрав подбородок, попыталась высокомерно, но не с целью обидеть, а скорее, с желанием лишний раз немного "поманерничать", завершить диалог:
– Невежливо отвечать вопросом на вопрос. – Тут её вдруг снова заинтересовал завтрак и она, взяв немного и, приподняв столовой прибор, съела небольшую ложку каши.
– Невежливо говорить, когда находишься за приёмом пищи. С претенциозной ухмылкой ответил ей сидящий рядом ребёнок и сделал глоток стоящего рядом с его тарелкой чая.
В голове у Мэйшес на пару секунд возникла мысль о том, что он то ли пытается зеркалить её поведение, то ли ему просто хочется посмеяться над происходящим таким образом, но уточнять она не стала, а решила перейти сразу, что называется, к делу, дабы не "тянуть кролика за уши".
– Мисс Машрум уже 10 минут ковыряется ложкой в каше, но даже не попробовала её. – Ей не терпелось начать рассуждать в надежде, что если у её соседа и есть какие-то намёки на наличие эмпатии, в чём она была не уверена, если он всё-таки не пытался ею манипулировать до этого, ведь, по её мнению, данным качеством было обижено огромное количество людей, то он сумеет как-то поддержать диалог, пусть даже, быть может, и не обязан.
– На мой взгляд, эти и другие вопросы – не проблема, если они касаются живого, в первую очередь, человека. – Ответил суховато мальчик, сидящий возле Мэйшес, не отвлекаясь от завтрака.
– В каком смысле?
– В смысле ты можешь задать ей его, пока она находится в шаге от тебя, поскольку более точного ответа на вопрос, чем от неё и в то же время касающегося её мы вряд ли когда-то узнаем, тебе так не кажется? – задав Мэйшес вопрос, он сделал что-то между то ли упрекающим, то ли задающим вопрос выражением лица, но, как и Мэйшес, совершенно не желая обидеть собеседницу.
Внезапно Аннтуанэта встала и Мэй, пока её сосед сидел, будучи уставившимся в тарелку, растерянно отвела от той взгляд, уже забеспокоившись, что воспитательница подслушала их беседу, и сейчас вот-вот подойдёт, для того чтобы научить её и Гилберта рамкам приличия и тому, что безобразно секретничать за спиной у человека, который находится чуть меньше, чем в метре от вас, но та пошла в сторону входной двери.
Мальчик, увидев её попытку не демонстрировать, но всё же заметную тревогу, пожелал её едва ли успокоить:
– Успокойся, в дверь позвонили, если ты не слышала, витая в своих размышлениях.
Тут все ребята резко оживились. На пороге появился мужчина опрятной, но достаточно скромной наружности, с сыном, кажется, лет 5-6, который словно стеснялся, прятавшись за штанинами отца. Они начали о чём-то шептаться, да так, что вызвали у малышей неподдельный интерес, но Аннтуанэта тут же это заметив, поспешила закрыть, что называется "перед их носом" дверь, не стремясь в данный момент удовлетворять их детское любопытство. А то сами знаете, дети разными бывают.
Спустя, что ли, пятнадцать минут группового обсуждения, в коллективном шёпоте на более повышенных тонах начала выделяться Винни – та самая японско-австралийская девочка, завидев которую Мэйшес в коридоре ушла в уборную.
– О чём Аннтуанэта с его отцом может так долго разговаривать, если он просто привёл сдать своего ребёнка в сад? Он что, больной?
Она посмеялась над собственным высказыванием и слегка приподняла подбородок будто довольствуясь собственным остроумием и пренебрежением к подобному роду вещам. Сидящий рядом кудрявый мальчик, что, должно быть, был на входе с соской, очевидно, смутился версии Винни. Большинство, конечно же, не стало бы произносить такие несуразные вещи вслух, но мальчик не стал сдерживать смешок.
– Будет смешно, если то, что ты сказала в шутку окажется правдой.
После сказанного, он вновь вернулся к своему завтраку, охотно ковыряя ложкой в тарелке. Кажется, он был заметно голоден в отличие от Винни: та же от скуки лениво перекладывала кашу с одного места на другое. Кажется, она совсем не вызывала у неё интереса.