Матвей Дмитриевич Балашов
Матильда
На следующий день к ним прислали инженера из какой-то большой фирмы по производству медицинского оборудования – Семён это название никогда не слышал. Луи Дарвин – человек, собиравшийся совершить преступление против эволюции, – быстро влился в коллектив. Ему-то не нужно было ставить опыты на беременных мартышках и наблюдать, как мертворожденных мышат отправляют в мусорное ведро. Ему нужно было только добавить в аппарат УЗИ новый функционал.
У Семёна появилось подозрение, что об истинном назначении радиоисточника Луи не доложили. Он просто выполнял указания Гофмана и Шерпи, копошился в компьютере, крутил какие-то гайки, разбирал и собирал машину для убийств с улыбкой на лице. Всё было готово довольно быстро.
Было даже как-то обидно, что месяцы трудов вылились в пару дней плёвой работы для одного человека, но об этом мало кто беспокоился. Главное – результат. А результат был на лицо, хотя новое устройство внешне нельзя было отличить от обычного аппарата УЗИ.
Самым сложным оставалось проверить работоспособность нового аппарата. Самым сложным для ученых, но совсем простым для людей в пиджаках. Они просто доставили его в одну из местных больниц под предлогом реновации и стали ждать. И до того они были спокойны, будто сидели на рыбалке с удочкой, в то время как троица сидела как на иголках.
Ждать пришлось три месяца: только тогда можно было подтвердить, что у одной женщины случилось то, что случилось. Семён отказывался называть вещи своими именами. Это произвело фурор в верхних слоях общества. Планета – и их материальное благополучие – была спасена.
Хотя эта женщина, потерявшая ребёнка, вряд ли чувствовала то же самое. Жертвам их проекта даже не выплачивали компенсацию: всё сохраняли в тайне. Потом выяснилось, что и выплачивать-то некому, но останавливать начатое никто не собирался. Что людям до жизней других людей?
На итоговом собрании, прошедшем через полгода, Семён не смог сдержать слёзы, и все решили, что это были слёзы радости. Большие люди хлопали его по плечу, отчего он каждый раз вздрагивал, и говорили слова благодарности, а он всё думал о той женщине и прятал дрожащие руки в карманах. Что бы сказала она? Слова благодарности? Похлопала бы она его по плечу?
На фуршет в этот раз Семён не остался: его дома ждала мама.
Через два года после этого запустили массовое производство аппаратов УЗИ нового поколения. Об этом Семёну написал Кевин. Его наконец-то сделали профессором и представили к государственной награде. Его мечта сбылась. От Гофмана Семён больше не слышал.
В новостях об их проекте не сказали ни слова. Тишина. Как будто ничего и не случилось. Не рассосались острова мусора в океане, не перестали драться за кусок хлеба люди, не вылечились больные. Неужели мир не может существовать без этого? Матери Семён сказал, что их проект – проект особого назначения – провалился. «Зато мир посмотрел», – сказал он тогда с улыбкой, до боли сжав нижнюю губу зубами. Улыбаться было невыносимо.
После поездки в США Семён посетил свою старую лабораторию всего раз: хотел пройтись по заднему двору и вспомнить беззаботные студенческие годы. Там всё оставалось таким, каким он помнил. Учёный испытал смешанные чувства, увидев покосившийся самодельный крестик под старым клёном. Он и забыл об этом. К горлу подступил ком.
Корявыми буквами на табличке было выжжено слово «Матильда».
