Марья Коваленко
Я тебя забуду
Глава 18. Кое-что о нем
Если мужчина – сейф, открыть поможет только код или взломщик.
До самого конца занятий я гоню глупые ревнивые мысли. Запрещаю себе вспоминать картинку с брюнеткой и блондином на диване Шаталова. О нашей близости тоже не думаю.
Задача, на самом деле, со звездочкой. За эту ночь я узнала о себе столько, сколько не узнала бы с Витей и за несколько лет сексуальных экспериментов. Но, когда вижу на парковке следователя, мозг сам становится на место.
– Привет, красотка! – улыбается мне Глебов. – Марк сказал доставить тебя к нему домой.
– Здравствуйте. И часто вы подрабатываете у него таксистом?
Сегодняшний Глебов и близко не похож на свою прежнюю версию. Во время ареста Рогова он походил скорее на машину по добыче информации. Лишенную всякого сочувствия и вообще всех эмоций.
Вероятно, я должна обрадоваться, что сейчас он другой. Однако жизнь с отчимом успела научить жестокой правде, что люди не меняются.
– Только когда дело касается таких красивых девушек, – льстит Глебов так же фальшиво, как и улыбается.
– Тогда, наверное, целыми днями катаете.
Я не спрашиваю, можно ли садиться. Пока он не открыл дверцу возле водителя, сама ныряю на заднее сиденье. И как щит, устраиваю у себя на коленях рюкзак.
Шаталов, небось, умер бы со смеху, увидев, как я защищаюсь от другого мужчины. Совсем не его чокнутый смелый эльф.
– А вы уже неплохо узнали друг друга, – хмыкает Глебов и нехотя, словно я испортила все планы, садится за руль.
– Ну, вы ведь сами доверили ему мою защиту.
– Доверил. – Глебов заводит двигатель и, вместо того чтобы смотреть на дорогу, пялится на меня в зеркало заднего вида.
Хочешь не хочешь, а поверишь в теорию, что после секса с альфа-самцом другие мужчины тоже начинают заглядываться активнее.
– Еще вы дали добро использовать меня, как ему захочется.
Я не нарываюсь. Даже мысли нет злить этого человека. Проблемы с полицией – последнее, чего мне не хватает. Но внезапно вспоминаю, как удивлялась утром своей неосведомленности о Шаталове, и решаю кое-что проверить.
– Девочка, за все на свете нужно платить. А жизнь стоит того, чтобы потерпеть некоторые… неудобства.
Добродушного улыбчивого следователя как и не было. Передо мной снова тот самый человек, который допрашивал в ресторане, а потом уговаривал Шаталова взять до суда под опеку.
– А не слишком ли высокая цена?
– На жертву домашнего насилия ты тоже не тянешь.
– Так до суда еще сколько времени? Две недели? Три?
– Просто не зли Марка, и все будет нормально. Сохранит тебя и доставит куда надо.
От этой игры вслепую у меня уже нервы звенят. Каждый вопрос – как шаг по минному полю. К сожалению, сворачивать поздно.
– А если не сохранит? – До боли сжимаю пальцы.
Ситуация – пан или пропал. Купится Глебов или нет.
– Шаталов не сохранит? – С водительского сиденья раздается смех.
– Я и в подметки не гожусь тем женщинам, с которыми он спит. Подставляться ради секса… Марк не похож на сумасшедшего.
– По этому поводу можешь быть спокойна. Он рискует шкурой не ради твоей круглой задницы. У него совсем другая мотивация.
– Не верю. – Изо всех сил изображаю обиженную дуру с уровнем интеллекта ниже плинтуса. Для правдоподобности даже губы надуваю.
Была бы грудь, еще бы и ее выпятила… для окончательного разжижения мозга. Но Глебову хватает и такой скромной постановки.
– Именно Марк начал копать под Рогова, – со вздохом произносит следователь. – Не я, а он разворотил это осиное гнездо и организовал подставу.
– У вас был на него компромат. Я подслушала разговор возле ресторана.
– Хех… Вас там, походу, целый зрительный зал был. – Глебов вновь зыркает в зеркало заднего вида. – Шаталов как чуял…
– Так для чего ему нужен был Рогов? – Мне с трудом удается сохранять образ дуры. Так и хочется добраться до этого любителя таинственности и поскорее вытрясти всю правду.
– Из-за Рогова умер отец Марка. Они были конкурентами. Только старший Шаталов играл по правилам, а Рогов… по правилам из девяностых. Как итог, два инсульта. Год овощем в клинике. А потом инфаркт.
– Поэтому Марк так хорошо разбирается в медицине… – говорю я себе под нос. Лишь в конце фразы понимаю, что произнесла это достаточно громко.
– Он почти каждый день к отцу ездил. Мать не выдержала. Через полгода сдалась и умотала во Францию. А Марк до последнего дня был рядом.
– Ясно…
Это не моя история. Мой отец умер иначе. И все равно слезы наворачиваются на глаза, стоит представить Марка в больнице.
– Так что не волнуйся! Шаталов костьми ляжет, но сохранит тебя до суда в целости и сохранности. – Словно добрый друг, Глебов подмигивает мне. Улыбается левым уголком губ. – Ты ему нужна не ради удовольствий. Ставки намного выше.
Глава 19. Близко и врозь
Иногда важное видно лишь на расстоянии.
Как только Глебов оставляет меня одну в доме, закрываю все замки. Бросаю рюкзак. И иду в душевую кабинку тренажерного зала.
В доме еще три санузла. С ваннами. И с душем. Однако мне нужен именно этот. Откуда Марк однажды прогнал меня и где потом взял.
До одури важно попасть туда как можно скорее. Самой себе не могу объяснить эту странную потребность. Но когда сбрасываю одежду и встаю под лейку, внутри словно какие-то запоры срываются.
Ударяюсь спиной о кафельную стену и начинаю реветь.
Громко.
Захлебываясь.
Навзрыд.
По чужому отцу и его сыну. По году, который они пережили. По одиночеству…
Плачу сильнее, чем плакала после похорон папы.
От воя в груди на куски все рвется. Шаталова со мной нет. Я не знала его раньше. Он для меня всего лишь охранник и временный любовник. Человек, который постоянно орет, качественно трахает и кормит едой из закусочной.
Никто!
Но спасительный эгоизм не включается. Как считалочку, мысленно повторяю последние слова Глебова. Сквозь слезы шепчу: «Все ради мести. Ради дела. Я здесь временно». Но чужая боль пропитывает насквозь, как своя собственная, и заставляет сползти вниз.
На полу уже не завываю, а тихо, безмолвно отпускаю эмоции. Слезы смешиваются с водой. Прозрачными потоками текут по лицу. А я… изредка всхлипываю, вздрагиваю, зубами мучаю свои и без того искусанные губы.
Это все же какой-то сбой системы. Отклонение, с которым лучше было бы поскорее обратиться к мозгоправу.
Всю жизнь я не подпускала к себе ни одного человека. Не влюблялась и не очаровывалась. Упрямой девочке из далекого северного города некогда было играть в любовь или цепляться за других людей.
Я должна была выбираться из всего этого дерьма. Одна, без чужой поддержки. Лепить из себя врача. Доказывать равнодушной Северной столице, что достойна ее поребриков и парадных. Воплощать в жизнь мечты, с которыми рвалась из родительского дома.
Было хорошо и так. С моей учебой. С Витей. Со скромными деньгами, которые я умудрялась зарабатывать после занятий.
Идеально до Шаталова. И непривычно плохо сейчас. Хреново после нескольких дней знакомства. Больно, будто мы не сексом занимались, а попали в аварию… Столкнулись в лобовую с сотрясением в финале.
Безумно хочется найти этим эмоциям логическое объяснение. Страшно от своей реакции. Только ничего не получается.
«Мне просто жалко того Марка, который год заботился об отце», – хватаюсь за первую версию и сразу же понимаю, что не то.
«Я не могла влюбиться в него так быстро. Кто-то другой, зависимый от секса, – да. Но не я…», – спорю с собой, пытаясь убедить. И, как дворниками, смахиваю ресницами слезы.
– Он ведь наверняка сейчас с другими. Занимается сексом так, как привык. Не вспоминая меня, дурочку! Не думая, как я здесь! – вслух бью себя словами без пощады. Нарочно заставляю вспомнить рассказы Шаталова о его предпочтениях. Подключаю фантазию.
И смеюсь в голос, потому что плевать.
* * *
После истерики из душевой кабинки я выползаю на негнущихся ногах, с распухшим носом и губами на половину лица. Впервые становится радостно, что сегодня ночую одна, и никто не заметит этой дивной красоты.
При Шаталове, наверное, пришлось бы закрываться в своей комнате и изображать последнюю заучку.
Я булькаю сдавленным кашлем от этой мысли. Старательно закукливаюсь в махровый халат, в котором Марк выносил меня вчера из душа. Но по пути в кухню застываю у дивана как вкопанная.
– И что на этот раз произошло? – раздается возле двери.
Щиплю себя за руку, чтобы проверить на галлюцинации. Однако, вместо того чтобы исчезнуть, моя галлюцинация подходит ближе и берет за подбородок.
– Тебя и на вечер оставить нельзя? – Теплые пальцы, ощупывая, скользят по губам. Поднимаются к вискам и убирают со лба спасительные пряди. – Впечатляет!
– Ты говорил, что исчезнешь на сутки. – Щеки вспыхивают. Я чувствую, как заливаюсь румянцем от макушки до самой груди.
– Ты из-за этого такая красивая?
Следом за лицом Марк осматривает мои руки и шею. Сквозь халат трогает плечи и спину. Мягко прикасается к животу и бедрам. Словно проверяет целостность и комплектность.
– А ты… ты из-за этого приехал раньше?
Нужно бежать от него, но не получается. Надо придумать хоть какое-то объяснение, но от радости в голове вязкая каша. Закрыв глаза, я верчусь в горячих руках. Как домашняя кошка, млею от редких прикосновений к коже.
Мы даже не в кровати, а так хорошо, что улыбка сама расползается по опухшему лицу.
– Отвечаешь вопросом на вопрос?
Ума не приложу, как Шаталов определяет, что со мной все в порядке. Облегчение на его лице настолько яркое, что не верю глазам. Мой бронированный сейф не скрывает эмоций. Впервые как на ладони.
– У меня очень хороший учитель.
Не выдержав, встаю на носочки. Еще два дня назад мне было бы страшно положить руки на его плечи. А сейчас даже не робею.
– Так что случилось?
Марка не нужно ни о чем просить. Он тут же впечатывает меня в свою грудь и подхватывает под ягодицы, задирая халат.
– Ничего… – Мотаю головой, шизея о того, как совпадают наши реакции.
Чтобы возбудиться, мне хватает пары секунд. А Марк… он уже каменный.
– Некислое такое ничего. Как с роем пчел познакомилась.
Мужские пальцы гладят сквозь белье. Чертят линии по швам, вдавливая ткань в нежные складки. Делают меня такой влажной, что сама начинаю подмахивать навстречу.
– Нет… – Глотаю стон. – С собой.
– Тогда понимаю. Забавный зверек. – Марк зубами оттягивает ворот халата, освобождая доступ к груди.
– Ты слишком много обо мне знаешь.
Хочу его безумно. Сильнее, чем в наш первый раз. Сильнее, чем когда смотрела, как он удовлетворяет себя в душе. Внизу живота уже ноет от напряжения. Только кое-чего другого я хочу еще больше.
– Поцелуй меня, пожалуйста. – Просить совсем несложно. Я не с Глебовым, от которого хотелось закрыться. Не с кем-то другим.
Уровень доверия – максимум. Без авансов и без гарантий.
– Думаешь, поцелуй поможет? – Взгляд Шаталова поднимается к опухшим губам. Скользит по остальной «красоте». И останавливается на глазах.
– Я, конечно, не лягушка из сказки. Но вдруг?
– Ты не из сказки. – Марк накрывает мои губы своими и заставляет раскрыться. – Ты из дурдома, – хрипло шепчет прямо в рот. – Из моего собственного.
Он толкается языком внутрь. И одновременно пальцами сдвигает в сторону промокшее белье.
Глава 20. Взрослые игры
Никто не сходит с ума сильнее, чем одиночки.
Следующие две недели проходят у меня под лозунгом: «Отосплюсь в другой жизни».
Бросаю свои подработки. Исчезаю с радаров для друзей. В редких разговорах с мамой перехожу на «Всё отлично» и «Прости, очень занята».
Никогда раньше не позволяла себе такой вольности. Наши отношения и без того слишком зыбкие. Последние полтора года они держатся исключительно на разговорах о Питере и моих редких болезнях из-за акклиматизации. А сейчас ни минуты не хочется тратить на пустое.
В учебе тоже становлюсь экономной. В университете жадно впитываю все знания, которые могут дать преподаватели. Ни на что не отвлекаюсь. Забываю о социальных сетях и не замечаю сообщений.
Каждую секунду я проживаю на полную катушку. На переменах делаю домашку и зубрю конспекты. Отмахиваюсь от предложений посидеть в кафе после пар. Игнорирую заинтересованные взгляды Кристины и других однокурсниц.
Дома тоже впитываю. И вечерами, и ночами, и выходные напролет. Изучаю как сакральную науку. Но не медицину, а саму себя и своего мужчину.
Пользуясь тем, что в доме больше никого нет, мы с Марком не вылезаем из кровати. Близость чаще всего начинается еще в машине. Я сама снимаю белье, как только оказываюсь на пассажирском сиденье бэхи. Сама бесстыдно ласкаю себя под чутким руководством Шаталова.
Этот осторожный гад никогда не прикасается. Вместо помощи он описывает, как именно хочет, чтобы я себя трогала. Командует, насколько глубоко и как медленно. Подбадривает, видя, что смущаюсь чего-то нового или сдерживаюсь. И останавливает, заметив, что захожу слишком далеко.
После оргазма рядом с ним я рассыпаюсь на кусочки. Становлюсь такой податливой и слабой, что Марку приходится нести меня в дом на руках.
Первый раз еще сопротивлялась. Клялась, что дойду. Просила дать мне несколько минут. А потом перестала бороться.
Научилась получать особое удовольствие от того, как бережно он несет… Как прижимает к своей широкой груди, словно я самое важное и хрупкое, что есть в его жизни. Как опускает в коридоре на небольшой упругий диванчик и, перевернув на живот, сразу же начинает трахать.
К такому резкому переходу не получается привыкнуть, как ни пытаюсь. Дух захватывает, когда Шаталов входит в меня быстрым толчком на всю длину. Сердце заходится, когда, выругавшись, жестко вколачивает в спинку дивана.
– Кажется, я теперь знаю, как можно заработать инфаркт в тридцатник, – шутит Марк однажды после нашей близости.
Опустошенный, расслабленный и такой доступный, что можно целовать в щеки, в шею и трогать руками, где захочется.
– Со мной можешь не бояться. Как будущий доктор, я обязательно тебя спасу.
Уже нужно отдохнуть. Дать себе передышку хоть на несколько минут. Только каждый раз, когда вижу его таким, словно второе дыхание открывается.
Не спрашивая, можно ли, соскальзываю на пол, сама снимаю презерватив. И ощущаю, как рот заполняется слюной.
– Нет. Именно с тобой никто не спасет!
Марк крупно вздрагивает, когда я скольжу языком по чувствительной уздечке. И матерится, когда сквозь рефлексы и слезы насаживаюсь до самого горла.
– Обещаю, ты умрешь счастливым. – Жадно вдыхаю, растирая по губам солоноватую влагу.
Никогда не думала, что можно получать удовольствие от минета. В прежней жизни он был стандартным пунктом в обязательной программе. Не самым любимым. А с Шаталовым – наркотик.
– Умереть с пустыми яйцами… – Марк двигает бедрами вверх, затыкая мне рот. И хрипит, заполнив до отказа: – Мечта.
Дальше не секс, а танец. Наш фирменный. С ладонью Марка на моей голове. С моими рваными вдохами. Носом, как он учил.
Быстро и медленно. Так глубоко, как могу, и поверхностно. Дразня и мучая. До съехавшей от этой пытки крыши. До целого водопада проклятий… с редким, глухим упоминанием «Лиза».
* * *
После таких «возвращений» ужин сметается с тарелок со скоростью света. Иногда я даже не успеваю распаковать коробки, которые приносят курьеры.
Пока Шаталов занудно расставляет посуду и подбирает правильные ножи, так и ем. Пиццу – руками из картона. Суши – из пластиковых контейнеров, лапшу – из бумажных коробок, порой вилками, порой палочками.
Кайфую от каждого кусочка. Не смущаясь, облизываю пальцы. Смеюсь в ответ на хмурый взгляд серых глаз. И всегда съедаю до крошки, будто в последний раз.
Засыпаем мы тоже вместе. Иногда – уставшие от оргазмов. На влажных простынях. И без сил. Иногда, если Марку нужно поработать, – без близости.
В такие вечера я мышью забираюсь под одеяло поближе к своему мужчине. Прижимаюсь спиной к горячему боку. И закрываю глаза, отключаясь в считаные секунды.
Рядом с Марком не пугает никакая тревога. Спокойно без долгих разговоров по душам и горьких рассказов о прошлом. Умом понимаю, что это иллюзия. Что до суда осталось всего ничего, а я и близко не представляю, что ждет потом. Однако встроенная система безопасности не работает.
Меня несет по течению без всяких ориентиров. Уносит от чувств. И почему-то кажется, что именно так правильно. Что только так с Марком и можно.
Теряюсь с ним каждый день все сильнее. К концу третьей недели начинаю забывать, зачем я в этом доме и как все началось. Но в субботу наше затворничество нарушает нежданный гость.
Блондин, которого встретила в первый же день у Шаталова, появляется на пороге как раз в тот момент, когда я решаю устроить стриптиз.
– Привет, принцесса! – Он окидывает меня любопытным взглядом, пока я суетливо запахиваю на себе халат. – Этот упырь еще не всю кровь выпил?
– Ты количество ее крови приехал измерить? – Шаталов подает блондину руку.
Меньше всего они похожи сейчас на добрых друзей. Скорее соперники по спаррингу, с богатым опытом поражений и побед.
– М-да… Понял. Ты ее и выпил. И съел. – Наш гость отходит в сторону кресла и по-хозяйски падает на него, пристроив ноги на соседнем пуфе. – Вкусная, наверное… принцесса?
– За вкусным вам в кондитерскую. Тут в конце улицы есть одна, – не удерживаюсь я.
– Вау-вау! Она и на язычок острая! – Блондин так закатывает глаза, будто перед ним чудо.
– Язва, – с кивком сухо подтверждает Марк. И почему-то с тоской смотрит на дверь.
– Сто лет таких не встречал. – Несмотря на веселый тон, гость становится серьезным. – Эксклюзив.
Он вновь пялится на меня. Только теперь не с любопытством, а с чем-то иным. Пугающим до чертиков.
– Вам не говорили, что обсуждать других в их присутствии неприлично?
Блондин не сказал ничего обидного. Наоборот, забросал комплиментами. А все равно… Чувствую, что завожусь.
– Сказочная девочка, – вместо ответа восхищается он. И пока я делаю медленный вдох, чтобы не ляпнуть чего-нибудь еще, поворачивается к Марку: – У меня от одного лишь голоса встал. Как в восемнадцать. Слушай, Шаталов, может, поделишься?
Глава 21. Мужчина с запросами
У Марса с Венерой общего больше, чем у мужчины с женщиной.
Редко теряюсь, но от такой наглости челюсть сама падает вниз.
Это он серьезно? Делиться мной? Будто я вещь?
В шоке одна часть мозга загорается праведным гневом. Требует крови за дурацкую шутку. Или хотя бы расцарапанного лица. Другая часть сковывает тело по рукам и ногам, включая тормоз.
– Вы… – И замолкаю, пытаясь проглотить внезапный ком в горле.
А если не шутка? Подозрение накрывает медным тазом. Марк ведь делился прежними партнершами. Для него и блондина это в порядке вещей.
Я оседаю в кресло.
Его друг мог приехать именно ради этого. По приглашению…
Чтобы никто не мог дотронуться, поджимаю ноги и скрещиваю на груди руки.
– Можем развлечься втроем, чтобы девочка успела привыкнуть. – Блондин входит в раж. – На первый раз согласен и на эти сладкие губы. Ты же научил ее правильно брать в рот?
Будто уже получил добро, он поднимается с дивана и идет ко мне. Расстояние небольшое – пять шагов. Всего ничего, но за это время я успеваю продумать свою защиту. Даже вспоминаю пару приемов, которым научилась в общежитии. А на последнем шаге на миг задумываюсь о сдаче.
Это как ведро холодной воды на голову. Мне тошно от мысли, что кто-то чужой прикоснется к телу или заставит делать минет. Однако страх, что отказ станет концом отношений с Марком, бьет по нервам еще сильнее.
– Такая хорошенькая принцесса… – Гость расстегивает пуговицу на брюках. Болезненно кривится, когда дотрагивается до ширинки.
Он и не думает останавливаться. Судя по горящему взгляду, мысленно он уже во мне по самое горло.
«Это не так страшно, как кажется», – говорю я себе и зажмуриваюсь, не желая видеть того, что случится дальше. Представляю острый нож для чистки овощей, который пущу в ход, если станет совсем плохо. Вжимаюсь в спинку кресла, будто оно может защитить.
Но внезапно все заканчивается.
– Хаванский, дверь позади тебя. Рекомендую убраться прямо сейчас, пока ты в состоянии передвигаться самостоятельно, – раздается в напряженной тишине голос Марка.
– Ты серьезно?
Приоткрыв один глаз, вижу, как блондин оборачивается и смотрит на хозяина дома.
– Я похож на шутника?
Шаталов не двигается. Он все на том же барном стуле. И вроде бы в прежней позе. Однако даже я, в другом углу комнаты, чувствую мощные волны гнева, которые расходятся от Марка во все стороны.
– Жадным стал? – Гость приподнимает левую бровь и хмыкает. – Странно. Не заболел часом?
– Я нет. А у тебя все шансы.
– Ничего себе! Ты же всегда был первым, кто делится. Самым щедрым. Скольких твоих баб я перетрахал до тебя?! – Блондин снова поворачивается ко мне и мажет взглядом по лицу. – Или принцесска слишком дикая? Так я ласково ее… Еще мурлыкать будет.
– Эта… как ты говоришь, принцесска может и скальпелем «мурлыкнуть». – Шаталов вроде бы шутит, но на лице не улыбка, а оскал.
– Не понял… Каким скальпелем? – Беззаботная маска слетает с лица гостя в мгновение ока.
– Здесь лежит. На верхней полочке. – Марк ленивым кивком указывает на шкаф. Тот самый, где стоит коробка с лекарствами. – Так и быть, я подам. А дальше она сама справится. Девочка очень способная. Видел бы ты ее конспекты по хирургии!
– Вы тут чокнулись оба?!
Скорость, с которой блондин застегивает ширинку, достойна медали. Подозреваю, не каждый пожарный сумел бы одеться так быстро.
– Немножко, – с нервным смешком отвечаю я за нас двоих. И с трудом сдерживаюсь, чтобы не рвануть к Шаталову.
От облегчения меня всю ломает. Руки болят – так хочется обнять Марка. А с губами совсем беда. Кажется, если не поцелую сейчас этого собственника, сойду с ума.
– Шаталов, ты вообще понимаешь, от чего отказываешься? – Блондин трясет головой, будто не веря, что это правда. К счастью, моя персона его больше не интересует. – Хочешь, я Лене позвоню? Или Свете. Они быстро приведут тебя в порядок.
Словно и вправду собрался звонить, он достает из кармана телефон, но Марк обрубает еще жестче:
– Мне напомнить, где дверь? Или тебя надо проводить?
Он не встает. Вообще не шевелится. Нет никаких игр мышцами или закатывания рукавов. Обычный Шаталов. Хмурый. Немногословный. Как океан, который даже без шторма может смыть одной волной.
– То есть ты это всерьез…
От вида круглых глаз блондина я готова хлопать в ладоши. Наш последний секс плавно съезжает с первого места пьедестала. А эти новые ощущения взлетают на самый пик.
– Да.
В голосе Марка нет ни радости, ни восторга, но мне так хорошо, что больше не мучаю себя никакими вопросами.
– Вы не немножко, а на всю голову! – Махнув на нас рукой, Хаванский прямой наводкой направляется к выходу. Притормаживает лишь у порога.
Пока наш гость готовится к прощальной речи, мы с Марком его опережаем. Хором.
– Дверь за собой закрой!
Любимая фраза Шаталова. А теперь и моя.
Никогда бы не подумала, что вот так посылать кого-то настолько приятно. На радостях тут же начинаю придумывать следующее предложение, короткое и емкое – в стиле моего мужчины.
Но блондин больше не испытывает судьбу.
– Да пошли вы… – ворчит он себе под нос, и уже через секунду раздается хлопок двери.
