Павел Марушкин
Старая Контра
– Эт-то ещё что такое?! – рявкнул Каракозо.
– Это? О, извини, я совсем забыл представить тебе моих друзей, – ухмыльнулся Громила. – Это репортёры. Вон тот маленький толстый парень в пёстром пончо ведёт колонку криминальной хроники в «Вечернем Бэбилоне», а тот высокий худой – из «Обезьянских известий», ну а остальных я, честно говоря, даже не знаю. Да, чуть не забыл: видишь на балконе бородатый мужик с камерой и девица с софитом? Это телевизионщики. Улыбнись им, если хочешь. Ты теперь суперзвезда, любезный: наконец-то шеф таинственной и ужасной «Веспа Крабро» показался нам воочию! Твоё лицо увидят миллионы!
На Каракозо было страшно смотреть. Его прошиб пот; благообразный венчик седых волос вокруг розовой лысины слипся неопрятными прядями; в груди хрипело. Фракомбрасс нагло ухмылялся, поигрывая цепью и показывая украдкой пальцами ноги кукиш.
– Я иду, шеф! Прошу прощения, я, кажется, опоздал… Ну, кого из этих пристрелить? – Пьяный до невменяемости сипапоккул показался из-за угла, шаря мутным взглядом по толпе.
Стрелялка волочилась за ним по земле, на лбу набухала внушительных размеров гуля. Появление горе-снайпера встретила волна дружного хохота. Это оказалось последней каплей: Каракозо молча развернулся и тяжёлой трусцой бросился прочь, трясущимися руками нашаривая по карманам валидол. Спецагенты последовали его примеру. Недоумевающий сипапоккул вдруг громко икнул.
– Похоже, ты уволен, старина! – сочувственно похлопал его по плечу Громила. – Придётся тебе поискать другую работёнку!
– Уволен? – пробормотал Такери-Такери. – Какая чушь, я отличный снайпер… Почему уволен?
Но на него никто уже не обращал внимания.
Героем этого дня, безусловно, стал Фракомбрасс. Его пламенная речь (плод трудов Громилы) ошеломила всех. Репортеры строчили, как заведённые; немного поодаль Чырвен, старательно пряча за спину руку со сломанным пальцем, распространялся о бесчинствах и злоупотреблениях, вынудивших его обратиться в прессу с разоблачениями собственной организации. Обезьянцы из команды Ча несли вахту на прилегающих к месту действа улочках и крышах домов, чтобы вовремя предупредить о появлении стражи; впрочем, обошлось без этого. Сам Ча вразвалочку подошел к Громиле и с некоторой оторопью покачал головой.
– Ну и кашу ты заварил… Не боишься, что тебе пришьют укрывательство беглых преступников или государственную измену?
– Укрывательство? Измена? О чем ты, парень! Я преподнёс им Ёкарного Глаза, можно сказать, на блюдечке с голубой каёмочкой, а то, что они не смогли его задержать, – это уже их проблема. Ну, а на роль изменника куда больше подходит вон тот тип. – Он ткнул пальцем через плечо в сторону Чырвена. – Только не думаю, что до этого дойдёт: в глазах прессы он теперь герой!
– Ладно… А сейчас я хочу получить своё.
– Пожалуйста. – Громила вытащил вторую половинку карты. – Покажи это Ёкарному Глазу: увидишь, какая у него будет реакция.
– Вообще-то я рассчитывал на тет-а-тет…
– Ну, вот этого я тебе не обещал! – рассмеялся гори ллоид. – Я, знаешь ли, теперь просто конферансье в этом спектакле…
Вечером того же дня Громила, Адирроза и Фраком-брасс сидели на крыше и любовались закатом. Небо было розовато-пурпурного оттенка, словно кто-то растворил в нём несколько крупинок марганцовки; у горизонта синела полоса низких облаков.
– Считай, ты у меня в долгу, сестрёнка, – посмеивался пират. – Ну, просто сам себя не узнаю: отвечаю добром на зло, спасаю бывших врагов… Скоро нимб над головой такой вырастет, что ночью читать можно будет без лампочки!
– Если уж я кому и задолжала, то только Громиле, а никак не тебе! – фыркнула сипапоккула. – Гро, правда… Я даже не знаю, что сказать…
– Да ну, брось… – смутился гори ллоид.
– Значит, теперь мои сокровища будут разыскивать ещё и городские манки? – спросил пират.
– Думаю, да. Вряд ли у Ча хватит ума продать карту кому-нибудь другому; скорее всего он решит попытать счастья сам. Он вообще довольно жадный парень. Скорее всего кто-нибудь шустрый ещё до ночи вставит ему перо под лопатку. Сам знаешь, такие новости быстро расходятся…
– Да уж… Кому-то в конце концов она достанется?
– Гм… Не знаю, но могу предположить – самому подлому из всей этой шатии. Может, попадёт в руки мафиози, а может, городской страже или военным, вся эта крупная рыба друг друга стоит.
– Интересно было бы позырить, как они схлестнутся с парнями в Либерлэнде, если всё же доберутся туда! Я бы поставил на своих – два к одному.
– Неужели ты не чувствуешь никакой ответственности за тех, кто там остался? – возмущённо спросила сипапоккула.
– Они уже большие мальчики и сами вполне могут о себе позаботиться, – лениво отмахнулся Ёкарный Глаз. – Учти, сестрёнка, любой из них с удовольствием спустил бы меня в гальюн, если бы я хоть раз дал слабину.
– Наверное, всё дело в том, что у тебя нет друзей, – задумчиво промолвила Адирроза. – И никогда не было.
– А у тебя они есть, малышка? Мы с тобой – одного поля ягоды; просто ты служишь… То есть служила своим хозяевам, а я – только себе.
– Ошибаешься, пират. У меня есть друзья. Теперь есть.
* * *
«Буб-буммм!»
С площадки Среднего Радиуса снова раздался гулкий удар. Здоровенный, вдвое больше человеческого роста барабан Безумных Метеорологов будет звучать всю ночь, возвещая, что праздник в честь возвращения реликвии удался на славу.
Каюкер ухмыльнулся.
Всё получилось даже лучше, чем он предполагал: радость Мардуха, получившего в руки Иннотов талисман, не знала границ – даже жесточайшее утреннее похмелье не смогло её омрачить.
Предыдущим вечером каюкер покинул зал Интеллектуальных Штурмов и Поединков фактически на бровях: несмотря на совершенно ясное сознание, ноги отказывались повиноваться напрочь. Старец так и уснул, положив лицо на стол, рядом с недоеденным огурцом. Иннот кое-как добрался до своей кельи, рухнул на постель и погрузился в сон. Самогонка сделала-таки своё дело: когда он достиг нужного градуса, всё встало на места. Теперь оставалось лишь завершить начатое.
Днём каюкер вволю напировался: несмотря на исключительно вегетарианский ассортимент, монастырские повара превзошли сами себя. Иерофант посоветовал отправляться в путь глубокой ночью – «ибо колдовству легче свершиться во тьме». Поразмыслив, Иннот нашел этот совет весьма разумным, правда, по иной причине – в темноте легче остаться незамеченным… Поэтому, наевшись до отвала, он на несколько часов «задал храпака», дав себе установку проснуться в два часа ночи, благо персонажики могли пробудить его с точностью до секунды.
– Ну что? Полезешь-таки в бутылку? – Старец улыбался удивительно благостно; видимо, днём он изрядно добавил на старые дрожжи.
– Ага.
– В таком случае давай поднимемся на Малый Радиус. Думаю, это подходящее место. И разгон там хорошо брать…
Каюкер не совсем понял насчёт разгона, но на всякий случай лишь пожал плечами – Малый так Малый. Весёлый азарт разгорался в его душе; откуда-то он совершенно точно знал, что задуманное обязательно удастся…
Ночь выдалась на диво тёплой и ясной: звёзды сияли в тёмном небе крупными алмазами; кругляш луны мерцал, словно начищенная до холодного блеска монета.
– Ты твёрдо решился? Понимаешь, для нас, хранителей древнего знания, послать кого угодно и куда угодно – в общем-то не проблема; зато обратный путь тебе придётся проделать самому.
– Ничего не поделаешь, я должен найти юного Хлю как можно скорее, – вздохнул Иннот. – Что-то у меня предчувствия нехорошие…
– Ну что же… В таком случае возвращаю тебе твоё. – Старец порылся в складках своего балахона и протянул каюкеру тяжёлый бумеранг.
– Я и забыл о нём! – Иннот повертел убивалку в руках.
На полированной поверхности виднелись глубокие вдавлины от зубов.
– Считай, я благословил твоё оружие, – усмехнулся иерофант.
– Ну ладно… Может, ещё свидимся!
– Я не сомневаюсь в этом, чужеземец! – Иерофант степенно пригладил бороду. – Нам, властителям погоды, лучше чем кому-либо известно, что случайностей в этом мире не бывает. Ты не просто так оказался здесь, и чёрная волшебная палочка попала в твои руки не зря…
– Ну, тут ты хватил! – Иннот ухмыльнулся. – Я, конечно, рад, что всё так сложилось; тем более, по твоим словам, потоп скоро прекратится; но ни за что не поверю, будто меня привели сюда некие высшие силы.
– Ты просто не понимаешь… Весь мир… – Старец широким жестом обвёл тьму за пределами обзорной площадки, – это огромная машина, шестерёнки которой незримо взаимодействуют, и каждое колесико, сдвинувшись с места, неминуемо приводит в движение остальные, раз за разом, ещё и ещё… Просто зубцы шестерёнок не замечают этого – они слишком маленькие…
– Не хочу быть шестерёнкой! – передёрнул плечами Иннот. – Я вольный каюкер; и мне этот мир нравится таким, какой он есть, безо всяких там метафизических сложностей. В конце концов, всё зависит от точки зрения – эту нехитрую истину я понял давно.
– Все мои познания говорят о другом; но тем не менее, возможно, ты и прав. Во всяком случае, кое-кто из мудрецов придерживается весьма схожей точки зрения. Да пребудут с тобой духи предков; и удачи тебе в твоём нелёгком деле!
– Спасибо… Тебе тоже удачи. Вы на самом деле ребята неплохие, только дерётесь больно…
– Добро должно быть с кулаками! – наставительно поднял палец иерофант. – Ты готов?
– Угу… Кстати, как вы меня отправите? Я много всякого слыхал про магические порталы…
– Будет, будет тебе портал… Ты представляешь, где север?
Каюкер достал из кармана медную монетку.
– Это правильно, – одобрил старец. – Встань лицом туда… Нет, не здесь, ближе к краю. – Он отошёл на несколько шагов назад.
В душе Иннота внезапно шевельнулись подозрения.
– Так каким образом…
– Величайшим из Великих ведомо… – нараспев заговорил иерофант, – что помимо искусства сверхзвукового щелобана, которое есть всего лишь мастерство мордобоя… То есть, извиняюсь, боя… Не оборачивайся, не то колдовство не сработает… Существует ещё одно, потаённое… Искусство мистического пенделя!!!
Прежде чем до каюкера дошла суть сказанного, пакостный старец на цыпочках подбежал к нему и со страшной силой пнул пониже спины.
Ощущение было такое, словно сзади сработала баллиста, приставленная в упор к копчику и заряженная здоровенным бревном. Невысокие перильца, огораживающие площадку, стремительно канули куда-то в ночь. Пронзительно свистел разрезаемый воздух, однако Иннот не чувствовал его напора – всё тело словно онемело.
Далеко внизу проплывали в ярком лунном свете горы – складки парчи, расшитые ртутно-серебристыми нитями рек и блёстками озёр. Лёгкое облачко возникло прямо по курсу, стремительно увеличиваясь в размерах, – и бесплотной тенью скользнуло мимо. Земля под ним начала загибаться чашей. «Я сейчас гораздо выше той точки, где воздух становится слишком разреженным для дыхания, – подумал Иннот. – Не говоря уже о том, что после подобного удара позвоночник просто-напросто должен был ссыпаться мне в кеды… Проклятый метеоролог! Мог хотя бы предупредить! Я-то надеялся, он откроет какой-нибудь портал, что-то в этом роде… Ну почему мне так везёт в жизни на всяких великовозрастных хулиганов? Сперва Подметала, теперь этот… Нет, тот, кто дал их монастырю такое название, был на сто процентов прав! Они там, похоже, все с приветом!»
Каюкер достиг высшей точки траектории и начал снижаться. Различить, что творится на земле, было теперь совершенно невозможно: всё скрывал густой облачный покров. На такой скорости он казался каюкеру похожим на бесконечный рулон ваты, с бешеной скоростью разматывающийся внизу. Обернувшись назад, Иннот заметил тянущийся за ним бледный огненный след. «Я похож на комету, предвестницу разнообразных несчастий…» – Идиотская мысль мелькнула и тут же исчезла.
Облачный слой надвигался. Тучи казались чересчур плотными, вещественными; за миг до того, как погрузиться в них, каюкер невольно сжался, ожидая удара. Всё вокруг заволокла серая, быстро темнеющая мгла. Пропали все ориентиры; какое-то время Иннот даже не мог понять, движется он или же висит неподвижно в этом странном унылом пространстве… Наконец он прорвал облака и устремился к земле. По левую руку от него мерцало зеленоватое зарево – похоже, там находился город, а прямо по курсу зажглись и стали разгораться четыре яркие голубые точки, словно вписанные в углы некоего квадрата; именно там, в этом квадрате, должен был завершиться его путь. Каюкер инстинктивно попытался распахнуть свою летательную перепонку, затормозить, но сопротивления воздуха по-прежнему не ощущалось, будто его тело было заключено в некую невидимую, но отнюдь не бесплотную сферу. Тогда он вздохнул и скрестил руки на груди.
Голубые огни стремительно увеличивались, превращаясь в высокие решётчатые башни с пляшущими внутри них ослепительными молниями. Он успел ещё заметить строения неподалёку, но тут земля рванулась навстречу, мир вновь стал реальным, ворвался в лёгкие и хлестнул по физиономии чем-то холодным и колючим. Иннот с головой погрузился в огромный снежный сугроб, едва не потеряв при этом кеды.
Некоторое время ничего не происходило. Потом сугроб зашевелился, потерял свою правильную форму, рассыпался – и взъерошенный каюкер возник из его глубин, словно Афродита из пены, отплёвываясь и выгребая комья снега из-за шиворота.
Вокруг была ночь, той дело разрываемая яркими голубоватыми сполохами. Элементаль-грозовик бился внутри высокой решётчатой башни, отбрасывая на снег длинные изломанные тени; прямо перед ним возвышалось неописуемо-мрачное здание, несущее на себе следы давнего пожара – тьма, тишина и провалы незастеклённых окон. Ёжась от холода, Иннот сделал несколько шагов вперёд и громко чихнул.
– Без оглядки лез в бутылку, как пират на абордаж. Ну и что же в результате? Что за мерзкий антураж?! – пробормотал каюкер; в редкие минуты растерянности ему случалось подбадривать себя такими вот стишками-импровизациями. Однако не успел он договорить, как почувствовал на плече чью-то тяжёлую длань.
Надо сказать, неожиданно опускающаяся на плечо ладонь – далеко не самый приятный момент в жизни любого человека; тем более что принадлежит она, как правило, кому-нибудь власть предержащему. Иннот, избравший профессию, находящуюся на самой грани закона и беззакония (причём сама эта грань была зачастую весьма расплывчата), среагировал молниеносно. В его планы отнюдь не входило знакомство с местным начальством, тем более что в данном случае ни о какой законности его пребывания здесь и речи быть не могло. Поэтому он резко вскинул руки, перехватил запястье стоявшего за его спиной и с силой рванул его вперёд, одновременно ускользая в сторону. Облачённая в кожаный плащ фигура смачно приложилась к кирпичной стене – и тут же, не сделав ни единого лишнего движения, вновь развернулась к каюкеру. «Эге, – смекнул тот. – А паренёк-то непрост!» Длинное костистое тело врага было с ног до головы затянуто в чёрную кожу. На диво высокий воротник и широкополая шляпа скрывали лицо, отбрасывая густую тень, так что рассмотреть его черты не представлялось возможным – они словно постоянно ускользали от взгляда. Сама голова была непропорционально маленькой по отношению к туловищу.
Не теряя ни секунды, Иннот подпрыгнул, как кот, вцепился пальцами в те места, где у нормального человека должны расти уши, и пропустил между ладонями серию мощнейших разрядов – вполне достаточной силы, чтобы довести любые мозги до состояния хорошо прожаренного бифштекса. Руки каюкера буквально гудели от напора энергии; однако вся она, казалось, течёт в пустоту! «Такое впечатление, что я пытаюсь устроить каюк тумбочке или стулу!» – мельком удивился Иннот. Впрочем, любой стул уже загорелся бы – такой силы были импульсы. Странный незнакомец легко отодрал от себя каюкера и швырнул его на несколько шагов.
Шляпа от резкого движения съехала на затылок, и Иннот смог наконец увидеть лицо своего врага. Нельзя сказать, что это доставило ему большую радость: собственно говоря, лица как такового не было. Вместо нормальной головы плечи страшилища украшал череп, туго обтянутый мумифицированной пергаментной кожей. Чудище между тем широко осклабилось, распахивая безгубый рот. Нижняя челюсть упала ему на грудь; монстр схватил её обеими руками и оттянул ещё больше вниз. Тело под плащом задвигалось, грудь стало раздувать. Что-то шевелилось там, внутри… В прыгающем свете элементалей было видно, как из провала глотки лезет вверх нечто тёмное: то ли гигантская пиявка, то ли струя необычайно густого, угольно-чёрного дыма. Каким-то шестым чувством каюкер понял, что у него осталось в запасе совсем немного времени. Верный бумеранг будто сам собою выскользнул из-под пончо и удобно лёг в ладонь; Иннот занёс руку и метнул своё оружие в упор, с двух шагов, целясь в лоб монстра.
Неизвестно, в чём тут было дело: может, его электричество всё же оказало какое-то действие, а может, иерофант не шутил (или не совсем шутил), говоря о благословлении, дарованном оружию его зубами, но от удара голова чудища буквально взорвалась, рассыпалась невесомой трухой, как перезревший гриб-дождевик после хорошего пинка! Чёрная субстанция беззвучным фонтаном рванулась в ночное небо. Каюкер на всякий случай попятился. Тело трагически всплеснуло руками, попыталось нащупать несуществующую голову, погрозило Инноту длинным паучьим пальцем и забегало кругами, не разбирая дороги, словно обезглавленная курица.
– А времени у меня всё меньше… – покачал головой каюкер и вытащил из кармана монетку-компас.
Стрелка совершенно недвусмысленно показывала на мрачное здание. Иннот вздохнул, подобрал бумеранг и крадучись двинулся вдоль стены. Схватка с чудищем вышла довольно тихой и не привлекла к себе внимания – по крайней мере, он крепко на это надеялся.
То, что фатальные твари практически никак не реагировали на смертельное электричество, явилось для каюкера неприятным сюрпризом: до сих пор никто и ничто на его памяти не могло устоять против хорошего разряда.
Двери здесь отсутствовали, если бы не истоптанный у входа снег, можно было подумать, что здание давным-давно пустует. Держа бумеранг наготове, Иннот проскользнул в дверной проём, одновременно переходя на энергетическое зрение – внутри царила тьма.
«Тонкий мир» тут выглядел преотвратно. Нет, никаких духов или иных пугающих форм поблизости не наблюдалось; но само это место, казалось, источает миазмы тлена. Призрачная бесцветная слизь слабо фосфоресцировала на стенах и потолке; вдобавок планировка казалась совсем не такой, какой была на самом деле: с точки зрения того, кто видит токи энергий, вся внутренность здания представляла собой словно огромную дыру в земле, воронку, уводящую в совсем уж мерзкие места. Внутри всё колыхалось и двигалось, будто несомое слабым течением, по направлению к этой бездне. В голове возникло чуть слышное бормотание – словно жужжание москита сквозь сон. По мере того, как Иннот продвигался по тёмным коридорам, оно становилось всё громче и громче; через некоторое время стали различимы странные, бессвязные и зловещие фразы. «Переломы костей рук и ног, – вещал Голос, – травмы конечностей и ушиб головного мозга… За прошедший год серьезные повреждения получили многие дети и взрослые, а также пенсионеры и люди пожилого возраста. Во избежание участи худшей, чем смерть, держите малолетних детей за руку, а великовозрастных – за ногу. Не позволяйте им… гномить людей с белой тростью… Если вы вдруг увидите человека с белой тростью – помогите ему. Но если он будет сопротивляться… помните: этим вы убережёте себя от возможной травмы. Белая трость – превосходное оружие в рукопашных схватках на средней и короткой дистанциях. Поэтому…»
Каюкер встряхнулся. Мерзкий голос завораживал, затягивал; грозил страшными, нечеловеческими муками за некие не вполне понятные провинности, причём так, что становилось ясно – наказание столь же неизбежно, как и законы природы. «Ну, это мы ещё посмотрим!» – бодрился Иннот. Мало-помалу в голове его стал вырисовываться план: найти Хлю, захватить какой-нибудь летающий транспорт и… «Только не ведьмину ступу! – поспешил сделать мысленную оговорку каюкер. – Хватит с меня и одной Перегниды!»
Следуя указаниям компаса-монетки, он миновал несколько поворотов, и наконец у очередного проёма стрелка недвусмысленно повернулась, указывая внутрь комнаты – такой же тёмной и выстуженной, как и все остальные. Иннот шагнул внутрь – и замер. Прерывистое свечение элементаля, бьющее в окно, выхватывало из тьмы ряды высоких стеллажей. Каждая полка здесь была пронумерована, и на каждой что-нибудь лежало: шаманский бубен с билом, сделанным из кости; набор каких-то пузырьков; высушенная гадость неопределённого происхождения; пучок перьев; грубая кукла, свёрнутая из пучка соломы… У каюкера внезапно перехватило дыхание: на очередной полке обнаружилась старая, потемневшая от времени медная монетка – точная копия той, что он держал в руке. «Неужели… Неужели всё напрасно!» Иннот закусил губу. Последняя ниточка, связывавшая его с другом, оборвалась буквально на глазах. Каюкер почувствовал внезапно нахлынувшие отчаяние и ярость, кровь бросилась в голову. Он сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в ладонь. Хотелось ломать, крушить, откручивать бошки… «Стоп, старина, стоп! Так дело не пойдёт. Ты же профессионал, в конце концов! Давай-ка рассуждать логически: что это за место? Очень похоже на некий склад или хранилище. Все эти вещи, можно предположить, так или иначе связаны с колдовством и ворожбой. Может, это… Вещественные доказательства? Хлюпика похитила некая жуткая сила как раз в тот момент, когда он пытался применить медиатор, по крайней мере, так получается по словам Адиррозы… Значит, будем исходить из этого предположения: здесь что-то вроде тюрьмы для колдунов». Иннот выглянул в окно. «Ага, вон и бараки… Похоже, моё предположение правильно. Тоже, кстати, умник нашелся! Нет, чтобы оглядеться сперва…»
Снаружи по-прежнему никого не было видно. «Ну что же, – решил Иннот. – Бараки так бараки; нечего терять время. Начну-ка я с крайнего». Он решительно развернулся и двинулся было обратно, но вдруг застыл, весь превратившись в слух: где-то неподалёку слышались голоса – настоящие голоса, вовсе не то бесплотное бормотание, что донимало его здесь!
– Да нет, начальник-благодетель, ничего такого…
– Но разговоры есть?
– Да они же всегда есть, а то вы не знаете! Так, трёп один, ничего серьёзного…
– Не звучало ли кощунственное поношение имени Великого?
– Да предки с вами, начальник-благодетель! Даже и не вспоминали его, родимого… Мы ж так всё, по-простому… Насчёт пайки там поворчать… Маленькая, мол…
Каюкер, затаив дыхание, на цыпочках прокрался десяток шагов и застыл, распластавшись у стенки и отведя назад руку с зажатым в ней бумерангом. Судя по всему, говоривших было двое, и сама беседа не оставляла сомнений в том, что по крайней мере одного из присутствующих можно с полным правом назвать стукачом. Иннот осторожно высунул голову из-за угла, секунду-другую обозревал обстановку, а потом с мрачной ухмылкой шагнул вперёд, поигрывая своим оружием.
– Это я удачно зашёл… – во весь голос объявил он.
* * *
Пыха и Чобы с унылым видом сидели на забранном в бетон берегу канала и молча поглощали пиво. Мутные бурые воды несли мимо всякую дрянь; настроение было самое мрачное. Пыха морщился: голова после соприкосновения с дубинкой кипадачи жутко гудела, на макушке прощупывалась внушительных размеров гуля.
– Это ещё, как бы, повезло, – посочувствовал Чобы. – Прикинь, могли бы и вовсе пришить…
– Куда, интересно, подевался Твадло? – проворчал Пыха и передал бутылку приятелю.
– Смотался, типа того. Ненадёжный он кадр. Не, с таким на дело лучше не ходить…
– И Книга пропала…
– А, может, оно и к лучшему? Сам видел, какая буча из-за неё заварилась!
– Угу… Слушай, а там правда была эта… огромная жареная курица? Или мне померещилось?
– Тогда нам всем, типа, померещилось… Не, куки, странные дела творятся нынче в Бэби. Призрак бродит по улицам, петух жареный… Бормотология! – Чобы многозначительно поднял палец.
– Курить охота… – тоскливо вздохнул Пыха. – Слушай, ты что дальше делать собираешься?
– Домой мне пока нельзя: вдруг там засада… Перекантуюсь у знакомых в Аппер Бэби, – пожал плечами приятель. – Высплюсь, болячки йодом помажу… Может, Твадло попадётся – накостыляю ему между делом, типа чтобы не бросал в беде…
– Чобы… А ты не мог бы мне помочь найти своих? А то у меня табак кончился…
– Как бы можно, – пожал плечами Чобы. – А табачком-то поделишься? Классная штука, типа того…
– Не вопрос! – солидно отозвался Пыха. Поиски решено было начать с того самого места, возле– А что, если там опять эти… – опасливо предположил Пыха.
– А, брось! Нам ли бояться каких-то там горри, особенно после всего, что случилось! – Но, произнося эти слова, Чобы Стисм понизил голос и быстро оглянулся: преподанный некогда урок не прошёл даром.
Однако в этот день найти своих соплеменников молодому смоукеру было не суждено. Когда они с Чобы отыскали наконец тот самый бар, из которого их вышвырнули рассвирепевшие обезьянцы, Пыху внезапно окликнули:
– Хей, Смоки!
– Кастрация! – радостно воскликнул Пыха, оборачиваясь.
– В каком смысле? – осторожно поинтересовался Чобы.
Пыха отмахнулся.
– Это её так зовут – Кастрация Аппельфиги.
– Ну и имечко! Мне моя аппельфига самому как бы пригодится, между прочим… – тихонько хмыкнул Чобы, но Пыха его не слушал.
– Здравствуй! Слушай, я так рад тебя видеть…
– Я тоже. – Девушка спрыгнула с передка здоровенного, ярко раскрашенного фургона и радостно обняла Пыху.
Тот даже зажмурился от удовольствия.
– Ты не поверишь, тут со мной такие приключения были!
– Со мной тоже. – Кастрация, улыбаясь, отступила на шаг. – Как тебе май дресс?
– Чего?
– Ну, как его… Дресс… Платье!
– Оу! – тут только Пыха обратил внимание на странный наряд стибовочки.
Платье и в самом деле выглядело весьма импозантно – вернее, выглядело бы, если бы девушка была немножко менее угловатой. Впрочем, многочисленные кружева, фестончики и оборочки отвлекали взгляд от недостатков фигуры.
– Ты что, на карнавал собралась?
– Не-ет, какой карнавал… – несколько смущённо протянула Кастрация. – Я теперь артистка, во! Мадемуазель Аппельфиги, актриса уличного театра маргиналов!
– А что это значит: «маргиналов»?
– Я и сама толком не знаю, – шёпотом призналась Кастрация. – Но оно и неважно. Главное, у меня талант! К тому же ты не представляешь себе, как это весело – прикалываться над такой массой народу! Если бы меня видел дядя Джро, он бы деад… Помер бы на месте!
В этот момент двери бара распахнулись и на улицу вывалились двое импозантнейших типов. Один был высок, усат, словно таракан, и вдобавок носил мягкую широкополую шляпу с бахромой, делавшую её обладателя похожим на гриб-поганку. Другой являл собой печальное зрелище человека, вступившего в неравный поединок с зелёным змием – и побеждённого по всем статьям. Стоило усачу отпустить его, как все члены пьянчуги моментально расслабились, и он с мягкостью тряпичной куклы повалился на асфальт.
– Вот, полюбуйся на своего так называемого партнёра, Касси! – верзила раздражённым жестом сорвал с головы шляпу и стал ею обмахиваться, словно веером. – Ни на что не годен; просто ни на что! А у нас, между прочим, через два часа представление!
– Может, он успеет прийти в себя… – предположила Кастрация.
– А!.. – усач лишь отмахнулся. – А это кто, твои поклонники? Ты далеко пойдёшь, девочка, если только сей шалман не развалится окончательно… – И он внимательнейшим образом уставился на Пыху.
– Ты не торопишься, Смоки? Пойдём с нами, посмотришь спектакль! Это мой хороший знакомый, – объяснила девушка долговязому.
Пыха чувствовал себя несколько неуютно под его неподвижным взором. «И чего уставился? Может, он видел меня там… на площади?»
– Рад знакомству. – Долговязый вдруг величаво поклонился, переломившись в пояснице.
Пыха, засмущавшись, шаркнул ножкой.
– Осмелюсь спросить: вы соплеменники?
– Нет, то есть не совсем…
– Впрочем, это неважно. Такой интересный оттенок кожи, хмм… Скажите, любезный, – тут усач приобнял Пыху за плечи, – как вы относитесь к возможности сделать театральную карьеру?
Пыха недоумённо поднял глаза на Кастрацию. Та просияла, исподтишка показывая сжатые кулачки с оттопыренными большими пальцами.
– Вы… Вы предлагаете мне работу? – наконец понял он. – Вместе… С Касси?
– В точности так! Из вас выйдет замечательный артист, милейший, я это чувствую! Вы знаете, что такое театр маргиналов?
– Н-нет…
– О! Это истинно народное зрелище, представления для самой простой и невзыскательной публики! Да-с, похоже, мы утрём-таки кое-кому нос! Синяя кожа, и какой типаж! Типичный Лорд Небритый Морд! Духи предков, неужели мне наконец начинает везти в этой жизни!
– Ты должен будешь изображать из себя другого человека, – доходчиво объяснила Кастрация. – Знатного, богатого, ну и всё такое…
– Но я не знаю, каково это…
– В этом-то и суть! – рассмеялся долговязый. – Играй так, как ты это себе представляешь; нам главное – развеселить народ. Это же буффонада! Фарс! Импровизация! А текст… Ну, текста у тебя не так уж много, успеешь выучить. Запомни: ты теперь не какой-то там лесной куки, ты актёр театра маргиналов маэстро Палисандро!
– У лорда ещё должен быть слуга… – напомнила девушка.
«Духи предков, откуда она всё это знает?» – удивился Пыха.
– Ах да, Чмо Болотное… Ну что же… – Маэстро Палисандро перевёл свой рентгеновский взгляд на Чобы. – Зелёный парик, немного грима…
– Это, типа, что же, мне – играть в театре?
– Всё равно ты сейчас ничего не делаешь! – Разумный Пыха подтолкнул приятеля в бок. – Соглашайся!
– У меня не получится! – вконец сконфузился Чобы; но противостоять напору маэстро не смог.
Спустя несколько минут, укрывшись от жарких солнечных лучей под брезентом фургона, приятели под руководством Кастрации уже постигали основы уличного театра.
– Значит, так, запомни своё амплуа: ты теперь – Лорд Небритый Морд, жуир и бонвиван.
– Это как?.. – растерялся от обилия незнакомых слов Пыха.
– Бабник, – внёс ясность Чобы Стисм.
– Нейчурел; но ещё у тебя есть невеста, графиня Ляжють (это я), и постоянная любовница, мамзель Тужу р Кокоу. Понимаешь, ты всё время стараешься, чтобы мы с ней не встретились, а судьба, наоборот, нас постоянно сталкивает. Ну, твой слуга, Чмо Болотное, помогает тебе, но у него всё получается наоборот…
– А! Так это типа комедия! – догадался Чобы.
– Е, оф коз! Вот твой текст…
– Я же не запомню всего этого!
– Оу, это легче, чем ты думаешь! И потом, тебе всё время будут подсказывать: для этого есть суфлёр. Короче говоря, Смоки, времени у нас мало, так что начинаем учить акт первый…
