Павел Марушкин
Старая Контра
… И тот прилип к её пальцам, словно намазанный клеем.
Прежде чем успело вмешаться сознание, старуха рефлекторно совершила то, что сделал бы на её месте каждый: схватилась за клейкую верёвку другой рукой, пытаясь отодрать её от ладони; и та самым возмутительным образом прилипла к первой, накрепко соединившись с ней. Уже понимая, что угодила в некую ловушку, но ещё не вполне осознав всю серьёзность своего положения, Перегнида рванулась назад, изрыгая проклятия. То, что она принимала за занавеску, слегка растянулось – и с силой сократилось; ответный рывок швырнул ведьму прямо в центр рукотворной паутины. Далее всё пошло в точности по сценарию, обкатанному природой за миллионы лет существования мух и пауков: чем больше дёргалась жертва, пытаясь выбраться из объятий коварной ловушки, тем больше она запутывалась, пока наконец большинство нитей не облепило слабо трепыхающийся бесформенный кокон.
– От зараза! – мрачно изрекла Перегнида и прекратила всякие попытки выпутаться, застыв в неподвижности и слабо покачиваясь в нескольких сантиметрах от пола.
* * *
Чистые и прозрачные, как нигде больше, горные сумерки быстро сгущались. Оглушительно стрекотали цикады. На небольшой площадке, укрытой с трёх сторон высокими каменными глыбами, уютно потрескивал костерок. Один из сидевших у огня зябко передёрнул плечами и поднёс руки к пламени.
– Холодно, мон? – сочувственно спросил второй, высокий и тощий, словно хлыст. – В горах всегда так. Днём может жара страшенная стоять, зато уж ночью зуб на зуб не попадает.
– Можно подумать, ты много в горах бывал, – проворчал его собеседник, зябко кутаясь в лохмотья.
– Э! Люли где только не кочуют! Не любим мы на одном месте сидеть.
– Не понимаю я, как так можно? У всякого правильного смо… Правильного человека место есть, где он живёт. Да вон хотя бы на зверей посмотри: у них тоже эти… ареалы обитания.
– Слова-то какие умные знаешь! А наш дом – дорога. Да и то сказать: надолго где-нибудь осядешь – ничего хорошего не дождёшься. Сразу такие найдутся, которым от тебя что-то надо. Люли, брат, – самые свободные люди на земле. Сегодня здесь, завтра ищи ветра в поле.
– Как же ты, такой свободный, на Территорию-то попал?
– А ты?
Хлюпик замолчал. Вспоминать жуткое некроплазменное облако, пришедшее из потустороннего мира в облике гигантской чёрной руки, ему сейчас хотелось меньше всего. На ночь-то глядя…
– Что-то Иннота долго нет, – озабоченно вздохнул он. – Не стоило нам всё-таки разделяться. Пошли бы вместе на эти обломки смотреть! А то мало ли что.
– Твой друг – великий человек, мон! – возразил Цытва-Олва. – Он хорошо знает, что делает; и если он сказал нам сидеть здесь и ждать его – значит, так тому и быть.
Откуда-то долетел долгий тоскливый вопль. Люли встал и подкинул в костёр хвороста; целый рой ярких искр взвился в темнеющее небо.
– Как думаешь, удастся нам через горы перебраться? – спросил Хлюпик.
– Будь мы вдвоём – я бы сказал, что шансов нет никаких, – пожал плечами Цытва-Олва. – А так… Кто знает? Может, и получится.
– Да, без Иннота мы бы пропали давно… Не говоря уже о том, что это он нас всех вытащил с Территории! Знаешь, он ведь столько всего знает и умеет… Один наш общий знакомый, ещё в Вавилоне, как-то назвал его в шутку «человек-оркестр».
– А он, похоже, такой и есть, мон.
Внезапно невдалеке зашуршала щебёнка. Путешественники вскочили; Хлюпик сжал в руке увесистый камень, Цытва-Олва вытащил из костра горящую головню.
– Свои! – раздался из-за камней весёлый голос.
Смоукер расплылся в улыбке; Гэбваро ещё некоторое время недоверчиво вглядывался в сумерки, пока сгибающийся под тяжестью здоровенного тюка Иннот не вступил в ярко освещенный круг.
– Ну вот, здесь всякие штуки, которые нам наверняка пригодятся. Завтра надо будет сделать ещё одну ходку: принести остальное. Знаете, что любопытно? Птицы-долбани, похоже, обустраиваются тут жить. Я видел, как они тягали всякий сор и строили гнёзда на скалах.
– Долбани – ладно… А больше ты никого там не видел, мон?
– Что значит – ладно? Нам кушать надо! – Иннот уселся, скрестив ноги, у огня и жестом фокусника достал из свёртка несколько тушек. – Я их даже ощипал по дороге, между прочим!
– А долбаней разве едят? – с сомнением спросил Хлюпик.
– Ну, это смотря кто… В ресторации я скорее откажусь от такого блюда и потребую салат из свинины и панцирных грибов под тёртым сыром и майонезом, – серьёзно ответил каюкер. – А трём усталым голодным путникам эти птички вполне по зубам.
– Так видел ты кого-нибудь или нет? – настойчиво повторил Гэбваро.
Иннот вздохнул.
– Нет, никого. Да я не особенно искал, надо тебе сказать: срезал побольше верёвок, парус, который поцелее оказался, – ну, и всё…
– А этот… – Гэбваро понизил голос – Гукас?
– Да ты зря беспокоишься, по-моему: после такого взрыва кто угодно станет достоянием истории!
– На душе что-то тревожно, мон, – передёрнул плечами Цытва-Олва. – Как бы не пришлось потом жалеть!
Где-то неподалёку вдруг раздался протяжный звериный мяв. Все вздрогнули.
– Яйцелот, – ухмыльнулся Иннот. – Подружку ищет, гон у них сейчас… Пойду-ка я его пугну. Вы, парни, займитесь пока птичками, ладно?
Легко поднявшись, каюкер сделал несколько шагов и растворился в густых сумерках.
– Эй… Ты же говорил, что даже грохманты боятся яйцелота в течке! – растерянно крикнул ему вслед Хлюпик.
– Так то грохманты! – донеслось до него. – А то я!
Спустившись на несколько сот шагов ниже по склону, каюкер остановился и некоторое время пребывал в неподвижности, глубоко вдыхая прохладный воздух.
– Гукас! – вполголоса позвал он. – Где ты там, мерзавец? Давай, выходи, я же знаю, что ты шёл за мной почти всю дорогу! Давай-ка покончим с этим раз и навсегда, ну? Ты или я!
Стрекот цикад внезапно умолк. Некоторое время вокруг царили тишина и неподвижность. Потом из-за камней медленно поднялась странная уродливая тень. Чуть заметно потянуло мертвечиной.
– Похоже, сейчас ты не такой прыткий, как раньше! – насмешливо бросил Иннот. – Что, колбасит небось по-страшному?
– Тебе это всё равно не поможет, чужеземец! – чуть слышно просипело обожжённое горло. – Даже и теперь у меня достаточно сил, чтобы взять принадлежащее мне… И твою жизнь – в придачу!
– Ну, знаешь, это многие пытались сделать вообще-то… – Тут каюкер заметил, что его враг подбирается всё ближе и ближе; казалось, он не сделал ни единого движения, но всё же каким-то образом оказался вдруг совсем рядом.
Иннот понимал, что одно-единственное прикосновение креатуры Великого обеспечит ему долгую и мучительную смерть. Сейчас у него оставалась едва ли треть той энергии, что запасал организм; отдать её всю без остатка означало остаться практически беззащитным, но выбора, похоже, не было. И тогда каюкер совершил то, к чему готовился все эти долгие дни. Когда расстояние между ним и Гукасом сократилось до пары шагов, Иннот вскинул руки и выдал, наверное, самый мощный энергетический импульс за всю свою невероятно долгую жизнь – достаточно мощный, чтобы произошёл так называемый пробой и электричество начало течь прямо по воздуху. Вокруг на несколько мгновений стало светлее, чем самым ясным днём. Ослепительная голубая дуга разряда соединила обоих противников. За краткий миг каюкер успел разглядеть своего врага во всех отвратительных подробностях. Кожа на нём практически вся сгорела; из-под растрескавшейся чёрной корки проглядывало синюшное, сочащееся сукровицей мясо. Зубы нелюдя, отросшие длиной в полпальца, торчали в разные стороны, словно рейки покосившегося забора. Осколки костей проткнули мёртвую плоть в нескольких местах. В ноздри Иннота ударило оглушительное зловоние.
Длинные пальцы Гукаса, имевшие на пару суставов больше, чем следовало, тянулись к его горлу; монстру не хватало каких-то сантиметров до физического контакта! Время замерло. Руки каюкера превратились в трубы, в брандспойты, гудящие и вибрирующие от напора энергии; сумасшедшая боль рванулась по ним вверх, словно волна крутого кипятка. Сведённые небывалой судорогой мышцы ощущались чем-то чужеродным, стальными тросами, бездушными удавами, стиснувшими тело в смертельных объятиях. Позвоночник, казалось, готов был лопнуть от напряжения. Нескончаемый вопль терзал уши, и он не сразу осознал, что кричит он сам. Энергия утекала из тела каюкера стремительно, словно вода из решета; он понимал: ещё немного – и её не останется совсем. Резервуары силы уже показывали дно…
Гукас не выдержал первым. Мёртвая осклизлая плоть его содрогнулась, голова запрокинулась вверх, грудь и шея с тошнотворным хрустом раздулись, словно капюшон кобры, – и лопнули! В зенит рванулся чудовищный тёмный гейзер некроплазмы, закручиваясь по спирали, будто воронка смерча. Поднялся ветер; сухие листья, мелкие веточки и песок носились в воздухе, норовя попасть в глаза. Жуткая субстанция хлестала плотным потоком на добрую сотню метров вверх, распускаясь в сумеречном небе плоским грибовидным облаком. Оно всё разрасталось и разрасталось там; казалось, ещё немного – и некроплазма заполнит весь мир вокруг; но напор мертвящей тьмы вдруг разом иссяк, чтобы тут же рассеяться без следа. Спустя миг ослепительное пламя электрической дуги погасло. Иннот, исчерпав силы до дна, уронил руки и отступил, пошатываясь, на несколько шагов. Происходило нечто странное: останки злодея вдруг разом смялись и опали, опустевшая оболочка таяла, словно воск, чёрной жижей стекая по камням и впитываясь в землю; и одновременно вокруг с чуть слышным шорохом вяли растения, засыхая прямо на глазах. Не прошло и нескольких минут, как всё было кончено.
От креатуры Великого не осталось ничего, кроме ровного круга мёртвой травы. Тут наконец ноги отказались держать каюкера, и он тяжело осел. Голова кружилась, в ушах стоял звон, как при сильной потере крови. В руках пульсировала тупая боль. Он медленноопустил взгляд на свои ладони, ожидая увидеть самое худшее. «Пара волдырей? Всего-то? А я думал, мои конечности уже превратились в головешки», – с удивительным безразличием подумал он. Окружающий мир тихонько уплывал куда-то…
Очнулся Иннот от того, что кто-то немилосердно тряс его за плечи. С трудом подняв взгляд, он разглядел встревоженные физиономии Хлюпика и Гэбваро. «Я же сказал вам оставаться у костра!» – хотел было рявкнуть он, но сил на такую долгую реплику попросту не осталось…
– Что это было, мон?! Старина, что тут случилось? – напустились на него товарищи.
Каюкер устало прикрыл глаза. Спать, сейчас можно было только спать…
– Нет больше Гукаса, – собравшись, наконец, с силами, медленно произнёс он. – Всё. Окончательный каюк. Но и я иссяк. Надо отдохнуть…
Он плохо запомнил, что было потом. Вроде бы смоукер и Цытва-Олва подхватили его под мышки и помогли добраться до стоянки – попросту затащили туда на руках, уложили поближе к огню и укрыли куском парусины. Ему было всё равно; хотелось только одного – спать, спать… Он уснул, словно провалился в тёмную воду, и никакие сновидения не тревожили его в эту ночь: ни полузатопленный город, ни персонажики, ни музыка джанги.
Проснулся он от пробирающего до самых костей холода. Непривычное ощущение было отвратительным; каюкер плотно прижал локти к бокам, подтянул колени к животу, замерев в такой позе, но спустя несколько минут зубы его начали выбивать дробь. Ещё полусонный, он попытался вызвать прилив тепла, заставив течь живительную силу по телу… Увы! Ничего не получилось. От удивления Иннот проснулся окончательно и тут же вспомнил случившееся прошлым вечером.
«Похоже, я на некоторое время стал самым обычным человеком, – подумал он, тщетно пытаясь унятьдрожь. – Ну и дела… Я уже и не помню, когда в последний раз испытывал подобное. Не слишком-то это радует, особенно в нынешнем положении, честно говоря!» Пришлось выбираться из-под брезента и вновь разживлять огонь. Ожоги на ладонях сильно саднили, и это тоже было весьма неприятно и непривычно – как правило, его организм справлялся с подобными травмами в течение нескольких минут. За ночь костёр прогорел, но под слоем пушистого серого пепла ещё осталась горстка тлеющих углей. Кутаясь в своё драное пончо и приплясывая, чтобы хоть как-то согреться, каюкер принялся собирать топливо. Вскоре оранжевые весёлые языки взметнулись к небу, негромко потрескивая. Иннот уселся на корточки как можно ближе и обхватил себя руками. Некоторое время спустя к нему присоединился Гэбваро.
– Тут парочка долбаней осталась, – проворчал люди. – Твоя доля, на завтрак. Мы вчера их поджарили и попировали малость, но тебя не смогли добудиться.
– Завтрак – это хорошо! – Иннот с энтузиазмом впился в холодное волокнистое мясо.
Оно было жёстким, словно резина, и имело своеобразный, не слишком приятный привкус, но каюкер мигом умял обе тушки, с хрустом разгрызая и обсасывая косточки. Блаженное тепло понемногу начало распространяться по телу, но его всё ещё было слишком мало…
Вдруг из-за ближайшей скалы послышались дробный топот, шуршание скатывающихся камешков – и на стоянку ворвался Хлюпик, раскрасневшийся и взъерошенный, хватающий ртом воздух. Путешественники вскочили. Цытва-Олва подхватил корявый сук, Иннот положил ладонь на бумеранг. Хлюпик замахал руками, словно говоря «Идёмте, идёмте скорее!!!», но вместо слов слышалось только сипение. Похоже, у него пропал от волнения голос.
– Да что случилось-то? – спросил каюкер, с недоумением всматриваясь в лицо друга.
Смоукер отнюдь не выглядел испуганным; наоборот, у него был такой вид, будто случилось нечто, во что он никак не может поверить.
– Лучше посмотреть самим, мон! – резонно заметил Цытва-Олва и полез на скалу.
Пожав плечами, каюкер вскарабкался следом за ним – да так и замер. Над ущельем шёл дирижабль – небольшой воздушный корабль явно вавилонской постройки, но самым удивительным был даже не этот факт, а надпись на обшивке баллона. Ярко-жёлтые на коричневом буквы гласили: «Смоукерс тобакко компани», а ниже был нарисован логотип – стилизованная связка табачных листьев в круге.
В плечо Иннота с силой вцепились пальцы. Хлюпик, приоткрыв рот, во все глаза смотрел на медленно плывущее в воздухе чудо.
– Что скажешь, старина? Похоже, ваше племя не только перебралось в Биг Бэби, но и неплохо там устроилось! – ухмыльнулся каюкер.
* * *
– Послушайте старого воздушного волка, парни: если я говорю, что одной бутылки флогистона достаточно для ограбления, значит, так оно и есть. Более того, если всё пойдёт, как я задумал, она останется целёхонька!
– То есть мы даже не бахнем как следует?! – Ломающийся юношеский басок гориллоида звучал обиженно.
Кто-то из шимпов рассмеялся.
– У тебя ещё не раз будет такая возможность… Разумеется, если станешь работать со мной, – посулил Ёкарный Глаз. – А это дельце давайте провернём изящно.
Пират лениво потянулся и пальцами ноги ловко сграбастал со стола бутылку. В любом воспитанномобезьянском обществе такой жест был бы верхом неприличия, но здесь его оценили по достоинству. Мохнафронтовцы как-то сразу расслабились; подросток-горри шумно почесался под мышками, кто-то из шимпов устроился поудобнее, задрав ноги на стол.
– А теперь давайте перейдём непосредственно к делу, – сказал Фракомбрасс, когда толика огненной жидкости перекочевала в его пасть. – Вся фишка в том, что это будут как бы два ограбления одновременно: одно неудачное, но оч-чень громкое, другое же – наоборот, тихое и успешное.
– Как это?!
– Всё просто, парни. Ну-ка, сообразите: что прежде всего сделает охрана и эти хмыри за стеклянными окошками, если в здание банка ворвётся несколько отморозков с бутылкой взрывчатки?
– Э-э… Они нападут на нас?
– Не угадал… Вряд ли кому-нибудь захочется изжариться живьём. Не думаю, что их служебное рвение так далеко простирается. Значит, что? Охрана замрёт на месте, а кассиры, все как один, нажмут свои кнопочки!
Ёкарный Глаз торжествующе оглядел присутствующих.
– Э-э… Какие кнопочки, мистер Фракомбрасс? – смущённо улыбнулся шимп.
– Ты даже этого не знаешь?! Ну, Крекер… У каждого из этих парней имеется под столом такая специальная кнопка. Они могут нажать её в любой момент, причём не обязательно рукой – достаточно слегка приподнять колено. Тогда все двери автоматически блокируются, везде опускаются решётки, а в ближайшем участке стражи звенит тревожный сигнал. Усёк, что за кнопочка? Кстати: я тебя предупреждал, чтобы ты перестал называть меня мистером? Если хочешь иметь со мной дело, обращайся ко мне «кэп». В противном случае придётся тебя ознакомить с методом Фракомбрасса, а это, скажу я, штука пренеприятная… Хотя память после него улучшается – дай предки всякому! Мгновенный эффект…
Он снова глотнул рому. В комнате по углам уже валялось несколько пустых бутылок, на столе громоздились гора банановых шкурок и обглоданная куриная ножка. Пират предпочитал именно такой подход: незачем, в самом деле, лишний раз отвлекаться на еду; лучше перехватить кусочек-другой по ходу дела.
– И что? Какой нам с этого толк? – недоумённо хмыкнул павиан. – Мы попросту окажемся в ловушке: ни войти, ни выйти.
– Не спеши… Как я уже сказал, все двери блокируются автоматически, минут на тридцать-сорок, где-то так. В течение этого времени открыть их невозможно – ни снаружи, ни изнутри. Делается это для того, чтобы никто из грабителей не смог вырваться из здания до прихода стражи. Способ хороший, но у него есть и другая сторона: все помещения банка моментально превращаются в тюремные камеры, намертво изолированные друг от друга; в том числе и банковское хранилище – то место, где они держат всё самое ценное.
– Основные активы, – подсказал шимп в пенсне.
– Золотишко! – ухмыльнулся Фракомбрасс. – Золотишко и драгоценности, говоря простецким языком… А теперь представьте, что некто абонирует сейф в этом самом хранилище – примерно за день-два до ограбления. И надо же такому случиться, что как раз в тот момент, когда решётки опустятся, он будет находиться там – с парочкой своих коллег, естественно. Ну вот позарез им понадобились какие-то бумаги посмотреть, улыба!
В глазах шимпа медленно забрезжило понимание. Уголки его губ против воли поползли вверх.
– То есть в течение получаса…
– То есть в течение получаса там не будет никого, кроме этих милых яппи – в костюмах, при галстуках, все дела, короче… А когда двери разблокируют, естественно, публика ломанётся наружу – ну ещё бы, ведьнегодяи-грабители оставят в вестибюле бутылку с флогистоном, ежесекундно готовую взорваться!
– А как же камеры слежения? – внезапно вмешался один из павианов. – В банках они понатыканы везде! Там ведь видно будет, если кто-то начнёт взламывать сейфы…
– Видно-то будет, но надо ещё учитывать психологию! – усмехнулся Ёкарный Глаз. – Неужели ты думаешь, что кто-то из охраны станет пялиться в мониторы, когда такое творится!
– А что будут делать эти… Грабители?
– Для начала они заблокируют входную дверь, чтобы не оказаться в ловушке. Ну, а потом вытащат бомбу и… " Да что угодно, разрази меня гром! Грозите взорвать всё, что только можно, если вам тут же, не сходя с места, не выплатят мильён; требуйте свободы для обезьянских политкаторжан, протестуйте против детской порнографии… Или за неё… Да какая разница! Главное, чтобы эти парни поняли: вы – настоящие психи и не остановитесь ни перед чем. А потом, как только покажется стража, – уматывайте со всей возможной скоростью. Последний уходящий вышибает подпорку, двери захлопываются, и дело сделано!
– Круто!!! – Крекер подпрыгивал на месте от удовольствия. – Вот это действительно круто, верно, ребята? Мистер Фракомбрасс, а каким образом…
– Ой, птичка! – Пират вдруг вылупился на что-то за спиной шимпа.
Тот обернулся, желая узнать, что привлекло внимание его кумира; в этот момент Изенгрим Фракомбрасс запрокинул бутылку, одним быстрым глотком допил её содержимое – и изо всех сил запустил опустевший сосуд в затылок Крекера. Весёлый звон разбивающегося стекла смешался с потрясённым «Ох!» обезьянца. Обхватив голову руками, тот опустился на ковёр и замер в позе эмбриона, подтянув колени к животу.
– Я же тебя предупреждал, сынок, – укоризненнопокачал головой пират. – Никаких «мистеров». Готов биться об заклад, теперь ты хорошо это запомнил! В этом-то и состоит принципиальное отличие метода Фракомбрасса от любого другого: даже самый тупой ублюдок схватывает всё поразительно быстро… Ну же, хватит валять дурака; ты ведь мужик, а не тряпка… Вставай.
Крекер неуверенно поднялся, цепляясь за стол, и осторожно пощупал затылок. Вид у него был ошалелый.
– Итак, продолжим, – невозмутимо сказал Фракомбрасс. – Теперь вам надо запомнить порядок действий и позаботиться о снаряжении. Да, основное, на что следует обратить внимание, – это пути отступления. Пожалуй, стоит заранее приготовить парочку-другую сюрпризов для тех, кто будет нас преследовать. Это самый серьёзный момент во всей операции, парни: убегающие должны отвлечь внимание стражи – и ни в коем случае не попасться ей в руки.
– То есть они должны нас заметить и броситься в погоню?
– В точку! И чтобы неслись как обоссанные олени, ясно?!
– Почему обоссанные? – с недоумением спросил кто-то.
– А ты хоть раз ссал на оленя? – серьёзно ответил пират. – Вот то-то. Попробуй как-нибудь на досуге, увидишь!
Послышались смешки.
– Давайте-ка сначала решим, кто в какой группе. Сам я, понятное дело, буду вскрывать сейф. Собственно, для взлома вполне достаточно двоих, и я бы предпочёл в качестве напарника горри. Ну, можно ещё кого-нибудь в помощь…
– Тогда у третьего должен быть представительный вид, – задумчиво произнёс шимп в пенсне. – Вы с Чунгом сойдёте за телохранителей…
– Отличная мысль! Как насчёт тебя самого?
– Насчёт меня?
– Ну да… С этими стёклышками на носу ты вполне потянешь на важную птицу, особенно если тебя приодеть как следует!
– Почему бы и нет? – пожал плечами шимп.
– Лучше уж я, – неожиданно вступил в разговор молчаливый молодой павиан. – У меня и костюм есть хороший для такого случая; а вот бегать я не очень горазд.
На подготовку всей операции Ёкарный Глаз отвёл три дня; большая часть времени ушла на поиски подходящей экипировки. Затем мохнафронтовцам нужно было разведать маршрут отступления, вернее, несколько маршрутов – на случай всяких неожиданностей. Сам пират предполагал попросту раствориться в толпе сразу же после того, как покинет банк. «Минутное дело, – втолковывал он своим помощникам. – Стоит только сбросить эту нелепую одежонку, как для большинства людей мы станем просто обезьянцами – эти тупицы не различают нас в лицо». На том и порешили.
День ограбления выдался солнечным и ясным, в отличие от предыдущих – ливни шли один за другим, и уровень воды за последнее время поднялся ещё сантиметров на тридцать. Правда, пока что наводнение не затронуло ни Лоск Бэби, ни деловую часть города – пострадали в основном трущобы; поэтому мэрия не торопилась принимать экстренные меры, ограничившись повышением налога с гидротаксистов, так как число последних, особенно в подтопленных районах, возросло едва ли не вдвое.
Поначалу всё шло гладко: трое одетых с иголочки обезьянцев неторопливо поднялись по ступеням и вошли в вестибюль. Ёкарный Глаз мысленно поморщился: изображать из себя телохранителя оказалось не слишком-то здорово, в основном, конечно, из-за костюма. Лакированные туфли жали нижние лапы, спина под тканью строгого пиджака немилосердно чесалась, туго накрахмаленный воротничок мешал дышать, а узел галстука пренеприятнейшим образом напоминал о виселице, которой чудом удалось избежать. Усилием воли Фракомбрасс заставлял себя идти прямо, с каменным выражением лица поглядывая по сторонам. Пока что обстоятельства складывались как нельзя лучше: в этот час был наплыв посетителей, и на них никто не обращал особого внимания.
– У нас две минуты, – почти не разжимая губ, произнёс он.
Гориллоид, не выдержав, оглянулся на стеклянную дверь. На площадь перед банком как раз выезжал знакомый обшарпанный фургон. Стараясь держаться как можно неприметнее, троица злоумышленников неторопливо спустилась в хранилище. Павиан открыл специальным ключом свою ячейку и, достав стопку исписанной бумаги, принялся её перелистывать, делая вид, что ищет нужный документ.
– Ну что же они медлят! – тихонько заскулил Чунг. – Пора ведь уже!
– Спокойно, парень, спокойно… Без нервов… – сквозь зубы процедил Фракомбрасс, краем глаза следя за охранником.
Тот со скучающим видом стоял неподалёку. «И впрямь запаздывают! – подумал пират. – Ведь ясно же было сказано: с точностью до секунды! Ну, если сорвётся! Я тогда всем и каждому объясню, что я о них думаю, при помощи своего личного метода!» Тут из вестибюля послышались крики, а секундой позже взвыла наконец долгожданная сирена. Охранник вздрогнул, выхватил дубинку и рванулся вверх по лестнице, напрочь позабыв об оставшихся. Через несколько мгновений с потолка рухнула массивная решётка, с громким лязгом перегораживая проход. Губы Фракомбрасса медленно расползлись в широкой ухмылке: кроме них троих, в хранилище больше никого не было. Удача сама шла прямо в лапы!
– За работу, парни! – весело приказал он, раскрывая саквояж.
* * *
Иерофант самодовольно улыбнулся и погладил бороду.
– И тогда я предложил им отведать нашего любимого метеорологического напитка. Неофиты притащили на борт целый ящик, а к тому времени, как команда дирижабля немного протрезвела, мы уже были по ту сторону гор. Надо сказать, управлять этой штуковиной в одиночку – задача не из лёгких! Но я справился, как видишь, – а здесь уже не составляло большого труда найти вас по психическим вибрациям.
– Да, если бы не ты, не знаю даже, как бы всё обернулось! – Иннот покачал головой. – Застряли бы в горах предки знают на сколько!
– Ну, по этому поводу стоит… – Старец выжидательно посмотрел на каюкера.
Тот вздохнул и протянул свой стакан. Иерофант, довольно крякнув, разлил остатки прозрачной жидкости.
– Значит, смоукеры собирают дикорастущий табак? Жаль, я не знаю, как он выглядит; а то бы тоже искал по дороге…
– О да, собирают, причём в немалых количествах! Оказывается, неподалёку от наших мест есть одна укромная долина, в которой сия трава произрастает круглый год. Именно таким образом они и наткнулись на монастырь и, поражённые его величием, пристали к площадке Большого Радиуса. Едва узрев воздушный корабль, я понял, что это недурная оказия помочь вам, – и вот…
– Но как ты узнал, что нам удалось бежать?
– Мы, метеорологи, обязаны следить за всем, что появляется в пределах Туманного хребта, – наставительно сообщил иерофант. – И когда я услыхал, что в северных предгорьях шляется кучка каких-то безумных куки, то сразу же подумал о тебе.
– Ну, спасибо…
– Честно говоря, я наблюдал твой поединок с креатурой Великого в магическом кристалле, – признался старец. – Никогда бы не поверил, что эту тварь может одолеть кто-то, воспитывавшийся вне стен нашего монастыря! Выражаю тебе респект, чужеземец. Сложись всё иначе…
– Отечество оказалось бы в опасности? – поднял бровь Иннот.
– Нет, просто разбираться с мертвящей пакостью пришлось бы кому-нибудь из нас; причём, скорее всего, мне самому.
– Ты бы справился! – ухмыльнулся каюкер. – Я же помню, как ты меня уделал…
– Справился бы, конечно, – против сверхзвукового щелбана никто не устоит… Но там ведь даже руки помыть негде!
– Это ты верно подметил… Так что же, ты сейчас возвращаешься в башню?
– Не совсем. Я тут подумал и решил, что неплохо было бы прошвырнуться с вами в Вавилон. Я ведь сто лет там не был… – Иерофант помолчал, нахмурив брови и беззвучно шевеля губами. – Или нет, даже сто пятьдесят. Погляжу, что новенького появилось. Заодно со старыми знакомыми повидаюсь.
Выспрашивать, какие такие иерофантовы знакомые стопятидесятилетней давности живут до сих пор в Биг Бэби, каюкер не стал. Одним глотком прикончив обжигающую горло жидкость, он поставил стакан и нетвёрдой походкой вышел из каюты. Даже его организм, перерабатывающий алкоголь почти моментально, не мог справиться с любимым напитком метеорологов сразу.
Хлюпик стоял на корме. В руках он держал какую-то странную штуковину – что-то вроде здоровенного высушенного стебля с листьями.
– Как там этот бородатый? Всё пьёт?
– Угу.
– Это же ужас какой-то! Слушай… – Хлюпик перешёл на шёпот. – А может, он бухарь? Помнишь, нампро мёртвые деревни рассказывали? Наши все в каюту к нему заходить боятся, даже капитан! Как зайдёшь – он сразу тебе наливает; и не откажешься ведь… Как можно-то!
– Ничего, там не так уж много осталось, – утешил приятеля Иннот. – Меньше половины ящика, по-моему. А своим скажи, чтобы не боялись. В случае чего приму удар на себя.
– А ты разве уже восстановил свои… Ну, эти… Электричество своё?
– Да я не это имел в виду! – ухмыльнулся каюкер. – А что касается энергии – к сожалению, не всё так просто. Мне ж для этого питаться надо постоянно и помногу, а на дирижабле все запасы весьма ограниченны. Так что в этом смысле я на нуле. Но в конце концов, я и кулаками неплохо умею махать!
– Научишь? – с интересом спросил Хлюпик.
– Отчего же нет… Правда, наука эта с ходу не даётся; тренироваться нужно каждый день. Глядишь, мы из тебя ещё каюкера сделаем!
– Ох, вряд ли… – Хлюпик вздохнул.
– А что это у тебя в руках?
– А, это… Ну, понимаешь, есть такой смоукеровский обычай, – чуть смущённо объяснил приятель. – Это табак. Когда за кем-нибудь из наших приходит Амба, то остальные должны собраться, посидеть у костра и помянуть его добрым тихим словом. А пока поминают, бросают в огонь высушенные табачные листья.
– Понятно…
– Мои соплеменники надарили мне полные карманы всякой всячины: и трубочный табак, и сигары. Знаешь, просто язык не повернулся сказать, что мне всё это больше не требуется. Ну, и я вроде как… Решил помянуть тех, кто бежал с нами, кого теперь уже нет. Хоть они и не смоукеры, но всё равно…
– Да, жаль мужиков, – задумчиво согласился Иннот. – По крайней мере, некоторых. Но лучше уж погибнуть во время побега, чем зачахнуть на Территории.
– Вот и я так думаю. – Хлюпик оторвал сушёный табачный лист и пустил его по ветру.
Словно маленькая лодочка выскользнула из синей ладони – и закувыркалась, закружилась в воздушных потоках.
– Хуц был хорошим, помогал мне на первых порах… Понятиям учил. Цупаж Хуц…
– Прохонзол мне тоже понравился, – сказал Иннот. – Хорошо держался, до последнего.
– Прохонзол Эжитюжи…
– Да и остальные… Братья Заекировы, Цулдас Ду Лову, Пепелд Похипак…
– Пупанто Заешир…
– Сэлбасер Дамаяди…
Один за другим золотисто-коричневые кораблики исчезали в голубой пустоте за кормой гондолы.
Путешествие продлилось больше недели. Первые три дня измотанные и оголодавшие беглецы только и делали, что отъедались и отсыпались. В перерывах между этими двумя важнейшими занятиями Хлюпик с наслаждением загорал, жмурясь от удовольствия, словно кот. Иннот часто составлял ему компанию и, устроившись так, чтобы дым не летел на друга, попыхивал трубочкой. Вообще-то любой открытый огонь на воздушных кораблях находился под строгим запретом – но поскольку данное конкретное судно принадлежало смоукерам, капитан был вынужден смотреть сквозь пальцы на такое вопиющее нарушение правил. Впрочем, он утешал себя тем, что получит премию по возвращении – руководство «Смоукерс Тобакко Ко.» старалось поддерживать хорошие отношения со всеми вольнонаёмными служащими и не скупилось на поощрения. Гэбваро Цытва-Олва просто лежал, закутавшись в плед, на палубе и часами смотрел на проплывающие мимо них облака, чему-то легонько улыбаясь. Иерофанта старались лишний раз не тревожить: долго находиться в обществе старца было попросту невозможно; его могучий интеллект давил на собеседника почти что физически. Только Иннот рисковал заходить к нему в гости и каждый раз появлялся обратно из каюты на заплетающихся ногах. Хотя формально главным на дирижабле был Перекур, бригадир сборщиков табака, как-то само собой получилось, что все слушались иерофанта. Матросы после первой грандиозной пьянки относились к верховному метеорологу с огромным уважением; а смоукерам он и вовсе внушал такую робость, что они словно бы делались ещё ниже ростом и старались лишний раз не попадаться ему на глаза. Вдобавок старец почти всегда верно предсказывал погоду на следующий день.
