Павел Марушкин
Старая Контра
– Просто? Хо-хо! Этому мастерству учатся долгие годы! Сначала тренируют мощь и силу пальцев, потом – ежедневно по нескольку часов в день учатся наносить щелбан, оттачивая быстроту движения, сперва на мягкой поверхности, потом на твёрдой. И лишь когда ты сможешь одним щелчком разбить бутылку или расколоть толстую сосновую доску…
– Мне попросту дали щелчка! Поверить не могу!
– Не понимаю, что тебя так смущает, – пожал плечами иерофант. – Речь сейчас не об этом. Я не стану тебя задерживать, если ты решишь уйти; однако знай, что пытаться перевалить через Туманный хребет в одиночку равносильно самоубийству. Мы, разумеется, укажем тебе торные тропы, но я хотел бы знать – для чего тебе так надо на север? Ты сказал, что идёшь выручать из беды друга…
Иннот глубоко вздохнул и принялся рассказывать. Под конец он извлёк из-под пончо заколдованную медную монетку и положил на ладонь. Стрелка лениво развернулась, указывая в сторону гор.
Воцарилось молчание. Внезапно иерофант отступил на шаг и отвесил изумлённому каюкеру глубокий поклон.
– Ты и впрямь редкий человек, чужеземец! Знай же: то, что ты намереваешься свершить, сродни великому Посвящению, кое прошли все корифеи… Ибо исполнить задуманное не в человеческих силах.
– Ну почему же? – пожал плечами Иннот. – Если взяться за дело с умом…
– Никому ещё на моей памяти не удавалось вырваться из когтей живых мертвецов и великих некромантов севера! Воистину тобою движет то же высокое безумие Духа, что и нами!
– Знаешь, Верховный, я не большой знаток метафизики и вообще – парень конкретный. Так что сориентируюсь на месте, ну а там видно будет. Кстати о торных тропах: я видел любопытную штуковину в той комнате, где ты меня вырубил. Что-то вроде объёмной карты. Я потом спрашивал Абаку, но он не знает, о чём речь, а сам я её не нашел.
– Конечно, он не знает: прозелитам и неофитам нечего делать в климатологической!
– А мне можно глянуть? Старец пошевелил бровями.
– Полагаю, что да. Открою тебе секрет: это всего лишь макет, хотя и необычайно подробный. Он служит для моделирования некоторых процессов, но отнюдь не для их инициации.
– А как вы управляете погодой? Бормотология?
– Да, но не только. Высоко в горах расположены тайные устройства и древние механизмы, которые могут вызывать те или иные изменения в окружающем мире… Это всё, что я могу сказать непосвящённому. Если ты когда-нибудь захочешь узнать больше, возвращайся сюда и вступи в наше братство.
– Мне придётся начинать с прозелита?
– Как и всем…
– Однако, сдаётся мне, дерусь я получше этих ребят в беленьком…
– Твоё воинское мастерство где-то на уровне продвинутого неофита, но дело ведь не только в умении сражаться. Кроме того, согласись: если бы не твои необычные способности, столь схожие со способностями электрического угря, ты вряд ли управился бы со своими соперниками.
– Ну, это как сказать; всё же в полную силу я дрался только с корифеем… Хотя он будет покруче меня, признаю.
– Должно быть, там, откуда ты пришел, немногие могли сравниться с тобой; ибо даже неофит башни способен одолеть мастера воинских искусств из тех, что обитают внизу, – иерофант махнул рукой в сторону юга.
– Напрасно ты так пренебрежительно говоришь о них, – отозвался каюкер. – Однако я и в самом деле был бойцом не из последних. Пожалуй, только проклятый Шамполамо оказался сильнее меня, да и то – будь у нас равное оружие, неизвестно ещё, кто кого.
– Шамполамо? Чаква Шамполамо?
– Ты знаешь его?! – изумился Иннот.
– Который уже раз я убеждаюсь, что в мире нет случайностей… – прошептал иерофант. – Знаю ли я его? Да, я его знаю. Молодой адепт, один из самых талантливых… И самая большая ошибка за долгие годы моей жизни.
– Так он отсюда? То-то махается здорово… – понимающе кивнул Иннот. – Но постой, ты сказал, адепт? А разве адепты не должны получить твоего соизволения на то, чтобы покинуть монастырь?
– Таково общее правило, и можешь поверить, все эти годы оно свято блюлось. Носителям высокой мудрости не пристало жить среди простых смертных, ибо их страсти в конце концов овладевают даже лучшими из лучших, а сила мудрецов такова, что способна натворить множество бед… Башня Безумных Метеорологов – это центр тяжести невидимых весов, нависших над миром. Мы должны находиться здесь, чтобы равновесие чаш сохранялось.
– А что же с Шамполамо?
– Это печальная история… Он действительно был очень талантлив, но при этом чрезвычайно своеволен и высокомерен. Долгое время наставники смотрели на это сквозь пальцы; ибо высокое мнение о собственной персоне постоянно подстёгивало его тягу к совершенству, а своеволие они считали проявлением независимости духа. Особенно поднаторел он в боевых искусствах, в совершенстве овладев техниками грохманта и носопыра. Однако нравственность его и мораль были куда менее совершенны, чем тело и дух. Полагаю, низменные инстинкты и желания постепенно овладевали им, подтачивая самую суть. И вот, уже будучи адептом, он обратился ко мне с просьбой допустить его в зал Посвящения. Однако разрешить подобное было бы верхом неразумия – ибо он не был готов принять звание корифея и всё с ним связанное.
– Извини, что перебиваю, – маленькие глазки Иннота сверкали от любопытства, – но что за Посвящение-то?
– Сие великая тайна… Впрочем, тебе я могу её открыть, ибо на самом деле всё это фигня. Поклянись только не говорить ни слова, пока находишься в этих стенах.
– Шобъясдох! – торжественно произнёс каюкер ритуальную формулу страшной клятвы и ткнул себя в грудь оттопыренными большими пальцами. – А почему?..
– Чтоб неофиты с прозелитами не борзели, – пояснил иерофант. – Должны же они старших уважать! Есть, понимаешь, такое слово – субординация… А тайна сия проста, чужеземец: звание корифея получают вместе с чёрными очками. Несколько десятков этих очков хранятся в футлярах в верхней части зала Посвящения. Чтобы взять такой футляр, надо взойти по лестнице – она спиралью завивается вокруг колонны громоотвода. Но лестницу стережёт расчленяющая машина. Словно огромный тарантул из воронёной стали, висит она в паутине тросов и ферм, ожидая очередного претендента.
– А в чём фишка-то?
– Суть в том, что победить машину не в человеческих силах. Она намного быстрее и сильней любого, пусть даже самого закалённого и опытного бойца. Чтобы одолеть её, надо выйти за пределы собственной личности; сверхчеловеческим напряжением сил освободиться от оков собственного «я». Такое по силам единицам; но даже если в двери Посвящения войдёт самый просветлённый из адептов, предсказать исход схватки нельзя.
– Хотел бы я посмотреть!
– Она сейчас на техосмотре. Панцирь снят, тяги я сам пооткручивал и положил в керосин отмокать; короче – железяка железякой…
– Ладно, проехали. Значит, некогда молодой адепт Чаква обратился к тебе с просьбой и получил отказ?
– Верно. Он продолжил обучение, вкладывая, как обычно, все свои силы в то, что делал, – и я решил было, что он усмирил свою гордыню, ибо теперь большую часть времени Чаква посвящал не боевым искусствам, а резьбе по дереву. Я счёл это благоприятным признаком, но время показало, сколь жестоко я ошибался! Спустя месяц я послал с неким поручением за пределы башни одного из умудрённых адептов, а вскоре выяснилось, что Чаква Шамполамо бесследно исчез. Я велел обшарить монастырь сверху донизу, и в кессонной камере Подводных Врат метеорологи обнаружили бездыханное тело моего посланника. Должно быть, Шамполамо подстерёг несчастного и погасил его, забрав пайцзу – ключ, при помощи которого можно покинуть башню.
– Погасил?
– Его убили приёмом «танец маленьких грохмантов», а стилем грохманта проклятый ворюга владел в совершенстве.
– А что это за приём?!
– Да ничего особенного, монтировкой по маковке приложил, и всё тут… Раз пятьдесят…
В голосе иерофанта прорезалась досада.
– Ты отрядил за ним погоню?
– Да. Я прибегнул к бормотологии, чтобы определить, куда он направит свои стопы. Он шел в Вавилон, и я послал по его следам адепта, поднаторевшего в боевом мастерстве, полагая, что этого будет достаточно. Увы, он вернулся ни с чем! Проклятый Шамполамо как сквозь землю провалился.
– Ну и дела! – покачал головой Иннот. – Ладно, когда я буду устраивать ему каюк, то передам от тебя личный привет, оки? Кстати, что он спёр-то?
– Ты слышал что-нибудь о Великом Маге, вскрывшем подземные реки? – приосанился старец.
– А то! – хмыкнул каюкер. – В Биг Бэби даже песенка такая есть: «затопил нас Мардехай, хоть ложись да подыхай». Великий Маг Мардух и есть тот самый кекс, который обожает заливать соседей… В континентальном, так сказать, масштабе!
– Я бы попросил! – Иерофант оскорблённо выпятил губу.
Каюкер непонимающе нахмурился. Спустя миг до него дошло…
– Так Мардух – это ты?!!
– Э… Ну да. Только я не люблю, когда меня так называют. Эта дурацкая кличка у меня ещё со школьных времён… Так вот, юноша: я действительно занимаюсь крупномасштабными проектами; и если бы всё шло, как положено, никаких особых бед не случилось бы. Дело в том, что в нашем мире с давних пор существуют два величайших бормотологических артефакта, созданных некогда разумом столь же великим, сколь и таинственным. Это волшебные палочки, дающие непосредственную власть над живой и мёртвой материей – заветная мечта бормотологов всех времён и народов. Белая позволяет творить чудеса с живыми организмами, а чёрная совершает изменения в косной природе. С её-то помощью я и поднял воды из глубин земли, надеясь остановить процесс спустя должное время. Но – увы! Похититель умыкнул сей уникальный инструмент, поставив меня в крайне неловкое положение.
– Почему ты рассказываешь мне такие вещи? – спросил Иннот после долгой паузы. – Уж это – как пить дать самая страшная тайна! Такое могущество…
– Вовсе нет… Дело в том, что обычный человек, да и волшебник тоже, если только он не Великий Маг, попросту не может воспользоваться этим инструментом. Мозг не выдержит, понимаешь? Это всё равно, как если бы слабенькую лампочку ввернули в патрон и подали напряжение раз в десять выше номинального. Надеюсь, в электричестве ты разбираешься – ведь ты и сам в некотором роде…
– Ясен пень! Но зачем же тогда Шамполамо похитил её?
Иерофант пожал плечами.
– А кто его знает! Могу сказать одно – если бы он активировал её, то превратился бы в буйного психа или слюнявого идиота раньше, чем смог бы что-либо сделать.
– Значит, одна из этих палочек до сих пор хранится у вас? – заинтересовался Иннот. – А можно взглянуть на этакое чудо?
– Можно, почему бы и нет… Пойдём. Иерофант провёл каюкера по коридорам, в этот час пустынным – у метеорологов был разгар утренней тренировки. У одной из дверей, на вид ничем не отличающейся от других, старец остановился.
– Вы бы хоть таблички повесили! – посоветовал каюкер. – Как вы ориентируетесь, где что? Ну, допустим, ты за столько лет знаешь здесь всё, как свои пять пальцев, но остальные-то?
– Для остальных это неплохая тренировка памяти, – откликнулся иерофант. – Ибо для дисциплинированного ума ничего не стоит удержать в голове карту башни.
Комната, в которой они оказались, была совсем небольшой. В отличие от прочих помещений, все плоскости здесь покрывала керамическая плитка – терракотово-жёлтые миниатюрные квадратики. Светильники почему-то были устроены прямо в полу – два круглых окошка, забранные матовым стеклом. В ярком луче одного из них парила, ничего не касаясь, круглая голова демона, искусно вырезанная из кости, с выпученными чёрными глазами – словно негатив талисмана, подаренного каюкеру Джихад. Иннот, не веря своим глазам, подошел ближе.
– Сейчас она не слишком-то похожа на палочку, верно? – раздался за спиной Иннота довольный голос иерофанта. – На эту вещь наложено трансформирующее заклятие; в данном случае она преобразована в антикварный разрезатель для бумаги и конвертов. Моя причуда, если честно… Нажимаешь на глаза, и изо рта выскакивает язык – острый, как бритва!
* * *
Просыпаться после наркоза – не самое приятное дело; в худшем случае недосчитываешься какой-нибудь части тела, в лучшем – испытываешь головокружение и рвотные позывы. С трудом преодолев тошноту, Адирроза разомкнула веки. «Хлороформировали, гады!» Руки и ноги были на месте, хотя затекли изрядно. Уже хорошо… Из-за приоткрытой двери слышался раздраженный голос Каракозо:
– А это меня не интересует; это твоя проблема. Захочешь – успеешь. Условия именно такие, как я сказал: через три часа я перезвоню и назначу место встречи. Нет – пеняй на себя. Что? А я буду разговаривать в таком тоне, в котором считаю нужным, милейший. Да, я знаю, что ты не привык… И что каюкер не из последних, мне тоже известно. Мне про тебя вообще известно многое: кто ты такой, твой телефон, адрес, кто твои родственники, где они живут и так далее. Я не запугиваю, я хочу, чтобы ты уяснил ситуацию… Да. Именно так. Кстати, учти: он нужен мне живым и здоровым; в каком виде мне его сдашь – в таком получишь свою подружку… Ну, всё, хватит болтать. Время пошло.
Брякнула брошенная на рычаги трубка. Адирроза попыталась шевельнуться – и обнаружила, что не может этого сделать. Тело девушки было надёжно зафиксировано в специальном кресле. Руки, ноги и талию охватывали прочные ремни; даже голову повернуть было невозможно – в виски упирались обтянутые войлоком фиксаторы. Послышались шаги. Бывший шеф Адиррозы, он же – бессменный директор «Веспа Крабро», одной из самых таинственных и зловещих организаций Вавилона, аккуратно прикрыл за собой дверь, уселся напротив пленницы и скорбно вздохнул.
– Если бы ты только знала, девочка, как ты меня огорчила!
– В самом деле? – Усилием воли сипапоккула заставила себя говорить спокойно, ледяным тоном. – Спасибо за букет, очень красивый. Жаль только, ваза разбилась.
– У нас был выбор: либо панцирник, либо несколько капель растительного алкалоида тебе в пищу. Я остановился на первом варианте: на мой взгляд, ты вполне заслуживала того, чтобы увидеть напоследок нечто красивое.
– Зачем вы так, шеф? – тихо спросила Адирроза.
– Потому что покинуть нашу организацию можно тремя способами: умереть от старости, умереть, исполняя свой долг, или… Просто умереть. Я пытался тебя предупредить, но ты, видно, совсем не понимаешь намёков. Кстати, если не секрет: как ты догадалась, что это ловушка?
– Запах… – Адирроза попыталась сесть удобнее, но ничего не получилось. – Эфир не до конца испарился, я почуяла странный запах и насторожилась.
– Этот Чырвен с его микофобией… – поморщился Каракозо. – Перестраховался, понимаешь! Ничего никому уже нельзя поручить. Всё приходится делать лично, да и то… – Он махнул рукой.
– Нельзя ли меня развязать? – осведомилась сипапоккула.
– Ну, это вряд ли! Ты же всё понимаешь, девочка: я не буду рисковать, оставаясь наедине с прекрасно обученной убийцей, зачем мне это!
– Позовите Таубе и Брауде делов-то! – хмыкнула Адирроза.
– Увы! Оба нынче нетрудоспособны; я, конечно, очень надеюсь, что временно.
– Оба? – удивилась девушка.
– Да… Собственно, любой другой на их месте давно отправился бы на тот свет. Счастье, что у горри такие крепкие черепа; но бедняга Таубе до сих пор в коме, да и Брауде очень плох.
– Как это случилось? – полюбопытствовала Адирроза, затем взгляд её метнулся в угол. Клетка была пуста. – Где Фракомбрасс? Неужели?..
– Удрал прямо у меня из-под носа. В оправдание могу лишь сказать, что ему помогли, причём весьма оригинальным способом.
Сипапоккула улыбнулась, потом хихикнула и, наконец, расхохоталась во весь голос – несмотря на отчаянное положение, её распирало веселье.
– Да, можешь посмеяться над стариком. – Каракозо без улыбки смотрел на свою пленницу. – Я это заслужил, наверное.
– Извините… Шеф… Но это и впрямь смешно! Надо же, какой везучий засранец… Я-то думала, что уж если он попал в лапы наш… Вашей фирме, то больше не вырвется…
– К сожалению, это не так. – Каракозо придвинул свой стул вплотную к креслу. – Однако, думаю, тебе гораздо интереснее узнать собственную участь, а? Вообще ты молодец, хорошо держишься.
– Ну, если я до сих пор жива, значит, вы решили использовать меня в какой-то своей комбинации, – рассудительно промолвила Адирроза. – Верно? Я ведь знаю, как это обычно делается.
– Да, ты права. Если честно, я даже рад, что всё так получилось. В смысле, что ты осталась в живых. Теперь у нас есть реальный шанс обменять тебя на Фракомбрасса, девочка. Ты веришь в предопределённость судьбы? Я – нет, но такое впечатление, что ваши с Ёкарным Глазом пути переплелись в единое целое.
– Кто же предложил такую странную сделку? – удивилась сипапоккула.
– Это моя идея. Ты не совсем верно ставишь вопрос, душа моя: ключевое слово здесь не «кто», а «кому».
– И кому же?
– Одному из твоих знакомых, известному в определённых кругах под кличкой Громила. Собственно, с моей стороны это было жестом отчаяния; я бил наугад… Но, похоже, попал-таки в цель!
– Вы считаете, что за побегом стоял он? Но почему именно здесь и сейчас?.. В джунглях возможностей было куда больше!
– Об этом ты сможешь расспросить его лично. Я всего лишь хочу получить пирата обратно; у меня были некоторые основания полагать, что гориллоиду известно его нынешнее местонахождение. Так что я позвонил ему и предложил обмен.
– А что это за «основания»?
– Ну, например, я сильно подозреваю, что у твоего друга имеются связи с обезьянским подпольем.
– С подпольем? Вы имеете в виду все эти экстремистские организации?
– И это тоже… Нет, на самом деле ничего конкретного, иначе бы мы давно его взяли; впрочем, если сделка состоится, это будет означать, что я прав.
– Значит, обмен… А почему вы вообще решили, что я ему нужна?
– Из твоего собственного отчёта предельно ясно, что ты сдружилась с этой странной компанией. Логично было предположить, что симпатия возникла обоюдная…
– Ну и сволочь же вы! – процедила сквозь зубы Адирроза.
– Специфика работы, только и всего… Кстати, ты и сама поступала в точности так же; тебе это разонравилось, лишь когда дело коснулось твоей драгоценной персоны.
– Вы ведь не оставите меня в покое, верно? Если не сумеете пришить нас обоих во время обмена, то сделаете это потом. Что это будет, шеф: яд, выстрел одного из моих соплеменников или просто хороший удар дубинкой в тёмной подворотне?
Каракозо выразительно пожал плечами и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. В комнате повисла ватная тишина; пробковые панели поглощали все звуки.
Сипапоккула тихонько шмыгнула носом, но тут же стиснула зубы. «Громила! Ты же хитрый! Пожалуйста, придумай что-нибудь! Ты обязательно подстрахуешься, я ведь знаю!»
* * *
Среди коротко знавших Громилу ходили самые разные истории о том, как именно мохнатый увалень стал грозным каюкером. Большинство склонялось к мнению, что гориллоида ещё в детстве взял на воспитание некий старый сенсей, обезьянский мастер каюкиндо, обучив секретным каюкерским приёмам. Сам Громила, стоило такому разговору возникнуть в его присутствии, только ухмылялся с таинственным видом, чем ещё больше убеждал приятелей в правоте этой версии.
Оставим дикий термин «каюкиндо» на совести придумавших его; тем не менее определённая доля истинытут присутствовала. Предпенсионного возраста обезьянец, известный под прозвищем «дед Гамовер», действительно был в своё время наставником молодого гориллоида. Позже Громила превзошёл своего учителя практически во всём, однако полученные уроки глубоко врезались ему в память. «Выходя из дома – неважно, идёшь ли ты работать или просто за пивом в ближайший ларёк, первым делом проверь, не следит ли за тобой кто-нибудь, – учил Гамовер. – Возьми это за правило. Одним лишь предкам известно, сколько дел провалено из-за того, что всякие олухи вроде тебя были чересчур самонадеянны. Поэтому, прежде чем начнёшь действовать, позаботься о том, чтобы обрубить все хвосты».
Выйдя из парадной, обезьянец чисто по привычке бросил взгляд по сторонам, запоминая облик находившихся поблизости прохожих. Свернув за угол, он остановился, глядя в зеркальную витрину парикмахерской и поправляя взъерошенные волосы на макушке. Внезапно на противоположной стороне тротуара появилась фигура в неброском пончо – вроде бы только что виденная. «Так-так», – оживился гориллоид, но не подал виду и неспешным шагом направился по улице. Спустя минуту в лохматой голове уже нарисовался план действий. Громила стал путать следы. Делал он это нарочито неуклюже, стараясь, чтобы преследователь не потерял его из виду, и вдруг резко свернул в тёмную подворотню. Он уже давно присмотрел это место: в стене здесь неизвестно для каких надобностей была сделана узкая и довольно глубокая ниша, более чем подходящая для того трюка, который он намеревался провернуть. Втиснувшись в неё, Громила затаил дыхание.
Шпик свернул под арку и замедлил шаги, давая глазам привыкнуть к полумраку. Огромная мохнатая лапа, в тот же миг сцапавшая его за шкирку, явилась для бедняги полнейшей неожиданностью: она словно выросла прямо из стены! Пойманный, безусловно, был профи: ему понадобилось всего мгновение, чтобы осознать случившееся, но Громиле хватило и этого. Он буквально впечатал свою добычу туда, где секунду назад прятался сам, и прижал к сырой кирпичной стене, лишив возможности двигаться.
– А ну, тихо, любезный! – проворчал каюкер, вплотную приблизив лицо и оскалившись: он знал, какой эффект это способно произвести. – Можешь не рыпаться, ты уже попался. Предупреждаю сразу: реакция у меня отменная, так что давай попробуем обойтись без глупостей, оки? Сейчас ты мне ответишь на пару вопросов; ну а если у тебя хватит безрассудства шевельнуться, узнаешь, что такое перелом шейных позвонков.
– Отпустите! Ради всех предков, деньги в бумажнике! – просипел пойманный.
– Не надо, не надо, – покачал головой Громила. – Не надо изображать из себя невинного прохожего. Времени у меня мало, поэтому сделаем так… – Он вдруг резко развернул шпика спиной к себе, вывернул ему руку и перехватил запястье. – За каждый неправильный ответ я буду ломать тебе один палец. Следовательно, у тебя будет десять попыток; ну, а потом травмы станут уже серьёзнее. Да, чуть не забыл: отвечать нужно быстро. Секунда промедления – пальцем меньше. Итак, слушай внимательно: вопрос первый. На кого ты работаешь?
Шея пойманного покрылась крупными каплями пота.
– Вы делаете ошибку… Громила чуть усилил нажим.
– А ты, похоже, из непонятливых, сынок…
– Ладно! Отпустите! Я скажу! Он не представился… А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
– Я ведь предупреждал, – укоризненно покачал головой Громила. – Ну почему некоторые не перестают мухлевать даже на смертном одре? Вопрос тот же, дорогуша… А вот палец теперь другой.
– Его имя тебе всё равно ничего не скажет! – со слезами на глазах выкрикнула жертва.
– Но это тот, кто звонил мне и предлагал обмен?
– Да! Да! Отпусти, больно!
– Твоя задача? – жёстко спросил гориллоид.
– Проследить, куда ты пойдёшь!
– И только?
– Да! Клянусь! Только это! Пожалуйста… – Голос говорившего вдруг сорвался на пронзительный фальцет.
– Адрес!
– Горбатый переулок, дом четырнадцать, квартира сорок один!
– А не врёшь? Слушай внимательно, сынок: это очень важно. Как раз адрес я легко могу проверить, и если ты мне сейчас солгал, то лучше признайся сразу.
– Нет! Я сказал правду!
– Ладно… Тогда прогуляемся, – гориллоид рывком развернул шпика. – Правила будут следующие: идёшь рядом со мной, плечом к плечу. Оторвёшься хотя бы на шаг – каюк; попробуешь позвать на помощь или заговорить с кем-нибудь – каюк; любое твоё движение, не понятое мною, – каюк. Я доступно излагаю? А чтобы нам не было скучно во время этой прогулки, ты расскажешь мне, как дошёл до жизни такой, с кем работал, что знаешь обо мне и моих друзьях, ну, и так далее.
– Меня убьют…
– Нет, если будешь слушать меня. Кстати, учти: я прекрасно знаю, как можно оборвать речь на полуслове и заехать локтем под дых; я и сам так умею. Какое там соотношение силы у гориллоида и человека: то ли восемь, то ли десять к одному, верно? Береги себя…
Придерживая (из осторожности) свою добычу за локоть, Громила быстрым шагом направился в тот район Вавилона, который лояльные к антропоидной диаспоре горожане называли Манки-таун, а антиприматы – попросту «обезьянник».
Здесь прошло его детство; узкие переулки и низенькие глинобитные домики с пробивающейся вдоль стен чахлой травой вызывали к жизни ностальгические воспоминания. Наверное, поэтому гориллоид бывал тут нечасто; эти места навевали на него грусть, а грустить он не любил. Впрочем, сейчас было не до сантиментов. Шпик не предпринимал никаких попыток освободиться: он понимал, что это бесполезно. Помимо всего прочего, они уже достаточно углубились в обезьянский квартал, а человеку появляться здесь в одиночку было небезопасно. Кучки подростков-обезьянцев, о чём-то оживлённо беседующие в подворотнях, поминутно сплёвывая, при виде странной парочки замолкали и провожали их долгими внимательными взглядами, правда, заступить дорогу никто не решался. Встречные начали здороваться с Громилой: здесь его знали, по-видимому, многие. Гориллоид сбавил темп и брёл неторопливо, прогулочным шагом, не забывая, однако, приглядывать за своим пленником. Наконец Чырвен – а это был он – не выдержал и спросил:
– Куда мы идём?
– Да как тебе сказать… – задумчиво ответил Громила. – Ищем кое-кого. Так, значит, говоришь, снайперов у вас всего двое?
– Да, теперь, когда Адирроза отказалась на нас работать, осталось только двое. Оба сипапоккулы, так что попадают за сто шагов прямо в глаз. А один из них, Такери-Такери, специализируется по ночным стрельбам, на слух.
Чырвена одолевала болтливость; он пытался одёрнуть сам себя – и не мог. Наступила своего рода реакция на пережитый стресс: начав выдавать тайны своей организации, он уже не мог остановиться. Это было всё равно, что упасть с крутого склона: шпион чувствовал, что катится по наклонной плоскости всё быстрее и быстрее, не имея возможности остановиться, а впереди – обрыв… Громиле оставалось лишь задавать направляющие вопросы, и спустя полчаса он уже знал о «Веспа Крабро» практически то же, что и предатель.
– Думаешь, они попытаются устроить нам каюк?
– Тебе и девчонке – безусловно. Фракомбрасса шеф почему-то пытается заполучить живьём; наверное, он связывает с ним какие-то планы.
– Скажи-ка, парень… Ты понимаешь, что выболтал сейчас столько, что мы с тобой практически оказались в одном положении? И у нас лишь один шанс выжить – спалить это ваше осиное гнездо.
– Но это невозможно! Никто, кроме шефа, не знает, сколько народу работает на нашу организацию и чем они занимаются. Все нити у него в руках! Вы даже не представляете, какие люди здесь замазаны; сам мэр…
– Лучше поразмысли вслух, каковы, на твой взгляд, будут его дальнейшие действия. Я имею в виду не стратегию, а тактику. Давай-ка, займись экстраполяцией.
– Ну… Он назначит тебе встречу в глухом районе Бэби; наверняка заранее вышлет туда группу обеспечения…
– А ты знаешь, где именно?
– Да, он говорил… У дома номер тринадцать по улице Рваных Подмёток.
– Самая глушь… Сколько человек будет в группе обеспечения?
– Думаю, не менее шести-семи. Все вооружены короткими духовыми трубками и чем-нибудь метательным, что легко спрятать под одеждой. Снайперы, скорее всего, устроятся повыше – на чердаках или на лестничных площадках верхних этажей, по разные стороны улицы. Стрелять начнут по сигналу…
– Какова твоя роль в этом спектакле?
– Я должен был следить за тобой. Если спустя три часа ты всё ещё не вернёшься домой, мне следовало позвонить из ближайшего автомата и доложить, где ты находишься.
– А если вернусь?
– Ждать у подъезда и опять-таки позвонить, когда ты выйдешь из дому.
– Мой телефон прослушивается?
– Скорее всего, нет. План операции рождался буквально на ходу, у шефа просто не было времени задействовать много специалистов… Сипапоккулы и несколько агентов – это всё, что у него есть под рукой на данный момент. Было ещё два горри-телохранителя, но их вырубили.
– Ладненько, наши шансы не так уж плохи, как тебе кажется… Ага, – вот и те, кого мы искали.
Из очередной подворотни навстречу им вывернули четверо обезьянцев, в золотых цепях и ярких банданах, с ухмылками перегородив узкий переулок. Один из них, широкоплечий мускулистый шимп, выступил вперёд, небрежно подкидывая в ладони банан.
– Какие манки без охраны! – глумливо поприветствовал он Громилу. – Не ожидал тебя здесь встретить, да ещё в такой компании!
Чырвен нервно оглянулся. Кучка обезьянцев, только что громко обсуждавшая неподалеку последний футбольный матч, теперь рассредоточилась сзади, перекрывая пути к возможному отступлению.
– Здравствуй, Ча, – невозмутимо ответил гориллоид. – А я как раз тебя искал.
– Да ну?! – преувеличенно удивился шимп, разведя руками. – А я вот он, тут как тут! Повезло тебе, парень, просто несказанно повезло!
Остальные заржали.
– Ну, я тебя слушаю, дорогой! Как говорится, в оба уха! – В подтверждение своих слов обезьянец самым неприличным манером зажал банан между ног и приложил ладони к ушам наподобие раковин.
– Хочу предложить тебе и твоим парням одно небольшое дельце.
– Неужели?! И на сколько оно тянет, это твоё дельце? А то мы за бесплатно не работаем… Да ещё и должок за тобой, сам знаешь…
– С каких это пор я тебе должен, манки? – нагло усмехнулся Громила.
Чырвен невольно втянул голову в плечи.
– А, так ты уже забыл, маленький?! А это… – тутшимп широко раскрыл пасть и ткнул пальцем в золотой зуб, – а это что?! Помнишь, как ты мне его выбил?
– Сам виноват, – пожал плечами каюкер. – Нечего было лезть в мой бизнес.
– Ах вот как?
Шимп ощерился. Он что-то сделал с бананом, который только что вертел в руках. Пустая кожура полетела в сторону, однако вместо мягкой сердцевины в пальцах его оказалась длинная полупрозрачная обсидиановая пластинка, даже на вид дьявольски острая. Чырвен почувствовал, что стоявшие сзади подступили вплотную.
– Стоп! – воскликнул гориллоид, вскидывая ладонь в останавливающем жесте. – К чему ворошить старое, Ча? Мы, конечно, можем устроить драчку; может даже, вы меня одолеете. Но и я успею кое-кому башку свернуть, не сомневайся. Лучше послушай, что я предлагаю.
Шимп сплюнул:
– Говори.
– Для начала, вот что нужно мне: друзья этого типа… – он кивнул на Чырвена, – взяли в заложники одну мою хорошую знакомую. Взамен они хотят, чтобы я привёл им кое-кого. Я немного потолковал с этим парнем и понял, что они решили смухлевать.
– Кто же им нужен?
– Один обезьянец, ты с ним незнаком. Я помог организовать его побег, но эти парни сели мне на хвост.
– Я-то думал, ты занимаешься каюкингом, – усмехнулся шимп.
– Я, как ты: занимаюсь всем, за что хорошо платят, – парировал Громила.
