Марк Михайлович Вевиоровский
Концерт Патриции Каас. 9. В космосе и ниже
И только потом прошел в избу – там хозяйничала Валентина, готовила ужин для всей семьи. Она поздоровалась со Свиридовым, улыбнулась ему – вообще Валя улыбалась редко, но приемным Марине и Ерофею улыбки доставались всегда.
Дети гуляли с Игнатом в лесу, дожидались там лесоустроителя Геннадия, который должен был появиться к ужину вместе со своей девушкой Мариной, учительницей из колхоза.
А Свиридов с Кузьмичем ушли на другую сторону двора для выездки, к раздевалке, и уселись там на лавочке.
– Рассказывай, Кузьмич.
– Понимаешь, Иваныч, так хочется сделать им праздник! Вон пролетку мы сладили, пару я запрягу, украсить Марина поможет … Но куда им ехать? У меня дурная мысль – в Москве им проехаться на пролетке по улицам, с малыми, с венками, с эскортом … Ты меня понимаешь?
– Ну, еще бы! Ей – фату, ему – смокинг, детей одеть как следует … Но до Москвы гнать пролетку – это, я тебе скажу, не дело … Значит, фургон …. А там есть ЗАГС номер один – называется Грибоедов. Ну, это я возьму на себя.
– Ну!?
– Пролетку и коней – в фургон, молодых с детишками – в лимузин, эскорт из «Гелендвагенов» … Свидетели, гости, сопровождающие … Наряды Тоня им и детям сделает … Пристройку-то успеем закончить к свадьбе?
– Да там только отделка осталась, дел на неделю … Да проход ко мне сделать …
– Тогда по коням, давай начинать! Поговоришь с Геннадием? С его Мариной? Они-то как – собираются пожениться?
– Они собираются в августе, когда мы им дом закончим.
– С ее родителями поговорить не нужно? Успокоились они? Приняли Гену?
– Знаешь, смирились. Он у них бывает, они раз приезжали, смотрели новый дом … Свадьбу молодые планируют у Полины …
И в будний день, когда брачующихся у Грибоедова поменьше, на площадке перед старым вестибюлем станции метро «Красные ворота» из белоснежного фургона по сходням выводили гнедых лошадей и выкатывали изящную пролетку.
Площадка с раннего утра была перекрыта милицией, и там кроме фургона разместились несколько шикарных автомобилей с лентами и цветами, два черных «Гелендвагена» с тонированными стеклами, белый лимузин. Часть высадившихся из машин были в праздничной одежде, часть – в камуфляже.
А из белого лимузина высадились молодые – молодая в белом платье с фатой и молодой в черном смокинге, в котором он явно чувствовал не в своей тарелке … И двое маленьких детей в нарядных костюмчиках и с лентами через плечо – у девочки красная, у мальчика – голубая.
И вниз, к Мясницкой двинулся кортеж – впереди «Вольво», за ним «Гелендваген», потом пролетка с молодыми и детьми. Замыкали кортеж еще один «Гелендваген» и легковые машины с лентами, цветами и наряженными пассажирами.
С Мясницкой кортеж свернул налево в переулок – бывший Малый Харитоньевский, потом улицу Грибоедова, а затем снова Малый Харитоньевский.
Машины кортежа перекрыли улицу, а пролетка остановилась напротив входа в ЗАГС, и сразу толпу перед входом раздвинули приехавшие. Молодые, дети и часть приехавших прошли в здание и стали подниматься по парадной лестнице. А Свиридов обогнал всех и прошел к руководству, и молодые почти сразу прошли в зал, где играла музыка и клубились видео– и фотографы.
Геннадий и Марина были свидетелями молодых, посаженными родителями были Свиридов и Тоня, а в стороне стоял Гриша в форме и Анна Кутенкова с двумя фотоаппаратами. Гриша смотрел молча, а Аня непрерывно щелкала затворами, меняя камеры. Видеооператор с другой стороны очень неодобрительно поглядывал на нее, отрываясь от видоискателя видеокамеры.
Процедура опроса, пожелания, кольца, поцелуй – несмотря на длительную совместную жизнь поцелуй был настоящим, нежным и ласковым. Потом молодых поздравляли дети, называя их мама и папа …
Шампанское, звон бокалов, и кассета из видеокамеры видеооператора изымается – удостоверение сотрудника ФСБ и немаленькая купюра в карман …
Кортеж по переулкам движется к Чистым прудам, а потом мимо театра «Современник» пролетка неспешно движется к метро, поворачивает вокруг бульвара обратно и доезжает почти до Яузы. А затем пролетка возвращается к «Красным воротам», лошади и пролетка возвращаются в фургон, а молодые на лимузине направляются к вертолетной площадке.
К свадебному столу молодые возвращаются на вертолете вместе с гостями, и в ресторане «У Полины» начинается веселье …
К середине ночи молодожены возвращаются к себе в новый дом, уже обставленный, но еще не обжитый, а детишки остаются ночевать у Кузьмича …
Радостными воспоминаниями были полны все участники свадебного кортежа, и они щедро делились своими впечатлениями …
ПРИГЛАШЕНИЕ на БАЛ
Кроме телефонных разговоров с Веной и SMS-ок иногда из Австрии приходили письма.
Это было не часто, но Уля с удовольствием получала письма от мадам Женовьевы и с радостью отвечала на них. С радостью от того, что она могла написать письмо величественной даме, так благожелательно относившейся в ней и к Грише, причем писала Уля на немецком языке.
Уля вскрыла письмо, развернула его.
– Мама, папа! Посмотрите, что здесь!
Уля была так взволнована, что и Тоня, и Свиридов мгновенно подбежали к ней.
– Уленька, что с тобой? Что случилось?
– Посмотрите … или я ошибаюсь?
Свиридов начал переводить письмо, написанное мадам Женовьевой Драйзер аккуратным почерком – специально, чтобы Уле было легче прочитать его.
«Моя милая Улиана! Я приветствую тебя и передаю поручение от наследного принца Крингласса – помнишь его? Он танцевал с тобой в «Опере» на балу. Принц приглашает тебя на Венский бал, который состоится в городе Москва в манежном зале. Он хотел написать тебе сам, но Густав посоветовал не давать ему твой адрес, а мне передать тебе его приглашение. Я так рада за тебя! Думаю, тебе стоит приять приглашение принца – он не сделает тебе ничего плохого. Он собирается прислать тебе официальное приглашение. Со своей стороны поздравляю тебя. Если принц тебя запомнил, значит ты являешься незаурядным человеком. Я сказала принцу, что ты замужем, и он пригласил на бал тебя вместе с мужем. Тебе и твоему мужу Грегуару приветы от Густава, фрау Иохим, моей племянницы и кучера. Наилучшие пожелания твоим детям и родителям. Женовьева Дрейзер.»
– Дела … И что мне теперь делать, папа?
– Я тебя поздравляю, девочка. Нет, не с вниманием принца, а с вниманием человека, обладающего широким кругом общения, запомнившим тебя за один танец … Тебе хотелось бы снова встретиться с ним?
Свиридов, задавая вопрос, уже чуть-чуть просканировал сознание Ули, и почувствовал всю ее растерянность – и желание кружится в танце на сверкающем балу, и опасение доставить этим неудовольствие Грише.
– Папа, мама … Что вы мне посоветуете? Я … я не могу решить …
– Тогда подумай. Хочешь ты этого или не хочешь … Посоветуйся с Гришей.
Вечером Уля показала письмо Грише, пересказал его содержание – хотя Гриша смог прочесть немецкий текст – и уже в темноте, обнимая его и прижавшись к нему спрашивала.
– Скажи, как мне быть?
– А сама что думаешь?
– И хочется, и колется, и мама не велит … А ты что думаешь? Посоветуй … Он хотел пригласить и тебя тоже …
– Если ты согласишься, то я пойду с тобой. Не комплексуй.
– Я глупая, но мне так хочется потанцевать … не с ним, нет! Но на таком балу …
– И в чем же дело? Соглашайся. Позвони Женовьеве. Передай им привет от меня – что-то давно мы у них не были. Надо съездить в Вену, да и дела там у меня найдутся …
На следующий день через длинную цепочку промежуточных узлов связи Уля позвонила в Вену, и долго говорила с мадам Женовьевой – радовалась, что они оживленно беседуют, не испытывая затруднений ни в языке, ни в тематике.
А Свиридов задумался о возможности визита вежливости наследного принца к ним домой – сюда, в квартиру, или на дачу. И советовался об этом с Тоней, и не только с ней.
И с Тоней они радовались, что в дачном доме была просторная гостевая комната, и вдобавок две большие комнаты с холлом и всеми удобствами над гаражом.
Тоня рассказала об этом Уле, и та в следующем письме Дрейзерам спросила о возможности приглашения принца в гости в их скромный загородный дом.
На это мадам Женовьева ответила, что принц не избалован и каждый год ездит в самый обычный скаутский лагерь в Альпах вместе с самыми обыкновенными молодыми одногодками, и поэтому ему не нужен дворец или палаццо. Она так и написала «палаццо», потому что примерно знала, в какой квартире жили с родителями Уля, Гриша и их дети. И при каждом случае звала молодых в гости вместе с детишками.
Густав Дрейзер, с которым иногда беседовал Гриша, тоже не забывал приглашать все семейство в гости в любое время и на любое время. Конечно, Густав был намного сдержаннее супруги, но чувствовалась искренность его приглашения …
И завертелось!
И было официальное приглашение через австрийское посольство господину Грегуару Свиридову с супругой, и были бальные наряды, и все волнения – не только у Ули.
И был бал, и Уля в сдержанном белом бальном платье, на которое с завистью косились именитые приглашенные, и Гриша в столь же изящном смокинге, и они кружатся, и общаются с принцем, который оказался нормальным компанейским парнем.
И фотографии в глянцевых изданиях, и двухдневный визит принца на дачу Свиридовых и его знакомство с родителями Гриши – они понравились Кринглассу, и беседы Свиридова с сопровождавшим принца сотрудником охраны, а по совместительству агентом австрийской контрразведки.
Этот малый, проживший два дня над гаражом, был весьма неглуп – его Свиридов просканировал весьма подробно – и не доставил хлопот. Он не совал нос туда, куда его совать не следовало, и в откровенных разговорах со Свиридовым, Тоней, Гришей и Улей ограничивался минимальным объемом информации.
Общительный принц познакомился со многими жителями дачного поселка.
И с удивительной молодой женщиной, которую все называли Никой, и которая чувствовала себя в доме Свиридовых как у себя дома.
И с целой оравой мальчишек и девчонок, общающихся с ним на любом известном ему языке – даже на французском, который Крингласс знал весьма слабо.
И с другими жителями поселка …
В отчете сопровождающего принца сотрудника своему руководству – а о содержании этого отчета первым стало известно Свиридову – сопровождающий сообщил немного.
Он сообщил, что муж мадам Улианы Степановны господин Грегуар Анатольевич Свиридов имеет звание капитана Российской армии и служит художником в студии военных художников, что его отец является руководителем научной организации и имеет чин генерала, что мать господина Грегуара является модельером-дизайнером и мадам Улиана тоже модельер и работает вместе с ней.
Других подробностей он сообщить не смог – просто он ничего больше не знал.
Или ему знать не позволили?
РИМ
Как-то в разговоре Маргарита Антипова сказала, что если уж путешествовать по заграничным городам, то она бы поехала не в Париж, а в Рим.
И стараниями Свиридова Антипова с Варданяном выехали в Рим, где проживали как англичанка и армянин, но они сократили отпуск из-за Аванеса – и он, и они очень скучали друг о друге.
Поэтому Марго и Карен, любуясь красотами вечного города, все время думали о Ване.
Марго неплохо знала город, и за прошедшие годы тот не столь сильно изменился.
Конечно, появились новые здания и улицы, но основные исторические места изменились мало, и они с Кареном бродили по городу целыми днями.
Марго больше молчала, предаваясь воспоминаниям, а Карен больше думал не о красотах вечного города, а о Ване, о Марго, о безопасности их «экскурсии».
Свиридов обещал им полную безопасность, но Карен и Марго воспринимали это по разному.
Марго со своим опытом нелегальной работы понимала, что раскрыть ее можно только на основании информации о Джулии Вебстер, но эта информация засекречена и погребена в архивах ЦРУ. Вероятность того, что ее опознают, была минимальной, хотя и не нулевой.
Карен думал о другом – он не обладал опытом Марго, но зато знал о секретности своих знаний, и волновался из-за возможности их с Марго …
Он не знал, как сформулировать «это» – задержание, арест …
Как и плохо представлял себе, каким образом их можно задержать или арестовать …
И Карен разглядывал старинные постройки, фотографировал их и старался, чтобы в кадр не попала Марго. Но когда фотоаппарат попадал в руки Марго, то она старалась, чтобы в кадре всегда присутствовал Карен.
Вечером в ресторане отеля разговаривала Марго, а Карен старательно молчал – его знаний английского языка было явно недостаточно для общения, хотя армянский акцент позволял иногда произносить самые необходимые фразы.
Любуясь ночным городом со смотровой площадки отеля он обнимал Марго и нашептывал ей такие ласковые слова, что Марго чувствовала себя молодой и счастливой.
Но все равно ей временами недоставало их приемного сына …
Последний день Марго и Карен нервничали очень сильно, хотя оснований для этого не было – они оба прекрасно знали пунктуальность своего друга.
И он появился в точно намеченный час, и они все вместе сели в такси, и это такси помчалось в аэропорт, и по отработанному уже Свиридовым сценарию у автомобиля сразу спустили все колеса, а потом водитель никак не мог вспомнить, зачем он поехал в эту сторону …
Марго и Карен с небольшими чемоданчиками оказались на лестничной площадке перед своей квартирой, Марго торопила Карена, отпирающего дверь, они вошли …
Ваня-Аванес так бросился к приемным родителям, что Маргарита не могла сдержать слез …
ЭКСКУРСИИ
Если бы об экскурсиях писала Женя Кульченкова, то она обязательно написала бы о прогулках по Москва-реке – и она писала об этом, и с иллюстрациями.
Как правило для таких поездок арендовывали целый теплоход и назначали маршрут, и на теплоходе не было посторонних. Такие поездки начинались с началом навигации, и среди первых экскурсантов обязательно были дети – и из лесной школы, и из школы городской.
И с ними ехали их воспитатели, учителя, и самый эрудированный рассказывал о Москве, об истории тех мест, около которых проплывал теплоход.
Самым интересным среди экскурсоводом оказывался Свиридов – не потому, что он знал больше остальных, а потому, что он рассказывал интереснее всех.
Когда в поездке участвовали члены музыкального ансамбля «Живой звук» и Свиридов брал гитару, то на теплоходе мгновенно воцарялось безудержное веселье – стоило Свиридову тронуть струны гитары и запеть.
Красивая, поехали кататься,
От пристани отчалил теплоход …
Были экскурсии дневные, но бывали и вечерние и даже ночные.
Тогда арендовывали громадный теплоход-ресторан, и он без остановок неспешно плыл по реке от кольцевой, от деревни Беседы, от нижнего шлюза, через всю Москву до Северного речного вокзала, и возвращался обратно до небольшой пристани на набережной Тараса Шевченко.
Тут вдоволь накатавшихся ждали автобусы, стремительно увозившие их домой, в город недалеко от Москвы.
Это были так называемые местные экскурсии.
В летнюю навигацию все чаще население этого города, а так же города «умников», города у машзавода и даже из лесной школы и колхоза ездили в туристические поездки по Волге, до Волгограда и до Астрахани, плавали до Санкт-Петербурга и в Карелию – в Кижи и на Валаам.
Автобусные экскурсии тоже бывали, но реже – несмотря на комфортабельность автобусов длительные поездки были все же утомительны.
Но зато с недавних пор появилась возможность поездок за рубеж!
Этого многие не ожидали, учитывая секретность, но такие возможности появились (правда, не для всех) – начались поездки в Болгарию, в Черногорию, в Хорватию и даже в Турцию, в Грецию, на Кипр, …
Конечно, это были страны ближнего туристического зарубежья, а в страны Европы пока еще не ездили …
Пока …
Но постепенно отношение к зарубежным поездкам менялось, и во многом благодаря стараниям Свиридова.
Многое становилось несекретным, со многих документов снимали гриф секретности, и постепенно даже сотрудники фирмы – правда, далеко не все – получали возможность отправиться в зарубежную поездку.
Это, конечно, не имело отношения к тайным поездкам некоторых руководителей фирмы и их родственников – Свиридовых и их молодых, Антиповой с Варданяном, Долгополовой с Потаповичем …
Они просто исчезали на некоторое время, а затем так же таинственно появлялись.
Но со временем в городе появилось турагентство – филиал известного крупного московского агентства, но со штатом из местных отставных офицеров, и появилась возможность поехать в отпуск даже в Израиль, в Испанию, во Францию, в Германию, в страны Скандинавии …
В некоторые поездки ехали группами, в которые включали офицеров отряда Воложанина – не для надзора над отдыхающими, а для предотвращения возможных инцидентов, для исключения нежелательных контактов.
Ездили не все офицеры, а только те, кто владел иностранным языком или имел юридическое образование, поэтому другие завидовали выезжавшим.
А Свиридов говорил на это – я же старался заставить вас учиться и приобретать гражданскую специальность …
ВИЗИТ ДЖЕКОБА
Во время очередного разговора со Спрингфилдом Свиридов сказал:
– Слушай, Джоб, как ты смотришь на визит ко мне в гости?
– Ты в своем уме? Как сделать это незаметно … от твоих спецслужб, и от моих … И как я смогу приехать к тебе?
– Что еще тебя смущает? Кроме того, что ты сказал?
– Думаю, что … что это все. Других возражений у меня нет. Хотя это странно …
– Я рад, что это странно тебе самому. Если я решу все три проблемы – транспортировка, отсутствие внимания спецслужб у тебя и у нас, то мы можем наметить сроки?
– Я позвоню тебе … Привет Джули.
Свиридов сразу позвонил Марго и Тоне.
– Слушай, Марго, тебе привет от Джекоба. Не исключено, что в ближайшем времени мы встретимся. Не возражаешь?
– Ты дурак, дядя Петя?! Спрашиваешь?!
– Молодец! Встречу думаю организовать у себя на даче.
– Не хило! Давай, я на связи!
– Тонечка, привет!
– Привет, дорогой!
– Я предполагаю, что в ближайшее время у нас на даче несколько дней погостит Джекоб Спрингфилд.
– Это … это тот самый? Марго сказал? Мы готовы!
А еще генерал Свиридов провел плотную беседу с полковником Лазарисом и полковником Воложаниным.
Потом позвонил Джекоб и сказал, что он готов.
И тут …
Джекоб не понял, как в его кабинете оказался Свиридов, и как они оказались в загородном доме, где на хорошем английском – бруклинском! – языке его приветствовала красивая женщина с короткой стрижкой седых, как у Свиридова, волос, и такая родная улыбающаяся Джулия Вебстер.
Он сидел за столом, отпивал шотландское виски, откусывал нежнейшее мясо и приходил в себя.
Но ему все время мешали – вдруг вошли двое молодых: юная женщина и мужчина в форме капитана.
Капитан поздоровался с Джекобом на хорошем английском, а женщина после некоторой паузы на немецком языке.
Свиридов познакомил Джекоба, представив ему своего сына и его жену.
Джекоб, так и не оправившийся от всего происходящего, вместе с Марго вышел прогуляться.
– Джекоб, вас будет сопровождать полковник Воложанин Юрий Николаевич. Он поможет в любом случае, к нему можно обращаться на английском языке. Это – не слежка, это помощь.
– Не напрягайся, Джоб! Если командир сказал, что напрягаться не следует – значит это так и есть.
И Марго вместе с Джекобом пошли гулять в сопровождении Воложанина.
С ними здоровались с каждого участка, и Джекоб кивал в ответ, сперва удивлялся, но потом перестал.
А с Марго они беседовали о подробностях своей семейной жизни так, как могут беседовать только самые близкие и давние друзья …
В течение ближайших двух дней у Джекоба было мало свободного времени.
На следующее утро Тоня на голубеньком электромобильчике фирмы «Ниссан» свозила Джекоба в магазин в колхозе, где купила ему зубную щетку, бритву, расческу, носовые платки и другие бытовые мелочи.
Джекобу понравился сельский магазин, где на него не обратили особого внимания.
Вечером Джекоб пошел в баню со Свиридовым старшим.
– Ты без жены, поэтому мы с тобой паримся вдвоем. Если бы ты был с женой, то мы могли бы попариться вместе с Джулией и ее мужем, с моей женой, Гришей и его женой. У нас многие парятся семьями и с близкими друзьями …
После бани Джекоб, отдуваясь, за столом рассказывал Тоне о том, как Свиридов безжалостно стегал его в бане ветками и делал зверский массаж, и как ему стало хорошо после всего этого …
А на другой день Свиридов устроил Джекобу экскурсию в институт, чего Джекоб никак не ожидал.
В черных очках и надвинутой на лоб кепке Джекоб прошел на территорию в сопровождении Свиридова и Воложанина, а потом Свиридов водил Джекоба по лабораториям и установкам.
Джекоб видел пульты управления, контрольные приборы, слышал разговоры операторов, но в аппаратные блоки его не водили.
Джекоб удивлялся открытости Свиридова.
Тот провел его по разным подразделениям и даже познакомил с некоторыми сотрудниками.
В том числе со специалистом по планированию экспериментов Худобиным, заговорившим с ним на нормальном американским английском языке …
А потом они с Джекобом прошли в кабинет с табличкой «Генеральный директор НИПЦ Антипова Маргарита Семеновна», где удивленный Джекоб увидел свою хорошую знакомую Джулию!
Вечером ошеломленного от всего увиденного Джекоба усадили за стол в загородном доме Свиридова – это был прощальный ужин.
За столом собрались все Свиридовы, Антипова с Варданяном и даже маленькие дети – Верочка и Аванес, а Коленька дремал в коляске.
– Друзья, а … я поражен всем, что … что произошло. Я сердечно благодарен тебе, Анатоль, и тебе, Джули. Ваше здоровье!
– Твое здоровье, Джекоб!
– Твое здоровье, Джоб!
– Я не знаю как, но я буду думать … Я хочу … за мной ответный визит!
– За всех нас, Джекоб! За здоровье всех присутствующих!
А потом, расцеловавшись с Джулией и даже с Тоней Джекоб вместе со Свиридовым очутился у себя дома, в кабинете, где они и расстались со Свиридовым …
ОТВЕТНЫЙ ВИЗИТ
– Привет, Анатоль!
– Привет, Джоб! Рад слышать тебя!
– Ты умеешь … сделай, чтобы нас не слушали.
– Минуту, Джоб.
В телефонной трубке что-то глубоко вздохнуло и чавкнуло.
– Все, Джоб. Можно говорить – никто не услышит, можешь не сомневаться.
– Я все придумываю, как бы нам встретиться без посторонних глаз. И пока не могу ничего придумать …
– Сочувствую! Собраться у тебя дома мы пока не можем. Мы с Джулией тебя хорошо понимаем. Ты подумай еще. Мы готовы помочь тебе.
– Спасибо тебе и Джули! Я еще подумаю. Привет!
– Привет, Джоб!
НЕЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
ХОЖДЕНИЕ ВО ВЛАСТЬ
Свиридов называл это «хождением во власть».
Развитие так называемой демократии привело к созданию правительства Московской области, а так как ЗАТО находилось формально в области (хотя – также фактически -относилось к Москве!), то население должно было выдвинуть кандидата в областную власть и выбрать своего представителя в это «правительство» (хотя было это весьма спорно, но в такие «мелочи» никто не вникал!).
Если оставить в стороне попытки некоторых «общественных деятелей» из области и даже из Москвы приезжать в ЗАТО и уговаривать население выбрать их, таких чудесных, распрекрасных, честных и радеющих за народ, то в сухом остатке оставалась кандидатура генерала Свиридова, и ее предложил генерал Громов.
С одной стороны он видел всю тщетность попыток «чужаков» втереться в доверие к населению ЗАТО, а с другой стороны Громов знал Свиридова как сильного и опытного руководителя далеко непростого хозяйства и рассчитывал на его поддержку в создаваемом правительстве.
Ожидания Громова осуществились лишь частично – он получил в состав правительства сильного руководителя, но ему не удалось использовать Свиридова так, как ему хотелось – Свиридов занял место в комиссии по безопасности, хотя и не отмалчивался при обсуждении других вопросов.
Но зато все структуры, тем или иным способом связанные с безопасностью, быстро ощутили его воздействие.
Первым делом это почувствовали те чины милиции, которые сквозь пальцы смотрели на бесчинства своих подчиненных и получали от них свою долю. Несколько начальников подразделений были сняты с работы, на несколько человек были заведены уголовные дела, многими занялись службы собственной безопасности – а их состав был усилен по рекомендациям генерала Свиридова.
Взаимоотношения двух генералов были далеко не безоблачны.
Например, после происшествия на областной олимпиаде, когда Свиридов лично побеждал подставных спортсменов, приглашенных некоторыми хозяйствами из Москвы, он потребовал от Громова принятия строгих мер по отношению к областному управлению спортом.
Посещение Свиридовым госпиталя с ранеными ветеранами привело к пересмотру состава местного управления здравоохранения, а помощь бывшему колхозу около госпиталя, находящегося на грани разорения, привело к излечению от спячки колхоза и некоторых других структур.
В дальнейшем Свиридову пришлось испытать фактическую принадлежность территории ЗАТО к городу Москве – ему пришлось участвовать в выборах в Московскую думу и стать ее членом!
Мало у него было обязанностей …
«ПОДАРИ ЖИЗНЬ»
Участие Свиридова в деятельности фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой и Дины Корзун можно было отнести к «личной» жизни генерала Свиридова, если бы не одно но …
Это относилось к закрытой области его деятельности, о которой никто не знал и мало кто подозревал. Но странные, а порой и страшные происшествия, случающиеся в самых разных частях страны, всегда были направлены на благо так называемых «простых» людей или на их защиту.
Та материальная помощь и личное участие Свиридова в деятельности фонда «Подари жизнь» были естественным продолжением его помощи сиротам в лесной школе и вообще помощи различного рода из фонда, созданного им и его друзьями здесь, в городе, да и в колхозе.
Усыновление сирот из школы-интерната (или из лесной школы, как называл ее Свиридов) тоже не обходилось без вмешательства лично Свиридова и его фонда – каждый из усыновляемых получал большой чемодан «приданого» с самыми необходимыми вещами.
Когда Свиридов возвращался усталый с заседания областного Правительства Тоня его не расспрашивала – как всегда Свиридов расскажет сам столько, сколько сочтет нужным.
И он рассказывал о тупости и корыстности членов областной Думы, их упрямстве и лоббировании собственных интересов, о глупых законах, принимаемых этой Думой, которые очень быстро приходилось пересматривать из-за противоречия государственным законам или Конституции.
Или Свиридов рассказывал о заседании Правительства, где ему зачастую удавалось переломить общую глупость и настоять на чем-нибудь полезным.
Посещая подшефную клинику фонда «Подари жизнь» вместе с Чулпан Хаматовой Свиридов нередко видел малышей, которым он мог бы сделать операцию, используя свои возможности хилера. Но он воздерживался, не уверенный в своих возможностях, и ограничиваясь общим психологическим внушением, которое тоже положительно сказывалось на состоянии здоровья пациента.
Забавно, но врачи подметили эту способность Свиридова, и они в каждое его посещение просили «пообщаться» с наиболее трудными пациентами – и Свиридов общался с ребятишками, и насколько мог помогал им своими психологическими приемами.
Весь коллектив видел, как Свиридов заботиться о комплектации кабинетов и операционных самым современным оборудованием, и подозревали, что в добывании такого оборудования Свиридову приходилось прилагать значительные усилия.
А Свиридов наведался к своему филлипинскому учителю, побеседовал с ним, поприсутствовал при операциях на маленьких пациентах, но все равно не решался совершить подобную операцию сам …
То, как заботился Свиридов о медицинских учреждениях в ЗАТО, чувствовали – вернее, совершенно не чувствовали – все пациенты и все жители.
Только те, кто имел возможность сравнить медицинское обслуживание в Москве и тут, рядом, могли оценивать разницу.
Вызов врача – врач приходит не позже как через пятнадцать минут.
Вызов скорой помощи – не дай бог! – но машина будет самое позднее через пять – семь минут.
Медсестра для процедур приходит на дом в оговоренное время, приносит все нужные лекарства, и еще поговорит, успокоит – а это так важно для пожилых пациентов …
ВИКТОР СКВОРЦОВ
На афише Дома культуры были изображены два профиля в виде контура – в одном узнали Свиридова, а во втором некоторые узнавали Скворцова.
Зал был полон, и зрители терпеливо ждали.
Занавес открылся и около рояля стоял Свиридов с гитарой – зрители терпеливо ждали. За рояль сел Лопаткин.
Свиридов помолчал, потом положил пальцы на струны.
Это было у моря,
Где ажурная пена.
Где встречается редко
Городской экипаж.
Королева играла
В башне замка Шопена,
И внимая Шопену
Полюбил ее паж …
Свиридов пел очень мягко, задумчиво, лирично, и зал слушал его затаив дыхание.
А потом отдавалась,
Отдавалась грозово,
До восхода рабыней
Проспала госпожа.
Это было у моря,
Где волна бирюзова,
Где ажурная пена
И соната пажа …
Переждав аплодисменты Свиридов отставил гитару.
– Это Игорь Северянин. Но сегодня я хотел почитать вам стихи совсем другого поэта.
Он подошел ближе к зрителям, ближе к краю сцены.
– Вы знаете, что мы с Виктором Скворцовым вместе учились еще в школе, и в институте, и дружим с тех лет. Я пригласил Виктора на работу к нам, сюда, и не ошибся в нем – Виктор развернулся во всю силу своего интеллекта. И в новой для себя области оказался незаменимым руководителем и талантливым ученым, под его руководством и его при непосредственным творческом участии выполнены важнейшие работы …
Он оглянулся на кулису, откуда ему грозил кулаком Скворцов.
– Но я заговорил о Викторе не для того, чтобы расхваливать его вклад в работы нашей фирмы. Нет, я хочу рассказать о том, о чем знают немногие …
В ложе вместе с Тоней сидели Лена Скворцова и Виолетта Ерцкая, Уля, Гриша.
– До этого мы с Виктором работали в одном институте, только в разных подразделениях. И я, и он много ездили в командировки, иногда встречались в гостиницах вдали от Москвы. Вот тогда я узнал о том, что Виктор пишет стихи.
Свиридов переждал шумок в зале.
– Конечно, я знаю далеко не все его стихи, но даже те, которые я знаю, свидетельствуют о поэтическом таланте автора. И сейчас я вам почитаю некоторые из его стихов.
– Итак, стихи поэта Виктора Скворцова. Витя, не сердись! – сказал Свиридов в кулису.
– Вот это написано давно, в Узбекистане, во время командировки.
Под выцветшим и жарким небом
Скупых пустынь Узбекистана
Века стоят немые камни,
Напоминая неустанно:
Что жизнь – глоток,
А счастье – миг,
А начав жить – уже старик.
А те цветы, что мы сорвали
Еще вчера – давно – завяли
И брошены давно в арык.
Публика слушала в напряженном внимании.
Но эти камни так же знают,
Что кроме вечности светил
Имеют право
На бессмертье
Не только ценности могил.
Что за глоток
Всю жизнь отдашь,
Когда
ты без него
пустыня,
Когда
Один лишь только миг
