Мария Викторовна Третяк
Индигирка
– Доброе утро, Серёжа.
– Доброе.
– Что ты пел?
Это Наташа, сестра. Она первый раз в космосе.
– Да ничего, знаешь, была такая старая советская песня. Про космонавтов.
– А это правда?
– Что?
– То, о чём ты поёшь?
Генератор шумит. Вдалеке, но очень сильно. Со временем, конечно, привыкаешь, но когда опять начинаешь слышать, очень неприятно: как дрелью в стену. Но ничего не поделаешь – воздух нужен всему экипажу круизного лайнера, а нас тут много…
Где-то перегорела проводка – свет вырубился.
– Серёжа, что это?! Мамочки!
– Не паникуй, Наташ, сейчас всё починят.
Она, глупая, всё боится, что корабль треснет и мы все умрём.
Звёзды заморгали и размножились – на бесконечное количество километров – вверх, вниз, вглубь. На земле очень трудно представить эту бесконечность. Как войну, если ты в ней не бывал: столько песен про неё спето, книг написано, а яснее от этого не становится – только приедается. Так и тут. Хотя в глубоком космосе не как на земле и даже не как на орбите.
Здесь звёзды – это как мошки на белом листе. Когда долго читаешь и вдруг резко посмотришь на лист бумаги: белизна – аж глаза выедает, и бегают по ней такие маленькие чёрные мошки. И чем дольше смотришь, тем их больше. Звёзды – как эти мухи – то пропадают, то появляются. И иногда, от нечего делать, до того на звёзды досмотришься, что не понимаешь, есть они на самом деле или только мухами в глазах бегают.
Пока мы ждём света, я нащупал спинку кресла и, оттолкунвшись, полетел вверх, к главной ходовой системе. Мне показалось, что Наташа должна быть где-то там.
– Серёжа, лети сюда.
Она висит в воздухе и смотрит в огромный иллюминатор. А впереди – туча этих блестящих мух, и каждая – как три наших солнца в обхват.
– Наташа, издалека ты похожа на Маленького принца.
