Мария Самтенко
Ведро, тряпка и немного криминала
18
Хучик чует аромат «бомжатской лапши» прямо с порога:
– Марина, вы же тут задохнётесь, – ворчит он, забирая у Вадима моё «объяснение». – Сидите, у нас там от силы минут на двадцать.
Да-да, знаем мы эти двадцать минут. Наверняка они будут заканчивать ещё часа полтора. К тому же меня как бывшую уголовницу не слишком вдохновляет предложение «сидеть».
Только других вариантов у меня всё равно нет.
– Как скажете, Фёдор Иванович, – бормочу я.
Следак бросает на меня подозрительный взгляд и с шумным вздохом извлекает из сейфа толстую папку:
– Возьмите, полистайте.
Вскакиваю с дивана и радостно хватаю добычу. Вот это другое дело! Интересно, что он мне дал? Где тут название? А, вот! «Материалы уголовного дела по факту суицида Костылёвой С.Я.»?..
Опускаюсь на диван в немом потрясении. Интересно, зачем этот лис вручил мне дело дочери Костылёвых? Тут явно какой-то коварный план.
– Читайте, читайте, – усмехается Хучик, закрывая за собой дверь. – Раз уж вы всё равно суёте свой нос…
Вадим ловит мой удивлённый взгляд и пожимает плечами:
– Вообще-то мы не даём подо… свидетелям чужие материалы. Ну ладно, начальству виднее. Надеюсь, вы не зальёте дело этой бурдой.
Я вежливо выслушиваю короткий, но леденящий душу рассказ о карах, которые непременно обрушатся на голову несчастной уборщицы, когда та опрокинет на дело стаканчик с кофе, и принимаюсь за чтение.
Зловещая и драматическая история семьи Костылёвых разворачивается передо мной в обрамлении коричневого картона и чуть желтоватых листов – похоже, Фёдор Иванович долгое время держал эту папку не в сейфе, а на подоконнике. Восприятию текста слегка мешает стилистика – ну что сказать, уголовное дело это вам не роман Донцовой. Динамика тут, как правило, на нуле, и даже такая интересная вещь, как чей-то подозрительный суицид, описывается так же скучно, как легендарная «сцена с дубом» в романе «Война и мир».
Толстовскую многотомную жуть я помню со школы. «Войну и мир» нам, кажется, задали на лето перед десятым классом, но я в те далёкие времена читала только «Занимательную физику» Перельмана, так что знакомство с классиком оказалось настоящей пыткой. Причём обоюдной: мы изучали «бессмертный роман» на уроках, анализируя главу за главой в поисках скрытого коммунистического смысла, а Толстой в это время вертелся в гробу. И я до сих пор гадаю, входило ли это в программу…
О том, что материалы уголовного дела это не самая веселая в мире вещь, я узнала, так сказать, на себе. И это не только про печальный финал! Я помню, само уголовное дело тоже было довольно скучным: в нём были горы протоколов осмотров, допросов и обысков, плюс стопки одинаковых объяснений от бестолковых свидетелей. Помнится, «добрая» половина коллег считала меня проституткой, которая не здоровается, а «злобная» вешала на меня все кражи в НИИ за последние десять лет! На физика, кстати, никто не подумал. В те времена он был молодым перспективным учёным и запросто очаровывал всех наших дам. Ментов он тоже, наверно, очаровал…
Так вот, стиль изложения в уголовных делах за это время ничуть не улучшился. В деле Костылёвой он тоже хромает на все четыре ноги, а одни и те же события описываются по меньшей мере пятнадцать раз – глазами каждого из свидетелей. В целом они одинаковые, отличаются лишь мелкие, на первый взгляд незначительные детали, вроде цвета свитера у погибшей девочки.
Треть опрошенных уверяют, что свитер был синим, причём оттенок варьируется от фиолетового до лазурного, ещё столько же настаивают на зелёном, а оставшаяся треть склоняется к другим, более экстремальным вариантам. Лично я склонна доверять оперу, составлявшему протокол осмотра. Он пишет, что мёртвая девочка была одета в чёрные джинсы, тонкую серо-голубую водолазку и некогда белые, а по факту желтовато-коричневые кроссовки. То есть в кроссовки она была обута. Но не суть.
Листаю дело.
Итак, Светлане Костылёвой было пятнадцать, и она была обычным современным подростком из тех, кто не прогуливает уроки лишь потому, что просиживает их в социальных сетях, не может пройти мимо зеркала, чтобы не сфотографироваться в нём на айфон, отчего имеет целую коллекцию фоток в различных туалетах и влюбляется в каждого симпатичного мальчика. Таких в её классе было человек пять. В общем, жила она припеваючи, не доставляя никому особых проблем, пока однажды не повесилась в школьном туалете. Прямо посреди урока!
Сначала менты завели уголовное дело на школьную математичку – и шили ей, ни много ни мало, целое доведение до суицида. Статья 110 УК РФ – лишение свободы от трёх до пяти лет!
Несчастная математичка попала в подозреваемые из-за того, что сделала Свете замечание насчёт её «непарадного вида». Нервная восьмиклассница тут же вскочила и заявила, что кто бы говорил про внешний вид, но точно не Валентина Петровна, потому, что в своём зелёном костюме она похожа на старую жабу.
Математичка вытаращила глаза и предложила Свете покинуть класс. Та тут же собрала вещи и направилась к выходу, заявив напоследок, что не желает находиться в обществе недоумков. Возможно, учительница могла бы заподозрить у неё нервный срыв или ещё что-нибудь нехорошее, но на пороге девочка остановилась и наорала на хихикающих одноклассников, классифицировав их на дебилов, идиотов, кретинов, пустоголовых блондинок и т.д. Поначалу тихо офигевавшие объекты классификации очнулись и начали отвечать. Разгорелся скандал, и математичке стоило большого труда успокоить класс.
А Света тем временем дошла до туалета, залезла с ногами на унитаз, намотала шарф на уходящую в потолок трубу и повесилась.
Покойницу обнаружили две пятиклассницы, и их до полудня отпаивали валерьянкой. Математичку увезли в больницу с инфарктом; убитые горем родители разводили руками, менты вяло опрашивали свидетелей, но тут пришли результаты вскрытия и стало ещё интересней. Оказалось, что за день до смерти девочка стала жертвой изнасилования – что, по мнению следствия, и спровоцировало суицид.
Машина правосудия заработала с новой силой. Мать едва не слегла с инфарктом, из школы ушла половина учеников и учителей, но дело, возбуждённое по статьям «Изнасилование» и «Доведение до самоубийства» пришлось свернуть из-за отсутствия главного фигуранта.
Преступника, кстати, до сих пор не нашли.
– Какой ужас, – бормочу я, откладывая упитанный том.
Вроде и голос не повышаю, и уголовным делом шуршу негромко, но застывший перед экраном компьютера стажёр тут же поворачивается ко мне:
– Дочитали? Давайте сюда, – Вадим убирает дело на сейф. – Да, действительно жуть. Обидно, что этого урода до сих пор не поймали.
Вот тут я согласна с Вадимом. Похоже, что дальше зловещий преступник пошёл вразнос, добрался до сводного брата Светланы Дениса и перешёл от изнасилования к убийствам.
– Мы тоже так думаем, – мрачно кивает стажёр, после чего наливает мне ещё кофе и просит прощения за то, что не может мне другие дела без высочайшего дозволения Хучика. Который до сих пор не закончил с криминальной учительницей по литературе.
Пожимаю плечами и выпрашиваю у Вадима ручку с листочком. Скучать не буду, потрачу время на то, чтобы, как говориться, отделить зёрна от плевел, а котлеты от мух.
Что интересно, я много лет сталкиваюсь с этим выражением, но до сих пор весьма смутно представляю, что такое эти плевела (или плевла). Мои познания в этой области ограничиваются тем, что их зачем-то нужно отделять от котлет… то есть от зёрен.
Так вот, зёрна в нашей истории – это трупы. Светлана и Денис Костылёвы, а также Галина и дворник, ну и мы с физиком на полставки. Возможно, что убийство дворника и нападение на мою скромную персону к делу не относятся – а, может, напротив. Благодаря заботливому Хучику во всём этом хитросплетении наконец-то появляется мотив. Даже два! Либо всех этих несчастных поубивал, заметая следы, тот маньяк, который изнасиловал Светлану, либо это сделал неизвестный мститель (только неясно, чем тогда ему не угодили дворник и Галька). Причём этот мститель/маньяк ухитрился как минимум пробраться в школу с какой-никакой, но всё же функционирующей охраной, выбросить из окна Дениса, вечером повторить свой подвиг и отравить Галину, а потом ещё и подстрелить физика (что интересно, не насмерть).
Кстати, о физике! Надеюсь, этот упырь уже оклемался настолько, чтобы ответить на пару вопросов. Ужасно не хочется видеться с этим типом, но мне нужна информация. Решено – завтра схожу в больницу и напомню товарищу Данилову о его гражданском долге. А если напоминание не подействует, буду давить на жалость. Припомню и незаслуженно отмотанный срок, и скелет, и даже неадекватное поведение его любовницы. Пусть его совесть замучает. Раз уж она, по словам Людмилы, так неожиданно у него появилась…
Строя коварные планы, я ухитряюсь проморгать триумфальное возвращение Хучика, причём не с Людмилой, а с каким-то другим мужиком, вроде бы тоже ментом (одежда на нём обычная, «штатская», но в выправке проскальзывает что-то военное). Удивлённо разглядываю его, пытаясь отогнать мысли о том, что Литература оказалась переодетым ментом. С учётом её роста и природной хрупкости это совершенно нереально, но именно из-за бредовости мысль голову покидать не хочет.
– Познакомьтесь, – приветливо, но с какой-то коварной ноткой начинает Хучик. – Хотя, кажется, знакомы. Марина, припоминаете?..
Снова перевожу взгляд на мента, пытаясь сопоставить черты его лица с собственными воспоминаниями. На вид ему чуть больше сорока. Выше меня и на голову выше Хучика, то есть примерно среднего роста, крепкого телосложения, на вид довольно спортивный. Однако ни его тёмный с легкой сединой ершик волос, ни аккуратный, с лёгкой горбинкой, словно после перелома, нос, ни лохматые брови, ни зелёные глаза в окружении мешков и морщинок не вызывают отклик в моей памя… ой!
– Кажется, это вы вели моё уголовное дело, – бормочу я, воскрешая в памяти обрывки воспоминаний. Помимо того, про Гамлета, там ещё ворох других подробностей –мелких и не таких впечатляющих, и фигурирующий там следак, конечно, так же зелёноглаз, но не в пример моложе и изящнее. И нос, кажется, у него там прямой.
Тем временем мент напряжённо разглядывает меня: наверно, сверяет моё лицо с воспоминаниями двадцатилетней давности. А, может, просто пытается вспомнить. Не стоит думать, что я у него одна, как любимая жена.
А мерзкий Хучик тем временем стоит и ухмыляется во все 28 зубов (или сколько их там у него)! Интриган! Чем, интересно, ему не угодил мой бывший следак? Мне кажется, для него эта встреча должна быть более неприятной, чем для меня. Я-то уже своё отсидела, а у него ещё все впере… тьфу!
Следак тем временем таки вспоминает, кто я, и мрачно растягивает губы в пародии на улыбку:
– Говорите как есть: я тот следователь, который посадил вас в тюрьму.
Снова сверяюсь с воспоминаниями:
– Да нет, вы же вроде ничего такого не делали, – смущено бормочу я. – Скелет-то, как оказалось, физик стащил! То есть Валентин Данилов, зараза. А я сама недавно об этом узнала. А он, гадёныш, мне даже письма писал, хвастался своими успехами. Вот шляпа, могла бы и заподозрить…
Глаза почему-то начинает щипать, голос сбивается, и я замолкаю. Следак убирает с лица свою недоулыбку и начинает сбивчиво извиняться:
– Всё же это моя ошибка. Я должен был заподозрить… должность обязывает. Я никогда не сажал… вот прямо совсем невиновных, но вы… извините…
Теперь мы смотрим друг на друга как два идиота – а Хучик с Вадимом смотрят на нас. Ей-богу, они как будто включили бразильский сериал. Эффект телевизионного «мыла» усиливается из-за того, что я реву как последняя истеричка.
Проклятый физик! Ну, что ему стоило оставить меня в покое?..
– Марина, вы это… – бормочет жалостливый стажёр. – Того…
Конечно, Марина «того»! Мне кажется, у ментов не должно остаться в этом сомнений – вон, Хучик уже достаёт из сейфа пузырек с валерианкой. Похоже, ещё чуть-чуть, и меня прибежит успокаивать половина Следственного комитета.
Представив эту картину, я тихо хихикаю. Похоже, со стороны это выглядит как истерика, потому, что зелёноглазый следак нервно вздрагивает, а Хучик промахивается пузырьком мимо кружки. Поэтому я кое-как беру себя в руки, вытираю глаза и решительно хлюпаю носом:
– Что вы, не извиняйтесь… так это, ничего страшного… ну не села в тюрьму, так, может, через месяц бы умерла. А так нет.
Следак почему-то не очень проникается этим замечательным аргументом – хотя меня он успокаивает в четырёх случаях из пяти.
Спустя десять минут уговоров мент признаёт зловредность мерзкого физика и прекращает извиняться, как попугай, а я, в свою очередь, окончательно прихожу в себя и допиваю кофе, игнорируя предложенную Хучиком водичку с запахом валерианки. В самом деле, сегодня я и так выпила годовую норму!
Потом зелёноглазый следак уходит, а Фёдор Иванович перечитывает моё объяснение и отпускает домой.
Точнее, не отпускает, а выгоняет. Я робко пытаюсь уточнить, что это была за эскапада со следаком, но Хучик уходит от ответа и заявляет, что кому-кому, а мне уж точно не с руки предъявлять ему какие-нибудь претензии. Вот явно не после того, как он обнаружил меня на чужой даче!
Я проникаюсь этим замечательным аргументом – да на моём месте любой бы проникся! – и тихонечко уползаю, пока Фёдор Иванович не вздумал опять пилить меня за расследование.
Бреду по покрытым тоненькой ледяной коркой лужам, доползаю до подъезда, машинально проверяю, не затаился ли там бывший муж, забираюсь в квартиру и тут же получаю суровый выговор от Маркизки. Наливаю ей молока, а сама набрасываюсь на чеснок – как бы не простудиться после сегодняшней беготни. Потом горячий чай, свежий томик Татьяны Луганцевой и в постель…
Утром я обнаруживаю, что чеснок помог не до конца. Кашля или насморка нет, но голос настолько брутален, что кошка глядит на меня с подозрением: что за чудовище притворяется её хозяйкой? Наверно, в таком состоянии мне не стоит бродить по больницам и навещать раненого физика с его неокрепшим иммунитетом.
С другой стороны, у них там наверняка каждый день дезинфекция, а я надену медицинскую маску и не буду подходить к нему ближе, чем на три метра. Так что физику ничего не будет. Наверно.
Опять же, если я начну тормозить, неведомый убийца может доделать начатое, и мы так ничего и не узнаем. Решено: пока посижу дома, а к четырём поеду в больницу. Только сначала надо будет туда позвонить, потому, что адрес мне сказала Людмила-Литература. Кто знает, что могло прийти в голову этой коварной отравительнице? С неё станется дать мне адрес морга или психушки.
В итоге с одиннадцати до трёх я валяюсь на кровати, играю с кошкой и читаю Луганцеву, потом делаю контрольный звонок в больницу, и, убедившись, что физик действительно там и его можно посещать, выдвигаюсь «на дело». На улице холодно и противно, и вроде бы отступивший насморк снова показывает свой красный нос, но я успеваю вовремя заскочить в автобус, и, разместившись у печки, открываю недочитанную книжку.
Нет, всё же творчество Луганцевой – это не моё. Она пишет в жанре «иронический детектив», но на самом деле это, скорее, иронический любовный роман. Обложка, названия и аннотация вполне соответствуют детективу, и я раза три ловилась на эту удочку в надежду, что уж на этот раз мне дадут желанные расследования. Но увы.
На этот раз мы снова имеем молодую и красивую героиню, которой трагически не везёт с личной жизнью, а именно с мужиками. Все они подонки и козлы, а которые нет, катастрофически женаты и не обращают на неё никакого внимания. Плюс ко всему, героиня имеет ряд комплексов, которые мешают ей заняться поисками суженого. И тут в её жизни появляется принц! Его всегда можно определить по редкому сочетанию привлекательной внешности, душевных качеств и того обстоятельства, что героиню «тянет к нему как магнитом» (выражение про магнит непременно фигурирует в каждой книге). Ах да, ещё он богат, как Крез.
Правда, в последней книге главную героиню почему-то потянуло к менту, небритому словно зек и лохматому как ньюфаундленд. Я удивилась и принялась ждать развязки. В итоге на двадцатой странице мент побрился и стал вполне себе ничего; потом он сел в свой чёрный «БМВ» (тут я немного насторожилась), приехал в элитный микрорайон и, немного поплутав между статуями и фонтанами, поднялся в пентхаус, где его ожидала роскошная женщина в чёрном белье, которая подарила ему волшебную ночь, а себе деньги из его кошелька. Нифига себе мент, подумала я, но вскоре тайна раскрылась: «прекрасный принц» оказался психотерапевтом с докторской степенью и собственным психологическим центром, а в полицию его пригласили для консультации.
Вздыхаю. В последние несколько лет мне как-то не слишком нравится читать про всех этих «прекрасных принцев» и «идеальных мужчин». Однажды я уже вышла замуж за кого-то такого, и это закончилось разводом. причём разводилась пришлось не с принцем, а с алкашом.
Нет, правда, когда я выходила замуж за Петьку, он был весёлым, красивым и работящим парнем, играл на гитаре и очень напоминал пресловутого «принца». На старых фотография бывший муж белокур и кудряв, и даже, кажется, с полным комплектом зубов. Хотя они в принципе начали портиться не так давно, когда моя свекровь-стоматолог вышла на пенсию и перестала лечить ему зубы бесплатно…
Я закрываю томик Луганцевой, нежно смотрю на палец, который некогда «украшало» обручальное кольцо, и погружаюсь в раздумья о том, какая полезная вещь развод.
Идти в больницу ужасно не хочется. Сначала я случайно проезжаю свою остановку, потом долго отряхиваюсь от первого снега, неспешно сдаю вещи в гардероб и, спотыкаясь на каждой ступеньке, поднимаюсь в палату подстреленного физика.
С каждой секундой меня трясёт всё сильнее, и дверь палаты я открываю в состоянии, близком к панике.
И сразу же натыкаюсь взглядом на физика.
– Здравствуйте!..
Подхожу ближе. Палата у господина Данилова четырёхместная. Дальняя койка занята, собственно, физиком, соседняя койка пустует, а на двух других расположились мужики предпенсионного возраста. Вежливо обхожу их, усаживаюсь на край пустой кровати и снова обозреваю физиономию мерзкого Данилова.
Ну, что сказать. Выглядит он неплохо.
На здорового человека физик, конечно же, не похож, но для того, кто больше недели провалялся в реанимации с огнестрельным ранением, он смотрится очень даже бодренько (по себе знаю).
При виде меня он отрывает голову от подушки и натягивает на бледно-зелёную физиономию выражение легкой подозрительности.
– Ну, здравствуйте, – повторяю я, косясь на тумбочку, заваленную фруктами, соками и прочим добром (наверняка Литература натаскала, кто же еще). – А я вам ничего не принесла…
На самом деле, я долго думала, что купить, но так и не смогла придумать предмет, который наш не совсем адекватный Данилов не сможет счесть за намёк. С известной долей фантазии даже журнал со сканвордами можно расценить как напоминание о Гамлете.
– Мне от вас ничего не нужно, – голосом умирающего лебедя сипит физик, и мне почему-то становится неприятно и даже как-то обидно.
– Конечно, вам ничего не нужно! Вы же уже украли Гамлета и заняли моё место в лаборатории!.. Наверно, вам хорошо там работалось! А когда я пришла работать в школу, вы шипели, что я уголовница, забыли, из-за кого я ей стала?.. А ваша бестолковая любовница…
Судорожно набираю в лёгкие воздуха – свежего, но невкусного, с едва уловимым привкусом больничной дезинфекции – и вдруг вспоминаю, что орать на раненого как-то не очень прилично. А физик, наверно, не зря стал белый, как простыня – пожалуй, если и дальше продолжать в том же духе, его соседи позовут дежурную медсестру.
Стоит представить разборки с медсестрой (с подробным разъяснением всех претензий!), как весь мой пыл улетучивается. Но закончить-то надо! И я заканчиваю:
– И ваша бестолковая любовница меня едва не убила.
– Которая?..
Ничего себе поворот! У него что, несколько любовниц? Да ещё как минимум две из них подходят под определение «бестолковая»! Интересно, Людмила в курсе?
– Та, которая преподаёт литературу в нашей… а, пардон, уже не нашей, меня же уволили, школе. Но вы не переживайте, она не успела мне навредить. Я вызвала полицию, её подержали полдня и отпустили. Так что всё нормально.
Глаза недобитого физика удивлённо расширяются, но меня уже не остановить. Я снова присаживаюсь на краешек свободной кровати и взволнованно говорю, что плевать я хотела на дела минувших дней, и что посадить физика всё равно не посадят, потому, что сроки давности истекли, а если ему вдруг приспичит принести мне свои извинения (в чём я сильно сомневаюсь), то пусть засунет… то есть подарит их американскому президенту.
Физик недоумённо моргает, и я говорю о том, что пулю он получил по заслугам, только преступник всё равно должен быть наказан; но я не собираюсь грузить своими делами «несчастного больного» и мирно уйду, когда он ответит всего на один вопрос.
– Какой?
На мгновение закрываю глаза. Со слов Хучика мне известно, что физик не успел разглядеть того, кто его подстрелил. Так что…
– Менты говорят, что Денис Костылёв пришёл к вам потому, что кого-то боялся, – торопливо говорю я. – Скажите, кого, и я пойду. Я ни за что не поверю, что вы не знаете.
Секунду физик недовольно разглядывает меня, после чего признаётся:
– У Дениса были непростые отношения с отцом.
Какая интересная новость! А физик, помниться, был с ними знаком. Одним словом, гад…
Мне очень хочется задать ему ещё кучу вопросов и даже выпытать подробный рассказ о событиях того дня, но, думаю, это не очень хорошая идея. Ну не могу я с ним разговаривать!.. Не могу. Когда физика нет поблизости, то и прибить его не хочется, но когда он рядом, в голове волей-неволей вспоминается всякая гадость и хочется не то заплакать, не то надеть ему на голову медицинское судно. Так что пусть лучше спокойно долечивается. Поэтому я желаю ему скорейшего выздоровления и прощаюсь.
Направляюсь к двери под взглядами флегматичных мужиков (у левого так вообще какой-то ментовский прищур), и тут меня окликают:
– Марина!..
Удивлённо разворачиваюсь и ловлю странный взгляд недобитого похитителя скелетов:
– Что?..
Длинная, катастрофически длинная пауза, в процессе которой я даже боюсь моргать. В итоге он разрывает зрительный контакт, отворачивается к окну и бурчит что-то вроде:
– Нет, ничего. До свидания.
Выскальзываю из палаты и прислоняюсь к стене, едва сдерживая нервный смех. Вот как это называется? «Хотел извиниться за Гамлета, но слегка застеснялся?» Или нет, «я физик, птица гордая, и мне не пристало просить прощения!». Кажется, я всё-таки начинаю хихикать. Надо было захватить с собой немного пустырника.
Мимо палаты проходит дежурная медсестра, и под её удивлённым взглядом я кое-как беру себя в руки и бреду к лестнице.
И замираю на первой ступеньке. Чёрт с ним, с Гамлетом – физик, кажется, только что сдал мне подозреваемого № 1.
И это Ярослав Костылёв.
