Катя Майорова
Травма
Рина Макошь. Травматолог
В узком, освещенном желтыми казенными лампами коридоре стоял приглушенный гул. Несколько детей постанывали, их родители шикали и как могли пытались увлечь. Еще несколько человек – не только дети, но и кое-кто из взрослых – с энтузиазмом нажимали на экран смартфона. По коридору прошел мужчина – высокий, ссутулившийся врач, которого с нетерпением ждали пациенты после обеденного перерыва. Окружая врача невидимой аурой, за ним всюду следовал запах, который обязательно сопровождает курящих людей.
У кабинета с табличкой «травматолог Шиляев Олег Степанович» стояла женщина. Она перегораживала своим огромным телом подступы к двери и предупреждала любые поползновения к нарушению порядка в очереди. Волосы, которые еще час назад были собраны в гульку, разметались длинным хвостом по спине, а мелкие волоски выбились из прически. Около женщины на скамеечке сидела девочка, как две капли воды похожая на мать: и хвост, и идеально круглые щеки, и пухлые губы, слегка приоткрытые и обнажающие передние зубы. Только вот у матери глаза лихорадочно блестели, бегали от дочери к другим детям и их родителям и обратно, она переминалась в черных туфлях, откуда отекшие ноги торчали, словно дыни, готовые лопнуть на жаре. Дочка же смотрела в телефон и увлеченно раскладывала фигурки по экрану. Она подняла слезящиеся круглые глаза на мать и застонала:
– Мама, пойдем домой? Мама, я не хочу здесь быть…
Ее стоны мог прервать и строгий материнский взгляд, но врач опередил:
– Так, дайте врачу в его собственный кабинет пройти! Нет, сразу нельзя! Да что же это такое…
Он ловко проскользнул мимо огромной женщины, с усилием хлопнул дверью и, когда думал, что уже никто его не видит, закатил глаза, пробормотав под нос:
«Они никогда не кончатся. И никогда не возьмут в толк, как надо себя вести… Тупые, недалекие…»
Врач не успел придумать подходящего слова, кто же они – тупые и недалекие, шестым чувством уловил движение в кабинете. Олег Степанович приоткрыл глаза и увидел, что за столом, где еще утром сидел медбрат, теперь шуршит медицинскими карточками молоденькая девица в белом халате.
– А вы кто такая?
– Я Нина. Медсестра ваша на вечер. – Девица опустила в ящик стола часть бумаг, а часть оставила лежать.
– В смысле – на вечер? У меня тут Игорек работал с утра, куда делся?
– Так он, как и я, на четверть ставки. – Нина смотрела на доктора, как на дурачка.
«Ненавижу смены в выходные. Тут черт знает что творится, работают по полдня, а мне под каждого подстраивайся», – с этими мыслями Олег Степанович уселся на широкий стул и стал выписывать имена пациентов.
– Зачем вы это делаете, в программе же все есть? – тут же полезла под руку медсестрица.
«А если программа полетит, как принимать будем?» – подумал врач, но не снизошел до ответа.
Девчонка ему не понравилась. Худенькая, говорливая и самоуверенная. Он не успел еще начать с ней работать, а уже хотел остаться один.
В дверь настойчиво постучали, и еще до того как Олег Степанович успел что-то сказать, в кабинет огромным шаром вкатилась женщина, преграждавшая путь в коридоре.
– Прием уже должен начаться! – властно заявила она и потянула упирающуюся дочь за руку к стулу.
Похоже, женщина совершила ошибку, потому что дочь завопила и зарыдала. Разыгрывалась семейная сцена, где девочка лила слезы, а мать успокаивала то лаской, то угрозами. Врач не вмешивался, он продолжал выписывать пациентов на листочек, быстро добавляя к фамилии и имени еще и год рождения.
«Хоть без мелюзги сегодня, одни школьники. И то хорошо. А нет, будет один, – Олег Степанович подчеркнул дату напротив фамилии мальчика и высчитал его возраст, – все равно, четыре года не два, есть шанс на адекватность».
Тем временем мать успокоила дочку и они уселись на два стула, приставленных к столу врача. Медсестра продолжала молчать и смотрела на все спокойным, почти равнодушным взглядом. Она видела, как мамашка набрала в грудь побольше воздуха, чтобы окатить доктора своей душераздирающей историей.
– Значит так, Милана упала сегодня со скамейки. Я вызвала скорую…
– Во сколько?
– Что?
– Во сколько упала?
– А! В одиннадцать!
– Сознание теряла?
– Во-о-от! Она упала-то как будто от того, что потеряла сознание! Я скорой это…
– Вы были рядом? – снова перебил врач.
Но женщина не слышала его. Она продолжала рассказ, прерывая его лишь собственным визгом.
– Я скорой это сказала, но они отмахнулись! Но вы-то хороший доктор! Хоть вы напишите направление в неврологию! Ей голову проверить нужно! Вдруг эпилепсия?! Она со скамейки упала не просто так. У ее брата была эпилепсия, у нее отягощенная история! Я знаю, ее проверить надо. Дайте направление в больницу, а то на скорой бестолочи работают, бестолочи, понимаете?
Наконец воздух в легких женщины закончился и в кабинете повисла сладостная тишина. Девочка поерзала на стульчике и недовольно хрюкнула – из ее ослабевших рук упал телефон.
– Вы все сказали? Теперь я буду спрашивать, а вы отвечайте кратко, хорошо?
Женщина поджала пухлые губы и сузила круглые глаза.
– Хорошо.
– Девочка упала со скамейки на спину?
– Нет, на левый бок.
– Она ударилась головой?
– Да!
– Нет! – одновременно с матерью ответила девочка.
– Ясно. Подойди сюда, я посмотрю, может, ты сломала что. Как тебя зовут?
– Милана, – ответила женщина за девочку.
– Женщина! Прекратите уже, а? Я не вас спрашивал!
Олег Степанович посветил в глаза фонариком, а потом резко стал сгибать-разгибать руки, надавил на плечи, и девочка сначала ойкнула, а потом заплакала.
– Мы сделаем рентген головы на всякий случай, но, скорее всего, у нее только перелом ключицы.
Врач стал размашисто писать на бумаге, его кустистые брови подергивались, глаза часто моргали, а козлиная бородка, словно маятник, качалась вправо-влево.
– Идите на второй этаж, сделаете рентген и возвращайтесь! Все! Следующий!
– Но доктор!
Воздух накалился до предела. Прелюдия была окончена. Женщина поднялась и ее голос заполнил все пространство в кабинете: он забрался даже под стол, под кушетку, в раковину рядом с дверью, под халат доктора и медсестры. Ее голос дрожал, вибрации проникали под мозговые оболочки и разливались мурашками по телу.
Олегу Степановичу потребовалось шестнадцать секунд, чтобы стряхнуть с себя напряжение и наконец взять ситуацию в свои руки.
– Уважаемая, – он полистал карточку, учтиво протянутую Ниной, – Алиса Максимовна! Я здесь врач, и, если вы не хотите навредить ребенку, делайте то, что вам говорят! На рентген!
Лицо Алисы Максимовны раскраснелось, она запыхтела, но вынуждена была ретироваться. Травматолог слышал из коридора «жалобу напишу», «уволят» и еще какие-то угрозы. Но проем двери, как и внимание врача, заняла новая порция больных.
– Добрый день, позволите войти?
Трель голоса молодой женщины разлилась металлическим перезвоном колокольчиков.
– Нет, подождите три минуты за дверью, – рыкнул Олег Степанович и тут же почувствовал слабый укол в груди.
Эта женщина вовсе не пробивалась к нему во что бы то ни стало и не требовала принять сию секунду. Она лишь быстро закрыла дверь со словами «Конечно, ждем».
Врач вернул карточку медсестре, открыл программу и нажал рядом с фамилией и именем Скворцова Милана Сергеевна кнопку «начать прием». Программа запускалась медленно, постепенно вырисовывая на экране окошки с разными графами. Врач не стал ничего отмечать, свернул окно приема Милены и навел курсор на следующего пациента.
– У этой Миланы брат умер, судя по генеалогии. Смотрите. – Нина протянула открытую карточку Олегу Степановичу, но он отмахнулся. В открытой маленькой книжице действительно мелькнул квадрат, закрашенный черным цветом2. Под ним мелко и неразборчиво что-то было написано, а от него тянулась линия к кругу, подписанному Милана.
– Ниночка, занимайтесь, пожалуйста, своим делом, у нас полный коридор пациентов, некогда писульки рассматривать! Вот скажите, – он не дал осмыслить первый выпад и начал новое наступление, – вы сможете нормально перевязать перелом ключицы? Или мне самому придется этим заниматься?
Нина помолчала. Она смотрела на Олега Степановича с любопытством и не поддавалась на его давление. Наконец по ее губам пробежала легкая полуулыбка и она прожурчала:
– Конечно смогу. Я вообще все могу. Я, между прочим, уже четвертый курс заканчиваю. Между прочим, в первом меде, если хотите знать.
Нина смотрела на генеалогию девочки и чувствовала жгучую досаду. Этот сухарь не хотел и не мог понять бедную мать, потерявшую первого ребенка. За черным квадратом скрывалось очень много боли, слез и отчаяния. Не нужно прожить что-то подобное, чтобы понять это.
– Так вы будущая коллега? Женщинам-травматологам трудновато…
– Во-первых, не так уж и трудновато, – Нина перебила его резко и беззастенчиво, – а во-вторых, я и не собираюсь в травматологию.
– А что ж тут тогда время теряете?
– А то, что в нейрохирургии ставок не было. Я уже все пороги обила. Может, вы мне поможете? Есть у вас знакомые, кто мог бы устроить?
Нина не относилась к тем студенткам, что дрожат перед опытными врачами. Она в них не верила и даже не уважала. Особенно таких, как Олег Степанович – засевших в травмпункте на десятилетия, забывших об операциях и незнакомых с новыми методами лечения. Нина твердо была уверена: она никогда, ни за что не станет такой. Но если он может помочь, так пусть хоть что-то полезное сделает в жизни.
Травматолог не улавливал этих настроений помощницы. Он видел в ней неглубокую, глупую студенточку, которая закончит карьеру декретом еще до того, как станет участковым врачом.
– Я травматолог, – ответил Олег Степанович, – а не нейрохирург. Зови следующих.
В кабинет зашла стройная дамочка. На вид она была на пороге тридцати лет: на лице появились первые морщинки, но выглядела потрясающе. Изумрудный костюм ярким пятном разрывал серую обстановку, волосы были собраны в конский хвост, но красиво лежали волнами на спине. Высокие скулы, легкий макияж и идеально белые кеды – она представляла собой образец стиля была образцом стиля. За ручку она держала сына-четырехлетку, такого же модника: горчичного цвета брюки, рубашка в клеточку и черные кеды. Правая рука неловко, но по всем правилам примотана к туловищу. А глаза покраснели от слез. Ему было очень больно, но он держался как мог.
– Добрый день, – поздоровалась молодая женщина.
– Добрый день, – вторил ей сын.
– Здравствуйте. – Олег Степанович улыбнулся первый раз с начала приема и жестом пригласил присесть.
Мальчик разместился на широком стуле, а его мама присела на кушетку. Они молчали, ожидая от врача разрешения начать рассказ.
– Что у вас случилось?
– Ваня в комнате играл и как-то так неудачно прыгнул, и на руку приземлился. Вот и все.
– Вы сами зафиксировали руку?
Одновременно с опросом Олег Степанович разрезал бинты и снимал рубашку с мальчика. Его мама – бледная и испуганная – ответила не сразу.
– Да, сама. Я курсы первой помощи проходила. Вот пригодилось, к сожалению. – Она сделала паузу, взглянула на сына и обратилась к нему. – Ты как?
– Больно, – хрипло ответил мальчик, и по его лицу беззвучно потекли слезы.
– Да ты у нас боец, – решил поддержать Олег Степанович. – Такую боль не каждый взрослый выдержит так стойко.
Врач осмотрел руку, вздохнул – «Все ясно» – и отправил на рентген и эту пару.
– Это перелом, да? – перезвон металлических колокольчиков в женском голосе дрожал тревожностью и страхом.
– Да, перелом. Сейчас сделаем снимок, и станет ясно, только лучевая у нас повреждена или локтевая тоже. И есть ли смещение. По осмотру кажется, что нет, но если есть, то могут быть повреждены внутренние ткани, это серьезнее. Пока не спешите расстраиваться и сделайте снимок.
С каждым словом врача глаза матери наполнялись слезами, а сына – страхом. И слабая попытка доктора успокоить не принесла никаких результатов.
– Спасибо. Ванюша, пойдем. – Мама нежно опустила руку сыну на здоровое плечо и повела его в коридор.
«Такая милая. Ведь так переживает за сына. И не нужно ставить на уши весь травмпункт, чтобы ей помогли», – думал врач.
Спокойная атмосфера в кабинете прервалась спустя несколько секунд, как закрылась дверь. В кабинет попытались пройти следующие пациенты, но их придавило к стене: Алиса Максимовна и ее дочь вернулись со снимками и не оставили шанса попасть в кабинет кому бы то ни было. Женщина победоносно положила рентгенограммы на стол врача. Напряжение, которое полностью исчезло, снова вернулось.
– Ну?
Олег Степанович поднял снимки на свет.
– Повреждений черепа нет. Вы понаблюдайте еще в течение суток: тошнота, рвота, головокружение, сонливость и вялость могут быть признаками сотрясения. Но! После травмпункта девочка будет уставшая и ей просто нужно поспать! Не путайте, пожалуйста, усталость и повышенную сонливость!
Он поднял второй снимок. Действовал врач быстро, почти молниеносно, не давая матери издать и звука.
– Как я и говорил, перелом ключицы. Ниночка, повязку Дезо сделайте, пожалуйста.
Медсестра повела бровью и изменилась в лице, но ничего не сказала. Она собрала бинты и повернулась к Милане. Нина старательно улыбалась, и звуки ее голоса нежной песней убаюкивали тревожность Алисы Михайловны, страх Миланы и раздражение Олега Степановича.
– Приступим, Миланочка? – пела Нина. – Натерпелась, моя хорошая. Сейчас будет неприятно, но недолго совсем, только когда бинты подложу… Оп!
– Ай!
– Все-все, мой дружочек-пирожочек… Сейчас замотаем тебя, как гусеничку, а когда придет время разматывать, станешь у нас настоящей бабочкой… Ты ведь в школе учишься, вы не смотрели, как гусеницы в бабочек превращаются? Нет? А сама, может, в мультике видела? Да?
В груди Олега Степановича свербело. Он смотрел на Алису Максимовну и разрывался между желанием помочь и выставить за дверь. «Что там Нина говорила? Сын погиб? Так что ж, это повод теперь другим всю душу вынуть? Раз ее жизнь покалечила, так и меня надо?» – думал Олег Степанович, пока оформлял в программе прием.
– Диагноз… перелом ключицы… код по МКБ[3]… S42… при пальпации…
Травматолог бормотал довольно громко, пытаясь прогнать из головы мысли о шарообразной женщине и ее мертвом сыне, а из ушей мелодичный голос Ниночки.
Когда дверь за пациентами закрылась, Олег Степанович сам вышел в коридор и объявил, чтобы не ломились в кабинет, он сам позовет следующих. Медсестра тоже сорвалась с места – ей срочно понадобилось что-то в коридоре.
Нина догнала Алису Максимовну уже на улице.
– Стойте! Я хочу вам кое-что сказать!
Женщина смотрела на Нину враждебно.
– Что же?
– Я уже давно работаю в травме и еще подрабатываю в нейрохирургии. – Нина беззастенчиво соврала, оправдывая себя тем, что хотела, чтобы ей верили. – У вашей дочки точно нет сотрясения. Я внимательно смотрела за ней, когда делала фиксацию. Не переживайте…
Медсестра не успела договорить. Алиса Максимовна увеличилась в размерах от негодования и пошла в наступление.
– Знаешь что, милочка! Ты ничего не могла понять за одну минуту! Вы все – врачи, медсестры! – просто штаны просиживаете! Иди к черту!
Алиса Максимовна развернулась на низких каблуках и гордо стала переваливаться из стороны в сторону. Милана бежала следом. У Нины в глазах стояли слезы. Она не понимала, за что с ней так обошлись. Но другие пациенты не ждали, надо было возвращаться в кабинет.
– Дай мне карточку второго, Вани, – сказал Олег Степанович властно медсестре, когда та вернулась на рабочее место.
– Так нет их карточки, они не к нашей поликлинике прикреплены. Но участок все равно наш, так что снимать у нас тоже будут.
– Я понял. Вот номер. Петр Александрович Журавков, нейрохирургией заведует в пятьдесят второй, скажи, что от меня. На ставку не возьмут, но на четверть могут. Или на полставки. А если реально в нейро хочешь, так, может, и к врачу припишут. Договорись, в общем.
Глаза у Ниночки загорелись. Она схватила листок и стала быстро переносить номер в телефон.
– Не хочу других принимать, пока эта модная мама не вернется. С такими приятно работать, после этой Алисы мне надо видеть, что есть адекватные люди.
Травматолог говорил с Ниной, но не ждал от нее ответа. Медсестра это поняла и не стала ничего отвечать на последнюю реплику, но поблагодарила за номер.
– Шмаков Иван!
Врач выглянул в коридор и позвал пациентов, уже вернувшихся после рентгена. На лавочке рядом с кабинетом сидели Ваня со сломанной рукой, его мама и отец, который предпочел не заходить в кабинет. Это был высокий мужчина в рубашке и вязаном жилете, брюках и туфлях. На длинном худом лице, напрочь лишенном мужской растительности, гордо красовались очки в черепаховой оправе. Его лицо было бледным, даже бледнее, чем у сына, он держал жену за руку и раскачиваясь приговаривал: «Все будет нормально, все будет нормально».
Мама с сыном прошли в кабинет, а отец остался сидеть в коридоре. Она молча протянула снимки.
– Все неплохо, – прокомментировал Олег Степанович. – Перелом локтевой кости без смещения. Просто гипс наложим и отправим вас на три недели.
Врач улыбнулся молодой женщине, но она не ответила улыбкой. Ее лицо было не просто бледным – оно слегка позеленело, на лбу выступила испарина.
– Спасибо вам, это большое облегчение. За три недели все заживет?
– Ну, мы сделаем контрольный снимок через десять дней, и там будет видно, сколько ему с гипсом ходить. Обычно все-таки месяц требуется, но у многих и за три недели заживает. Как пойдет. Вы сами-то как? Выглядите неважно.
Женщина отмахнулась:
– Я просто за сына переживаю. – Перезвон ее колокольчиков звучал неестественно холодно и фальшиво.
Ее пухлые, нежные губки обескровились и потрескались. Правая рука обхватила левую выше локтя и сильно сжала. Она не пошла с сыном в соседний кабинет, где накладывали гипс. Мальчик все терпел молча и, когда становилось невыносимо, выпускал несколько слезинок. Атмосфера в кабинете, которая буквально несколько минут назад была раскалена до предела, застывала, словно студень в холодильнике. Жар истерики Алисы Максимовны сменился фригидностью мамы, чье имя так и не было названо.
Когда Нина закончила с гипсом, а мальчик с одобрения матери получил от медсестры конфету, врач принялся традиционно объяснять дальнейшие действия.
– Может сильно болеть, тогда дайте ему ибупрофен, будет сильно чесаться, но чесать нельзя. Я вас запишу к себе сразу на следующий прием. – Он щелкнул мышкой по соответствующей вкладке.
– А можно просто направление открыть? Я не уверена, что знаю, в какой день смогу прийти и смогу ли вообще…
Женщина вздрогнула, причина этой дрожи так и осталась непонятна. Врач пожал плечами и, выбирая между «записать на прием к…» и «открыть направление к травматологу-ортопеду», выбрал второй вариант.
– Только, пожалуйста, запишитесь или ко мне, или к Орловой. У Степанченко только ортопедия, она с травмами не работает. Хорошо?
– Конечно, доктор. Все, как вы скажете.
– Услада для ушей врача, – посмеялся Олег Степанович.
Его поддержала коротким смешком Нина, но мама Вани лишь кротко улыбнулась. Они забрали снимки и вышли.
– Что-то с ней не так, – сказала Нина доктору.
– Да, уж очень она бледная и даже зеленая. В любом случае так приятно работать с адекватными людьми! Если бы не такие, благодарные пациенты, я бы давно уволился. Такие, как эта Алиса, ломают и своих детей, и нас, врачей.
* * *
В аудитории стоял характерный гул. Студенты в белых халатах не спеша подтягивались к началу лекции. То тут, то там стояли компании ребят, которые эмоционально делились новостями после выходных. У всех они прошли по-разному: кто-то их провел в баре, кто-то на природе, а кто-то на работе. В самой многочисленной компании все внимательно слушали парня с аккуратно уложенными волосами. С первого же взгляда становилось понятно, что он претендовал бы на роль местной звезды, если бы не чересчур самодостаточные однокурсники.
Парень был единственным, кого взяли работать помощником судмедэксперта еще до того, как начался цикл по этому предмету. Кто-то говорил, что у него были связи, кто-то говорил, что он целый год ходил на кафедру и буквально умолял взять его и что работал бесплатно. На самом деле парню просто повезло: еще во времена учебы в медицинском колледже он на практике встретился с судебным медэкспертом и тот просто предложил поработать с ним на кафедре. Зарплату обещали символическую, зато много опыта и интересных историй.
– Короче, сорвалась эта мамка. Прям на глазах сына ширнулась и все, представляете! Передоз!
В аудиторию зашла Нина. Она прошла к одногруппникам и, не снимая сумки с плеча, вклинилась в разговор.
– У меня, конечно, тоже интересная смена была, но с тобой, Антон, не потягаться! Давай-ка еще раз историю заново! – Она протянула ему стаканчик с кофе, и парень отпил большой глоток.
– Да рассказываю, что привезли нам женщину на вскрытие. У нее передоз. Красотка просто, – он сделал движение губами, изображая поцелуй, – живет… жила в шикарном особняке с мужем и сыном. Они с мужем целый день собачились из-за ее зависимости. Сын руку сломал, я думаю, чтобы переключить внимание родителей…
– Красотка, говоришь? Сын руку сломал? А как ее фамилия?
– Шмакова Ирина она, а что?
Нина раздвинула сокурсников и опустилась на скамейку. Перед глазами стояла почему-то огромная Алиса Максимовна, посылающая ее к черту. А вот лицо женщины в изумрудном костюме смазалось, расплылось и никак не могло собраться в цельную картинку.
* * *
Три недели спустя.
Поздним вечером, когда большую часть пациентов приняли, а еще часть не выдержала и уехала в частные клиники, Олег Степанович пригласил в кабинет последних в очереди – бабушку и внука. На месте Нины сидела знакомая по рабочим будням Надежда Петровна – медсестра с сорокалетним стажем пользовалась глубоким уважением у травматолога. Обычно Надежда Петровна не работала по выходным, но в этот раз у нее случились финансовые сложности, и поэтому ради нее с легкостью поправили график.
– Ваня, здравствуй. Как твоя рука? – первым поприветствовал юного пациента доктор.
Мальчик выглядел немного странно: у него как будто от удивления лезли глаза из орбит и он нервно подергивался.
– Нормально. – С бабушкой Ваня вел себя совершенно иначе, не здоровался и забыл об этикете.
Доктор не преминул это отметить, но при одном упоминании о матери, бабушка зашлась слезами. В рыданиях Олег Степанович с трудом смог вычленить, что мама мальчика и одновременно дочка бабушки умерла в тот же день, когда наложили гипс. По спине травматолога пробежали мурашки. Он вспомнил, какой вежливой и бледной была та женщина. Вспомнил худого отца мальчика в очках. И вспомнил, как смотрела на него юная медсестрица, когда он отмахнулся от карточки с генеалогией и не стал вникать ни в одну из историй пациентов.
– Как же так случилось? – услышал врач свой голос как будто со стороны.
Бабушке было сложно сказать правду, но она собралась, вытерла слезы и честно призналась:
– Проблемы у Ирочки были, она к наркотикам, трекляты-ы-ы-ы-ым, – бабушке понадобилось несколько секунд, чтобы промокнуть глаза и набрать в грудь воздуха, – пристрастилась, так они с Борей ругались из-за этого, так ругались. Она то держится-держится, а то опять за старое… Боролся он с ней, мы боролись… Все с ней боролись, и никто – за нее. Вот она и-и-и-ы-ы-ы-ы-ы…
Женщина снова завыла. Олег Степанович с трудом смог собраться и закончить осмотр мальчика. Что-то внутри вновь надломилось, вновь внутренний стержень дал трещину, и стало снова, как раньше, больно за людей.
