Мария Ил
Кельтский Мел
064. Ия. Первая картина
Когда Ия закончила Первую картину, она вставила холст в белую тонкую раму. Присмотрелась, убедилась, что рама не исказила впечатление и не бросила ненужной тени. Когда вечером Вера Заславская вернулась из клиники, они вдвоем молча постояли перед Первой картиной. На следующее утро картину увезли из квартиры Заславских.
Холст повесили в хакотской клинике, где работала старшая Заславская и иногда подрабатывала Ия, и даже предложили за него заплатить. Но Ия денег не взяла, что-то ей подсказывало, что с концами картину отдавать рано, но надо было на время ее отпустить от себя и показать другим людям. Она не ошиблась.
Через два или три месяца в хакотской клинике, где работала Вера Заславская и висела Первая картина, объявился седой хакотский искусствовед, предъявил свои рекомендации и попросил показать Первую картину. Его проводили к ней.
Он долго стоял перед картиной, сидел напротив на больничном стуле, который ему приволокли заботливые нянечки, потом он побродил возле Первой картины, отводя и вновь бросая взгляд на нее. Закончив сеанс знакомства с холстом, он напросился в гости к Заславским, чтобы взглянуть на остальные работы Ии.
Он приехал к ним домой буквально через день, в субботу утром. Утреннее солнце почти заливало забитый книгами кабинет Веры, где в воздухе парили легкие светящиеся пылинки и стоял мольберт Ии. Хакотский коллекционер рассмотрел немногочисленные холсты Ии, поочередно ставя их на мольберт. Потом он, попросив разрешения, не спеша суховатыми пальцами перебрал все бумажные наброски, хранившиеся в большой коробке под столом. От чая и кофе он вежливо отказался.
Закончив просмотр, он постоял, почему-то упершись лбом в косяк двери, как будто что-то давило на него или, наоборот, пробивалось из него наружу. После этого он повернулся к Ие и Вере, поблагодарил и пообещал в течение недели сформировать предложение и откланялся.
Ия ничего не поняла ни по его реакции, ни по словам. Но это ее и не заботило.
065. Елена Александровна – первый наблюдатель Виктора
Елена Александровна расстраивалась. Ей было жалко расставаться со столиком, оставшимся от родителей. Они столько лет были вместе, пережили волнующую перестройку и нынешнюю немного нервирующую, но все же стабильность. Самой Елене Александровне столик был не нужен, только место занимал в заставленной мебелью квартирке. Он наполовину перегораживал коридорчик у входной двери и мешал проходу. Можно было увезти столик на дачу, но хлопотно, и там хватало подобного барахла. Антикварной ценности столик не представлял, это установил ушедший муж Елены Александровны, и подтвердил актуальный муж ее дочери.
Елена Александровна не была жадной. Просто ей не нравилось расставаться со старыми вещами. Телефон, стоявший на столике, зазвонил.
“Ну вот, – подумала Елена Александровна, – столик и не бесполезный вовсе”.
Звонил Виктор, брат ее приятельницы. Он иногда подкидывал Елене Александровне халтуру. Поработать в комиссии по выборам, сходить с плакатиком на правильный митинг, ходить по квартирам во время переписи. Денежка Елене Александровне не мешала, а работа не слишком утомительная и общественно полезная. Виктор сказал, что есть подработка, почему-то спросил про заграничный паспорт и шенген, и пригласил встретиться для подробного разговора.
Просьба Виктора оказалась неожиданной. Он предложил Елене Александровне отправиться в Париж на несколько дней. Но не просто так. Виктору необходимо было получить фотографии конкретного места и людей, которые будут там собираться в определенное время. Все мероприятие должно было занять от двух до четырех часов, а расходы Виктор брался оплатить.
На вопрос Елены Александровны, что это за люди, и как она узнает, кого именно надо фотографировать, Виктор сказал, что подробности будут перед мероприятием. Он заверил, что беспокоиться не о чем. Люди не опасны, нужно лишь понять, кто был на месте и как выглядело это место в то самое время. Фотографий со смартфона хватит. Фотографирующих в Париже полно, особенно в центре, где как раз и было место, которое интересовало Виктора.
Елена Александровна колебалась. Она не любила принимать решения. А это все странно выглядело, какие-то шпионские игры. Елена Александровна была стабильным разумным параноиком, а отнюдь не авантюристкой или любительницей приключений. Но, с другой стороны, Виктора она знала давно, он выполнял обещанное, подкидывал работу и затруднений не вызывал. Елена Александровна решила, что нет вреда от фотографий на улице европейского города. И в Париж неизвестно, когда удастся самой добраться.
Виктор пообещал перезвонить через день, чтобы договориться подробно.
066. Галерея на острове Сен Луи
После разговора в адвокатской конторе Софи раздумывала недолго. Вариант ей нравился. Она приняла предложение.
И все завертелось. Следующим утром в галерею приехала Мадам Куратор – высокая седая мадам с низким голосом. Она поприветствовала Софи, взяла предложенную чашку кофе, а потом еще три или четыре. Она молча бродила по помещениям. Иногда она резко разворачивалась и смотрела по сторонам или задирала голову, вглядываясь в потолок. Софи старалась ей не мешать.
Вслед за Мадам Куратор появились коренастый прораб и девушка-дизайнер с лазерной линейкой, ноутбуком, альбомом и образцами материалов. Девушка работала в будущей галерее несколько дней с утра до вечера. Она методично облазала и обмерила каждое помещение, включая будущие выставочные залы, крошечный офис и туалет, оставила метки на стенах полу и потолке, сделала сотни фотографий и десятки набросков карандашом, нарисовала на полу воображаемые линии движения посетителей и рассчитала их допустимое число.
Наконец она удалилась работать с проектом художественного пространства. Через пару недель Софи увидела будущую галерею в 3D проекте.
Ничего оригинального в оформлении галереи не планировалось. Стены были выкрашены в светлые оттенки серого. Лишь в одном помещении предлагалось другое решение – нейтральный темно-синий или серо-зеленый фон на стенах. Девушка-дизайнер и Мадам Куратор после немногословной консультации, которая больше была похожа на совместную медитацию в этом зале, выбрали серо-зеленый цвет. Картин и других экспонатов в галерее не было, и как они это решили, для Софи осталось загадкой.
Честно говоря, на этом этапе Софи стало страшновато, справится ли она с работой, когда все хакотские профи покинут ее, и она останется один на один с галереей и ее неведомыми будущими экспонатами. Стало ясно, что много всего надо было знать, понимать и чувствовать в этом бизнесе. Взяться за него без подготовки, теперь казалось Софи наглостью и, может быть, ошибкой. Но она не собиралась отступать. К тому же, к галерее прикомандировали еще одного сотрудника – Смотрителя, на которого, по словам Мадам Куратор, можно было положиться во всех вопросах галерейного дела.
А в галерее тем временем пришла очередь мастеров. Каждый день Софи приходила в галерею. Она пробиралась между мастерами, лестницами-стремянками, лесами, верстаками, банками и ведрами с краской, стараясь не наступить на инструменты и не споткнуться о плитки и мотки проводов. Работа двигалась.
Однажды Софи пришла в галерею, где все было готово. Все остатки материалов и леса были вынесены. На стенах и потолке были смонтированы системы крепления экспонатов и освещение. Пара человек доводила помещение до блеска, а в витринном окне дизайнер устанавливала лаконичную декоративную композицию, призванную привлечь посетителей в галерею на острове Сен Луи.
067. Дашка знакомится с глубинной сетью
Человечество не решило окончательно, являются ли “жаворонки” беззаветными тружениками и чуткими мембранами природы, каковыми сами жаворонки любят себя преподносить. Жаворонки любят уверять “сов”, которые обожают поспать подольше, что самое важное происходит, когда совы мирно спят.
Пословицы времен расцвета рабства и крепостного права безапелляционно встают на сторону жаворонков, провозглашая ранний подъем как императив, освященный богами. Доподлинно, впрочем, неизвестно, одобряют ли боги ранний подъем или нет. Но, несомненно, что некоторые из богов могли поразить всякого, кто осмелился бы прервать их божественный сон в слишком ранний час.
Дашка считала себя жаворонком. Она легко проснулась, когда под утро в смартфоне звякнул сигнал оповещения. Дашка вытащила руку из-под одеяла, дотянулась до телефона. Синхронизация завершилась. Глубинная сеть DNet открыла интерфейс для Дашки.
Любопытство – сильная сторона человечества. Одновременно управляясь с одеждой, смартфоном, кофемолкой и кружкой, Дашка начала изучать приложение, варить кофе, вытаскивать на балкон подушку, чтобы устроиться поудобнее и погрузиться в глубинную сеть.
Если ввести свое имя в приложение DNet, то … бац, и ничего не произойдет. Этого мало. И приложение считает, что вы это понимаете. Подумав, Дашка ввела имя, год рождения и текущие координаты. Сеть DNet включилась.
DNet-глубинная сеть. Вы ввели информацию о себе?
Дашка. Да.
DNet. Начинаем второй этап аутентификации. Вы готовы?
Дашка. Да.
Отпечаток пальца прошел со второго раза.
Ответы на четыре контрольных вопроса, которые сгенерировала глубинная сеть, не вызвали у Дашки затруднений. Сами вопросы Дашку восхитили. Ответы знала только она, и ответы были однозначные. Глубинная сеть немедленно посоветовала Дашке никогда никому не цитировать ни один вопрос из ее аутентификационной сессии несмотря на то, что набор вопросов варьируется.
Чат Дашки и DNet-глубинной сети
DNet. Вы авторизованы.
Дашка. Спасибо. Я хочу получить свой профиль в читабельном виде.
DNet. Мы не храним профили в “читабельном” виде. Но можем дать вам любую информацию из профиля. Краткая версия профиля доступна в темных картах и глубинной сети по запросу.
Дашка. Как вы храните мои данные?
DNet. Ваш профиль, как и любой другой, представляет массив параметров – бинарных, численных, специальных.
Дашка. Но они же не постоянны?
DNet. Да и нет. Некоторые параметры человека неизменны или почти неизменны – например, ваша история. Эти данные могут уточняться, если появится более достоверная или детализированная информация. Есть переменные составляющие – ваши ментальные модели, которые эволюционируют, например, при повышении уровня образования или в результате переживания нового опыта. Это происходит медленно и плавно.
Некоторые параметры меняются быстро, но предсказуемо. Например, когда вы устаете или чувствуете себя в опасности, ваши реакции срабатывают иначе, чем в спокойном состоянии.
Дашка. Понятно. Что такое DNet-глубинная сеть?
DNet. Вы разговариваете с интерфейсом для пользователей, версия 2.1. Сама система DNet – это три в одном: 1. Сервисная система. 2. Система параметризации данных – здесь у нас нет аналогов. Мы обрабатываем данные и храним полученные параметры, используя нашу технологию. 3. На основе первого и второго пунктов мы создали систему прогнозирования и расчета вероятностей событий.
Дашка. Спасибо. Я хотела бы уточнить оптимальный процесс общения с вами.
DNet. Наше имя DNet. Но вы можете задать любое первое имя для удобства обращения к интерфейсу и настроить удобный формат. Ваш статус предполагает круглосуточный сервис. Нас нельзя сломать, разрушить или блокировать, действуя через приложение или сайт. Мы рекомендуем активно практиковать наш сервис, чтобы он стал быстрым и заточенным под вас.
068. Дашка. Темные карты. Профиль Дашки
Дашка закрыла приложение. Несколько минут посидела в тишине, решая, чем заняться дальше.
Надо было попрактиковаться в работе с DNet в полевых условиях. Но как именно? Дашка задумалась. Очевидно, можно запрашивать данные каких-то объектов и вероятности каких-то событий. Можно было бы проконсультироваться с Романом, но это неспортивно. Надо самой сообразить, ничего сложного для нормального инженера. Тут Дашку осенило. Карты!
Начать надо с темных карт. Всегда проще знакомиться с новым, имея перед глазами визуализацию условий и решений задачи.
Дашка вернулась в комнату к ноутбуку. Нашла иконку темных карт, и вывела на экран свой дом. Квартал был ей хорошо знаком. В первом приближении ничего нового на карте не было. За исключением нескольких маленьких цветных маркеров.
Дашка нашла крышу своего дома, приблизительно то ее место, под которым находилась ее квартира на последнем этаже. Приблизила сияющее светло-серое пятнышко, и кликнула по нему. Карты открыли маленькой окошко с надписью: объект Дашка, профиль искатель, статус норм.
Дашка опять задумалась. Ввела в поисковой строке запрос “опасность, опасный объект”. Надо же знать источник опасности, особенно, если он находится близко. В квартале все было спокойно. Дашка уменьшила масштаб. В городе были люди или иные объекты, которых IQuest считал потенциально опасными. Это было интересно, но сейчас не так важно.
Дашка ввела запрос на поиск Романа. Она ввела имя, фамилию и admin IQuest. Роман, оказывается, торчал в офисе. Тип профиля у него был такой же, как у Дашки, то есть искатель. Однако маркер был не светло-серого цвета, как у Дашки, а фиолетового. И он не мерцал.
Дашка нашла школьную подругу, которая жила в соседнем районе, профиль у нее был типа н/о (не определен). Значит, можно найти человека и понять, имеет ли отношение к глубинной сети и характер этого отношения.
Надо было познакомиться с собственным профилем. Дашка запросила данные.
Глубинная сеть DNet. Дашка (Дарья) Исаева, краткий профиль.
Статус, занятия, локация. Человек, друидские истоки, второе или третье прибытие (предположительно), подлинное имя неизвестно, инженер, игрок Игры IQuest (Dashkin). Санкт-Петербург.
Modus Vivendi. Игрок, прогрессист, искатель
Контакты. Дакоты, хакоты, IQuest – полная поддержка и защита. Контрагенты. Предположительно – охранители, погонщики.
Рекомендации. Отсутствуют.
Особые характеристики. Информация скрыта.
“Немного, – подумала Дашка, – но и немало”.
069. Первая картина в галерее, ее история
Парижское метро открывается в половине шестого утра. Около шести Софи вышла из поезда на станции метро Pont Marie, поднялась на поверхность, порадовалась утреннему городу, перешла через мост и минут через семь дошла до галереи на острове Сен Луи. Здесь она достала массивный ключ, открыла замок, вошла вовнутрь, включила светильники, подняла жалюзи и поставила вариться кофе. В шесть двадцать в галерею вошел Смотритель, поприветствовал Софи и приступил к работе. В половине седьмого утра у входа остановилась машина. Хакотский банк доставил Первую картину в галерею на острове Сен Луи.
Художественные галереи открываются по-разному. Большие и жаждущие известности широко анонсируют открытие, раскатывают красные дорожки, приглашают музыкантов, настаивают на дресс-коде, разрезают шелковые ленточки, сдергивают струящиеся покрывала. Там стреляют пробки из бутылок шампанского, мелькают вспышки фотоаппаратов, а солидные телевизионные камеры плавно поворачивают тяжелые головы, снимая то, как счастливые галеристы внимают аплодисментам нарядной публики.
Галерея на острове Сен Луи открылась тихо. Ранним утром в нее внесли внушительный алюминиевый ящик с хромированными уголками и четырьмя замками. Ящик опустили на пол в зеленом зале. Внутри был первый экспонат. Справедливости ради, надо заметить, что и на этом скромном открытии без шампанского не обошлось. Но сперва в галерее появилась Мадам Куратор и ее помощница девушка-дизайнер. При их участии и с ценной помощью Смотрителя Первая картина была распакована и закреплена на стене с соблюдением всех предосторожностей монтажного, такелажного и галерейного дела.
В этот момент и пришло время шампанского. Французы правильные люди, понимающие, что хороший повод для бокала вина упускать нет смысла, а отсутствие повода – не повод не выпить. Тут и повод был, а шампанское нашлось у Мадам Куратор. Камеры, кстати, в галерее тоже были, но не телевизионные. Сразу по прибытии первого экспоната Смотритель включил систему видеонаблюдения и соединил ее с охранной фирмой.
У Первой картины была своя не слишком длинная, но небанальная история. Для понимания этой истории, сперва придется кое-что объяснить про хакотов и их отношения с искусством.
Когда мироздание создавало хакотов, то оно решило отчасти компенсировать их непогрешимую безупречность. Сперва мироздание хотело полностью лишить хакотов артистической жилки. Но поразмыслив, решило, что это будет опасно для всего прекрасного на земле. Тогда мироздание наделило хакотов безупречным вкусом к прекрасному, тонким чутьем и нежной любовью к искусству. Но не стало одаривать их собственными художественными талантами.
Именно поэтому, вы не найдете среди хакотов блестящих музыкантов, хотя замечательные дирижеры среди них точно есть. В реставрационной мастерской (где, кстати, часто работают дакоты) хакоты не могут сделать почти ничего полезного, разве что предложить некоторые из своих филигранных технологий. На сцене театров хакотов тоже не бывает, если только они не вышли поклониться вместе со своими обожаемыми актерами под занавес гениального спектакля. Хакоты бывают очень неплохими режиссерами.
Бывает, они пробиваются и в писательской среде, но в художественной литературе им откровенно тяжко из-за их перфекционизма и неспособности постичь, что читателю иногда надо просто дать полетать. Зато лучшие редакторы и многие воистину благословенные издатели – очень часто хакоты или как минимум их ученики. Вы не встретите талантливого художника-хакота, но непременно найдете среди хакотов признанных мастеров музейного дела, успешных галеристов, неутомимых коллекционеров и известных аукционистов.
Этот встроенный мирозданием изъян, несомненно, повлиял на хакотов. Он существенно поумерил их запредельное высокомерие и научил ценить людей, совершенно не похожих на них самих.
Первую картину кто-то из хакотов увидел случайно, провел перед ней тридцать минут стоя, потом час сидел на жестком стуле, ушел было, но передумал и вернулся, долго думал, нашел автора, уговорил снять Первую картину со стены, позволить изучить ее и подумать о продаже. Художник (на самом деле, художница) картину не продала, но разрешила выставить. Спустя месяц Первую картину выставили для закрытых просмотров.
Три месяца она висела на южной стене светлого холодноватого зала. Картина была небольшая. В первый момент она терялась в отведенном ей пространстве, к ней надо было подойти поближе и переключить режим восприятия с размеров зала на размеры картины. На третий день кто-то заботливый и педантичный поставил легкую перегородку, отделив территорию экспонируемого шедевра от избыточной и бессодержательной пустоты, тем самым создав соразмерный контекст.
Заботливый персонаж на этом не успокоился, он нарисовал на полу голубоватым мелом линию, примерно в два или три метра длиной, напротив картины и две окружности под углом к ее плоскости. Это были три места, с которых предлагалось взглянуть на Первую картину. Смотреть со всех остальных точек не возбранялось. Все эти манипуляции вызвали легкую иронию и снисходительные улыбки у ценителей искусств. Им было забавно, что кто-то им, подлинным знатокам и искушенным зрителям, ненавязчиво, но все же пытается указывать как именно смотреть на предмет искусства. Как бы ни были они ироничны, хакоты не смогли не увидеть на картину в том числе и с предложенных ракурсов.
Первая картина никого не оставила безучастным. Реакции были разными. Иногда въедливые критики и восторженные зрители видели на картине одно и тоже. Первых увиденное раздражало, бесило или расстраивало, а вторых согревало, захватывало и уносило вдаль.
Иногда зритель видел в Первой картине что-то свое, глубинное, и это свое цепко хватало его изнутри и держало какое-то время, пока наконец, не отпускало. Тогда спасшийся неровно вздыхал и ненадолго прикрывал глаза.
Вскоре не было человека, из имеющих доступ, который не пытался бы взглянуть на картину со всех предложенных и самостоятельно найденных ракурсов, а также подойти поближе и различить у кончика носа структуру мазков в поисках нового смысла. Некоторые приходили по два или три раза. Особо впечатлительные оставались около Первой картины медитировать на ночь и встречать рассвет.
Постепенно ажиотаж начал спадать.
Что касается будущего Первой картины, решено было, что ее нельзя не открыть для общего обозрения, если автор не будет возражать.
Первая картина была выставлена в зеленом зале галереи Сен Луи, шампанское было выпито, а на дверях галереи появилась табличка с часами работы. В зале, чуть в стороне от картины, был поставлен круглый столик с тяжелыми коваными ножками. Столик был высоким ровно настолько, чтобы стоя было удобно оставить запись в толстой всегда раскрытой книге отзывов.
Перед тем как снять с картины последний слой пергаментной бумаги Мадам Куратор развернулась к присутствующим, чуть приподняла левую руку, захватив всеобщее внимание, и сказала:
– Господа, здесь нет случайных людей, и я должна вам сказать несколько слов об этом арт-объекте. Это необычная картина. Нет сомнения, что Первая картина будет долго осмысливаться в нашем отделе хтонической и небесной живописи. В ней каждый видит что-то свое – историю, смысл, идею, страх, надежду или путь. Некоторые могут об этом рассказать, другие – нет. Возможно, это замысел художницы или провидения. Поэтому мы не можем закрыть картину в хранилище. На ограниченное время мы решили сделать Первую картину доступной для всех. Мы никак не собираемся анонсировать и тем более рекламировать эту маленькую экспозицию. Не сомневаюсь, что ее найдут те, чьи пути проложены соответствующим образом. И последнее, но важное, если вам тяжело смотреть на Первую картину, такое бывает, не смотрите. Уходите немедленно и не возвращайтесь.
После этих слов Мадам Куратор сняла последний слой тонкой бумаги, и все увидели Первую картину.
