Мария Часовитина
Клеща
– Что это именно он, вы поймете. Этот лес – живой. Он будет проверять вас. Он будет ощущать вас. Он будет испытывать вас, – говорила Лимиговна, похожая в этот момент на вещунью. – Если вы как-то сумеете договориться с ним, расположить к себе, он покажет дорогу в место безопасности. И вот еще что вам нужно знать про него. Этот лес мы тоже изучали, подбирая новое жилище. У нас его назвали «Коаца». «Коа» – будь спокойным, верь. «Ца» – никогда не верь, будь начеку. Это очень противоречивый лес. Даже нечто большее. Это не лес, а создание. У него могут возникнуть симпатии к существам: людям, зверям, птицам – ко всему тому, что попадает к нему. Но чувство может изгнать ветер. И на их месте, без какого-либо на то основания, могут возникнуть злоба и ненависть. Причем, они проявятся с той же силой, с которой до этого момента проявляли себя положительные эмоции. Безумен ли он? Наверное, да. Но он также и очень мудр. Он – нечто особое. И он сам способен создавать. Существ, которые проявляют его «коаца»: они либо добрые, либо злые, – так говорила Лимиговна.
– Но почему тебе нельзя туда? – спросила Люсена.
– Наше сообщество недостаточно изучило этот лес. Слишком мало было времени. Туда отправилось несколько добровольцев. Обратно их лес не отпустил. Когда заканчивался срок исследований, с ними связались. В ответ последовала просьба о продлении времени изучения, якобы оно необходимо для завершения какого-то эксперимента. В дополнительном времени им отказали. Но приказ возвращаться никто из ушедших не выполнил. Они так и не вернулись домой. В лес отправился второй отряд добровольцев. Их постигла та же участь. По какой-то причине они все стали частью леса. Никого туда уже больше не отправляли.
У каждого из нас потом появилась своя версия происходящего. Одни говорили, что лес – зло, другие считали, что вся армия добровольцев жива, просто никто из них не хочет возвращаться на остров.
Я сделал свой вывод. Думаю, что лес отражает сущность каждого индивида. Если попадается хорошее существо, он создает плохое – и наоборот, к злому он созидает добрую пару. Он балансирует все вокруг себя. Создает противовес. Но что он делает с теми, кто к нему попадает, неизвестно. Когда еще была связь с добровольцами и с ними общались, никто из них не почувствовал ничего неладного. Голоса у людей, который тоже входили в отряд исследователей, были радостными. Они восторженно делились впечатлениями, утверждая, что лес – сокровищница для научной деятельности. Шкатулка с драгоценными открытиями. Видимо, с двойным дном та шкатулка была. Говорили, что те, кто тогда с нами держал связь, были и они, и в то же время не они.
Лес также может создать и мой двойник со знаком «минус», а может сотворить со мной все, что захочет – но я этого не хочу. В общем, я туда не пойду. У вас же нет другого выбора. Иначе такие, как я, все же доберутся до вас. Да и сейчас вас наверняка ищут. Не мешало бы поторопиться.
– Ну, тогда пока, – сказала Люсьена и остановилась, вглядываясь в бывшую приятельницу. – Извини, ежели что не так.
– Это ты извини, – услышала в ответ. – А это что, так и оставите? – Лимиговна подняла связанные руки.
– Да, точно – забыли, – господин Брыкин подошел к ней. Стал перерезать веревку.
Все произошло мгновенно. Никто и опомниться не успел. Как только веревка очутилась на полу, руки Лимиговны быстро скрылись в фартуке и также быстро оттуда вынырнули. Левая явно не пустая. Еще одно, – молниеносное, – движение и в плечо Брыкина вонзилась игла. Инъекция была впрыснута. Почувствовав укол, мужчина с силой оттолкнул Лимиговну. Та повалилась на кровать.
– Зачем же ты так! – закричал Брыкин. – Вот уж действительно, мягко стелила…
Люсьена поняла, что Лимиговна что-то
сделала Брыкину. Подскочила к ней, схватила за волосы и со всей силы рванула на себя.
– Я должна была это сделать! – кричала та в ответ. – Вы не поймете, но это мой долг.
– Что ты мне вколола? – встряхнул Брыкин пленницу, оттеснив от нее Люсьену.
– Я не знаю толком, – пытаясь уклониться от ударов разъяренной Люсьены, говорила Лимиговна. – Тот, кто дал мне шприц, сказал, что это вам поможет. Но как именно – я не в курсе.
– И ты поверила?
– У меня не было оснований не верить. К тому же, я чувствовала, что вам действительно будет лучше. Ведь вы бы не согласились вколоть лекарство добровольно, предложи я вам.
– И для этого нужно было втереться в доверие, – кричала Люсьена. Но она уже простила Лимиговну. И отпустила ее.
Мужчина и женщина оставили дом загадочной соседки. Они не видели, как она сначала долго-долго стояла у двери. Не видели как та, которую они знали под именем Лимиговна, стала совершать странные движения. Не видели, как она кружилась на одном месте. Не видели, что с ней случилось потом…
15.
Лес стоял надежной крепостью. Густой. Сосновый. Многочисленные коричневые стволы походили на вбитые копья. Лишь с трех метров от земли начинали распушаться в стороны их ветки.
Двое медленно пробирались между деревьями. Все глубже в чащу. Тихий шелест шагов нарушал тишину. Они прислушивались к лесу. Как он к ним отнесется? Пока – никакого проявления враждебности. Мирно пахнет травой и хвоей.
Неожиданно все вдруг замерло. Застыло. Остекленело. А потом их оглушил треск. Это гнулись деревья. Словно их пригибала на одну сторону невидимая рука колоссальных размеров и силы.
– По-моему, нам показывают путь, – прошептала заворожено смотревшая на проявление лесной воли Люсьена. Она медленно двинулась вперед, дав знак Брыкину, чтобы тот остановился.
Брыкин и без того застыл на месте. Он зачаровано смотрел на нее – на девушку в длинном соломенного цвета платье с венком из алых маков на голове. Его Люсьена. Такой ему показывал ее лес.
Ее волосы – длинные, мягкие, с вьющимися прядями притягивали взгляд. Он не удивлялся, что Люсьена вдруг стала иной. Ему знаком был этот образ, как будто все это время он только его и видел. Лес просто вывернул все наизнанку. Обнажил истинное. Поменял местами внешнее и содержимое.
Люсьена позвала его. Он пошел за ней следом. Они шли друг за другом по странной тропинке. Слева угрожающе трещали стволы. Но нагнувшиеся деревья, как только пара проходила мимо, тут же выпрямлялись, принимая обычный вид.
Воздух насыщался ароматами. Соревнуясь сам с собой, являл все новые и новые грани. То пахло горячей травой, то обдавало холодом смолы и хвои. Ветер, как хотел, смешивал запахи. Получался очередной шедевр от парфюмера по имени лес. Одурманенные ароматами, они, наконец, вышли к большой бревенчатой избе.
– Ей бы очень пошли курьи ножки, – усмехнулся Брыкин, дергая за ручку двери.
Дверь, – в очередной раз, – оказалась закрыта. Монолитная деревянная оболочка надежно защищала внутренности дома. Чтобы ее открыть, господину Брыкину пришлось поднапрячься.
– Кто же этот коттедж здесь построил? – особо не надеясь на ответ, более сам у себя спрашивал и одновременно упирался уже со всей силы в дверь господин Брыкин.
– Думаю, он сам, – задумчиво ответила ему Люсьена.
– Кто «он»? – не понял Брыкин.
– Лес, – ответила она таким тоном, каким произносят что-то очевидное.
– Но зачем? И – как?
– Не знаю. Еще вопросы…
– Да какие тут еще вопросы. Все ж ясно. Лес так лес. Я не против, – начал дурачиться он, не зная, что еще сказать.
– Ты бы уважительнее к нему, – посоветовала Люсьена. Ей показалось, что окружающий мир при последних словах Брыкина, на миг колыхнулся.
Она начала озираться. Уловив ее настороженность и Брыкин, оставив дверь, тоже начал смотреть по сторонам. Оба затихли, вглядываясь в лес. Да, он привел их сюда. Но зачем? А вдруг это ловушка?.. Часть эксперимента. И теперь за ними следят те, кто вывел обезличенных людей?.. Стремясь противостоять начавшей шевелиться в нем панике, Брыкин всю силу вложил в удар по двери.
– Наконец-то! – довольно произнес он.
Дверь медленно поползла в сторону, открывая перед парой все больше неизвестной пустоты.
Они перешагнули порог. И оказались в темноте. Никто даже не понял, где было более неуютно – в неподвижно застывшем, в упор разглядывающем их лесу; или здесь, в избе без единого окошка с притаившемся зверем – неизвестностью.
Когда глаза привыкли к темноте, они смогли различить довольно просторное помещение. Интерьер состоял из стола, длинной скамьи у стены, а на полу широкая деревянная доска в углу явно выполняла функцию кровати. Сверху на ней лежало некое подобие настила, состоящего из сухой травы.
– Такое впечатление, что кто-то здесь до нас уже жил, – сказал, осматриваясь, Брыкин, – может быть, это те, о ком твоя соседка говорила.
– Очень может быть, – согласилась Люсьена.
– Но точно одно – сейчас здесь этого «кого-то» нет, – пришел он к заключению.
– Да, здесь сейчас никого нет, – снова кивнула она.
Брыкин облегченно вздохнул. Он почему-то безоговорочно верил Люсьене. Скажи она сейчас, что перед ним стоит кто-то невидимый, Брыкин бы в этом не усомнился. Скорее, стал бы вглядываться в пустоту и усиленно соображать, как быть, что делать с невидимкой.
Напряжение постепенно уходило. Они поняли, что находятся именно в том укромное место, где можно перевести дух. Люсьена вдруг присела и начала шарить руками по полу.
– Есть! – через некоторое время довольно произнесла она. – Помоги, пожалуйста, открыть.
Господин Брыкин присел рядом с ней. Начал тоже возить рукой по полу. Через пару секунд нащупал углубление в полу и запрятанное в нем металлическое кольцо. Поняв, что это ручка погреба, он обхватил ее и потянул вверх.
Открыв погреб, мужчина и женщина стали заглядывать внутрь. Они пытались рассмотреть, что же находится там, внизу. Но недостаток освещения скрывал не только глубину, но и содержимое погреба. Они смогли лишь, снова на ощупь, определить, что внутрь ведут ступеньки, выдолбленные в глинистой стене.
– Будем спускаться? – спросил на всякий случай он.
– Надо же осмотреть владения, – кивнула она.
Он и не думал пускать ее первой. Спускаться было неудобно. По обе стороны от ступенек Брыкин нащупал еще и веревки, выполняющие функцию перил. Он практически висел на канатах. Ступеньки не особо-то и помогали. Но потом, все же, приноровившись, начал использовать канат и ступеньки одновременно.
Мужчина медленно опускался все ниже и ниже. Чем дальше уходил вниз, тем больше чувствовал запах земли. Наконец, спуск закончился.
В самом погребе пахло неприятным и гнилостным. Здесь, внизу, в кромешной тьме в тело спустившегося человека сразу вонзил зубы холод. И страх. Брыкин даже сам не знал – ему сейчас больше холодно или страшно. Он медленно двигался вперед, выставив руки перед собой. Наступил на что-то. Послышался хруст.
– Да что же там такое, – пробормотал он, стараясь не думать, что бы это могло быть. Но сделав еще шаг, снова услышал тот же звук.
Мужчина вспомнил о телефоне. Фонарика в нем не было. Но экран – тоже источник света. Он нажал на кнопку и направил телефон вниз. Вспыхнувший ярко-синим экран моментально выхватил из темноты кусок пространства. Брыкин чуть не закричал. На полу лежали кости. Большие вперемешку с маленькими. В несколько слоев. Друг на друге. Он различил черепа, пластины тазобедренных, длинных позвоночных костей.
– Так вот что за хруст я слышал, – произнес он.
Пытаясь понять, где заканчивается страшная дорога, он вытянул руку, выставив телефон перед собой. Но тугая тьма не пропускала свет дальше двух шагов.
– Чего там? – послышалось сверху, и этот голос очень отдаленно напоминал Люсьену. – Я спускаюсь к тебе!
– Не надо! – истошным голосом закричал он в ответ. – Я уже поднимаюсь!
Отказавшись от дальнейшего исследования погреба, Брыкин полез вверх.
– Что там такое? Почему так быстро вернулся? – сразу начала пытать молчащего Брыкина Люсьена. Но заметив даже при плохой освещенности, как трясутся его руки, прекратила расспросы.
– Пошли отсюда, – произнес он, схватил ее и буквально выволок из избы. – Хватит. Нашли, кого слушать. Еще неизвестно, что она мне вколола, – сбивчиво говорил он, перескакивая с одного на другое.
Мужчина шел, не разбирая дороги. Ему хотелось быть как можно дальше от избы. Женщина шла рядом. Люсьена молчаливо ждала, когда Брыкин ей все расскажет.
– Я видел там внизу кости, – произнес он, наконец. – Не знаю, чьи они, сколько их там – нужен фонарь, чтобы понять весь объем.
Люсьена чувствовала себя виноватой, ведь это она обнаружила погреб.
– Я рассчитывала на другое. Думала, что там будет припасена какая-нибудь еда.
– Нет, эта изба-читальня с секретом, – Люсьена выдохнула: раз Брыкин начал шутить, значит, вернулся в норму. – Хотя я бы сейчас тоже не отказался бы от… от ка-ба-на! – последнее слово он протянул, указывая на небольшую поляну, открывшуюся перед ними. Там, на зеленой травке, мирно паслись кабаны с маленькими кабанчиками.
Люди не стали тревожить это семейство. Повернули в другую сторону. Люсьена посмотрела на Брыкина. Он шел, насупив брови и закусив нижнюю губу. «Явно о чем-то думает. Наверное, все еще не отойдет от увиденного», – решила она. И очень удивилась, когда услышала озвученный ход его мыслей, который двигался совсем в другом направлении:
– Даже если сейчас вон в тех кустах мы найдем ружье, я не смогу выстрелить в кого-то из них. И почему древние стали охотиться и убивать? Ведь можно было примкнуть к лагерю травоядных. Но они не захотели быть жертвами. Поэтому стали палачами.
– Может, и так, – сказала Люсьена. Но ей не хотелось сейчас философствовать на отвлеченные темы. Слишком много успело произойти. В чем-чем, а в вопросах недостатка не было. Поэтому, практически без перехода, она спросила совсем о другом. Задала вопрос, которого избегала, поскольку и самой, рано или поздно, предстояло на него ответить:
– Так что же с тобой случилось?
Он стал рассказывать ей про телефонный звонок, про «выигрыш», про таблетки…
– Зачем, зачем же ты начал их принимать! – не удержалась она от возгласа.
– Хотел стать для тебя кем-то особенным, – сказал он и испугался, что проговорился.
– Но ты итак им был!
Карты раскрылись. Дальше они шли молча. Брели куда-то. Им уже не было ни страшно, ни тревожно. Оба обдумывали новое, согревающее – взаимные признания. В какой-то момент они вдруг стали маленькими детьми, заблудившимися в лесу. Беспечными. Радостными отчего-то. Увидев поляну с земляникой, с возгласами ликования ринулись к ягодам. От них исходил спелый, сочный аромат. Двое срывали их и, улыбаясь друг другу, ели. А потом они повзрослели.
Она бежала по полю. Красные маки – яркими вспышками. Поле – бесконечность. Повсюду – алые головки маков. «Маковки вы мои», – улыбалась он им и ласково проводила по цветам рукой. Ветер дотрагивался до них. Он легонько прикасался и к свободно висящему подолу ее платья: тянул то в одну, то в другую сторону и вдруг стремительно поднимал вверх. И это был уже не ветер. Все желания начинались и уносились временем их единения…
Потом они сидели рядышком на траве. Вокруг них ровным гулом шумел лес. Но не пугающе. Он пел их чувства. Лес был мудрее и возлагал на них свои надежды. Они не понимали его. Только женщина интуитивно чувствовала частичку его сущности. И была благодарна за то, что лес пел вместе с их душами.
Оба знали, что этот день будет для них и первым, и последним. Но никто не заговаривал на эту тему – к чему.
Миг безмятежности. Так много. Так мало. Чувствуя друг друга, они отодвинули все вопросы. Просто жили-были. Она смотрела на него. Разглядывала. Запоминала. Завтра он уже не будет таким. Но она не хотела думать об этом приближающемся часе «икс». Да, он будет. Но лишь через много-много вздохов и выдохов. Потом. Через вечность. Не нужно отравляться этим часом сейчас. Бессмысленно. Глупо.
Люсьена упивалась своим настоящим. Без вопросов. Без оглядки на свой возраст. На возраст того, кто находился рядом. Это было так несущественно.
Возраст – условность. Лес людей заточил жизнь в многочисленные рамки. Возраст был одной из составляющих этой тюрьмы. А они, – уже давно, – вырвались на свободу. И настоящий лес одобрял их.
Солнце превратилось в наглядный и беспощадный диск времени. Его тянуло скрыться за линией горизонта. На какое-то время оно зависло над этой чертой – и утекло. Скрылось, как монета в прорези. Копилка дней, горизонт, алчно заулыбался алым. Прицелился на счастье двоих.
Солнце унесло с собой безмятежность. Вечер принес тяжелые думы. Оба понимали, что надо возвращаться в избу – какое-никакое, но убежище.
Он первым об этом задумался. От мысли, кто будет находиться с ними по соседству, его передернуло. «Хорошо, что она не видела…» Глянул украдкой на Люсьену. Но та уже давно наблюдала за ним. Ей тоже было понятно: «пора». Но они все еще вместе. Светятся друг другом.
– Ну что, пошли домой? – улыбнулась она. Ему вдруг стало легко-легко от этой фразы. «Их дом». Да, пусть ненадолго, пусть с чем-то негативным внутри, но это – их дом. Он кивнул.
Они медленно двинулись вперед. Женщина обернулась. С нежностью посмотрела на то место, откуда только что ушли. А он смотрел на нее – Люсьена снова была в длинном платье, с распущенными завивающимися волосами, к которым тихонько прикасался ветер. Наваждение леса еще не потеряло свою силу.
16.
Двое вошли в избу и закрыли за собой дверь. И только сейчас обратили внимание, что она вся сплошь в засовах. Подобные приспособления, предназначенные преграждать путь, торчали даже с потолка и с пола. Брыкин, принявшийся запирать дверь, насчитал 13 засовов. Это настораживало. «От кого-то кто-то предпочел хорошенько отгородиться…» – думал он, рассматривая защитную конструкцию.
Но даже не это заботило его сейчас. На первом месте была тревога за Люсьену. Он не особо надеялся, что от укола Лимиговны свершится чудо. «Скорее всего, ночью начнется очередное омоложение» – мучительно думал он. А это означает, что он не сможет, в случае чего, помочь Люсьене, защитить ее. Ему предстоит максимально сдерживать самого себя.
Люсьена, даже сейчас, в темноте, практически не различая его лица, угадывала его состояние. Чувствовала его беспокойство каким-то новым чутьем. Она помогала Брыкину закрывать дверь на засовы.
– Сколько их тут, – произнесла ради того только, чтобы хоть как-то нарушить их обоюдное, отягощенное тяжелыми мыслями молчание.
– Да, – неопределенным тоном поддакнул Брыкин. В этот момент он решался на разговор – о той неприятной стороне, о которой он предпочел до поры до времени не рассказывать.
– Знаешь, Люсьена, я по ночам начинаю очень сильно меняться, – начал он. – Зрителей, правда, до сих пор не было, но мне кажется, что это не очень приятное зрелище. Нет, я тебя не пугаю. Предупреждаю. Постарайся не обращать на меня особого внимания. Тем более, тут будет достаточно темно для этого.
– Хорошо. Я постараюсь, – ответила она, ни о чем больше не расспрашивая.
Он сжал ее руку:
– Спасибо. Держись.
Оба еще немного постояли рядышком. Словно прощались друг с другом. Затем также, рядышком, они расположились на «кровати» – доске с травяным настилом. Очень быстро стемнело. До черноты.
– Мы прямо вовремя успели, – произнес Брыкин. – А то бы сейчас топали по лесу, об пеньки спотыкались.
– Да, молодцы, все успели, – двусмысленно, выделив «все», ответила она. Голос звучал звонко и бодро, а по щеке бежала слеза. Она упала на руку Брыкина, и высохла на ней.
– Не бойся. Я с тобой, – банально, но очень тепло произнес он.
Тишина. Двое – в плену у неизвестности. В ожидании неминуемого. И вдруг откуда-то сверху начал доноситься топот. По крыше явно кто-то ходил.
– Да это птицы, наверняка, – пытался успокоить Брыкин.
– Да, с копытами, – добавила Люсьена.
– Да это когти так стучат. Просто у страха глаза велики. Завтра выйдем, посмотрим, наверняка птичьим пометом вся крыша будет уделана.
Люсьена улыбнулась: среди всего этого безумия, которое время от времени накрывало их, он старался развеселить ее и успокоить. Значит, все в порядке.
Стук прекратился. Тишина единения обволакивала их еще какое-то время. Но вскоре – началось. Он отодвинулся. Люсьена сжала его руку. В тот же миг почувствовала как ее руку охватила его рука стальной хваткой напряжения. Через секунду он выпустил ее руку и еще больше отодвинулся – чтобы никак не выдавать своих движений.
Брыкин сдерживался, как мог: закусывая до крови губы, сжимая руки в кулаки. В этот момент ему казалось, что малейший стон способен облегчить боль. Но он слишком ценил ее спокойствие. Оно же давалось ему дорого. Платой было страдание тела. В этот момент Брыкин был благодарен кромешной тьме, их окутывающей. Лишь твердил про себя слова-заклинания: «только бы выдержали засовы».
По крыше снова начал кто-то ходить. Мерное цоканье. В тишине звук многократно усиливался. Потом участился.
– Их стало больше, – произнес Брыкин, стараясь придать голосу привычную интонацию. Он не думал особо, о чем говорит. Просто хотел сказать хоть что-нибудь – дать понять, что все с ним в порядке.
– Да, они ходят теперь по всей крыше, – ответила Люсьена. – Знаешь, как я пытаюсь отвлечься от этих звуков? Закрываю глаза и представляю, что это просто дождь.
– С таким же успехом можно представлять, что это птицы.
Она не смогла удержать улыбки – нежной, грустной и благодарной.
Люсьена попыталась представить птиц, способных издавать подобные звуки. Но память подсунула мультипликационную «птичку» с веселой песенкой о вороне. В одном из кадров она была показана со стройными ножками с копытами. Люсьена стала представлять стаю, – или стадо, – подобных копытных птиц. На нее вдруг накатила безудержная веселость.
– Нам помнится, вороне, – тихонько протянула она. Брыкин подхватил:
– А может быть, собаке, – ему было не до веселья, но зато в звук он смог вложить свою боль.
Они сидели и пели. Веселая песенка ободряла. Отпугивала страх нелепостью неуместного веселья. Оба даже не услышали когда прекратилось цоканье на крыше. В какой-то момент они вдруг оба замолчали.
И моментально на них нахлынула тишина. Отовсюду. Темная, тягучая тишина. Люсьена перевела взгляд на то место, где в стене еще при первом посещении избы она заметила небольшую щель, сантиметра в два. В этом месте сейчас светились две красные точки. Глаза. Ей показалось, что они смотрят прямо на нее. Нет, в нее. Люсьене стало трудно дышать. Внутри все напряглось, не желая пускать красный взгляд. Женщина попыталась отвести глаза. Но красные точки не отпускали. Связали ее взгляд. Захватчики проникали все глубже на чужую территорию – в таинственную суть души. И вдруг – наткнулись на преграду и рассыпались об нее. Люсьена глубоко задышала: «Как это здорово – просто свободно дышать», – подумала она. И тут же опомнилась: она не слышала его. Никаких звуков оттуда, где находился Брыкин, не поступало. «Ты как там, ничего?» – хотела спросить Люсьена, но не спросила. Испугалась, что он не ответит ей. Стала прислушиваться. Ни звука. Только когтисто острая пустота вокруг.
– Ты как там, ничего? – услышала она вдруг свои же мысли, но произнесенные им. Голос его был хриплым. Ей показалось, что он еле сдерживает боль.
– Да я отлично, – ответила Люсьена. – Ты-то как? – задала вопрос, бессмысленность которого понимала.
– Да и я – прекрасно. Сейчас вот немного поскриплю, зато завтра ты меня не узнаешь.
Люсьена усмехнулась двойному смыслу этой фразы. Не сдержалась:
– Я бы предпочла тебя все же узнать.
– Это вряд ли. Гарантирую обратное. Одно точно – это буду я.
Они снова замолчали. Тишина вращалась, образуя воронку, а они сидели внутри нее. Чуждый им мир за дверью шевелил страшным.
Люсьена боролась с желанием поднять глаза к той щели. Но она чувствовала, что оттуда за ними постоянно наблюдают. Уже не кто-то с красными глазами. Но кто-то еще более сильный, способный заморозить душу. Так сильно посмотреть в ту сторону женщина хотела не случайно. Шел мощный зов, направленный на нее. Пока ей удавалось противостоять.
В тишину вдруг выстрелил хохот. Дикий. Отчаянный. Угрожающий. Как будто безумец вдруг заговорил с помощью него. До этого момента Люсьене казалось, что она уже устала бояться и теперь ей будет все равно, что бы ни случилось. Оказалось, что рано было делать подобные выводы. Сердце, реагируя на дикие звуки, бешено заколотилось.
– Да что они там, смеются, что ли, над нами, – раздался комментарий Брыкина. И Люсьена, сама не осознавая, что с ней происходит, расхохоталась.
– Вот вам! Наш ответ! – выкрикивал в моменты ее передышки Брыкин.
– Вот уж повеселил ты меня, спасибо, – говорила она ему, успокоившись.
– Зато прислушайся – там все стихло, – отвечал он. – Они, как тебя услышали, сразу поняли, что смех – это не их конек.
Страх отпустил их. Навалилась дикая усталость. Они уже не слышали, как кто-то принялся скрестись в дверь. Оба уснули. И сон их был крепкий, оздоравливающий, восстанавливающий силы после сумасшествия, с ними творившегося.
Не слышали они и как вкрадчивый скрежет превратился в сильные удары. Не слышали, как к ударам в дверь присоединились удары по крыше. По стенам. По всему дому. Они крепко спали во всем этом грохоте, в яростной осаде кого-то извне. Оберегаемые. И с ними обоими что-то происходило.
Господин Брыкин всегда после пробуждения чувствовал себя странно. Поэтому он не придал особого значения и нынешнему непонятному чувству. Но он заметил: окружающий мир за ночь сильно изменился. Причем, было какое-то странное восприятие действительности… Брыкин подумал, что у него начались проблемы со зрением. «Умоюсь, и лучше будет», – решил он и, осторожно, чтобы не разбудить Люсьену, встал и направился к двери. Через некоторое время, на поляне, возле реки, раздался крик. Детский крик.
17.
Проснувшись, Люсьена долго не открывала глаза. Женщина все пыталась отогнать мысль, каким наутро она увидит его. Но это было совсем непросто сделать. «Совсем юнцом безбородым?» – мелькали неконтролируемые вопросы. И вот утро наступило. Сейчас все произойдет. Она не открывала глаза, потому что морально подготавливалась перед встречей с его новым образом. Но долго оттягивать момент тоже не могла – да и любопытство подталкивало.
Открыла, наконец, глаза. Солнечный свет проникал в щель в стене избы, поэтому было довольно светло. Люсьена поняла, что она здесь одна. Взглянула на дверь – так и есть. Засовы отперты.
День начинался с тревоги. «Где он? И почему ушел…», – думала женщина. С опаской выглянула из-за двери. Еще не решалась ступить в тот мир, который совсем недавно был столь враждебным и страшным. Но солнце освещало все вокруг. Оно испепелило мрак ночи. Оно вселяло уверенность. Люсьена доверилась солнцу. К тому же, беспокойство за Брыкина было сильнее собственного страха. Она вышла из избы и пошла, сама не зная точно, куда направляется. Пройдя пару шагов, вдруг осознала, что идет к тому самому «их» месту. Как вдруг услышала крик. Пронзительный. Звонкий. Люсьена устремилась на звук. Женщина уже все поняла. «Только без глупостей», – мысленно послала Брыкину то ли мольбу, то ли команду.
Он сидел, разглядывая себя в отражении реки. Маленький мальчик в одежде не по размеру. Он уже не кричал. Сидел, уставившись на отражение, и следил за кругами, которые создавали на воде капли – его слезы. Он даже не обернулся на шаги. Люсьена подошла, присела рядом, повернула его к себе. Глядя в эти глаза, – наивно-детские, безгранично доверяющие, – внушила: «не бойся, я тебя в обиду не дам. Все у нас с тобой хорошо». Они сидели, обнявшись, возле реки. Мальчуган и женщина. Тихо текло время.
– Я думаю, это все она, твоя соседка, – произнес он голосом, которого Люсьена не знала. – Ничего себе, помогла. Так быстро, за раз я еще не молодел. Что же будет завтра? – он старался посчитать, сколько лет приблизительно ему было вчера, сколько ему сейчас и сколько он «сбросил». – Это получается больше двадцати лет. Сразу. Что же будет… – он не договорил. Люсьена взяла его за руки. Крепко сжала их:
– Ничего, дорогой мой. Не надо об этом думать. Завтра будет завтра. А сейчас у нас есть сейчас. И мы.
– Но ведь завтра… не хочу, – и на воде снова появились частые круги.
– Да, ты все правильно понимаешь. Будь мужественным. Мы ничего не изменим. Люди приходят и уходят. Таков закон в этом мире. Какие-то устоявшиеся правила мы с тобой уже неоднократно нарушали. Но есть что-то незыблемое. Действующие законы. Через них не перепрыгнешь. Хотя, как знать… В любом случае относись к «завтра» как к чему-то новому. Другому. И даже в чем-то интересному.
Он смотрел на Люсьену. Слушал ее. Верил ей. Заражался ее силой и правотой. В очередной раз решил быть сильным – ради нее. Для его женщины – подруги, любимой, матери…
Они сидели возле реки. Мальчик уже не плакал. Он положил голову женщине на колени. Она тихонько гладила его. Прикосновения успокаивали и ее, и его. Вдруг он поднялся и заявил со всей детской непосредственностью:
– А что мы кушать-то будем?
Люсьена не готова была ответить на этот вопрос. Но сама в этот момент почувствовала, как голодна.
– А пойдем на поляну, где мы вчера собирали ягоды, – смогла лишь предложить она, в то же время усиленно соображая, где еще можно раздобыть еду. Понимала: одной ежевикой сыт не будешь.
Лес в изобилии угощал их этой ягодой снова.
– И все же: если здесь жили исследователи, они не могли не оставить хоть немного запасов провизии, – уверено сказала она, поймав его взгляд. – Нужно просто лучше осмотреть наш дом.
– «Наш» дом?.. Здорово звучит, – он улыбнулся и Люсьена узнала эту улыбку. Они медленно побрели назад. И оба до какого-то момента не знали, как ответить на возникший сейчас вопрос: «кто полезет в погреб?..» Люсьена понимала, что это придется сделать ей. Она пыталась убедить себя, что там безопасно и даже если лежат кости, то они ничего плохого ей не сделают. «Ведь ночью оттуда не доносилось ни звука», – подбадривала она себя. – «Значит, нечего бояться». К тому же, возле нее так смешно подпрыгивал тот, ради которого она была способна не только спуститься в подвал к нечисти, но и выйти ночью в лес.
Из-за деревьев сочным коричневым пятном уже выглядывал «их дом». В своем новом «звании» он уже не был столь пугающим. Он был их надежной защитой и крепостью.
Они старались максимально распахнуть дверь, чтобы в избу попало как можно больше света. Дверь упрямо упиралась в пол, предоставляя не особо широкую щель. Но даже ее хватило. В избе стало гораздо светлее. К тому же, солнце сейчас было явно на стороне людей. Оно направило свои лучи прямо в ту самую щель, откуда ночью за Люсьеной следили глаза.
С более пристальным вниманием мальчик и женщина начали разглядывать свое жилище. В дальнем углу обнаружили пару удочек и котелок, внутри которого лежала желтая зажигалка.