Мария Часовитина
Клеща
Через пару минут темно-синее блюдце уже золотили кругляшки лимона. На кусочки хлеба легли тонкие пластинки застывшего масла. Сверху их прикрыли аккуратные четырехугольники сыра. Кухня заблагоухала ароматами.
Мужчина убрал со стола все лишнее. Смахнул крошки. Положил бутерброды на широкое блюдо с красными маками (предназначенное для тортов, оно обычно использовалось в зависимости от ситуации).
Господин Брыкин достал стакан в подстаканнике. Господин Брыкин был человеком традиций. Любил пить чай именно из стакана в подстаканнике. Вот и сейчас – не изменил ни себе, ни традиции. Налил в стакан много заварки. Туда же поочередно отправил две ложки сахара «с горкой». Залил кипятком. Бросил дольку лимона. Слегка надавливая на нее ложкой, стал наблюдать, как чай в стакане приобретает светлый лимонный оттенок.
Господин Брыкин любил вкусно поесть. Господин Брыкин любил вкусно попить. Господин Брыкин любил вдыхать вкусный аромат. Господину Брыкину нравились простые удовольствия. Он ценил их за доступность.
Сначала он ел, чтобы утолить голод. Потом принялся смаковать еду. Наконец, наступило время резко поменять вкус – на противоположный. После солоноватого сыра, он с радостью принялся за тортик. Господин Брыкин любил яркое сочетание шоколадного крема, вишни и корицы. Теперь он смаковал совсем другую вкусовую гамму.
Но сегодня он не мог полностью отдаться гастрономическим ощущениям. Все затмевал острый вкус любопытства. Заставляя себя забыть о подарке, мужчина снова и снова возвращался к мысли о нем. Хотел побыстрее развернуть пакет и более тщательно рассмотреть презент. Но сознательно отодвигал этот момент.
Господин Брыкин любил устраивать самому себе небольшие развлечения. Сейчас он играл в силу воли. Тянул время, решая незамысловатые задачки, которые сам себе и придумывал.
Поначалу он решил так: «разверну подарок после того, как попью чай и съем пару бутербродов». Потом намечал: «открою сюрприз в три часа». Но после трех было: «посмотрю после того, как выучу стихотворение» – чтобы тренировать память, господин Брыкин ежедневно учил по четверостишию из «Евгения Онегина», хотя Пушкина, пресытившись им в учебные годы, особо не любил.
В какой-то момент господин Брыкин вдруг подумал: «а чего ради я тяну…» – и решительно взял «сюрприз». Да, порой господин Брыкин был непоследователен – с кем не бывает.
Снял с корзины ленту. Повертел кусочек розового атласа в руках, прикидывая, отдать ли соседской девочке или выбросить. Отложил. Зашелестел, срывая прозрачную пленку. «На что только деньги тратят», – думал он, положив ее в мусорное ведро и следя за тем, как она медленно распрямляется. «Через нее же все видно, какой смысл заворачивать?.. эстеты».
Наконец, подарок предстал пред ним во всей своей безвозмездной красе. Господин Брыкин тут же взял за горлышко бутылку с вином. С видом знатока провел пальцем по дну бутылки: «Плоское. Значит, зарубежное», – сделал вывод, чувствуя себя ценителем-знатоком. Начал изучать этикетку. «Точно», – щелкнул пальцем по бутылке, целясь в надпись: «Made in Germany». За бутылкой выложил из корзины: кусок сыра, запакованного под размер в пленку, большое красное яблоко, грейпфрут, три мандарина и две разноплановых коробочки. В одной из них, судя по картинке, также лежал сыр. «Отлично, такой я тоже люблю», – подумал он и потянулся за другой. Взял в руки. Поднес поближе к глазам. С розовой коробочки смотрел хитро улыбающийся излишне розовощекий мужчина – само здоровье, счастье и благополучие. Господин Брыкин раскрыл ее, уже догадываясь, что будет внутри. Ожидания оправдались. Внутри находился пузырек. Мужчина вытащил его. Зачем-то потряс. Раздался звонко-стучащий и одновременно скрежещущий звук сталкивающихся друг с другом и со стенками пузырька таблеток.
Господин Брыкин почувствовал разочарование: и от того, что «тайна» уже не «тайна» и от того, что последним, и самым загадочным содержимым корзины оказались всего-навсего таблетки. «Уж лучше бы коробочку конфет положили что ли», – вертя в руках склянку, проворчал он.
Господин Брыкин вел здоровый образ жизни. Таблеток он не пил. Раз в год проходил курс гирудотерапии. Господин Брыкин доверял пиявкам. Он уже и не помнил, когда последний раз болел. И все же начал внимательно изучать инструкцию по применению таблеток. Господин Брыкин любил складывать буковки.
Исходя из прочитанного, он понял, что это какие-то витамины. «Мы не гарантируем Вам избавления от всех возрастных изменений. Но мы обещаем вернуть Вам молодость. Вы будете молодеть. Ручаемся!», – читал Брыкин вслух и комментировал – а потому что любил комментировать.
– Какие вы честные! Прямо пионеры, – громко произнес он и убрал таблетки.
Поскольку приближалось время любимого сериала, он включил телевизор. На экране кто-то за кем-то следил, кто-то от кого-то убегал, кто-то за кем-то куда-то бежал, – господин Брыкин так и не понял, кто, куда и зачем. Глазами он следил за мельтешением на экране. Но мысли его никак не анализировали ТВ-картинку. В этот момент он снова играл сам с собой. Размышлял, глотать таблетку или не стоит. Взвешивал многочисленные «за» и «против» этого решения. Любопытство или рационализм?..
Он всегда снисходительно смотрел на тех, кто покупал что-нибудь «эксклюзивное» и «по самой выгодной цене» у распространителей. Считал, уж кто-кто, а он точно не поведется на рекламу. Не попадет в сети маркетологов.
– Думаете такие умные? Не на того напали, я тертый калач старой закалки, – высказывался он, особо не задумываясь над смыслом сего выражения.
– Меня не проведешь, такого добра мне не надо, – прямо говорил он любому, когда чувствовал агитацию. Но оказалось, что тертый калач старой закалки ничего не имеет против бесплатного сыра.
«С какой стати я буду глотать таблетки?..», – снова и снова спрашивал он сам себя. Но тут же мозг переключался на фразу в инструкции: «не гарантируем Вам избавления от всех возрастных изменений» и мысли господина Брыкина устремлялись уже в иное русло: «это уже хорошо, есть хоть какая-то честность», – анализировал он. Еще через пару минут опять думал совершенно противоположное: «Да уж, как же, ты еще в возвращение молодости поверь…». И снова возражал: «а что, сейчас многие знаменитости выглядят намного моложе своего настоящего возраста, причем точно не из-за спорта и здорового образа жизни…»
Мужчина еще долго спорил сам с собой, приводил аргументы «за» и тут же их опровергал, а потом опровергал опровержение опровержений.
«Сомнения, – размышлял он, – это когда прислушиваешься то к одному мнению в себе, то к прямо противоположному. Кто прав в этом споре? Кто выбирает одну точку зрения, перечеркивая другую? И почему именно ее выбирает?.. Получается, есть еще кто-то в тебе, некий третий, признанный авторитет, который следит за спором между этими двумя и выбирает ту позицию, которая в конечном итоге и выходит окончательной…»
В какой-то момент господин Брыкин взял в руки пузырек. Просто так, без конкретного намерения, поддразнивая себя. Он был даже сейчас уверен – уверен в том, что ничего не сделает.
«Нас с детства приучают не тянуть в рот всякую гадость. Правильно. Так безопаснее», – думал он, глядя на маленькую склянку. Сквозь коричневое стекло просвечивались круглые диски. Мужчина вытащил одну таблетку. Долго смотрел на нее. Неожиданно вдруг положил в рот. Как будто кто-то другой это сделал. «Зачем…», – промелькнула мысль, когда он уже проглатывал таблетку. Подавился. Проталкивая большую, словно пуговица, пилюлю, отпил из стакана теплой воды. Таблетка встала в горле противным комом. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, пришлось пить еще.
Господин Брыкин стоял на кухне со стеклянным взглядом и частыми маленькими глоточками пил воду. Бесплатный подарочный сыр был съеден. Мышеловка захлопнулась.
4.
Господин Брыкин действительно начал молодеть. Как и было обещано в инструкции, прилагаемой к таблеткам. Но кто-то, находящийся по ту сторону сделки, явно жульничал. Хотя об этом не было сказано ни слова, за молодость приходилось платить. Причем, дорого.
Отныне господин Брыкин с ужасом дожидался ночи. Двенадцати часов. Того самого момента, когда электронные часы, стирая все цифры, превращались в ничто. В «0:00». Начинался отчет времени, когда тело его гнула боль.
Когда она нахлынула в первый раз, Брыкин сразу решил, что отравился таблетками. И вывод был небезосновательный. Спустя пару часов после того, как он проглотил пилюлю, заболела голова. Да еще как. Сначала запульсировало в висках. Затем мощная волна боли поднялась чуть выше. Сдавила лобную часть. После перекинулась на череп – и стала сжимать его гвоздями. Со всех сторон. Все сильнее впиваясь. Все глубже забираясь в голову.
Брыкин старался замереть. Не двигаться. Закрыл глаза, чтобы не моргать – боялся почувствовать новую грань боли. Пытался даже не думать.
Спустя несколько часов сильные болевые ощущения начали затихать. Замирая, Брыкин прислушивался к своему организму. «Вроде, уже ничего…» Немного выдохнул, надеясь, что худшее осталось позади. Он хотел было позвонить в скорую: «мало ли че…» Уже снял телефонную трубку… и положил. Потому что живо представил, как будут прятать улыбку врачи, когда узнают, что их пациент-дедушка накушался всякой дряни, желая омолодиться. Почему он так решил – неизвестно. Но когда господин Брыкин начинал фантазировать, его разум быстро прятался под кровать.
«Потерплю… тем более, мне уже лучше. Гораздо лучше…» – внушал он самому себе, пытаясь не обращать внимания, как колотится и щемит сердце. В глубине души, конечно, Господин Брыкин прекрасно понимал, насколько необдуманно сначала принять неизвестный препарат, а после ухудшения самочувствия не вызвать скорую. Но он сделал так, как сделал. «Жалеть о чем-то уже поздно. А значит, бессмысленно».
Однако, спустя пару блаженных моментов, когда отпускает и ничего не беспокоит, начало скручивать руки и ноги. Мужчина, понимая, что все повторяется, поспешил лечь в кровать и максимально расслабиться. Но помогало подобное лечение мало. Практически вообще не помогало. Он лежал, морщась, сильно стискивая зубы, и лишь сжимал и разжимал кулаки.
Судороги чередовались, перемещаясь в различные места конечностей. То тянуло жилы выше колен. То боль перекатывалась ниже и в ее тисках оказывались ступни ног. Брыкин непроизвольно взмахивал руками – из-за неожиданных уколов невидимой иглой. Быстрых и сильных. Он как будто получал удары от такого же невидимого противника. Во рту все пересохло и постоянно хотелось пить. Но встать и дойти до кухни, налить стакан воды, казалось невозможным.
Под утро он крепко уснул. Проснувшись, очень удивился тому, насколько хорошо себя чувствует. «Приснилось, что ли, все… да нет, вроде бы я точно глотал вчера какую-то гадость… а потом все болело – да так, что на стенку лезть хотелось…». Продолжая, лежа в кровати, припоминать события, он осторожно пошевелил рукой. Потом другой. Ногами. Приподнялся. Движения не вызвали ни малейшего дискомфорта. Напротив, он ощущал прилив сил и бодрости. Приподнялся. Повертел головой: «отлично». Без проблем дошел до ванной. Умываясь, подивился на собственное отражение:
– Да ты, судя по виду, спал как младенец, – поворачиваясь то правой, то левой щекой, произнес он, глядя в зеркало. Улыбнулся себе. Подмигнул, ткнул в зеркало указательными пальцами обеих рук, одновременно прищелкнув языком. – Ну, ну не хулигань, актер.
Вышел из ванной комнаты довольным и радостным, каким давно уже себя не чувствовал.
Весь день, последующий за мучительной ночью, господин Брыкин прислушивался к себе. К новым ощущениям. «Может, это побочный эффект, когда все побаливает, но мне нравится чувствовать себя в тонусе», – пришел к выводу он.
Курс приема препарата, согласно инструкции, был длительным и непрерывным. Мужчина напряженно думал, как ему поступить. «Отказаться от непонятной химии? Или принять ощущение счастья, которое они дают? Больновато, конечно, но может, так происходит с непривычки и во второй раз так больно не будет…» Наконец, сделал выбор. Теперь он уже не играл с собой. Перед сном приготовил заранее стакан воды и решительно взял пузырек. «Может быть, и знаменитые личности тоже платят за свою молодость болью. Что ж, чем я хуже…» – пытался воззвать он к голосу разума, запивая таблетку водой. Но когда уже проглотил пилюлю, вдруг подумал: «А вдруг это наркотик?..». Начал размышлять: «эффект эйфории есть. Что-то похожее на ломку тоже. Но я вроде бы держу ситуацию под контролем. Меня не тянет их пить. Напротив, я даже не хотел это делать…или все так думают». Брыкин даже вспотел от подобной мысли. «Ну вот, под старость лет наркоманом сделался», – нервно хихикнул он.
Мужчина размышлял над новой идеей, одновременно прислушиваясь к самому себе. Ему вдруг стало страшно – «а вдруг, будет еще хуже…» Брыкин снова почувствовал себя глупцом, опрометчиво глотающим непонятно что. «Ладно бы еще один раз. Но второй…», – думал он. А время вдруг резко остановилось и бросилось в никуда: «0:00».
Ночные мучения повторились. Но Брыкин все же был к ним морально готов. Зато утром появлялись перевешивающие страдания энергия во всем теле и необычный эмоциональный подъем. Отныне он пил таблетки, не терзая себя неудобными вопросами и сомнениями, а разум окончательно переселился под кровать и не высовывался.
Но и от расплаты никто никого не освобождал. Каждую ночь Господин Брыкин чувствовал, что внутри него идут процессы, кардинально и быстро меняющие его, заставляющие до крови закусывать губы. Время превращалось в ощущения. Каждая секунда вонзала зубы в тело. Он и не предполагал, что боль такая многогранная. Боль, захлестывающая его по ночам, была ценой омоложения. Ценой любопытства. Ценой глупости.
Несмотря на ночные пытки, под утро мужчина крепко засыпал. После пробуждения, вопреки всякому здравомыслию, чувствовал себя бодрым и посвежевшим.
Господин Брыкин даже не успел удивиться подобным метаморфозам. Эмоции перекрывали. Физические испытания сменяла радость с примесью эйфории. Так продолжалось с неделю.
С недавнего времени зеркало стало награждать его отражением свежего и явно помолодевшего лица. Теперь господин Брыкин, подобно подростку, подолгу рассматривал себя. Он замечал, что лицо и тело все больше преображаются. Морщинки разглаживаются. Кожа приобретает упругость, необычайную гладкость и здоровый цвет. С каждым днем это проявлялось все явственней. Он смотрел в зеркало, снова и снова улыбаясь отражению. «Значит, никакой это не наркотик», – успокаивал самого себя.
Однажды утром, причесавшись, Брыкин заметил, что на расческе осталось очень много волос. Он тут же схватил себя за небольшую прядь. Потянул вверх и слегка дернул. Волосы остались в руке.
– Вот так тебе и надо. Будешь знать, как всякую гадость в рот тянуть, – поучал он самого себя, направляя на отражение в зеркале расческу. Однако господин Брыкин уже давно заметил, что на голове начала образовываться лысина, поэтому особого значения сему факту не придал. Лишь подумал, махнув рукой: «на клок волос больше, на клок меньше. Если что – побреюсь наголо, буду импозантным». Спустя еще несколько дней он полностью облысел. Потом волосы начали расти заново. Причем, довольно быстро.
– Ну вот, теперь вы крепкие и шелковистые, – расчесывая вновь образовавшуюся густую шевелюру, вспомнил он слоган въевшегося в память старого рекламного ролика.
Из дедушки господин Брыкин довольно быстро превратился в моложавого мужчину. Еще пара мучительных ночей – и к нему можно было обратиться не иначе как «молодой человек».
Жизнь круто поменялась. Господин Брыкин вырвался из своего привычного пассивного и размеренного распорядка, хотя тот и был ему по душе.
Теперь по утрам, чувствуя прилив энергии во всем теле, он уходил из дома на целый день. Ему было все равно, куда идти. И он шел. Ему очень нравилось долго, практически безостановочно, двигаться. Преодолевать большие расстояния. Чувствовать свободу движений. Всецело отдаваться ритму шага.
Он выбирался за город и в безлюдных местах начинал испытывать, на что способно обновленное тело. Делал рывок с места. Бежал. Ускорялся. Потом замедлял темп. Переходил на шаг. Подскакивал на месте. Прыгал в длину. Он заходил на детские площадки. Подтягивался на перекладинах и делал «колесо», удивляя, помимо малышей, еще и себя. Двигаясь, он радовался и забывал обо всем.
Устав от длительных забегов и всевозможных проверок собственного тела, он возвращался в город. Бродил по знакомым и не очень улочкам. И даже заходил в такие места, куда до этого момента путь ему был заказан.
Например, в ночной клуб. Брыкин очень сильно стеснялся этого визита. Перед тем, как пойти, оправдывался перед собой: «зайду только, чтобы мнение составить, раз уж возможность выпала… когда еще удастся…». Зашел.
В клубе оказалось темно и холодно. Пахло приторно-сладким. Играла музыка – современная, какую он не любил. Под громкие звуки двигалась молодежь. Брыкин, глядя на вертлявых девиц, забывал закрывать рот. Но знакомиться ни с кем из них не стремился. В отличие от них.
– Что, в первый раз заглянул? – вдруг услышал он вопрос, произнесенный, из-за грохота, чуть ли ни в самое ухо. Девушка. Ярко накрашенная брюнетка. Смотрит, близко наклонившись к нему. Ждет ответа, за которым может что-то последовать. Все зависит от него. Но он не настроен на продолжение. Ему нельзя:
– Да, в первый раз, – отвечает он ледяным тоном и не выявляет готовности продолжать беседу. Немного, но весьма красноречиво, отодвигается от нее.
– По-о-нятно, – говорит брюнетка, немного растягивая слова, кивает и отходит.
«Обиделась», – думает он, а сам тем временем замечает, что шорты у нее слишком коротко срезаны сзади. Брюнетка садится за соседним столиком. Несмотря на несложившуюся беседу, все равно, повернувшись к нему лицом. Так, что Брыкин постоянно находится в ее поле зрения. Время от времени она предпринимает активные атаки. Улыбаясь, подолгу и безотрывно на него смотрит. Он ловит эти взгляды. Они ему понятны. Они очень ему льстят – давно Брыкин не был объектом обольщения. Но все же, мужчине нельзя воспользоваться вернувшейся привлекательностью в полной мере. Ничего не остается, как делать вид, что он ничего не замечает. Брыкин знает, что домой ему, как Золушке, необходимо попасть до полуночи. И лучше чтобы рядом с ним не было попутчиков. Пусть и довольно привлекательных. Брюнетка терпит полное фиаско, а Брыкин, «составив мнение», в подобного рода заведения уже больше не заходил.
Господин Брыкин пил таблетки, пока не стал выглядеть, как 35-летний, а потом перестал их принимать. «Пожалуй, с этого момента можно начинать жить сначала», – решил он, убирая пузырек в шкаф с немногочисленными лекарствами из категории первой необходимости. Но, вопреки ожиданиям, после прекращения приема медикаментов, молодеть он не перестал. По ночам он продолжал корчиться от боли, а наутро замечал изменения. Только теперь безрадостно подходил он к зеркалу. Все больше его охватывала тревога.
С недавнего времени, просыпаясь утром, Господин Брыкин первым делом старался справиться с нарастающей паникой. Где-то в подсознании он уже давно понял: что-то пошло не так, но сам себе в этом боялся открыто признаться. Теперь же ясно осознал, в чем дело. Он начал молодеть слишком стремительно.
– Так и до хомячка недолго… – грустно пошутил он однажды, уже вынуждая себя смотреться в зеркало. Больше Брыкин не улыбался своему отражению.
5.
В ту ночь его ломало так, что не в силах сдерживаться, он дико кричал, уткнувшись в подушку, чтобы заглушить звук. Боль выкручивала тело. Он ощущал, как растут ногти, как тянутся жилы, ему казалось, что он слышит, как трещат кости. Он чувствовал кипение крови и пульсацию нервов внутри.
– О, нет, – Брыкин увидел кровавую слюну на руке, которой провел по губам. Перекатился с кровати на пол. Кое-как дополз до ванной. Выплюнул в раковину красное. Об эмаль что-то стукнуло. Зубы. Прополоскал рот… еще раз. Крови не стало меньше. Он понял, почему. Полезли новые зубы.
Измучившись, Брыкин, тем не менее, под утро, как всегда, заснул. И, как всегда, это был крепкий, исцеляющий сон, после которого пришло чувство обновления.
После этой ночи, на следующее утро Господин Брыкин долго лежал в кровати, прислушиваясь к самому себе. Все прекрасно. Жизненные силы на подъеме. Энергия поднимала его, влекла к действию. Сдерживаясь, чтобы не вскочить и не побежать, он, –специально, медленно, – направился в кухню. Даже не повернулся в сторону зеркала. Не хотелось признаваться самому себе, что с недавних пор стал бояться отражения.
– Должен же быть какой-то выход, – с этими словами Брыкин достал из шкафчика ту самую розовую коробочку. Вытащил из нее пузырек. Быстро, – как обжегся, – поставил его на стол. Пристально посмотрел на эту темно-коричневую склянку: «Ты – джин, который выполнил желание. Только придрался к словам и сделал все буквально. Вот что, оказывается, означает «вы будете молодеть». Все верно. Я молодею. Только это безостановочный процесс» – так думал он, глядя на пузырек и на всякий случай отодвинул его подальше.
Из розовой коробочки вынул свернутый в несколько раз тоненький листочек инструкции по применению. Бухнулся на диван. Начал внимательно, медленно, останавливаясь на каждом слове, перечитывать все, что на нем было напечатано. Ничего нового. В пункте «побочные действия» все так же значилось: «никаких побочных действий у препарата не выявлено».
Теряя самообладание, трясущимися руками он стал засовывать пузырек и инструкцию обратно в коробочку. Уронил коробку. Поднял. И вдруг заметил, что на одной из ее сторон ручкой сделана надпись. Номер телефона. Тут уже, не сдерживая себя, одним прыжком пересек комнату и схватил трубку. Рычажки у раритетного аппарата плавно отпружинили. Сейчас Брыкин жалел, что у него не сенсорный мобильник – так хотелось побыстрее набрать номер. Но приходилось ждать.
Диск медленно крутился. Останавливался. Брыкин набирал последующую цифру номера. Снова – неторопливое вращение. Наконец, последняя цифра. И – пошли длинные гудки…
– Регистратура. Слушаю вас, – раздался в трубке усталый голос.
– Куда я попал? – спросил он.
– Москва. Кремль, – ответили ему. Господин Брыкин не почувствовал издевательского тона. К тому же, и этот вариант он не исключал. Но сейчас он пытался сообразить, а что, собственно, ему говорить? Как рассказать о происходящем? Причем, это нужно сделать так, чтобы его не послали в лечебное заведение с характерной спецификой. Однако образовавшаяся пауза невидимым собеседником была истолкована иначе.
– Вы в поликлинику звоните, – последовало злобное пояснение. – Давайте, что там у вас, говорите, не задерживайте. Я одна, а вас тут много, охотников задавать дурацкие вопросы, – перешла трубка в наступление.
– Да я тут таблетки принимаю, – начал, старательно подбирая слова, господин Брыкин. – И как-то плоховато мне от них… тут, в инструкции к применению написано, что побочных действий не выявлено. Наверное, эти таблетки выпустили недавно, раз не успели их толком изучить, потому что у меня, похоже, есть побочное действие. Я плохо себя чувствую. И с каждым днем мне становится все хуже, – попытался завуалировать и, тем не менее, особо не соврать он.
– Таблетки, говорите, новые принимаете? – переспросил вдруг голос и замолчал. Послышалось шуршание, словно трубку кому-то передают или переключают на другую линию. И действительно, господину Брыкину показалось, что дальше с ним говорил уже совсем другой голос. Более вежливый. Более заинтересованный. Только вот в чем…
– Давайте вы придете к нам на прием, – начали уговаривать его, а потом разговаривали так, словно все уже решено: – Да, кстати, как придете, в очереди в регистратуру не стойте. Сразу отправляйтесь в 36-й кабинет, он на третьем этаже, направо от лестницы, третья дверь. Легко найдете. Какая, вы говорите, у вас фамилия?
– Брыкин Семен Семенович, – произнес он, хотя свою фамилию не называл и до сего момента в поликлинику не собирался.
– Отлично, Семен Семенович, медсестра карточку врачу занесет, – пел голос, – вы приходите скорее. Лучше сегодня. Такими делами не шутят. Так, сейчас – три часа дня, а мы до восьми вечера будем работать. Сможете подойти за это время?
– Да, смогу, – произнес, сам того не ожидая, Брыкин. – Приблизительно часа через два подойду. 36-ой кабинет вы говорите? И в очереди стоять не надо?
– Да, вы все правильно поняли. Не забудьте взять необходимые документы – паспорт, полис, ну и таблетки тоже захватите, а вместе с ними принесите и коробку с инструкцией, – отчеканил, словно дал команду, голос в трубке. – Поторопитесь, пожалуйста. Ждем.
После телефонного разговора господин Брыкин начал собираться в поликлинику. Он так спешил, что даже не успел подумать, а почему ему, собственно, нужно брать с собой коробку с таблетками, почему не нужно стоять в очереди в регистратуру и почему в голосе произошла перемена после того, как он упомянул о приеме препаратов. Да и с какой стати ему спешить?..
Молодой мужчина вышел из дома и бодрым шагом направился в сторону поликлиники. Судя по записи в паспорте, ему было на 30 лет больше, чем по внешнему виду, а судя по внешнему виду, на 30 лет меньше, чем по записи в паспорте. Молодость действительно вернулась к господину Брыкину. Но не одна, а с проблемами. Правда, абсолютно другого характера, чем тогда, когда тридцать лет были следствием естественного хода времени.
6.
Люсьена мелкими шажочками передвигалась по кабинету. Он ей всегда казался таким маленьким… «Где же тут можно спрятаться?» – недоуменно оглядывалась она по сторонам.
Обстановка была типичной для кабинета поликлиники. Возле окна – один большой стол, созданный из двух, поставленных друг напротив друга. Два стула по обе стороны. У стены – белый шкафчик на ножках с матовыми стеклянными дверцами. Кушетка. Вот и вся мебель. В углу была раздвинута ширма.
Стоять просто так, посредине кабинета казалось глупым. Люсьена подошла и заглянула за ширму. Та скрывала небольшую дверь. Женщина толкнула ее легким движением кончиков пальцев – та бесшумно открылась.
Снова чуть-чуть пригнувшись, – законы поликлиники продолжали действовать, – Люсьена просунула за дверь голову. Полумрак. И длинный, узкий коридор, который, неясно, уходил ли дальше или заканчивался стеной. «Наверное, он ведет в какое-нибудь подсобное помещение», – пыталась успокоить сама себя Люсьена, потому что вид у коридора был жуткий. Однако ее любопытство победило здравый смысл и страх. Женщина пошла вперед.
Низкий потолок. Пол – неровный, в буграх и мелких ямках. Нет окон. Люсьене показалось, что на стенах висят факелы. «Как в подземелье», – подумала она. Но вглядевшись более пристально, разочаровалась. Это оказались всего лишь стилизованные под факелы лампы-ночники, они-то и создавали особый мистический антураж. Но все равно, Люсьена, двигаясь в полумраке, чувствовала себя принцессой в заточении – атмосфера для полета фантазии была самая подходящая. Как выяснилось, коридор не заканчивался, а уходил вправо.
Повернув и сделав еще несколько шагов по темному коридору, женщина уперлась в дверь. В массивную. С тяжелой кованой круглой ручкой. «Но если есть дверь, надо ее открыть», – решила Люсьена и сразу же, зачем-то, придумала для кого-то отговорку: «если что, скажу, что заблудилась». Она ожидала увидеть за дверью помещение, заваленное рухлядью. Но хотела убедиться в своем предположении.
На этот раз легкий нажим пальцами не помог. Дверь не отреагировала. Люсьена надавила обеими руками. Безрезультатно. Навалилась, со всей силы, толкнув плечом. Получилось. Дверь поддалась. Через миг Люсьена оказалась в довольно просторной комнате. И тут же пожалела, что сюда попала. Пожалела о том, что вообще пошла куда-то по темному коридору.
Но чувство сожаления вспыхнуло маленькой искоркой и моментально погасло. Ощущения сплелись. Ей было жутко, и интересно. Удивительно и неимоверно страшно. Она стала свидетельницей того, что отрицал разум. Увиденное не укладывалось в рамки реальности, а вопиюще из них вылезало.
Внутри просторной комнаты издавали слабый мерцающий свет аппараты, похожие на швейные машинки. Они были расставлены вдоль стен и освещали тех, кто стоял рядом с ними. Освещали их. Живых и странных. Освещали нечто, не особо походившее на людей. Хотя все, от ног до шеи, у них было человеческим. Вот только сверху… Голова, как и положено, на своем месте. Но у этих существ не было лиц. Кто-то взял и попросту стер их. Осталась лишь плоская гладкая кожаная поверхность, походившая на подушечку пальца. На ней не было ни глаз, ни носа, ни бровей. Разве что ниточка губ, одинаковая у всех, – походила на рот. Но существа не общались между собой. Они вообще не издавали ни звука. Волосы на их головах тоже отсутствовали. Из-за этого существа еще больше напоминали пальцеголовых.
Но лицевая кожаная поверхность несла информацию. Фигуры хорошо чувствовали друг друга. Поравнявшись, они останавливались. Прикладывали ладони к лицевой части и та начинала активно видоизменяться. Сверху, снизу или посредине появлялись шевелящиеся бугорки, рябь, всевозможные точки. Все изображаемые знаки-фигуры постоянно меняли форму и расположение. То они образовывали вертикальные волны, то горизонтальные, то появлялись бугорки-треугольники в разных местах во всевозможных вариациях. Информацию существа считывали с помощью рук. Со стороны казалось, что это два человека играют в странные прятки, стоя близко-близко и закрывая друг другу лица.
«Подобное шевеление – их сигналы. Они явно так общаются. Но почему бы им не делать это с помощью голоса?.. Наверное, они не могут говорить», – решила Люсьена.
Она, замерев, стояла, пока никем не замеченная. Смотрела и не могла с места сдвинуться. Непонятные существа завораживали. Они были при деле. Что-то шили на своей светящейся технике. Но что? Люсьена присмотрелась. «О Боже! Да это же они сшивают человеческую кожу!», – незваная гостья зажала рот обеими руками, чтобы не закричать. «Скорее отсюда!»
Теперь уже страх победил все остальные эмоции. Но убежать женщина не смогла. Ноги перестали слушаться. Она боялась, что сейчас упадет в обморок и выдаст себя. Поэтому, стараясь успокоиться, вынуждала себя, оставаясь на месте, медленно делать глубокие вдохи и выдохи.
Люсьене пришлось наблюдать жуткую примерку одного из существ, стоявшего ближе к ней. Невысокая пышнотелая женская фигура извлекла из машинки свою «заготовку». Натянула ее сверху, наподобие шлема, на голову. Очеловечилась. Появилось лицо. Привычные нос, рот, глаза, брови, все, как и положено, на своем месте. Но все обвисшее. Неестественное. Как плохо натянутая маска. Существо ощупало «надетое» лицо руками. («Руки как руки, обычные», – машинально отметила Люсьена). Почувствовало: что-то не так. Руки переместились к затылочной части головы, где было закреплено небольшое устройство. Пальцы существа начали совершать быстрые движения на этом аппарате. Лицо при этих действиях то неестественно растягивалось, то слишком сильно сжималось. Периодически руки проверяли, – словно считывали, – его внешний вид. Пальцы то прикасались к лицу, то быстро перемещались к аппарату в области затылка. Через некоторое время оно приобрело естественное выражение, но кожа в некоторых местах слишком сильно провисала. Еще одно молниеносное движение – и лицо вдруг начало сжиматься. Все больше и больше. Складки начали заглатывать друг друга – и оно сползло. Женская фигура, подхватив его, направилась к светящимся машинкам. Проделала манипуляции с примерочным материалом. Опять примерила лицо, по всей вероятности, подогнанное под конкретный размер. Провела по нему руками. Поняв, что все нормально, больше уже не снимала.