bannerbannerbanner
полная версияКлеща

Мария Часовитина
Клеща

Они шли. Время растворилось. Время стало их шагами. Тусклое освещение беззастенчиво выхватывало ущербный интерьер лабиринта. Стены грубой кирпичной кладки в лишаях плесени. Под потолком – дутые ржавые трубы, из которых в некоторых местах сочится бурая жидкость. Бетонный пол – неровный, в буграх и ямках. Подобный интерьер стирал надежду всякого, сюда попавшего – надежду на что-то хорошее. Но Люсьену и господина Брыкина не могло целиком охватить гнетущее настроение. Совсем недавно, стоя очень близко, они, несмотря на неподходящий момент, напитались друг от друга ощущением счастья. Запаслись этим драгоценным чувством. Поэтому бесконечный путь уже не казался им столь беспросветным.

Снова шаги. Уводящий в никуда пол. Вертикали стен. Борьба. Преодоление. Приближение к цели. И – финиш. Дверь.

Они и не надеялись, что она окажется незапертой. Рывок. Да, дверь действительно на замке. Этот бой он взял на себя. Остервенело, не чувствуя ответных ударов, бросался на нового врага, закрывающего их путь к свободе. Удар за ударом. А потом все жестче, все быстрее. Плечами, руками, ногами, всем телом. Всей неизвестно откуда взявшейся мощью – по двери. Женщина даже не попыталась вмешаться в этот поединок. Она понимала, что здесь не поможет. Только каждый удар по нему болью отзывался где-то внутри нее.

За нее – удар. За них – удар. Дверь не поддавалась. Отпружинивала удары. Издевалась над людьми. Дразнилась: «а я – сильнее». Но в череде ударов он нашел, как ему показалось, слабое место и стал целиться именно туда. Возле петлей – удар. И – еще. И – дверь резко открылась. Но образовалась лишь небольшая щель. Видимо, была какая-то проблема с полами – дальше не открывалась.

– Давай! Наваливаемся! – скомандовал Брыкин. Двойного напора дверь не выдержала. Внизу что-то треснуло, и она сдвинулась еще на пару десятков сантиметров. Этого было достаточно.

Проникнув в новое помещение, оба затаив дыхание, стали озираться по сторонам. Обоих волновал один вопрос: «есть ли окно…».

– Наконец-то! – прошептал он и тут же ощутил, как устал.

Тусклый, запыленный светлый прямоугольник находился под потолком. Окно. Вернее, окошко.

– Даже не определишь точно, можно ли через него пролезть, – указывая вверх, засомневался Брыкин. – Да к нему еще и подобраться надо…

Они стали осматриваться. В комнатушке было много старой рухляди. Проржавевшие железные кровати, дырявые ведра, тряпки, которые, судя по уцелевшим пуговицам, когда-то были чьими-то халатами, гантели, перевязанные веревками пожелтевшие папки и еще какой-то хлам.

– Это даже хорошо, что здесь так всего много, – по-хозяйски потирая руки, сказал господин Брыкин. Ухватившись за высокую грядушку, он стал двигать к окну железный остов кровати. Деревянный пол глушил звук. Но прибитым тишиной людям казалось, что они издают неимоверный грохот. Оба невольно замерли и прислушались.

– Если не принимать в расчет нашей кроватной какофонии, все тихо, – усмехнулся он. Люсьена кивнула. Она тоже присоединилась к Брыкину и сейчас перетаскивала к кровати большое корыто, некогда голубого цвета.

– А вот и лестница в небо, – кивнул господин Брыкин, принимая корыто и водружая его на кровать. – Теперь осталось разобраться с окошком. Он взял гантелю, обмотал руку с ней подвернувшейся тряпкой, взгромоздился на корыто и, прикрыв голову еще какой-то ветошью, ударил по окну. Двойной стеклопакет все же оказался слабее гантели. Осколки полетели в разные стороны.

– Полегче, чем с дверью, – улыбнулся он, отбрасывая ветошь с кусками стекла в сторону и аккуратно кладя на пол гантелю. Снова влез на корыто. Выпрямился. И тут же улыбка сошла с его лица, потому что Брыкин выглянул из окна.

Он увидел, что выходит окно в нишу, как это бывает у полуподвальных помещений. Сверху нишу, – чтобы никто не свалился, – предусмотрительно закрыли решеткой. От нее до окна, из которого сейчас, стоя на корыте, высовывался Брыкин – около двух метров.

Сталкиваясь далеко не первый раз с обстоятельствами, складывающимися не в его пользу, Брыкин не понимал, откуда черпает уверенность и спокойствие. Но и сейчас не запаниковал.

– Здесь еще ниша есть, а сверху – решетка, надо проверить, можно ли ее снять, – крикнул он Люсьене.

Брыкин так и сделал. Вылез из окна. Оказался в нише. Подвинулся в угол и, цепляясь ногами и руками за выступы в неровной кирпичной кладке, долез до решетки. Осмотрел ее очень внимательно. Вздохнул с облегчением – решетку не приварили, не повесили на нее замок, просто положили сверху. Долго держаться за незначительные выступы в стенах Брыкин не мог. Все же он попытался головой приподнять решетку. Не получилось.

– Да, голова никогда не была моим сильным местом, – ухмыльнулся он. – Нужна еще одна точка опоры.

Господин Брыкин спустился к Люсьене и рассказал ей о возникшей проблеме.

– Мне нужно пролезть к решетке, а потом как-то закрепиться в нише, обо что-то опереться.

Он снова осмотрелся по сторонам. Глаза его остановились на валявшейся в углу швабре.

– А вот и наша палочка-выручалочка! Люсьена, подай-ка мне, пожалуйста, эту точку опоры и, возможно, я переверну для тебя весь мир.

Господин Брыкин вытащил поданную Люсьеной швабру через окно, в нишу. Поставил ее между стен. Снова стал карабкаться вверх. Возле самой решетки вжался в угол и уперся ногой на древко швабры. Одной рукой он придерживался за выступ, который образовывала подвальная ниша, другой пытался приподнять решетку. Это у него с легкостью получилось. Он предполагал, что будет гораздо труднее. Поэтому и толкать решетку принялся со всей силы. В результате его мощного рывка хватило на то, чтобы даже откинуть ее. Образовалась большая дыра – выход. Их настойчивость снова перетянула удачу на себя.

Высунувшись наполовину, Брыкин ловко подтянулся на руках – и скрылся из поля зрения Люсьены. На какое-то время она в нем засомневалась. «Вот ты и одна», – отчеканил разум. Но звать его она не стала. Попыталась сама выбраться. А потом услышала его голос. Подняла голову: – «да, вот он, дорогой, никуда не делся». Откуда-то появились силы. Он протянул ей руку.

Рука об руку. Вверх. Снова вместе. И – в относительной безопасности.

– Нужно скорее уходить. Теперь уже с территории поликлиники, – сказал Брыкин своей спутнице. – К счастью, забора с колючей проволокой нет.

Ушли они беспрепятственно.

13.

– Боюсь показаться параноиком, но домой, ни тебе, ни мне идти нельзя, – сказал господин Брыкин.

– Замечательно, – кивнула Люсьена. – Мы не знаем, куда идти, зато знаем, куда не идти. Хотя… У меня есть кое-какие соображения… Пошли.

К удивлению Брыкина, несмотря на его только что произнесенное предостережение, направились они именно в сторону дома Люсьены. Но Брыкин шел молча, решив, что, скорее всего, они свернут где-нибудь дальше.

Множество незнакомцев окружало их. Идущие навстречу и шагающие сзади люди. И кто-то из этой толпы старался быть, как все. Обычным человеком. Но не являлся таковым.

– Мне кажется, что они, – женщина слегка кивнула в сторону людей, – смотрят на нас как-то не так.

– Как я тебя понимаю, – живо откликнулся он. – Предлагаю, чтобы не сходить с ума, немного отпустить ситуацию. Надо отдышаться. Давай зайдем.

С этими словами он кивнул на кафе, с которым они на тот момент поравнялись.

– Хотя бы в этот раз у нас должно получиться… – он пристально посмотрел на нее.

Люсьена вздрогнула. Теперь она уже не сомневалась, кто перед ней. Но его перемена рождала противоречивые чувства. И непонятно, чего больше в них было: испуга или притяжения.

– Да, надо зайти. Да и убегать пока что вроде бы не от кого, – согласилась она, но сделала вид, что не поняла намека.

Через пару минут они уже сидели в прохладном, уютном помещении кафе. Людей в нем почти не было, что их полностью устраивало.

– Может, по мороженому, – и увидев утвердительный кивок, тоном, не терпящим возражений, быстро добавил, – так, по мороженому и по бокалу вина. За нашу победу.

– Сейчас, я только руки помою, – согласилась она еще раз, улыбнувшись.

Войдя в комнату с русалкой на двери, Люсьена умылась и посмотрела в зеркало. Она уже давно поссорилась с этим предметом обихода. Стекло огорчало ее, бессовестно показывая правду. Поэтому она, по возможности, его игнорировала. Старалась смотреться на себя мельком, не приглядываясь. Сейчас зеркало мстило ей за это.

Отражение. Обычная женщина. Со всеми признаками не-молодости. Да еще и уставшая от фантастического стечения обстоятельств. И все же. Это странное выражение лучистых глаз. Довольное. Радостное. Нерациональной стороной восприятия ей нравилось все происходящее. Привлекал ее и неизвестно откуда взявшийся помолодевший не на один десяток лет господин Брыкин. Когда они пару минут назад шли по улице, она несколько раз ловила себя на том, что попросту любуется им. Он был для нее чем-то новым. Она сама для себя была чем-то новым. Ее чувства тоже обновились. К ним прибавились любопытство, интерес, загадочность, нереальность.

«Ах, да!» – вдруг вспомнила еще об одном очень важном деле Люсьена. Открыла сумочку, которая все это время висела, перекинутая через плечо, вытащила пластиковую коробочку. Внутри нее, на кусочке бинта – черная точка с расходящимися в стороны лучиками. Сжимая баночку в руке, она отправилась в кабинку.

Изнанку кофты Люсьена, чтобы укоротить вырез, обычно пристегивала булавкой. Сейчас она вытащила этот незаметный предмет гардероба и быстрым сильным ударом ткнула острием себе в палец. Зажмурилась от пронзившей боли. Надавила. Красная капля росла. «Хватит, наверное…» – подумала женщина и поднесла палец к баночке. Аккуратно стряхнула каплю внутрь. Черное оказалось внутри красного. Люсьена смотрела на крохотное животное в коробочке с нежностью. Потом быстро убрала баночку и вышла из кабинки.

«Зачем я это сделала? И откуда у меня такое трепетное чувство к существу из животного мира, которое обычно не вызывает симпатии?» Снова задавшись этим вопросом, она снова от него отмахнулась. «Некогда сейчас размышлять» – и направилась к выходу.

 

В коридоре она заметила уборщицу. Женщине вдруг очень захотелось поздороваться с коллегой по работе. Но она удержалась. Что-то в облике той настораживало. Люсьена присмотрелась: «что же не так?..» Безупречно чистое пластмассовое ведро зеленого цвета, алая тряпка в нем. «Таких в магазинах я что-то не видела», – анализировала Люсьена. Женщина была одета в светлое платье. «Уборка в платье – несочетаемое сочетание, не нагнешься, тряпку не выжмешь. Уборка в светлом платье – несочетаемое сочетание вдвойне», – размышляла Люсьена. «Да что же я самое главное проглядела! Ее формы!». Теперь она уже другими глазами взглянула на эту невысокого роста пышнотелую особу.

Все эти несоответствия и последовавшие за ними выводы пронеслись в голове с поразительной скоростью. Поэтому когда Люсьена поравнялась с мнимой уборщицей, то постаралась пройти мимо нее на максимальном расстоянии. Не поворачивая головы, боковым зрением Люсьена следила за движениями той. В какой-то момент она уловила, что «уборщица» начинает медленно поднимать свою швабру. «Зачем так высоко?..» Сама не ожидая от себя такой прыти, Люсьена сделала большой скачок вперед. И тут же услышала удар. Швабра стукнулась об пол в двух шагах от Люсьены. Женщина вбежала в зал, где ее ждал Брыкин. Не приближаясь к столику, она пальцем указала ему на выход.

Они оба выскочили из кафе, оставляя в веселом недоумении персонал: «деньги, видать забыли» – строили предположения те. А их новая работница, кубообразная уборщица, тем временем, перешагнула через швабру, достала телефон из кармана и засеменила к выходу.

14.

После прохлады кафе улица обдала жаром. Горячий ветер впивался в кожу. Но на погоду никто из беглецов не обращал внимания. Снова главным стало одно желание – уйти от погони. Преследователь может одеть какую угодно личину. Но они уже знают, что подальше надо держаться от людей с определенными формами.

Город вдруг стал другим для них. Враждебным. Люди вокруг подозрительными. Обоим хотелось отыскать надежное место. Убежище. Чтобы спрятаться там хотя бы на какое-то время. Но где его искать?

– Что за дела: ни выпить, ни поговорить, – развел Брыкин руками, когда почувствовал, что опасность миновала и можно сбавить темп. Он в очередной раз старался подбодрить свою спутницу. Но посмотрев на Люсьену внимательнее, вдруг осознал, что она в этом не нуждается.

Брыкин увидел спокойную в своей силе женщину. Мудрую как вселенная. Мужчина подчинился ее воле, потому что интуитивно чувствовал, что ею движет нечто нерациональное. «Не надо пытаться объяснить ее действия. Надо просто идти за ней», – решил он.

Но в какой-то момент Брыкин, понимая, что они подходят все ближе и ближе к дому Люсьены, не выдержал:

– При любом раскладе это не самая хорошая идея! Ведь к тебе нельзя! Даже на минутку! Где, где, а там нас будут искать в первую очередь. Или – уже ждать, – решив, что она по какой-то причине хочет зайти домой, сказал он, удерживая спутницу за руку. – Ты забыла?

– Да с чего мне забывать-то. Из ума еще, вроде, не выжила, – ответила та. – Ты ведь уже пошел со мной. Так что вдруг засомневался? – она смотрела с некоторым вызовом, хотя сама же в этот момент невольно любовалась его несколько растерянным и смущенным видом. Он снова заговорил было про опасность, про большую вероятность засады. Но она прервала его:

– А кто сказал, что мы идем ко мне? – и, предупредив вопрос, пояснила, – самая пора отправиться в гости. Мы навестим мою соседку. И кое о чем ее спросим. Вдруг чего узнаем.

Господин Брыкин вспомнил Лемиговну. И как она выглядит.

– Она что, тоже?..

– Думаю, да. – Люсьену саму немного пугал подобный вывод. Ведь столько лет она жила с ней бок о бок. «Интересно, кто она на самом деле…» Люсьена попыталась представить Лимиговну с бугорками на лице и щелью вместо рта. Ее передернуло.

Но, все же, они к ней отправились.

Неподалеку от улицы, где жила Лимиговна, возле магазина развернулась торговля. Человек десять женщин. Не особо молодые. Маленькие и коренастые. Сидя на низеньких стульчиках, они нависали над товаром и прощупывали идущих мимо своими глазками.

– Берем грибочки соленые, на закуску – объедение, потом еще не раз придешь, меня искать будешь, – проговаривала заученную строчку одна из них.

– Клубничку не забываем. Чудо-ягода. Вкусная, просто объедение, – вторила ей другая.

Люсьена и господин Брыкин, бросая на них взгляды, старались не показать друг другу охватившего их панического страха. Вроде бы, ничего особенного. Обычные торговки. Вот только не сезон сейчас был клубники. Конечно, может быть, та женщина просто перекупщица – купила ягоду в магазине, возле которого сидит и перепродает сейчас втридорога. Но это – в лучшем случае.

На счастливое стечение обстоятельств оба уже не рассчитывали. Чуть ли не бегом пронеслись они между рядами. Вроде бы все в порядке. Никто из торговок ничего подозрительного не делал. Даже та, которая предлагала клубнику. Распознав в странной парочке непокупателей, бизнесменши вяло провожали их взглядами: и эти прошли, не поменяв свои деньги на их товар.

Люсьену и господина Брыкина пока никто не трогал. Лишь нехорошие взгляды то ли мерещились, то ли действительно сопровождали их в разных местах. Кололи неизвестностью. Действовали на нервы. Наконец, показался знакомый дом.

– Давай сюда, – отодвинула Люсьена доску забора. Оба, один за другим, протиснулись в лаз. Женщина бросила взгляд на свой сад. С чужой территории и сам сад показался ей чужим. Каким-то неухоженным, заброшенным и поникшим.

Люсьена прислушались. Шум деревьев заглушал все звуки. «Вы-то на чьей стороне?», – подумала, глядя на качающиеся верхушки яблонь. Опустила голову и тут же увидела неизвестно откуда выскочившую крысу. Люсьена диву далась самой себе. Раньше эти животные вызывали у нее отвращение, чувство мерзости. Она должна была сейчас вскрикнуть и постараться взобраться куда-нибудь повыше. Вместо этого ее охватили прямо противоположные эмоции. Испуга – ни капельки. Напротив, захотелось взять крысу на руки, погладить, обменяться теплом. Она вспомнила о клеще. Провела параллели – и успокоилась. Уяснила все для себя. Вернулась в реальность.

Лемиговна. Она всегда казалась Люсьене не такой, как все. Ее поведение, манера общаться, какие-то жизненные выводы представлялись немножко наивными и чудаковатыми. Но все странности соседки женщина списывала на азиатские корни. Видимо, они тут были совсем не при чем…

У Лимиговны даже дом был необычный. На улицу выходила глухая, без окон, стена, расписанная красными фазанами. А окна «смотрели» как раз на дом Люсьены. «Чтобы легче было за мной следить» – вдруг подумалось ей. «Но что я, особенная какая?». Об этом Люсьена решила спросить у самой Лимиговны, если соседка «действительно окажется не той, за кого себя так долго выдавала».

Из открытого окна доносился звук мерного постукивания ножа о разделочную доску. «Лимиговна явно сейчас находится в доме. Еду готовит… Интересно, а что они предпочитают? Какие блюда? Едят ли мясо?.. и чье…» – промелькнуло в голове.

Люсьена и господин Брыкин собирались просто войти и застать соседку врасплох.

– Каленым железом пытать не будем, но связать, для более душевного разговора, думаю, все же, надо, – шепнул Брыкин. Он указал на веревку для просушки белья, которая, висела на ветке дерева возле них: – Как по заказу.

Двое непрошенных гостей постарались быстро проникнуть в дом. Интуитивно пригнулись, хотя уменьшение роста на пару сантиметров не давало им никаких преимуществ. Увидели распахнутую настежь дверь – видимо, оставленную так для проветривания, так как было очень жарко.

Они вошли в дом. Половицы сразу отреагировали на вторжение, издав протяжный гнусавый звук. Предупредили. Двое застыли у входа. Обменялись взглядами: передышка перед броском. Надо дотянуть до удобного момента.

Лимиговны пока им видно не было. Действовать предстояло наугад. Господин Брыкин сделал несколько быстрых коротких выдохов. Вышел в кухню. И – в упор уставился на Лимиговну.

Люсьена, не успев повернуть за Брыкиным, стоя в небольшом коридорчике, услышала звон разбитой посуды и последовавшую за ним возню. Бросившись за ним следом, увидела, как Брыкин уже связывает испуганной соседке руки.

– Вы уж нас простите, – старался как-то сгладить неловкость ситуации он. – Но нам так будет спокойнее.

Лимиговна вопросительно и с укором посмотрела на Люсьену. Но та спокойно подошла к ней. Схватила за волосы.

– Ой, да что же вы делаете-то, с ума сошли, что ли, – заголосила та. – А-а, больно!!

– Не притворяйся. Ни к чему. Мы знаем, что ты не человек. По крайней мере, это, – она вновь подергала за волосы, – точно не твое. Люсьена в упор смотрела на Лимиговну. Пыталась уловить хоть малейшую реакцию. Но некогда знакомое лицо превратилось в маску с изображением обиды и испуга. Что однако не сбило Люсьену с боевого настроя. Она не верила в беспричастность соседки.

– Не хочешь ничего говорить? Ну, тогда нам поможет моя дорогая малявочка, – с этими словами она раскрыла сумочку и достала оттуда баночку с клещом.

– Наводнение! – вдруг громко крикнула Лимиговна.

– Ты перепутала. Надо кричать не «наводнение», а «пожар». К тому же, ты находишься в доме – вряд ли тебя кто-нибудь услышит. Разве что он, – и она показала на вошедшего в этот момент кота. Рыжий появился в проеме двери и уставился своими огромными зелеными кругляшами на гостей. Спокойный и невозмутимый. На своей волне. Уяснив, что кормить его здесь не собираются, он нашел общество двуногих скучным. Засим с достоинством удалился, неспешно ступая лапами и неся хвост как победное знамя.

Тем временем Люсьена медленно откручивала крышку баночки. Открутила. Отложила в сторону. Баночку с клещом поднесла к самым глазам Лимиговны. На этот раз соседка не сумела сохранить хладнокровия. Ужас выдал ее, облив лицо холодным потом. Увидав, что Люсьена стала наклонять баночку, и черная точка стремительно приближается в ее сторону, Лимиговна не выдержала:

– Да, ты права, мы не такие, как вы, – сбивчиво заговорила пленница. – Но это лишь на первый взгляд. На самом деле мы – такие же люди, только выглядим иначе из-за череды опытов. Их проводили на острове. Причем, делали это обычные люди, таких, каких вы привыкли всюду видеть. Они ставили перед собой цель – вывести новый вид человека. Хотели создать существо действительно разумное, а не то, чем сейчас в большинстве являются люди. Да, идея не нова. И все же.

Ученые посчитали, что внешность мешает развитию. Из-за нее всех делят на красивых и некрасивых. Появляется мода на определенный тип внешности. Даже на верхушку общества пробиваются за счет губ и носа определенной формы – если повезло. Если не повезло, делают операцию – и опять же, пробиваются.

Брыкин слушал все это молча, сдвинув брови. Взгляд его упал на великолепный розарий, разбитый под окном.

– Ну а как же красота! – не удержался он от реплики, хотя не это злило и одновременно огорчало его сейчас.

– Красота – лишь фрагмент, – услышал в ответ. – Причем, весьма кратковременный. Вот вы в молодости так красивы, – Лемиговна перевела взгляд на мужчину и следом на женщину: – а к старости начинаете увядать, дряхлеть и в итоге становитесь безобразны.

– Неправда! Она прекрасна! – по-рыцарски кинулся на защиту он. Господин Брыкин старался выразиться просто и без пафоса, какая она, его Люсьена. Он даже не заметил, что некоторые слова способны ее же сильно задеть: – Ее внутренний мир, все то, что скрыто, но есть, не стареет!

– Да, именно эти цели и преследовали экспериментаторы. Было решено лишить красоты человека, чтобы сделать акцент на развитии его скрытых возможностей и духовного мира. Но как это лучше всего сделать? Пришли к выводу, что целесообразно открыть, выражаясь вашими же словами, «то, что скрыто», за счет избавления от внешности.

Стереть лицо, мешающее максимально развиться внутреннему «я». С помощью клонирования, искусственного оплодотворения, генной химии и инженерии, компьютерного чипирования и еще массы всякой премудрости, появилось мое поколение.

Из внешности у нас сохранился, разве что, рот. Но, лишенный губ, он является лишь инструментом для выполнения функции приема пищи, не более.

С таким обличаем мы развивались. Приноравливались. Научились видеть, чувствовать, слышать через нашу особенную кожу. Мы называем ее оболочкой. Ее сверхчувствительность позволяет осязать волны, которые исходят отовсюду в великом многообразии. Это даже больше, чем зрение. Мы чувствуем весь окружающий мир, все его объекты, живое и неживое. Чувствуем красоту и увядание, боль и радость, всего не передашь.

– И в какой же стране у нас разрешено ставить опыты над людьми? – язвительно произнес Брыкин.

 

– Я не знаю точного местонахождения нашего общего Дома. Мы все росли на острове. Для безопасности, его пределы оградили прочной прозрачной высокой стеной. Через нее просматривалась водная гладь, простиравшаяся повсюду. Уйти с острова было невозможно. Некуда. Да никто и не стремился. С детства нам заложили мысль: «будет плохо, если разорвется целостность оболочки острова». Внушали, что наш мир находится в безопасности, а за стеной клокочет зло. Если нарушить безупречную поверхность ограждающей стены, остров атакуют чудовища. Они придут извне. Сначала в небольшом количестве. Но их будет все больше – в зависимости от того, как будет шириться дыра.

Мы не чувствовали себя на острове пленниками. Просто жили и все. Даже мысль о страшилищах по соседству не особо пугала. Но каким-то образом стена, все же, была взломана, что долгое время держалось ото всех в секрете. Впрочем, и позже нам так и не сказали, с чьей стороны произошел прорыв. Нас атаковали или стена была кем-то взломана с нашей стороны?.. Не знаю…

На острове начали происходить странные вещи. Люди и те, кого они создали, принялись конфликтовать и даже были случаи драк. Не усмехайтесь, для нас это… сродни людоедству для вас. Но самое главное – началось сильное подтопление наших жилищ. Сначала из погребов воду начали вычерпывать ведрами. Затем она стала подступать к полуподвальным помещениям построек. Остров стал уходить под воду. К счастью, все остались живы. В какой-то момент все поняли, что нужно искать альтернативу нашему месту обитания. Но нельзя было взять и уйти в никуда.

В срочном порядке началась подготовка перехода в ваш мир. Под руководством кураторов было налажено производство масок-лиц, чтобы нельзя было отличить нас от обычных людей. К маскам, конечно, нужно приспосабливаться. Вы представить себе не можете, как сильно они натирают, как физически и морально неприятно за ними прятаться. То, чего нас сначала лишили, теперь вернули – но в столь искаженном варианте.

– И вы пошли к нам, к людям? – спросила Люсьена.

Последовал утвердительный кивок и дальнейшее повествование. Лимиговне явно хотелось выговориться. Или она, по какой-то причине тянула время…

– Первыми «в люди» уходили пользующиеся особым доверием и максимально подготовленные к условиям жизни среди людей индивиды. Их отпускали на адаптирующий этап, дня на три. По истечению трех суток они должны были вернуться и рассказать, где и как лучше адаптироваться. Активной средой внедрения стали медучреждения.

Конечно, все мы в какой-то степени были подготовлены к жизни в вашем мире. Несмотря на то, что у нас есть собственный метод общения, мы знаем язык людей. Наша система образования – та же самая программа, которая изучается здесь. Вузовские дисциплины у нас тоже преподавались, причем, в обязательном порядке, можно сказать, что мы из школы переходили в вуз без вступительных экзаменов. Нашим развитием занимались кураторы, представляющиеся как «мама» и «папа». Это были такие же, как вы, люди из врачей, ученых и некоторых надежных добровольцев. Они следили за тем, как мы учились. Как узнавали мир и общались с ним. Но главное – как мы постигали себя. В нас развивали внутренние способности. Они у каждого были свои. Кто-то лучше взаимодействовал с птицами, кто-то со зверьми, кто-то с рыбами. У меня был довольно редкий талант – я общалась с насекомыми, а также с относящимися к животным клещами.

– Так значит, клещ не случайно меня укусил! – догадалась Люсьена.

– Да, соседка, именно так, – с некоторым удовольствием ответила та.

– Вот тебе и совершенствование внутреннего мира, – кивнул в сторону пленницы Брыкин. – Можно, значит, делать все, что заблагорассудится? Так себе новый человечек-то получился.

– Вы не понимаете. Давайте будем честными. Ведь вы никому не нужны, по большому счету. Если вдруг что-то произойдет, особого шума не будет. В данном конкретном случае с вами цель оправдывала средства.

– Где-то я уже слышал эту теорию, – произнес господин Брыкин. – Но вроде как была доказана ее несостоятельность. Я – точно против подобных опытов.

– Вы так относитесь к этому, потому что конкретно вы являетесь фигурами эксперимента.

– Но мы не давали согласия на участие в нем! Конечно, нам все это не нравится! И в чем, разрешите поинтересоваться, его смысл?

– Нас никто не посвящал в цель, которую преследовали ученые. Сказали только, что все делается ради науки, прогресса и во благо жизни. Вообще-то, ученые хотели провести эксперимент тихо, мирно. Но в какой-то момент все вышло из-под контроля. А сейчас вам лучше всего обратиться в больницу, из которой вы ушли… Я могу вывести вас сразу на нужных людей.

– Нет, спасибо, мы как-нибудь сами разберемся, – сказал господин Брыкин. Помолчал и все же спросил: – А мое меняющееся состояние можно остановить?

– Не знаю. Но в больнице вы…

– Ясно, – перебил он, – не подходит вариант.

– Я вот только не понимаю, – вмешалась в разговор Люсьена. – Почему ты так испугалась мою Клещщу? – женщина не заметила, как дала маленькому животному некое подобие имени.

– Это уже не то существо, – пристально смотря на баночку в руках Люсьены, произнесла соседка. – До момента заключения договора их представителей с нашими, клещ был другим. Сейчас с ним что-то происходит – какая-то мутация. В свой адрес я чувствую волну агрессии. Но на вас, особенно на Люсьену, она не распространяется. Не могу объяснить, с чем это связано. Думаю, что таким способом проявляется икс-фактор – то есть то, что не было учтено при планировании эксперимента или возникло в процессе его реализации.

«А я могу объяснить, с чем это связано, – подумала Люсьена. Но промолчала. Ей не хотелось казаться сумасшедшей, кормящей клещей собственной кровью. Все вдруг замолчали. Каждый прислушивался к себе. Каждый пытался разобраться, что с ним происходит сейчас и что может произойти дальше.

– Я итак вам слишком много рассказала лишнего, – произнесла, наконец, Лимиговна решительно. – Но раз вы отказываетесь от помощи, лучшее, что вы можете сделать, это уйти. Я знаю одно место, которое надежно спрячет вас. Лес. Вы наверняка подумаете: «не ловушка ли это, с какой стати мне вам помогать». Решайте сами. Но при этом знайте – вам удалось меня переубедить. Не во всем, конечно. Лишь в главном. Свобода и воля зазвучали для меня. Вы стали их голосами, я уловила суть. Раньше эти понятия были для меня, что называется, пустым звуком. Да что там говорить – их вообще не было. Это как осознавать, что где-то очень далеко есть Африка. Ты в ней не был и ее не видел, но все говорят, что она есть. Вроде как веришь. Но она сама по себе, а ты сам по себе. Зато теперь, с вашей помощью, я в этой Африке побывала.

– Но мы ведь ничего особенного не говорили! – возразил господин Брыкин.

– Вы не уделяете должного внимания словам, – прозвучал ответ. – К тому же, мы способны при общении проникать в саму суть вещей.

– Но ведь мы с тобой дружили! – невпопад произнесла Люсьена. Ее вдруг охватило возмущение: «ведь получается, ее столько лет водила за нос та, которой она многое доверяла» – Или для тебя это тоже из области неизведанного?

Лимиговна ответила не сразу. Она пристально глядела на Люсьену. Каким-то необычным взглядом:

– Вот это, как раз, еще одна причина, по которой я говорю, что вам надо уходить, – произнесла она и помолчав добавила: – Я буду скучать без тебя, соседка. Я бы даже ушла с вами. Но – нельзя мне. Да и быть третьим лишним тоже не хочу.

Снова повисло молчание. На этот раз его нарушил господин Брыкин:

– Расскажи, как попасть в лес.

Лимиговна подробно описала маршрут. До леса нужно было добираться на электричке, до станции «Перепутье». Затем, через лесопосадку, обогнуть озеро, перейти еще одну полосу искусственных насаждений, после чего уже очутиться перед настоящим, «тем самым» лесом.

Рейтинг@Mail.ru