bannerbannerbanner
Эрис. Пролог

Марат Байпаков
Эрис. Пролог

– Со мной на третьем моём корабле, там, где разместились мои наёмные воины из самого Милета… – Писандр наполнился гордостью за себя самого, удачливого и богатого купца. – Пассажирками приплыли к вам, в великие Сиракузы, две флейтистки. Свободные жительницы Милета. Щедро заплатили за перевозку себя и поклажи. Не бедствовали в Милете. – Торговец замолчал, заискивающе посмотрел в глаза Мирону и продолжил осторожно: – Ах, как они чудесно поют! С ними были музыкальные инструменты, выкормили труп, вам мною подаренный. Жалостливые. Такие красивые – у-ух! Да вот беда, негде им остановиться на постой, то есть навсегда… – Торговец зачем-то хитро подмигнул друзьям. – У них есть тайное намерение обжиться в вашем великом городе. С их певческим дарованием они, конечно же, не пропадут. Деньги потекут к ним рекой.

Писандр закончил витиеватый пассаж, вновь торговой привычкой принялся тереть друг о друга ладони.

– Пустует у меня городской дом, здесь за площадью. Немалый, при двух этажах, с небольшим двориком, – неожиданно для Писандра заговорил Мирон. Согласен разместить их за разумную плату. Дам и бесплатный срок аренды для успешного начала музыкальных дел. – Мирон выказал умение вести аренду.

– Приглашу? Флейтисток? – Писандр явно искал дружбы у аристократов Сиракуз. Трое подняли правые руки. Выражения лиц у троицы крайне серьёзные. Только ли доходной арендой дома заинтересовал аристократов аркадец?

Писандр торопливо удаляется, оставляя двух рабов. Гермократ оборачивается спиной к надсмотрщикам. Троица о чем-то перешёптывается. Хозяин живого товара оборачивается, находит взглядом толмача-раба, усевшегося на плиты рынка, и надменным голосом, не терпящим возражений, командует:

– Принеси воды для моих покупок. Да побольше.

Раб с готовностью бросается исполнять приказ важного гражданина Сиракуз. Гермократ оборачивается к надсмотрщикам, прикладывает руку к бороде, хмурит лоб, словно что-то припоминая. Не дожидаясь его слов, ближний к аристократу служивый с плёткой вопрошает:

– Рассказать о торге управителю рынка? Внести отметку в список купленных рабов за вас, почтенный гражданин Гермократ?

– У тебя, милейший, божественный дар читать мысли! – От ласковых слов Гермократа улыбаются все присутствующие. Ожидание воды не затянулось – три кувшина, полные родниковой водой, услужливо, возможно из солидарности к купленным, предоставили городские уборщики. Гермократ уверенно пресёк попытку толмача-раба подать кувшины рабыням. С видом радетельного хозяина взял первый кувшин и сам обеими руками уважительно вручил сидящему «трупу». Затем два кувшина проследовали к стоящей нагой скифянке.

– Как думаете, друзья, я смогу поставить на ноги умирающую? Заключим пари? – Гермократ, предлагая пари, заботливо придерживает простецкий кувшин, помогая пить «трупу».

– Дева красивая. Стоит похлопотать. Может, и какие скрытые дарования всплывут. Пари принимаем. На два кувшина моего вина? Или поднять пари? – за себя и за Граника заговорил силач.

– Два кувшина достаточно. А с меня… – Гермократ привстал, предоставив заботу о кувшине умирающей деве. Но впал в раздумья при виде приближающихся флейтисток. Их оказалось почему-то три, никак не две, как обещал Писандр. Дорожные плащи с капюшонами накинуты поверх простых, тёмных оттенков серого пеплосов, чуть не в пол должностной жреческой длиной. Светило окончательно вступает в права дня. Факелы уже не нужны. Рабы их тушат. Три тонких девичьих тени неслышно следуют за бегущим торговцем.

– Писандр, ты же задыхаться будешь! Ой, не спеши так, друг! – Граник вновь обретает весёлость. За заботливостью в голосе звучат любопытство и интерес.

Писандр, однако, не сбавляет темпа, настырно достигает цели забега и, как предсказывал Граник, сгибается пополам и с трудом переводит дыхание. В тишине три девушки и трое аристократов внимательно изучают друг друга. Те взгляды серьёзны – верно, схожи с взглядами медведей, что случайно повстречались на опушке леса. Девам около двадцати, не больше. Флейтистки очаровательны, красивы, по твёрдым взглядам – с характером и умны.

Писандр поднимает голову и ловит долгие взгляды двух сторон. Встаёт между девами и аристократами, раскидывает в стороны руки, бодрящим тоном восклицает:

– Вы хотите сказать, их тоже три? Да? Мой сюрприз! Писандр тоже умеет шутить! Знакомьтесь, друзья! Мегиста… – Высокая черноволосая дева, в простом сером дорожном пеплосе с тремя полосками по нижнему краю, плаще с капюшоном поверх волос, вскидывает руку в приветствии. – Неэра… – Дева пониже ростом Мегисты, кареглазая, с каштановыми волосами, собранными в замысловатую причёску, поднимает руку. – Тимоклея! – Изящная, хрупкая девушка, слегка пониже ростом двух своих подруг, с серыми глазами, волосами в простой причёске, вдруг разрывает напряжённую тишину и смеётся во весь голос. Три эллинки хохочут в лица застывших, изумлённых и очарованных юной красой аристократов Сиракуз.

– Я рад, что встретился сегодня с вами. Я так рад, так рад, что вы и с арендой сошлись… – Писандр заплетается языком, уже в который раз проговаривая благодарности Гермократу. Перед рабами остались только они. Два друга с флейтистками удалились только что – показывать пустующий дом Мирона. – С солидными людьми Сиракуз так приятно иметь торговые дела!

– Послушай, Писандр… – Гермократ прерывает поток благодарностей. – Знаю, это не последние твои попутчики из Милета.

– Не только из Милета товар вожу… – успевает вставить гордый аркадец. Гермократ уважительно прикладывает руку к плечу торговца.

– Так вот, сообщай мне первому о… – Но Писандр разрывает речь аристократа.

– …о людях, достойных твоего внимания? – доверительно шепчет торговец. Гермократ согласно кивает головой, оборачивается к своим покупкам, пресекает жестом очередную попытку Писандра и услужливого толмача-раба посодействовать в доставке «трупа», наклоняется, подхватывает под руки сидящую деву, легко вскидывает её, невесомую, на крепкое плечо.

– Гермократ рачительный хозяин! – хором выказывают уважение надсмотрщики. Рабы-уборщики прикладывают правые руки к груди.

– И да осветит тебе путь Аполлон, мой Гермократ! – ласково выкрикивает вслед Писандр.

Аристократ важно покидает утреннюю агору с серьёзными покупками. К нему в сопровождение, замыкая шествие, присоединяется раб-полицейский. Служащий полиса важно помахивает в руках увесистой дубиной. Гермократ держит неблизкий путь к своей знаменитой оружейной мастерской, что в трёх кварталах от больших верфей Ортигии, у самой крепостной стены острова, со стороны малой гавани.

Глава 2. Оружейная мастерская гражданина Гермократа

Путь до нарядного синего портика восточных ворот агоры рабы и Гермократ проделывают молча. Молодой аристократ шествует с ношей, на два широких шага впереди живых покупок. Знатный гамор напустил на себя отборно-надменный и даже с оттенком ядовитой спеси самодовольный вид. Юноша хочет выказать немногим зрителям природную силу, и ему это успешно удаётся. Со стороны может показаться, что его нелёгкая живая ноша легка, как дорожный плащ. Едва покинув агору Ахрадины, хозяин и его рабы резко сворачивают на юг, на прямую улицу, что ведёт от малой гавани к плотине, соединяющей прочие районы полиса и укреплённый остров Ортигия.

Ранним утром всегда оживлённая днём широкая улица, полная чинно вышагивающих паломников, как и крепкий мост-плотина, оказываются пустыми. Гамор с сопровождением переходит по плотине к открытым крепостным воротам, обменивается мелодичным пересвистом с юным стражем из всадников7, беспечно свесившим ноги с парапета башни, и чинно входит в Ортигию. Тёмный проход с давно потухшими факелами, недосмотр неопытного стражника, ведёт через башню ворот в старый город. За башней улица имеет лёгкий, со ступенями подъём в гору.

Гермократ останавливается на короткий миг в недрах башни, незаметно утирает пот с лица, переводит дух, сопровождение гамора обгоняет хозяина. Раб-полицейский предлагает помощь, но гамор молча отказывается. Юноша с ношей на плече решительно шагает в проём внутренних ворот с твёрдым намерением вновь возглавить колонну. Едва лишь только вступив в узкую извилистую улицу каменных строений, его процессия тут же сталкивается чуть не лбами с тремя куда-то очень спешащими рабами: двумя женщинами и подростком, держащими пустые плетёные корзины. Рабы удивлённо расширяют глаза, на краткий миг застывают в изумлении и неожиданно резво обегают остановившуюся колонну, чтобы… выстроиться в плотный ряд и прикрыть собой шествие, высоко над головами поднявши корзины. Гермократ снисходительно улыбается и продолжает оставшийся путь до мастерской. Сумрак утра наконец-то наполняется светом.

Встреченные рабы сопровождают торговое шествие, без всякого на то согласия от аристократа. Босоногий подросток бежит далеко впереди, оглядывает пустые по раннему утру улицы, замыкают же растянувшееся шествие две женщины-рабыни, готовые в любой момент повторить манёвр с прикрытием. Гермократ же, совершенно не смущаясь своей голой ноши, напевает под нос весёлую рыбачью песенку.

Подросток-раб знает, похоже, не только именитого гражданина Сиракуз, но и краткий путь к его мастерской. Он устремляется в поворот на север, потом на восток, и вот узкий проход между домами расширяется, являя небольшую площадь, образованную двумя зданиями оружейных мастерских, арсенала и казармой городской стражи. Напевы рыбацкой песенки поднимаются на полтона громче. Подросток-раб вопрошающе смотрит на юношу-аристократа, тот указывает взглядом на среднее строение. Но помощи смышлёного раба не потребовалось, песенку услышали – за воротами шум. Створка отворяется, в проёме показывается мастеровой – наголо бритый мускулистый раб, выходец из страны кельтов, густо перемазанный золой, в тёртом переднике из воловьей кожи, надетом на голое, загорелое дочерна тело.

 

– Хайре, хозяин! Да даруют тебе здоровье боги! – Мастеровой устремляется на помощь, но Гермократ останавливает его левой рукой. Обратившись назад, аристократ встречается взглядом с каждым из трёх рабов и рабом-полицейским, что добровольно сопровождали в пути. Надменности знати гаморов в том благодарном взгляде нет. Плетёные корзины тут же прикладываются к животам жестом прощания, принятым среди рабов, и трое сопровождающих с рабом-полицейским покидают площадь арсенала, казарм и оружейных мастерских.

– Хайре, Косма! Боги с тобой, мой друг! Вино сготовь. Харчи какие-нибудь вчерашние от ужина остались? – провожая взглядом удаляющихся попутчиков, тихо говорит с площадью Гермократ. В голосе гамора сквозит беспокойство. Косма нарушает порядки и первым исчезает в проёме ворот, из которых только что появился с приветствием.

– Это наш дом? – неожиданно заговаривает скифянка.

– О! Да ты говоришь по-эллински? А то думал – как с тобой общаться? – Аристократ смеётся. – Почему раньше не сказала?

– Никто и не спрашивал. – Скифянка почтительно наклоняет голову.

На площадь из проёма ворот выбегают трое жилистых и крепко сбитых мастеровых-рабов. Особо не интересуясь мнением хозяина, ловко снимают с плеча «труп» и бережно вносят в проём мастерской. Кивком головы Гермократ указывает путь рабыне и юному рабу. Оставшись один на небольшой площади, знатный муж разминает затёкшее от костлявой ноши плечо и шею. Песенка, что негромко напевал, звучит теперь уже в пол певчего голоса. Голос у юноши поставлен хорошо:

Скромен мой улов сегодня:

Всего три рыбки я домой несу.

Из моря выудил бы больше,

Хватило бы еды и вам, мои соседи!

Да только ветер в игры стал играть!

Да только лень сморила-уморила,

И я заснул, и мне приснился

Весёлый-дивный рыбный сон…

– Вино и харчи готовы, почтенный! – голос Космы враз прерывает простонародную песню аристократа. К Косме оборачивается Гермократ – нет, не тот, что шёл с торговой агоры, другой – по-домашнему открытый и насмешливый.

– Ну хоть умылся! А то лезешь обниматься чумазым. – Смех взаимен. Гермократ первым входит в свою мастерскую. У порога на соломенной плетёнке лежит голый «труп». Дева смущённо прикрывает ладонями грудь и промежность.

– Как думаешь, Косма, откачаем? Пари заключил на три кувшина отборного сицилийского за её жизнь.

– Если боги подсобят – откачаем, почтенный хозяин. – Слова звучат наигранно бодро, да только вот вид у управляющего оружейной мастерской без надежды. Трое мастеровых из тех, кто встречал хозяина, подносят разбавленное вино в кувшине, лепёшку и миску с тёплым супом. Скифянка присаживается и усаживает деву с татуировками.

– Начнем с рыбной баланды? – но это не вопрос, а приказ. Миска с наваристой ухой из рук Гермократа «трупом» охотно принята, и дева в три жадных глотка опорожняет простой сосуд.

– Будет жить, – уже уверенно выносит лекарский вердикт управляющий Косма. Гермократ встаёт, с силой хлопает по плечу крепкого мужа.

– Значит, так, мой Косма, накорми, дай чем прикрыться, не обижайте их, и на закате отправляй обеих в мой городской дом. Если не сможет идти сама… – Гермократ властным взглядом обвёл троих старших мастеров. Те молча опустили головы. – Завтра или послезавтра отбуду на рынок скота в Катанию за племенными италийскими лошадьми. Перегоню купленное стадо в поместье. Дней за десять управлюсь. Рабыни из Скифии мне для разведения лошадей нужны. Заказы срочные для арсенала закончи, оплату последнюю прими. Без моих на то разрешений в долг работу от горожан не бери. Обсуди, что да как, мерку, если надо, сними, а с задатком повремени – на меня сошлись. Чтобы обид не возникло, в список очереди впиши при клиентуре.

Владелец оружейных мастерских направился в открытый внутренний дворик квадратного двухэтажного строения, где приготовлялись к новому дню младшие мастера и подмастерья. Посреди деловых разговоров Гермократ замирает, хлопает себя по лбу и властно кричит в сторону входа:

– Скифянка! Подойди!

Не стыдясь наготы, рабыня отважно предстаёт пред десятком работников мужского пола.

– С каким оружием знакома?

Прекрасно сложенная дева упирает руки в бока, тщательно рассматривает двор, заставленный готовыми разновеликими копьями, мечами, кинжалами, дротиками, десятком незавершённых секир, и молчит.

– Ты же говорила на рынке, что научишь нас управляться с колесницей и луком? – Громкий мужской хохот разрывает тишину мастерской.

– Вот с ними… – Правой рукой дева указывает на дальний, тёмный угол с пятью луками и связками стрел. – И с ними управлюсь! Не знаю их имена. – Рука указывает на короткие копья для конного боя.

– Когда отправишь рабынь ко мне, дай ей копьё, на которое она указала, и те два лука. К лукам приложи короба с четырьмя десятками стрел. – Гермократ отпускает деву. Мастеровые с восхищением провожают взглядами нагую скифянку.

– Будет чем сторожить лошадей от опасного люда. – Косма понимающе кивает. – Второй лук для «трупа»?

– Да уже вроде как не «труп». – Гермократ пристально вглядывается из-за плеча Космы в тёмный проём закрытых ворот. – Уплетает хлеб с вином.

– Метить их хозяйским клеймом будем? – Косма с лаской смотрит на тяжёлые копья для гоплитов, но говорит управляющий мастерских явно не об оружии.

– Пока нет. Хочу оценить их в труде. Сомнения в ценности товара определённо имеются. Слишком много выслушал хвалебных речей от продавца. – Гермократ поглаживает ладонью готовое копьё для конного боя. И вновь странные понимающие взгляды управляющего, старших мастеров сходятся на скептической гримасе хозяина оружейных мастерских.

Почти в полдень в ворота шумной мастерской трижды постучались. Первый раз стук почти не услышали за шумом работы, второй раз стук пропустили за перебранкой, кому открывать те самые ворота, а третий стук уже дополнился нешуточными угрозами расправиться за неуважение. Ворота мастерской с молчаливого одобрения мастеров открыла скифянка.

– О-о! – с проёма восторженно поприветствовал новую ключницу Граник, за ним проследовал в мастерскую громадина Мирон. Он же и выкрикнул в затихший внутренний дворик:

– Гермократ, хватит прятаться! Выходи! – Но Гермократ не сразу отозвался. Скифянка указала вытянутой рукой на лестницу, ведущую на второй этаж. Гордость хозяина мастерских – новое веяние в убранстве домов – крытый проход, портик, по всему периметру мастерской окружает комнаты второго этажа. Из внутреннего дворика не видны помещения, даже если настежь открыты двери. Гладкое дерево округлых перекладин заскрипело под нешуточным весом неразлучных друзей. Единственная полуоткрытая дверь второго этажа бесцеремонно распахнута, и двое друзей обнаруживают Гермократа сидящим на резном ложе, напротив него трое незнакомых мужчин в кожаных передниках мастеровых, в двух тёмных и белой театральных масках. Стены комнаты, двухкомнатной спальни управляющего Космы, расположенной на престижной северной стороне дома, свежевыкрашены – подчёркнуто богато, в сине-красно-жёлтый триколор. Не у каждого торговца из Ахрадины дома в андроне8 такие насыщенные цвета.

– Это чем вы тут занимаетесь? Играете в театр? Какая постановка? Кто тут, кто? – шутливо потянул Граник, но Гермократ взглядом попросил прикрыть широко открытую, плетённую из ивы дверь. Сосновый пол полутёмной комнаты оказался удивительно чистым. Двое аристократов заняли места по обоим бокам друга.

– Снова будем петь в ночи? – шёпотом заговорщически заговорил Мирон. Гермократ прошёлся ладонью по бородке. Театральные маски покинули незнакомцев, раскрыв лица старших мастеров и управляющего. – А нам? Нам маски тоже сделал?

– Неужели без нас решил обойтись? – Граник обиженно насупился. – Что, мало нашлось слушателей на наше песнопение?

– Как флейтистки? – не отвечая на вопросы, произнёс хозяин мастерских.

Лёгкая улыбка сменила хмурую серьёзность на лице Гермократа.

– Разместили. Скарб перевезли. Даже посудой посильно помогли. – Мирон охотно переменил тему разговора.

– Посудой посильно он не отделался. – Ироничный Граник выглянул из-за Гермократа на Мирона. – Одолжил кухарку.

– Пристроил в аренду, за умеренную плату, лишнюю кухарку. – Мирон деловито поправил друга. Трое негромко засмеялись. Под смех Гермократ получил тычок локтем в бок со стороны Граника. – Мегиста интересовалась тобой.

– Нас приглашают сегодня вечером! – неожиданно громко сообщил Мирон. – На представление!

– Ты хоть плату с них брать будешь? Может, просто паломникам или торговцам сдавать? – обеспокоенно поинтересовался Гермократ. – Хоть дом и небольшой, но гостям большего и не надо на короткий срок? Разорение ведь такие постояльцы! Ты что, себе в убыток, для дружбы с нашей филой всадников9 стараешься?

– Торг честный состоялся. Дом понравился сразу. Местоположение в достойном окружении и рядом с храмом оценили многими словами. Потом раздали щедрые хвалы за мебель. Мозаикой на полу долго восхищались. Какой замысел! Какая тонкость выкладки рисунка! Какие цвета плиток! – это слова Мегисты. Тут наш Мирон и… подобрел! Сладкая лесть девиц подействовала. Цену сам же и снизил. А начинал-то как – нахраписто, как этрусский торговец! – прикрыв рот рукой другу, за Мирона отвечает Граник. – В итоге флейтистки плату очень обычную внесли, как за средненький дом в Ахрадине, серебром, но от дарованного бесплатного месяца наотрез отказались!

– Мы честные! Мы не нуждаемся в дарах! Ты представляешь? Да-да, так и сказали, я не шучу! Надули важно щёки. Подумать только, какие гордячки! – Мирон правой рукой заботливо собрал театральные маски у мастеров и Космы. – Ахах! Обыкновенные дары приняли за подозрительные подачки.

– Пойдём, довольно о делах. Нам надо готовиться к вечернему представлению! – Мирон насильно отрывает Гермократа от насиженного места на добротном ложе Космы. Троица шумно покидает задумчивых мастеров. Уже за воротами Граник негромко спрашивает у хозяина оружейной мастерской:

– А остальной театральный реквизит где возьмём?

– Моя очередь! – решительно заявляет Мирон. – У меня и возьмём реквизит. Уж не победнее вашего буду.

Глава 3. Флейтистки

Ранний вечер того же дня. Остров Ортигия.

Аристократический квартал Сиракуз,

в квартале от храма Афины

– Отказываюсь наряжаться! – Стоя у порога собственного вместительного дома, Гермократ укладывает на груди руки крестом. – Видим непонятных пришлых дев первый день, и для чего, скажи, лучшие наряды? Да, может, они и на флейтах-то играть не умеют? Ещё какой-то непонятный коринфский говор у жительниц Милета.

– Тогда, может, и тот… штопаный коричневый плащ… завсегда приносящий счастье, возьмёшь с собой? – разочарованно спросил у жёлтой стены дома празднично одетый в лёгкие, яркие, дорогие одежды Граник.

– Не ради дев лучшие наряды! – Мирон, однако, не намеревался уступать другу. Ноздри известного в городе борца расширились, глаза прищурились, взгляд исподлобья непонятен.

– Да-а-а? Вот как? А для кого тогда, позволь спросить? – Гермократ склоняет голову, чтобы получше, снизу вверх разглядеть глаза серьёзно разозлившегося Мирона.

– Для собственного удовольствия лучшие наряды, представь себе. – Мирон выдал ответ очень злобно, сквозь зубы. Гермократ же сжал нахохлившегося друга в тисках объятий.

– Только потому, что добряк Мирон так захотел! – Обида у Мирона напускная. Уломав друга, Мирон быстро остывает. Сдержанная улыбка примирительно украшает силача. – Зайдёте? – Гермократ радушно раскрыл и вторую створку ворот. – Напою лучшим вином.

– Нет-нет! Не зайдём. Спасибо. Начнётся веселье, разговоры… К флейтам… и послезавтра не попадём. Твои хитрые силки уже не раз проходил. – Мирон принялся внимательно разглядывать безоблачное вечернее небо, одновременно кончиком правой сандалии перетаскивая пыль улицы справа налево.

 

Гермократ сдерживает данное другу обещание дважды. Появляется скоро, не заставив товарищей долго ждать, и переодевается так, как и обещал Мирону. Составленный наряд лучшего друга удивил и откровенно позабавил его ожидающих. Пред юношами предстал богатый путник из сословия всадников, что выступил в долгую дорогу. Гермократ не только уважил просьбу друга, но и упрямо отстоял заявленное мнение. Тёмно-синий роскошный хитон из египетского хлопка, воинской длины, короткий до бёдер, при двух близнецах – бронзовых фибулах10 в виде голов львов. На голове широкополая дорожная шляпа того же цвета из овечьей шерсти. Довершает наряд длинный, чуть не до щиколоток, из грубой шерсти, изрядно поношенный дорожный плащ траурного чёрного цвета, с красными вышивками узора морских волн. На рыжем ремне-портупее греет левое бедро серьёзный кинжал, размером чуть не с меч, в простых деревянных ножнах.

– Ты что, кого-то похоронил, странник Гермократ? – процедил поражённый двойственным нарядом Мирон. Но Гермократ на шутку не ответил. Раб-прислужник, крепкий юноша лет шестнадцати, по виду родом откуда-то из Этрурии, с кудрявой шевелюрой, широко распахнул ворота и вывел на улицу трёх собранных в путь разномастных породистых лошадей. На средней кремовой лошади объёмный груз, упакованный в выделанные кожи, видом схожий с сельским хозяйственным инвентарём.

– С лошадьми и к флейтисткам? Ты, брат, чудишь! – громко захлопал в ладоши Граник. – Но твой выбор не буду осуждать. Надеюсь, девушки оценят трёх холёных… лошадей.

– Ещё вино, мёд, душистые травы прихватил. – Гермократ указал на кремовую лошадь с двумя вместительными амфорами, в два локтя каждая, с обоих боков.

– На тебя невозможно держать обид! – Мирон снисходительно уложил тяжёлый локоть на плечо друга. – Но вот старый плащ – это ты всё-таки зря! Дырочки появятся вот-вот. Я бы его уже подарил… скажем, Косме.

Троица медленно зашагала к дому Мирона, сданному в аренду трём девам из Милета. За ними, чинно держа под уздцы звонко цокающих по камням мостовой лошадей, в ногу с хозяином следует удивительно надменный юный раб-прислужник, почему-то заботливо поглаживающий левой рукой дубинку, вложенную за верёвочный пояс.

Никогда ещё так Мирон не волновался, когда стучал кулаком в ворота собственного же дома. Его волнение было так очевидно, что друзья прикрывают рты ладонями, давясь от смеха. За воротами послышались шаги, ворота открылись – и… в проёме показалась «лишняя» кухарка Мирона. Разочарованию хозяина дома не было предела, как и не было предела веселью двух друзей. Гермократ сложился пополам, дорожная шляпа покинула трясущуюся голову, упав на порог. Но вот под раскаты отчаянного хохота засмущавшаяся кухарка растворила настежь ворота – Граник тут же замолчал, торопливо похлопал по спине агонизирующего в приступах смеха Гермократа. Юноша медленно выпрямился.

Прямо перед застывшими в изумлении тремя товарищами предстали три празднично одетые девы. Не опознать в благоухающих, накрашенных красавицах невыспавшихся страниц из далёкого Милета, что встречены ранним утром на невольничьем рынке. Волосы девушек уложены в сложные высокие причёски. Красный, тёмно-синий и пурпурный пеплосы создают три оттенка в пламени, что причудливо занялось в доме Мирона. Граник заботливо кончиками пальцев левой руки прикрывает рот Гермократа, который вот-вот посетят любопытные мухи. В руках девушек двойные авлосы.

И…

Авлосы без задержки приветствуют знатных гостей. Мелодия во вступлении медленно ручейком растекается через открытые ворота на простор широкой улицы, посещает восхищённых гостей, открывает ворота домов гаморов и улетает ветерком в прозрачное зимнее небо Сиракуз. Но темп песни авлосов постепенно убыстряется, словно ручеёк обращается в горную речушку. Неожиданно авлос, тот, что поёт у Мегисты, нарушает гармонию мелодии, нагло вырывается из хора. Его песня пронзительно грустна, два других авлоса поддерживают его печаль, их пение становится на тон тише.

На улице Ортигии за спинами трёх товарищей творится столпотворение: гаморы-соседи, их домашние рабы, прохожие – жители Ахрадины, паломники из дорических городов Сицилии, мужчины, женщины, дети, числом уже не менее семи десятков, молча внимают грусти трёх авлосов. Пение авлосов, достигнув некой далёкой вершины плато Эпипол, становится всё тише и тише, пока и вовсе не переходит на слабо различимый шёпот.

Грохот аплодисментов от благодарных слушателей обрушивается со всех сторон ставшей очень тесной улицы на ворота дома Мирона. Хозяин дома резко вздрагивает, словно внезапно пробуждённый среди сна, краснеет до корней волос, смущённо оглядывается вокруг, поднимает правую руку, приветствуя соседей, знакомых и родственников. Граник наполняется искренней гордостью за Мирона, машет правой рукой филе всадников города. Только Гермократ отчего-то мрачен, играет языком за щеками, что-то рассеянно рассматривает в плитах внутреннего дворика дома.

Три девушки, заслышав бурные рукоплескания, прекращают исполнение мелодии, выходят на переполненную улицу, приветствуют признательных слушателей. Паломники, что шли из храма Афины и направлялись к источнику Аретузы, просят их назвать имена, обещают призвать на праздники в сицилийские города, девушкам дотоле незнакомые: Камарина, Гибла Герейская, Акры, Гела, Селинунт, Акрагант. Мегиста среди гула восторженной толпы останавливается напротив Гермократа, внимательно разглядывает его наряд, пытается безуспешно заглянуть в глаза, обходит вокруг аристократа, рассматривая детали потускневших от носки узоров плаща. Вновь оказавшись перед лицом владельца оружейных мастерских, в полной тишине приседает, поднимает с камней порога дома дорожную шляпу, бережно стряхивает с неё соринки и… нахлобучивает шляпу на свою сложного плетения праздничную причёску. Второй вал аплодисментов обрушивается на хозяина дома, флейтисток, раскрытые ворота. Более всех довольны знатные соседи Мирона, их настороженность от неизвестных им постояльцев сменяется на благожелательность. Гаморы представляются новым соседкам по именам.

В шуме нескончаемых благодарностей, имён-знакомств, обещаний заказов и даже оглашения их точных дат Гермократ находит в себе силы поднять голову, встречается взглядом с красавицей Мегистой, делает неуверенную попытку вернуть утраченную шляпу, но девушка перехватывает руку, улыбается и уводит за собой Гермократа, напоследок грациозно поклонившись почитателям. Ворота аристократического дома медленно закрываются, поглощая трёх друзей, под завистливые взгляды пестрой толпы.

– Давай улыбайся, я тебе говорю… – Мирон шепчет на ухо Гермократу, одновременно душа согнутой левой рукой. Неожиданно Мегиста хлопает в ладоши и танцевальным движением на носке одной ноги оборачивается к гостям. Красавица словно не замечает борцовский удушающий захват Мирона, нежным голосом громко проговаривает название песни:

– Песня про дружбу! – В восхищённые глаза Граника отлетает необходимое уточнение: – Песня весёлая. Увидела вас, и слова сложились сами!

Мирон разжимает захват, высоко подняв руки, аплодирует, за ним Граник, Гермократ же вытягивает шею, откашливается и массирует пальцами горло.

Давным-давно три мальчика водили дружбу,

Давным-давно три мальчика удили рыбу вместе,

Давным-давно три мальчика гоняли колесницы на лугу,

За приз почётный – золотой венок от гордости сограждан!

Мегиста поднимает руку, и авлосы сопровождают песню. Вот только их мелодия задумчиво-грустна. Друзья переглядываются меж собой. Как же чарует певческий голос!

Если мы никогда не встретимся вновь,

Друг мой исчезнувший, знай, лучше дружбы нет ничего!

Как бы нас с тобой далеко участь горькая ни развела,

Буду помнить всегда сладость дружбы с тобой!

Давным-давно три мальчика боролись в лужах на лугу!

Давным-давно три мальчика клялись на крови в вечной дружбе.

Давным-давно три мальчика ушли на страшную войну.

И никогда домой мальчишки не вернулись!

Если мы никогда не встретимся вновь,

Друг мой исчезнувший, знай, лучше дружбы нет ничего!

Как бы нас с тобой далеко участь горькая ни развела,

Буду помнить всегда сладость дружбы с тобой!

Мегиста замолкает. Первым аплодирует оживший Гермократ, он гордо поднял голову. Серьёзный Мирон потирает лоб, по виду осмысливая услышанное, Граник смотрит печально куда-то в сторону. Песня застала его, завсегдашнего весельчака, коварно врасплох. Певица обводит взглядом гостей, начав с Граника, встречается взглядом с Мироном, который тут же начинает совершенно неистово хлопать в ладоши, и очень медленно проворачивается на носках в сторону Гермократа. Гамор при её виде демонстративно учащает звонкие хлопки. Граник и Мирон оборачиваются к другу. Два друга настороженно всматриваются в непроницаемое лицо Гермократа. Льстивые хлопки прекращаются. Авлосы замолкают.

– Торговец, что нас с вами познакомил… – Тон у Гермократа нарочито суровый.

– Писандр, – деликатно вставляет Граник.

– Писандр. – Гермократ благодарно поднимает правую руку. Мегиста не мигая смотрит в глаза говорящего. – Сказал мне напоследок, что ему «приятно иметь дела с солидными людьми». Ну так вот… – Гермократ прикладывает правую руку к груди. – Мне приятно иметь дела с понимающими, умными и… – Глаза у Мирона и Граника удивлённо расширяются. – …талантливыми людьми. Вами троими то есть. – В дополнение к сказанным словам Гермократ снимает дорожный плащ и роняет его на каменные плиты двора. Девушка тут же, танцуя и кружась, сравнивается с Гермократом. Пристально смотря ему в глаза, присаживается, поднимает одежду, медленно встаёт, встряхивает от пыли и накидывает на себя дорожный плащ. Шляпа получает дополнение.

7Всадники – сословие.
8Андрон – мужская комната для пиров.
9Фила всадников – партия землевладельцев-аристократов.
10Фибулы – застёжки на плечах.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru